ГЛАВА 3
Филя с Корнеем прибыли в Арземасово городище под вечер, остановили сани возле кабака.
— Сперва пропустим по чарочке, а потом уж за дело, — Филя с удовольствием потер руки.
— Боюсь, не узрели бы меня знакомые, расскажут потом батюшке, что я по кабакам хожу, — несдобровать мне!
— Чудак ты, Корней! Ведь не с батюшкой тебе жить, а с нами — разбойничками. Так что ни к чему тебе таиться, пошли!
Перешагнув через порог, Филя громко произнес:
— На море на окияне, на острове на Буяне стоит бык печеный, в заду чеснок толченый; спереди режь, а в зад макай да ешь!
В кабаке на мгновение стало тихо, потом радостно загалдели:
— Скоморох явился нам на потеху!
— Наконец-то!
— Садись, добрый молодец, к нашему столу, выпьем чарочку для веселья.
Филя с достоинством сел за середний стол, усадил рядом Корнея.
— Пропою я вам, братцы, про доброго молодца, одолевшего татар:
При курганчике, при широком раздольице
Добрый молодец спочив имел,
Спочив имел день до вечеру,
Осеннюю темную ночушку до белой зари
Наезжали на доброго молодца три охотничка,
Три охотничка — три татарина.
Один-то говорит: «Я стрелой убью»;
А другой говорит: «Я копьем сколю»;
А третий говорит: «Я живьем возьму».
Добрый молодец от сна пробуждается,
За шелков чумбур хватается,
На своего доброго коня скоро сажается.
Он и первого татарина сам стрелой убил,
А другого татарина копьем сколол,
А третьего татарина живьем повел.
— Хороша песня! — закричал худой мужик, одетый в серую холщовую рубаху. Лицо у него удлиненное, выразительное, приятное. — Эй, кабатчик, поставь ребятам от меня ведерко меду… А теперь выпьем за доброго молодца, одолевшего татар!
Корней никогда не пил вина, поэтому не решался взять в руки чарку.
— Не подводи меня, пей, — тихо уговаривал его Филя.
От крепкого меда перехватило дыхание, и почти тотчас же сделалось легко и покойно. Корней оглядел кабак и увидел его как бы в ином свете: в нем стояли три длинных стола с чисто выскобленными столешницами, а вокруг них сидели разные люди — иные хорошо одетые, иные в непотребном виде. Филя в кабаке, словно рыба в воде, — так и сыплет прибаутками, песни поет, бывальщину рассказывает.
— Поехал молодой мужик в город, а женка пошла его провожать; прошла версту и заплакала. «Не плачь, женушка, я скоро приеду». — «Да разве я о том плачу? У меня ноги озябли!»
— Эй, кабатчик! Еще ведерко меду! — закричал явившийся в Арземасово городище на ярмонку дюжий детина. — Уж больно складно врет сей человек!
А у Фили новая побасенка готова:
— Овдовел мужик, пришлось самому хлебы ставить. Вот он замесил тесто и вышел куда-то. В сумерках воротился, хотел было вздуть огонь, да услышал, что кто-то пыхтит. А это хлебы кисли. «Недавно, — думает себе, — ушел, а кто-то уж забрался в избу!» И впотьмах наступил на кочергу. Она ударила его в лоб, он закричал: «Сделай милость, не дерись, ведь я тебе ничего плохого не сделал!» А сам ну пятиться вон из избы. На беду, нога разулась, и мужик при выходе прихлопнул опорку дверью и упал. «Батюшка, отпусти! Не держи меня, право слово — ничего тебе не сделал!..»
От выпитого вина, от тепла Корней разомлел, веки у него смежились, и он заснул. Ему помнилось, что спал он с воробьиный нос, оказалось — глубокая ночь на дворе.
— Вставай, соня, пошли добывать невесту, — кричит ему в ухо Филя, теребя за плечо.
— Какую еще невесту? — не может взять в толк Корней.
— Али забыл, зачем мы явились сюда? Показывай, где твоя Любушка живет.
Тут только Корней сообразил, о чем речь. Парни вышли на улицу. Звездная ночь стыла над миром. Но вот показалась луна, звезды померкли, и стало светло, как днем. Избы, утонувшие в сугробах по самые оконца, отбросили причудливые голубые тени. Морозный воздух выветрил из головы хмель, но по-прежнему все вокруг казалось необычным, сказочным. Вот и памятная Корнею покосившаяся избенка за глухим забором. Он просунул руку в потайную щель, потянул на себя засов-дверь отворилась. Условный стук в оконце, и довольно скоро на крылечко вышла девушка в накинутом на плечи полушубке.
— Любушка, как я рад видеть тебя!
— И я тебя, Корнеюшка. Ой, кто это?
— Это мой друг Филя, мы с ним приехали за тобой.
— За мной? Да куда же вы собрались меня везти?
— Видишь ли, Любушка, мы живем в лесу, в потайной избе, там нам с тобой будет хорошо.
— Разве ты убежал из родительского дома?
— Мой отец не хочет, чтобы мы были вместе, намерен женить меня на Дашке Чурилиной, а я без тебя не могу.
Из глаз девушки полились слезы.
— Страшно мне, Корнеюшка, бежать неведомо куда. Да и тетушка, поди, не отпустит.
— У тетки своих ртов хватает.
— Чего это вы тут удумали?
Дверь избы распахнулась, на крыльцо вышла нестарая еще баба; лицо у нее морщинистое, изможденное.
— Здравствуй, тетушка Татьяна, приехали мы с Филей за Любушкой, хочу я на ней жениться да в лесу поселиться.
— Пошто так — по-воровски?
— Батюшка хочет оженить меня на Дашке Чуриливой, а я с Любушкой разлучаться не намерен.
— Не могу я отпустить Любку Бог весть куда. Хоть и бедно мы живем, да все же крыша над головой есть, а в лесу что?
— У нас там изба есть, а коли нужда будет — еще построим.
— Далеко ли та изба?
— Далеко, тетушка, верст семьдесят будет.
Татьяна с сомнением покачала головой.
— Да ты не больно-то печалься, — вмешался в разговор Филя, — снеди у нас там навалом, свадебку справим всем на диво.
Дружка идет и князя ведет;
Позади княгини посыпальная сестра;
Сыплет она, посыпает она
И житом и хмелем:
Пусть от жита житье доброе,
А от хмеля весела голова.
Гляньте за ворота — вороные ждут жениха с невестой.
— Отпусти меня, тетушка, с Корнеем.
— Коли просишь — отпущу, а гнать из избы неведомо куда — не по-христиански, брать грех на душу не желаю. Думай, девка, сама, как тебе быть. Коли надумаешь с Корнеем счастье искать, ступай, собери свои пожитки — не в одной же рубахе в семью идти.
Люба пошла в избу, но скоро вернулась с узлом в руках. Тетка благословила молодых:
— Будьте счастливы во веки веков, любите друг дружку до гробовой доски.
Филя повалился в сани, тронул коня.
— Холодновато мне будет одному, так вы там покрепче целуйтесь, чтобы и мне жарко стало!
Корней и Любаша плотно прижались друг к другу во вторых санях.
В лесной избушке Любу встретили приветливо, ребятам она сразу поглянулась — ясноглазая, стройная, приветливая. Едва ступила на порог, а уж за тряпицу взялась, чтоб чистоту наводить. Елфим озабоченно почесал затылок.
— Надо бы нам свадебку справить как положено. В пята верстах отсюда есть церковка, так я поговорю с попом, чтоб обвенчал молодых. А ты, Филя, сгоняй в ближний кабак за винцом, деньги у нас есть- не жалей. Поскольку родителей у новобрачных нет, я буду Корнею заместо отца, а ты, Филя, — невестиной матерью.
Филя жеманно скривил лицо и тонким бабьим голосом запричитал:
— Что ж, я согласна выдать доченьку замуж. Любушка, поцелуй свою матушку в щечку… Экая ты непослушная у меня, а я-то тебя поила-кормила, всю жизнь лелеяла. Вот она — черная неблагодарность… Теперь хорошо, доченька.
Все так и покатились со смеху от Филькиного кривлянья. Каждому охота принять участие в игре, придуманной Елфимом.
— А мы с Кудеяром кем будем? — спросил Олекса.
— Кудеяру быть дружкой, а тебе, Олекса, — свахой.
Вновь дружный смех. Без дела остался лишь Ичалка.
— А Ичалке кем быть?
— Ичалке же самый завидный чин достался — быть ему постельницей!
— Верно, Елфим; здорово ты удумал!
— Свадьба у нас в воскресенье будет, послезавтра- сватовство, а в субботу — как положено — каравай испечем.
— Девишник забыл, какая же свадьба без девишника!
— Ишь, чего удумал! Да где же мы в лесу девок найдем? Или ты, Филя, сам голосить да косу расплетать невесте будешь? А может, и в баню ее поведешь? До свадьбы невеста должна сготовить жениху венчальную одежду — рубаху да порты, справишься ли, Любаша?
Девушка кивнула головой, в глазах ее были слезы.
На следующий день с раннего утра Филя с Корнеем уехали за вином и всякой снедью, необходимой для свадьбы. Ичалка в клети работал топором-делал для новобрачных постель. Любушка занялась шитьем, а Елфим, Кудеяр и Олекса отправились на охоту в надежде добыть к свадьбе кабанчика, зайчатины или дичи. Вечером все собрались в добром расположении духа, шуткам-прибауткам не было конца.
Наутро — сватовство. Филя с Олексой нарядились в сарафаны, жених со своими людьми удалился из избы. Вот в дверь постучали.!
— Кто там? — тонким бабьим голосом спросил Филя.
— Явились бояре от молодого князя, — ответил вошедший первым Олекса-сваха. — Прослышали мы, будто в этом доме молодая княгиня несказанной красоты живет, и решили попытать счастья, нельзя ли купить ее для нашего сокола?
— Ишь, чего захотели! Да моя княгинюшка совсем молода и думать ей о князе по молодости лет не пристало.
— А уж князь у нас хорош! Волосы у него — словно солнечные лучи, все им дивуются; личико белее снегу, брови черные, как у соболя, очи ясные, как у сокола!
— Уж больно вы нежданно-негаданно явились, словно снег на голову. Дело-то вон какое великое, оно так быстро не делается.
Олекса между тем продолжал величать Корнея:
— А уж сокол наш — всем на диво. На шапочку его все заглядываются, приезжают бояре на нее поглазеть. Шуба же у князя — словно звездное небо, вся-то она расшита золотом, по плечам вытканы райские птицы, они поют, воспевают, эй, Корнея утешают! Князь наш умнее всех, он по городу идет-всех одаривает, а речь заведет — заслушаешься. Любит сокол наш ходить по пирам, по сговорам, по девишникам, от хороших песен сердце его радуется. Все, кто знает, — почитают его: мать родная, сестры верные, а пуще всех — красные девицы. Как завидят его на улице, так и в терем зовут высоконький, угощают медом сладеньким и в постель кладут пуховую, приговаривая:
Ты спи, душа, проспися,
Ума-разума наберися.
Быть Корнею воеводой, носить ему шубу соболью! Счастлива будет с ним молодая княгинюшка, возьмет она в белые руки черепаховый частый гребешок, чтоб чесать его золотые кудри да скатным мелким жемчугом их унизывать.
— Вижу — всем хорош ваш князь, да пошто же он жениться спешит?
— Он желает верную подругу иметь, вместе с ней детишек нажить.
— Молода моя княгинюшка, ей девичество мило — не замужество. Я пойду ее спрошать: хочет ли она вместе с князем поживать да добра наживать.
Филя постучал в дверь клети. Тотчас же явилась Люба.
— Хороша молодая княгинюшка! И статью и умом взяла. Да в кого же ты такая уродилася? — спросил Олекса.
— У батюшки росла, у сударыни матушки нежилася, — ответила, как положено, невеста.
Филе ответ был по сердцу: Люба верно подыгрывала им.
— Уж я берегла ее и лелеяла, не давала ветру дунути, не позволяла дождю капнути. В зеленом саду под яблонькой умывала ее калиною, утирала малиною, приговаривая:
Ну будь же, мое дитятко, бела,
Без белен лицо белешенько,
Без румян щечки краснешеньки!
Гляну я на свое детище — душа радуется, у нее лицо бело — белее снегу белого, щечки алые, словно зоренька, глаза ясные, брови черные.
— Принесли мы вам хлеб честной, не побрезгуйте — отведайте его.
Филя взглянул на Любашу и, получив ее согласие, стал резать каравай. Это означало, что родители невесты не прочь отдать свое детище жениху.
— Дорогая моя дочушка, желаешь ли ты с девичеством разлучиться, стать женой князя Корнея?
— Как батюшке, как маменьке, так и мне.
— Молодая княгинюшка, нравится ли тебе наш князь? — Елфим указал на Корнея.
Любаша глянула на жениха, вся зарделась и, потупившись, чуть слышно произнесла:
— Нравится.
— А тебе, молодой князь, люба наша лебедушка? — спросил Филя.
— Очень даже люба!
— Коли так, благословляю вас иконой Божьей Матери, будьте счастливы во веки веков, — Елфим передал икону молодым.
— А я благословляю вас хлебом. — Филя поднес новобрачным на вывернутой шубе крупно нарезанные ломти.
Кудеяр вручил невесте чарку, а жениху — ведерко с медом. Все по очереди стали подходить «под чарку» поздравлять молодых.
— Отведай, княгинюшка, меду, не горчит ли он?
— Горько, горько! — закричали вокруг.
Пришлось Корнею с Любой целоваться.
— Примите от родителей жениха поминок. — Елфим протянул Корнею кошелек с деньгами.
— Ну а теперь, гости дорогие, бояре честные, садитесь за стол! — Филя широким жестом показал на приготовленную заранее еду. — Отметим помолвку!
Накануне свадьбы, в субботу, принялись печь свадебный каравай. Дело это нешуточное — какая же свадьба без каравая? Кудеяр, назначенный дружкой, обратился к «родителям» новобрачных Елфиму и Филе:
— Честные мать с отцом жениха и невесты, дайте ваше родительское благословение выпекать каравай.
Караваем предстояло заняться матери молодой княгини. Филя с важным видом приступил к делу: насыпал в дежу муку, добавил теплой воды и старую закваску, прихваченную в кабаке, в котором они с Корнеем покупали вино, и, засучив рукава, тщательно стал перемешивать. Работа была ему знакомой — в Белозерске, в кабаке Пиная Тихонова, ему не раз приходилось печь хлебы. Запалив от лучины три свечи, подставил их под дежу — так положено по обычаю при изготовлении свадебного каравая.
Когда опара поднялась, Филя вывалил тесто на чистую столешницу, посыпанную мукой, замесил его, обвалял в муке и посадил на лопату, В это время Кудеяр рассыпал колоски жита по углам избы. Дежу поставили на пол, а около печи положили зажженный веник. Кудеяр схватил приготовленный заранее кнут и со свирепым видом погнался за свахой. Олекса с визгом бегал от него до тех пор, пока трижды не перешагнул через горящий веник. Когда Филя сунул лопату в печь, все запели:
Заюшка по полю рыщет,
Свашенька кочергу ищет,
Чем жар нагребать
И каравай сажать.
— А теперь, чтобы каравай задался, дружка и сваха должны выпить по чарке! — приказал Елфим.
Кудеяр с Олексой поцеловались три раза и выпили. Все сели за стол, уставленный обильной едой: были тут и жареная зайчатина, и половина молодого кабанчика, добытого Елфимом с Кудеяром, кокурки, испеченные Любашей.
А как насытились, вновь запели:
Наш дружка неученый,
Каравай недопеченный,
Зажги, дружно, свечку,
Взгляни, дружко, в печку.
Кудеяр, запалив свечу, полез в печь. Каравай был уже готов, испускал чудесный, неповторимый хлебный дух.
У Корнея на дворе
Свои кузни новые
И ковали молодые.
Вы берите молоты,
Разбивайте печеньку,
Доставайте каравай,
Доставайте яровой.
По древнему обычаю Кудеяр с Олексой колотили по печи палкой. Вынув каравай, уложили его в решето на слой овса, покрыли полотенцем и отнесли в клеть. Все встали из-за стола, чтобы проводить дружку с караваем.
А на следующий день, в воскресенье, — свадьба. Любаша, покраснев от смущения, вручила Корнею сшитые накануне штаны и рубаху. Все подивились ее мастерству: хоть и холстина была невзрачной, и нитки одноцветны, да дивный узор по вороту рубахи и поясу штанов был на загляденье. Корнею поминок пришелся по душе. Взамен он подарил Любушке красивые сапожки, купленные в селе, куда они с Филей ездили за вином.
Дружка, перевязанный через плечо полотенцем, с плетью в руках вышел на крыльцо. Тотчас же Ичалка подогнал тщательно вычищенных, запряженных в сани коней. Появился Олекса с лукошком в руках — свахе полагалось нести осыпало, в котором лежали хмель, зерно, гребешок и кусок коровьего масла. Зерном и хмелем сваха осыпала свадебный поезд. На передние сани сел Кудеяр с молодыми, а на вторые — все остальные. В тихом зимнем лесу зазвучала песня:
Не гром гремит во тереме,
Не верба в поле шатается,
Ко сырой земле преклоняется —
Милое чадо благословляется
Ко златому венцу ехати!
Миновав верст пять, приметили впереди ветхую церквушку. Филя, всю дорогу горланивший песни, замолчал. Сняв шапки, вошли внутрь храма.
В церкви никого не было, кроме невысокого невзрачного попа. Чувствовалось, что он немного побаивается явившихся в церковь «бояр» — говорил невнятно, руки его слегка подрагивали.
— Раб Божий Корней, желаешь ли ты взять в жены Любовь?
— Желаю, святой отец.
— Раба Божия Любовь, желаешь ли ты стать женой Корнея?
— Да, святой отец.
— Нарекаю вас мужем и женой. Аминь! — поп осенил новобрачных крестом.
За порогом церкви Ичалка с Олексой, по обычаю, попытались было разлучить молодых, но Корней крепко держал свою Любашу. Свадебный поезд отправился в обратный путь. Когда молодые приблизились к избе, на крыльцо вышли Филя и Елфим с иконой, хлебом и солью. Олекса осыпал князя и княгиню хмелем и зерном, а Кудеяр веником подмел перед ними дорогу.
Все-то бояре во двор въехали,
Молодые-то на крыльцо взошли,
Со крыльца-то в нову горенку!
В избе молодых усадили в передний угол и вновь запели:
Упал соловей на свое гнездечко,
Сел князь молодой на свое местечко!
А после этого молодых повели в клеть, где Ичалка построил для них постель. Тут уж обряд пришлось нарушить: свахе полагалось надеть на невесту чистую рубаху, да разве можно доверить такое дело молодому парню! Новобрачные уединились с жареным тетеревом вместо курицы, а «бояре» сели за стол пировать. Надолго запомнилась всем эта веселая, а временами грустная свадьба.
