Глава XI. Война началась. 1216 г
Юрий вернулся неожиданно скоро — переговоры с князем Ярославом получились недолгими. Как только Мстиславу Мстиславичу доложили о прибытии посла, он сразу понял: войны не избежать. Ответ Ярослава был ясен, ведь так мало времени Юрию могло потребоваться лишь для того, чтобы выслушать короткий и решительный отказ. Все же Мстислав Мстиславич потребовал священника к себе.
— Прости, княже, — повалился в ноги тот, едва вошел в дворцовые покои. — Не смог я князя Ярослава уговорить. Да он меня и слушать не захотел!
— Так и не захотел? — Князь впился взглядом в честное лицо Юрия. — И ты ничего не передал ему?
— Твои-то слова передал, княже. Так, как ты велел. Что он, мол, тебе сын, а ты ему отец. И что просишь его честью отпустить всех людей новгородских, а с тобою взять любовь. Больше мне и сказать ничего не дали.
— Как было это?
— Рассердился он, князь Ярослав-то. Стал прямо аки лев рычащий. Прости, княже, — кричал, что тебя и знать не желает. При мне прямо велел всех людей наших, которые у него, в железо ковать и в ямы кидать. Матушка-заступница, царица небесная! Я было — умолять его, чтоб сжалился над неповинными. А он — гнать меня в шею. Так и вытолкали. Бок мне отбили, княже, еле жив ушел.
Мстислав Мстиславич, казалось, уже не слушал Юрия, погруженный в свои мысли. Помолчав, сказал:
— Не виню тебя, отец Юрий, ни в чем. Благодарю тебя за то, что согласился поехать. Он ведь и тебя мог в цепи взять. Ну, что же, ступай.
Когда Юрий удалился, князь еще некоторое время сидел в молчании. Потом обратился к боярину своему Явольду, что присутствовал при разговоре:
— Никак война, боярин? Что скажешь?
Явольд был из новых людей, с Мстиславом Мстиславичем недавно. Пришел он из-под Пскова и сразу завоевал расположение князя, признавшись ему, что восхищен воинскими его подвигами и справедливостью. Объявил, что готов со всеми людьми и имением передаться князю и верно служить ему. Участвовал в галицком походе и показал себя отважным воином. Во всех неудачах, сопутствовавших войску в этом походе, склонен был обвинять кого угодно, только не Мстислава Мстиславича. Князь ценил Явольда за честность и умение трезво мыслить в самых отчаянных положениях.
— Думаю, княже, что будет война, — просто ответил Явольд. И улыбнулся, заранее уверенный в том, что любую войну его князь непременно выиграет.
— Ах, князь Ярослав, князь Ярослав, — грустно произнес Мстислав Мстиславич. — На кого решился руку поднять? Ну ладно. Так тому и быть. Посмотрим, на чьей стороне Бог и правда!
С этого дня подготовка к походу закипела. Князь не мог рассчитывать на победу своими силами — как бывало раньше. К немногочисленному и пока слабому новгородскому ополчению и дружине Мстиславовой следовало добавить еще силенок.
Первым делом послали в Псков, к брату Мстислава Мстиславича, князю Владимиру. Надежные союзники находились также в Смоленске. Туда тоже было послано.
Чтобы сражаться против всей суздальской земли, требовалось войско огромное. Такого — чтобы числом было равное суздальскому — Мстислав Мстиславич собрать не мог, даже с помощью союзников. А если еще учесть, что ратники Ярослава и Георгия Всеволодовичей будут сражаться на своей земле, где, как известно, биться с врагом сподручнее, то успех почти полностью зависел от воинского искусства князя Мстислава, его удачливости и храбрости. Что ж, этого ему было не занимать.
Легче было бы, если бы присоединился Даниил Романович. Да и для самого волынского князя война с таким могучим противником, как владимирцы и суздальцы, могла быть полезна. Только в больших битвах становишься настоящим полководцем, учишься управлять многотысячной ратью. Но Мстислав Мстиславич, как ни желал видеть Даниила в своих рядах, не стал посылать за ним. У Даниила своих забот хватало, ведь он оставался один против угорского короля Андрея и ляхов. На зов тестя, Мстислава Удалого, он, конечно, откликнулся бы и полки свои привел. Но, помогая тестю, мог бы потерять свою Волынь и стольный город. Нет, не стоило беспокоить Даниила Романовича.
В Новгороде было собрано еще одно вече, на котором Мстислав Мстиславич объявил о готовящемся походе. Речь его на этот раз получилась совсем короткой. Многие запомнили ее от первого до последнего слова и впоследствии повторяли без конца, словно песню, которую любо и слушать, и петь много раз.
«Братья! — сказал на вече князь. — Идем, поищем мужей своих, вашу братию! Вернем волости ваши, да не будет Новый Торг Великим Новгородом, ни Новгородом — Торжком! Где Святая София — тут и Новгород. И во многом — Бог, и в малом — Бог и правда!»
Через неделю из Пскова князь Владимир Мстиславич привел пять сотен дружины. Больше не смог. Псковские земли тоже не следовало оставлять без защиты, их то и дело тревожил орден. А еще через пару дней гонец Мстиславов, сотник Ларион, привез ответ из Смоленска: племянник князя, Владимир Рюрикович, намерения дяди своего одобрял, обещал помощь и предлагал войскам встретиться у озера Селигер — и уже оттуда, объединенными, идти в суздальскую землю. Таким образом, Мстислав Мстиславич мог рассчитывать самое малое на две тысячи человек. Но если войска окажется больше, то ненамного.
Он был слишком занят подготовкой к войне, чтобы задумываться о подавляющем превосходстве сил Георгия и Ярослава. А может быть, он нарочно не хотел думать об этом. Начни думать да прикидывать — так и вовсе откажешься от войны. Не ходят же. на медведя с одной стрелой. Другое дело — если стрел больше нет и от медведя никуда не скрыться, тогда все зависит от того, куда медведю этой своей единственной стрелой попадешь. Он хоть и большой и страшный, а ведь не из железа сделан, есть у него на теле места очень уязвимые. Значит — надо думать не о том, что зверь сильнее тебя, а о его уязвимости и о своей меткости. Да и вообще — о том, что человек должен всегда зверя одолевать! Мстислав Мстиславич отказаться от военных действий не хотел, не мог и не имел права. Иначе оставалось поставить на себе крест. Вот так князь Удалой, сказали бы люди, вот так защитник справедливости! Испугался Всеволодовичей, поджал хвост, несмотря на громкую свою славу! Тогда пришлось бы уходить из Новгорода. А куда? Вот куда — обратно в Торопец! И там уже спокойно дожидайся смерти, всеми забытый, а на Руси порядок устанавливать будут другие, получше тебя. Ничего другого и не осталось бы Мстиславу Мстиславичу, если бы он решил избежать войны со Всеволодовичами по такой смехотворной причине, как численное превосходство противника.
Больше того — не только отказаться от войны было нельзя. Проиграть ее было нельзя! Иначе — зачем тогда и жил? Зачем годами мечтал о том, чтобы долг свой выполнить перед русской землей? В гробу перевернется прах отца твоего. Поражение в грядущей войне будет поражением всей Руси! Останется на ней, на святой земле отцов и дедов, лишь одна сила — злая сила Ярослава и Георгия. Раздорами, смутой, вражескими набегами, никем не отражаемыми, прокатится горе от Волги до Буга. И Русь прекратит свое существование.
Уязвимым местом Великого княжения владимирского была, как думал Мстислав Мстиславич, устойчивая нелюбовь князя ростовского Константина к младшим братьям. Ярослав и Георгий платили Константину тем же. Несправедливо обиженный отцом, ростовский князь, по замыслу Мстислава Мстиславича, мог стать союзником. Тем более что Удалому Константин нравился, давнее знакомство их было добрым, и старший Всеволодович знал, что его притязания на великокняжеский стол князь Мстислав считает законными и справедливыми.
Следовало ростовского князя привлечь на свою сторону.
Но уверенности в том, что Константин согласится, у Мстислава Мстиславича не было. Не так все просто обстояло! Одно дело — междоусобные свары родных братьев: один другого осадил, поругались недельку-другую, покидали друг в друга стрелы без особого ущерба да и разошлись. Вскоре глядишь — уже второй первого осаждает и с тем же успехом. Не столько вотчины друг у друга отнять стараются, сколько силой да отвагой хвастаются. Росли же вместе, одной матерью вскормлены, одного отца кровь в жилах течет! А что дерутся, так это дело обычное. Даже самые любящие братья хоть раз, да оттаскают друг друга за вихры из-за какой-нибудь обиды.
И совсем другое дело — если Константин выступит против братьев с чужим войском. Тут уж шутки кончатся. Тут уж Георгий и Ярослав смело смогут его обвинять в предательстве. И тогда никакими справедливыми причина-ми це оправдаешься, прослывешь братоубийцей, одним из тех презираемых всеми злодеев, имена которых из века в век произносятся с проклятиями Так и случится, если, конечно, братья не будут побеждены.
Это у Мстислава Мстиславича выбора не было. Константин же мог выбирать: присоединяться ли к Удалому и его союзникам, мириться ли на время с Георгием и Ярославом или — еще проще и выгодней — оставаться в стороне. Посмотреть, чем дело кончится. Победит Мстислав Мстиславич — глядишь, может, тогда и предложит великий стол во Владимире, хотя бы за то, что братьям не помогал. А одолеют Ярослав с Георгием — тоже ничего страшного, по крайней мере все останется так, как и раньше.
В то, что Константин выберет невмешательство, Мстислав не верил в глубине души. Не таков он был, князь Константин Всеволодович, чтобы отсиживаться за чужими спинами, когда дело дойдет до его судьбы и чести. Но возможность его союза с братьями, хоть и малая, все-таки была. Если бы достаточным временем располагать, то князь Мстислав сам бы съездил в Ростов. Он знал — в личной беседе сможет убедить Константина в своей правоте. Но времени-то и не находилось на такую поездку. Оставалось одно — послать к Константину надежного человека. Честного и прямого, правоту Мстислава Мстиславича чувствующего как свою собственную. Долго выбирать посла не пришлось. Выбор пал на боярина Явольда, который, весьма довольный поручением, сразу же отправился с небольшим отрядом к ростовскому князю.
Мстислав Мстиславич спешил. Тем более надо было поторапливаться, что младшие Всеволодовичи вскоре должны были узнать о том, что против них затевается. Из Новгорода к ним, пользуясь всеобщей занятостью и суматохой приготовлений, сбежали несколько богатых и знатных новгородцев с семьями. Это были те, кто стоял за суздальскую власть и во время голода сумел нажиться на общем горе, по несусветным ценам продавая имевшийся только у них хлеб. Имена их в Новгороде были известны: Володислав Завидич, Гаврила Игоревич, Гюргий Олексинич, Гаврилец Милятинич. Правильно сделали, что сбежали: в походе им бы не уцелеть. На куски разорвали бы их новгородцы.
Войско к Селигеру выступило в первый день весны. Тот день после долгой пасмурной непогоды выдался как на заказ — удивительно солнечным. Всеми это было оценено как добрый знак, да иначе и считать было нельзя! Ведь шли на дело праведное. Оказавшись на привычном для себя месте — во главе войска, Мстислав Мстиславич больше не сомневался в победе На войне он всегда чувствовал себя уверенно и спокойно.
Поход, как и положено ему, изобиловал всякими случайностями и неожиданностями. Через два дня после начала солнце вдруг стало палить едва ли не по-летнему, отчего пришлось двигаться более извилистым путем, чем хотели, — обходили болота, через которые благодаря таянию снега переходить было небезопасно. Почти сразу же стал отставать обоз, да и само войско растянулось непозволительно: передний полк Мстислава Мстиславича, проходя по дороге, копытами коней превращал ее в вязкую кашу, и задним по этой каше идти было куда труднее.
Потом несколько возов с припасами — хлебом и овсом, когда двигались по льду неширокой речки, проломили своей тяжестью источившийся лед и безнадежно намокли, так что ни хлеб, ни овес никуда теперь не годились. Сушить их было некогда и негде. Это происшествие огорчило.
Мстислава Мстиславича и озаботило не меньше иной военной неудачи. Идти в чужую землю без своего припаса не хотелось. Не хватало только, чтобы кони слабели без корма! Им ведь воевать. А сейчас не лето, травки не пощиплешь. Надо было искать припасы в окрестных селах.
Хорошо еще, что случилось это, когда войско ступило в область Торопецкую. Здесь Мстислав Мстиславич чувствовал себя хозяином. Остановив на день продвижение вперед, он разослал по округам отряды в зажитие, настрого приказав брать у людей только по возможности и самих людей не трогать. Не обижать зря.
Земля тут родила хлеб неплохо, да и крестьяне не были чрезмерно обложены податями. Отряды возвращались тяжело нагруженными и довольными. Запасы корма и для людей и для коней были пополнены и даже приумножены.
Но, кроме продовольствия, зажитники принесли и дурную весть: Ржевка, Мстиславов город, была осаждена большим войском. Говорили, что слышали от крестьян — будто бы числом то войско доходило до десяти тысяч, а во главе его находился молодой князь Святослав Всеволодович, младший брат Георгия и Ярослава. Сомневаться в этом не приходилось: Святослав вместе с братьями был противником Константина. Война, стало быть, уже шла.
Ржевку надо было выручать. Туда Мстислав Мстиславич еще загодя отправил своего сотника Яруна с сотней дружины — набирать людей в войско. Ярун был опытный воин и начальник. Уговор с ним был такой: наберет людей или нет, а до Селигера дойдет своим ходом, где и присоединится к союзному войску. Жаль было Яруна. В предстоящей войне каждый храбрый ратник мог стоить десятка воинов противника, а сотник Ярун был один из храбрейших, да и в сотне нашлось бы немало бойцов ему под стать. Жаль было и Ржевку — милый уютный городок, в нем Мстислав Мстиславич часто бывал, когда выезжал на звериные ловли в тех краях.
Смущало и число Святославова войска — десять тысяч. Их всех разом представить — и то страшно. Неужели придется отклоняться от пути, поворачивать полки и двигаться на Ржевку? Святослав-то еще щенок несмышленый, но количеством может взять. Если сразу и не разобьет, то увязнуть там все равно можно надолго — как раз пока не подойдет подмога от Георгия и Ярослава. Вот и закончится поход сам собой.
И Мстислав Мстиславич, не собирая даже совета, решил ударить на Святослава малой силой. И напугать его хорошенько, и основные полки сохранить. А кроме того, разве разговоры о его воинском счастье всего лишь пустой звук? Он верил в свое счастье и надеялся, что внезапность удара удесятерит его силы, как бывало всегда. Выкликнули добровольцев — не более пяти сотен человек. И без всякого обоза, себе и коню корма на день взяли — и пошли.
Ржевка и вправду была крепко осаждена. Десять не десять, а все четыре тысячи под ней толклись. Мстислав Мстиславич с братом Владимиром подошли скрытно и для начала понаблюдали за осадой. Видно было, что вести ее Святослав не умеет, и во всем его большом войске не нашлось человека, чтобы подсказал — как надо. Слишком много было среди осаждающих бесполезного брожения, слишком беспорядочно дымились костры и стояли шатры. Заметили и самого Святослава. Он, судя по всему, собирался проехаться за зверем — сидел на пляшущем от нетерпения коне, а рядом, размахивая руками и споря, что-то доказывали ему всегда в таких случаях подворачивающиеся знатоки охоты, да двое выжлятников с трудом удерживали псов на сворках. На стены осажденного им города князь Святослав даже не глядел.
Мстислав Мстиславич и Владимир Мстиславич не стали даже делить свой отряд, как хотели раньше. Дождавшись, когда Святослав со своими напарниками отъедет подальше от стана, ударили единым строем. Успех был полный! Едва завидев наступающий на них отряд, люди князя Святослава начали решительно спасаться. Спотыкаясь и давя друг друга, рушили шатры, переворачивали возы, стараясь унести с собой хоть что-нибудь ценное. Некоторые рубились из-за коней, некоторые, словно обезумев, бежали куда глаза глядят — прямо по снежной целине к ближайшему лесу.
Мстислав Мстиславич любил такие мгновения — когда враг бежит и вся битва выигрывается одним махом. Удирающее войско, превратившееся в толпу безоружных испуганных людей, его больше не заботило. Он огляделся — нет ли возможности догнать князя Святослава? Если его взять, то и со старшими братьями легче будет договориться. Куда там! Только собаки одни и остались, даже не расцепленные еще. Визжали и лаяли возле кромки леса, не понимая и удивляясь: почему это хозяева бросили их, когда охота только начиналась. Что ж, собак взять тоже неплохо.
Разгром окончательно довершила Ярунова сотня. Сотник Ярун точно оценил обстановку и сразу вместе со своими бойцами выбежал из города. Врубились в самую гущу, не жалея никого. Их понять было можно: хоть осада и продолжалась всего несколько дней, а с пяток приступов им таки пришлось отбить. И на врагов они успели уже накопить злости.
Они успели порубить много народу, прежде чем князья Мстислав и Владимир, подъехав, сумели остановить их. Впрочем, сотня Яруна утихомирилась, когда пришло время собирать добычу — брошенное врагами имущество. Оружия, броней, припаса и прочего собрали столько, что целый день пришлось свозить это богатство в город.
Тем же вечером устроили шумный пир. На этот раз и Мстислав Мстиславич не протестовал и не запрещал: уж очень ему понравилось такое начало войны. Победа и в самом деле была одержана славная. Подумать только — прогнали противника, вдесятеро превосходящего числом! За недостатком просторных помещений в городе пиршественные столы выставили прямо на улице и гуляли до глубокой ночи, обогреваясь жаром костров, разложенных тут же. Кричали своему князю славу несчетно.
Наутро все войско потребовало от Мстислава Мстиславича не останавливаться, а продолжать развивать успех. Теперь все верили: сколько бы врагов им ни встретилось, они все равно одолеют и победят всех. С таким-то князем! Ярун, вступивший в войну раньше других, горячо предлагал идти к Зубцову, что в трех днях пути отсюда на реке Вазузе. Город этот принадлежал Ярославу Всеволодовичу — ну как же его можно было не взять? Яруна поддержали, и Мстислав Мстиславич согласился.
Выслали гонцов навстречу основному войску — предупредить о том, что пойдут брать Зубцов, и в этот же день вышли. На этот раз — как и положено, с обозом. Скоро началась уже земля суздальская, ратников от грабежей удерживать стало трудно, да и разорение Ярославовых владений на войне можно было считать делом полезным — и обоз, пока шли до Зубцова, сильно удлинился.
В городе засадного отряда почему-то не оказалось, и взяли его без боя. Здесь решили дожидаться подхода всех сил. К тому времени, как они подойдут, станет ясно, куда двигаться дальше. В Зубцове никто не мог им сказать, где находится Ярослав.
Через несколько дней подтянулись псковичи и новгородцы, а еще немного спустя прибыл Владимир Рюрикович с тысячью смолян. Он тоже, оказывается, успел повоевать: разбил два городка на Волге. Но ни Ярослава, ни Георгия нигде не встретил.
Собрали совет. Всем было ясно одно: пора горячки кончилась. Где Всеволодовичи? Что замышляют? Хмель первых легких побед следовало выбить из голов и дальше действовать со всей осторожностью. Войдя в чужую землю и увлекшись поисками врага, можно было из охотника легко превратиться в зверя, на которого идет охота. Порядили: идти и стать где-нибудь на открытом месте. И стоять, пока не станет известно, где находится Ярослав.
Уйдя из Зубцова, разложили стан на реке Холохольне. Отсюда было одинаково недалеко и до Торжка, и до Твери. Их никто не тревожил, но это и беспокоило Мстислава Мстиславича. Противник всегда кажется страшнее, когда его не видишь.
Среди войска возникло и сразу распространилось мнение, что Ярослав непременно должен находиться в Торжке. В этом был уверен и Владимир Рюрикович, рассуждавший так: а где же еще ему быть, князю Ярославу, как не в Торжке? Там ему удобнее всего ждать Мстислава Мстиславича — подальше от своих владений. Идти надо к Новому Торгу, и только туда, там пусть и произойдет решающая битва. Чего тянуть, мерзнуть посреди поля и зря расходовать припасы?
Вот эта-то уверенность Владимира Рюриковича и надоумила князя Мстислава: если враг действительно в Торжке, то союзному войску следует идти как раз от Торжка подальше — по той же причине, по какой Ярослав туда пришел. Он не хочет разорять и опустошать войной свою землю — а почему же мы будем это делать? Новый Торг ведь Новгороду принадлежит! Так пощадим свой край, ему и так много досталось от правления Ярославова.
Сотник Ярун со своей лихой сотней налегке был выслан вперед всего войска — на Тверь. Ему повезло: возле Твери он налетел на большой отряд, оставленный здесь князем Ярославом как сторожевой. В короткой битве Ярун одолел. Почти весь отряд был уничтожен, но самое главное было в том, что Яруну наконец удалось захватить в плен людей, которым было известно, где находится Ярослав Всеволодович. С такими важными пленниками Ярун не стал двигаться дальше, а повернул назад, стремясь скорее доставить их к Мстиславу Мстиславичу. Так союзные князья узнали, что Ярослав сидит в Переяславле Залесском.
Днем раньше в войско прибыл еще один дорогой гость и известие привез не менее важное, чем Ярун. Это был Явольд, вернувшийся из Ростова. Он сообщил, что Константин помнит дружбу Мстислава Мстиславича, помнит целование креста и верен ему, на братьев сердит и в этой войне их считает виноватой стороной. Готов князь Константин помочь новгородцам и псковичам и просит только о небольшой отсрочке — чтобы ввести в заблуждение Георгия и Ярослава. Оказывается, они тоже обращались к нему за помощью, но, разумеется, не как к старшему, а — словно к подданному. Даже грозили наказать Константина, если он откажется. Не имея достаточных сил, чтобы противостоять братьям, он для виду согласился. Теперь для пользы дела ему следует делать вид, что он на стороне Георгия и Ярослава. Обещал им Константин повоевать область Торопецкую и Мстислава Мстиславича просит позволить ему это. Вреда большого не нанесет, а подозрительность братьев усыпит. И к союзному войску присоединится позже, перед решающей битвой.
Ничего не поделаешь — приходилось Константину верить и рассчитывать на него как на союзника. Война продолжалась. Зная, что Ярослав находится в Переяславле со всем своим войском, Мстислав Мстиславич мог без помех воевать Тверское княжество и Поволжье. Его полки за несколько дней сожгли городки Шошу, Дубну и Кснятин. Никакого сопротивления им не было.
Между тем в войско пришли люди из Нового Торга и рассказали, что Ярослав действительно сначала был там и ждал Мстислава Мстиславича. Но, прослышав, что союзные князья движутся по его землям, пришел в гневное состояние и приказал всех новгородских людей, удерживаемых в Торжке, перековать, после чего погнал их пешим ходом в Переяславль Залесский. В Переяславле и других своих городах он собирался держать пленников до конца войны. Уходя из Торжка, грозил новоторжцам, что вскоре снова будет здесь, как только вместе с братьями побьет князя Мстислава.
Судя по всему, Всеволодовичи были готовы к решающей битве. Следовало готовиться к ней и Мстиславу Мстиславичу. Он велел войску оставить в покое мелкие городки и села, не расходовать понапрасну боевой дух. И, собравшись, неторопливо двигаться в глубь суздальских владений, постоянно ожидая встречи с основным противником.
Недалеко от Переяславля, возле Городища на реке Саре, к союзному войску приехал воевода Константина Еремей с поклоном от своего князя и несколькими сотнями дружины. Туда же немного погодя прибыл и сам Константин и привел с собой еще пять сотен человек. Такое событие решено было отметить торжественно. Отслужили молебен, целовали крест. Как раз была Великая суббота — канун Пасхи. Грех было не отпраздновать, поэтому у Городища задержались на целую неделю.
А когда, закончив праздники, свернули стан и подошли к Переяславлю, князя Ярослава уже там не было. Пока праздновали, он успел уйти к брату, великому князю Георгию, во Владимир. Там собиралось ополчение со всей обширной суздальской земли. С этой необъятной силой и предстояло сражаться сравнительно небольшому войску Мстислава Мстиславича.
Он решил идти вперед без колебаний. Знал, куда надо, — к Юрьеву, туда, где когда-то встречался с войском Константина. Там было удобное место для сражения.
Подошли к Юрьеву и узнали, что Всеволодовичи уже там.
