Глава 12
Ярослав был поражён, услышав из уст Яна весть о том, что Ольга тяжела и наверняка опасно больна. Он и впрямь забыл думать о ней, отвлёкшись на княжеские заботы, охоты и пиры. Да и жена с детьми занимали много времени. Он зашёл всё же в терем к наложнице, но, если бы Ростислава видела их встречу, она бы смогла только порадоваться - больная, исхудавшая и бледная, потерявшая почти всю свою красоту, Ольга не могла больше привлекать Ярослава. Но она носила его ребёнка. О младенце следовало позаботиться - и князь окружил корелинку заботой, приставил к ней самых верных людей, а вернее Яна и его жены он не знал. Изборец получил строгий наказ - ребёнка и мать беречь пуще глаза, а ежели что случится с Ольгой, то взять младенца в свою семью: настанет срок, и отец о нём вспомнит.
Ольга не умерла, хотя и была к этому близка. Но её слабое тело всё же не сумело сберечь растущей в нём новой жизни, и младенец - белокурая девочка - родился мёртвым.
Потеряв дочку, Ольга сама с трудом отошла от края могилы. Выздоровев, она словно оцепенела, окаменела изнутри. Узнав, что ребёнок умер, Ярослав освободил от забот о наложнице Елену, и Ольга снова целые дни была одна и бесшумно бродила по полупустому терему или тихо плакала где-нибудь в уголке. Потом она исчезла тихо и незаметно, и никто, даже Ростислава не могла дознаться, куда она делась.
Во второй половине лета нежданно-негаданно пришло известие с севера - собравшись походом, из-за берегов Варяжского моря, пройдя землями корелов, в новгородские пределы вторглось войско еми-тавастов. Собравшись по всей земле, тавасты малыми отрядами просочились мимо корельских посёлков и собрались вместе в большую силу у берегов Ладожского озера, где напали на окрестности городка Ладога. Городок Олонец и село Исады, не ждавшие нападения, были разгромлены емью. Выгорело больше половины строений, а нападавшие отошли, набрав полон.
Получив это известие, Ярослав тотчас понял, что это ответ тавастов на его поход позапрошлой зимой. Оставив все дела, он собрал дружину, призвал новгородцев из числа ходивших с ним на емь первый раз, и двинулся на север. Но он не знал, что ещё раньше весть о нападении на Олонец достигла Ладожского посадника Владислава.
Посадник Владислав Одинцович имел все основания считать себя человеком, чья судьба сложилась несправедливо. С раннего детства он мечтал о боях и походах, и что из того, что родился и вырос он в небольшом городке Ладоге. По словам летописцев, именно отсюда начиналась земля Русская.
Но трудно жить в далёкие от былинных эпох времена! Лишь раз или два случилось Владиславу Одинцовичу сходить на струге в другие города, посмотреть мир и показать себя. Вернувшись из последнего похода, он, по настоянию отца, женился, завёл дом и через несколько лет стал ладожским посадником. Жизнь вошла в прочную колею, утряслась, и лишь иногда мечты молодости напоминали о себе.
И они воскресли, когда из Олонца прибежал гонец с вестью о нападении полудикой еми. Погорела часть города, несколько десятков олончан убито, взят полон и добыча.
Ладога стояла на рубеже, держала северную границу. Потому в ней всегда была дружина. Не теряя времени, Владислав кликнул воеводу, велел бить набат и сам, не дожидаясь, пока все соберутся, вышел на красное крыльцо посадничьего двора. К нему уже сбегались дружинники, начинала собираться толпа.
- Други! - крикнул Владислав, срывая с головы шапку. - Ворог пришёл на землю нашу! Пожжены наши сёла! Уведены в полон жители!.. Други, пошлём гонца в Новгород, к князю, но Новгород далеко! Встанем сами против врага! Не посрамим родимой Ладоги!
Ответом ему были разноголосые выкрики из толпы: «Идём на емь!.. Не посрамим Ладоги!» Люди кидали вверх шапки, горячились. И, не дожидаясь подхода новгородских полков, ладожская дружина и ополчение выступило из города.
Беглец из Олонца сам вызвался проводить войско до города короткой дорогой, напрямик, через леса, где в окрестностях и следовало искать емь.
Пришельцев нашли скоро - от порушенного Олонца в леса шла широкая тропа, утоптанная десятками и сотнями ног. Владислав приказал пуститься в погоню.
Враги разбрелись по летнему лесу широко - единого воеводы у них не было, воины подчинялись нескольким князьям и старейшинам, чьи сыновья были взяты в полон Ярославом. Старейшины отрядили для охраны полона большую часть воинов, пустив остальных на охоту и поиски новых селений. В ожидании, пока будут найдены новые погосты и городцы, тавасты гнали полон к упрятанным в кустах на низком берегу Нево-озера насадам. Всем хотелось найти город самого князя, но никто не знал, где его искать.
Топот копыт конницы далеко разносился в лесу. Почуяв неладное, охотники подняли тревогу. Они успели сбиться вместе, окружая полон, как на них налетела ладожская дружина, следом за которой поспевало пешее ополчение.
Всадников встретил град сулиц и дождь из стрел. Несколько лошадей и дружинников упало, но остальные налетели на тавастов, врубаясь в пешую толпу.
Сражение завязалось сразу жестокое и жаркое. Ладожан было намного меньше, чем еми, но они были лучше вооружены. Лёгкие охотничьи стрелы не пробивали кольчуг, а длинные ножи не могли тягаться с мечами и кистенями. Подоспевшее ополчение рассыпалось вокруг, добивая раненых и тех, кто просочился в гущу всадников и орудовал ножами, подрезая лошадям жилы.
Отчаянный бой продолжался весь день до вечера. Не выдержав натиска, пришельцы были вынуждены отступить, уводя с собой полон. Ладожане загнали их в чащу леса, прижав к берегу озера неподалёку от того места, где были укрыты насады. Только темнота помешала дружине довершить битву.
На поляне всю ночь горели костры, кольцом охватывая стан ладожан. В обозе стонали раненые и искалеченные, но их было несравненно меньше, чем полегло тавастов. Посадник Владислав не мог заснуть. Не находя себе места, он бродня меж костров, ожидая, что принесёт новый день. Не было сомнении, что в Новгороде всё знают. Конечно, князь уже в пути. Скоро он будет здесь, и остаётся совсем немного - дождаться его прихода. Тогда силы Новгорода довершат разгром, начатый ладожанами. Его охотники уже вызнали, что совсем рядом, чуть ли не под носом у обоих войск, у островка, укрыты насады. Емь не могла не знать об этом, но подобраться к ним незаметно не могла бы - для этого пришлось бы вырезать весь стан русских. Противник оказался в ловушке.
- Владислав Одинцович! - послышался торопливый голос. Посадник обернулся - к нему между костров бежал дружинник.
- Владислав Одинцович! - добежав, он жадно глотал ртом воздух. - Там емь пришла! Говорить хотят, должно!
- Уж не мира ли просить явились? - подумал вслух посадник. Среди ладожских ополченцев сыскали корела-толмача, и Владислав отправился к кольцу костров вместе с ним.
Закутанные в шкуры несколько старейшин-тавастов ждали, опираясь на копья. Они не выглядели униженно, как люди, пришедшие просить мира. Прищуренные глаза немолодых охотников впились взглядами в подошедшего посадника, ощупали взорами его короткую свиту и виднеющуюся под ней кольчугу.
- Спроси, чего хотят, - не тратя времени на приветствие, потребовал Владислав.
Старейшина-таваст заговорил.
- Он говорит: здесь собралась сумь и емь со всей земли, — глотая слова, начал повторять толмач, - нас много, а вас мало. У нас ваши жёны и дети.
Мы можем убить их и вас, но вы храбро бились, защищая своих, и мы хотим предложить вам - уходите. Мы отпускаем вас подобру. Если ты, предводитель, согласишься, можете уходить хоть сейчас, хоть утром - мы разойдёмся мирно и не станем вас преследовать...
- Что? - Владислав даже тряхнул толмача за локоть. - Что он такое лопочет, емь неумытая? Аль ты неверно слова его понял?
- Да всё я понял, всё, - закивал корел. - Я язык их с детства разумею! Хотят они нам мир предложить...
- Потому, что, мол, мало нас? Думают, мы толпы их испугались?.. Толмачь, что я скажу - никуда мы не уйдём и мира не возьмём. Чуть рассветёт, снова в бой пойдём! И будем биться до тех пор, пока не придёт нам из Новгорода подмога княжеская! А она уж в пути и назавтра тут будет!.. Толмачь им всё это!
Корел торопливо заговорил, размахивая руками. Владислав слушал его вполуха, поглядывая на тёмные сморщенные лица тавастов. Числом они и впрямь могут смять дружину русских, но всё равно, коль не нападут внезапно, ладожане продержатся до появления новгородцев.
Старейшины еми, выслушав толмача, захотели что-то уточнить, но Владислав отмахнулся:
- Скажи, я больше не желаю с ними разговаривать. Всё сказано, а утро решит, кто сильнее!
Повернувшись спиной к посланцам, он ушёл вглубь стана. Часовые-дружинники поспешили отогнать старейшин прочь, в ночную тьму. Оставалось дождаться утра.
Новгородское ополчение спешило на бой. Ярослав кипел от негодования. Какие-то полудикие народцы осмелились вторгнуться в пределы подвластных ему земель! Не иначе, как их натолкнули на это свей или немцы!.. Но ничего, он им ещё покажет! Вот разберётся с тавастами, а по осени соберёт большое ополчение и двинется на Ливонию. Прижмёт Ригу - рыцари станут посговорчивее и можно будет начинать делить северные земли. Емь станет платить дань Новгороду, и границы русских земель раздвинутся ещё дальше на запад.
Дружины с ополчением уже вышли к берегу озера, около которого их должны были ждать ладожские насады. Оставался последний день пути, и они у цели. Но уже ближе к вечеру первого дня, когда войско стало замедлять ход, поджидая отставший обоз и высматривая место для ночлега, дозорные приметили всадника. Погоняя коня, он спешил со стороны Ладоги.
Его остановили, привели к князю. Подбежав к коню Ярослава, гонец упал на колени и ткнулся головой в траву:
- Слово у меня к тебе, князь! От посадника ладожского Владислава Одинцовича!
- Говори! - приказал Ярослав. - Что, перевидались уже с емью?
- Перевидались, княже! - гонец выпрямился, но не поднялся с колен, продолжая говорить, запрокинув голову. - Как послали к тебе гонца, сразу к походу начали готовиться. Посадник вывел дружину, не дожидаясь тебя. Встретили емь у Нево-озера, там, где они насады свои укрыли. Был бой, и отступила безбожная емь, затаилась у островка, а Владислав Одинцович их с берега окружил. Прихлопнул, как мышей в горшке!
Ярослав на эти слова усмехнулся, подкрутил тёмный ус. Он не сомневался, что русские одолеют емь. Но дальнейший рассказ ладожанина заставил его задуматься:
- Мы, княже, хотели Их наутро добить - тут бы и ты как раз подоспел - да вороги нас обхитрили. Они как прознали, что наутро новый бой будет, полон перебили, насады свои побросали, а сами в леса утекли...
- Что? - Ярослав подался вперёд, свешиваясь с седла. - Полон наш побит?
- Не гневайся, княже, - гонец на всякий случай отполз чуть назад. - Посадник Владислав Одинцович вдогон им кинулся, крови требовать, а меня послал о том слово сказать...
- Так, - Ярослав выпрямился в седле, - значит, мы опоздали... Что ж, хорошо!..
Не глядя на посла, он развернул коня и скрылся в рядах своих дружинников.
Гонец остался стоять на коленях, глядя ему вслед. Он надеялся, что князь обратится к нему с последним словом, но Ярослав молчал.
Зато заговорили другие. Старшие дружинники и пробравшиеся полюбопытствовать ополченцы загомонили все разом, выражая гнев и возмущение. Они чувствовали необходимость дать выход своей ярости, и гнев шумящей толпы обратился на привёзшего дурную весть ладожанина. Он успел, почуяв опасность, вскочить на ноги и броситься, как заяц, прочь, но его всё же перехватили и долго били у дороги.
Вечером стан гудел, как распотрошённый медведем улей. Новгородцы не успокаивались. Собравшись вечем у своих костров, они орали и ругались так, что Ярослав поневоле слышал их голоса. Не желая упрекать князя, который собрался в путь в самый день получения известия, они всё-таки искали виноватого. Перебирали всех обозников за то, что задержали со сбором припаса, оружейников за то, что не в первый день принесли оружие, сами себя за то, что прочесали затылки в раздумье. Но виновного всё не было.
Кричали так долго и яростно, что Ярослав, лежащий без сна в своём шатре, поневоле заслушался и даже удивился, когда многоголосый гомон вдруг сменился отчаянным басистым рёвом толпы - новгородцы нашли виновного.
За месяцы и годы жизни в Новгороде Ярослав успел заметить одно - горожане были очень большие любители кого-то судить. Не важно, кого - дай им вину и человека к ней, брось, как собаке подачку, и будет забавляться, пока не надоест. Занятый поисками преступника и осуждением его, новгородский люд не опасен. Так им даже можно управлять - беда в том, что его шутки и забавы часто кончаются слишком большой кровью.
Вот и сейчас - Ярослав на миг отвлёкся от слушания походного веча, а там уже, судя по шуму, начиналась свара. Кто-то пронзительно кричал, очевидно, раненый, кого-то задавили.
Послышались торопливые шаги. Ярослав вскочил как раз вовремя, чтобы встретить сидящим на постели вошедшего Яна. Изборец поклонился князю:
- Новгородцы вече подняли! До крови б дело не дошло!
- Подыми дружину, чтоб наготове были, - приказал Ярослав, мгновенно подобравшись. - А сам ко мне - доложишь, как и что!
Ян вышел, но воротился нежданно скоро - не успел Ярослав с помощью отрока облачиться до конца. С ним ввалился невысокий плотный человек в порванной рубахе, с разбитой губой и распухшим подбитым глазом. Прихрамывая, он подковылял к Ярославу и тяжело бухнулся на колени, опираясь руками на постланный ковёр. Ян стоял над ним, у порога замерло двое дружинников.
- Княже, - изборец кивнул на мужика, - вечники на него ополчились! Убить хотели!
Мужик начал тонко всхлипывать.
- Ты кто таков? - Ярослав смутно припоминал его, но в полутьме шатра не мог признать.
- Судимир я, псковской, - мужик всхлипнул и отёр ладонью разбитую губу. - Посадник походный... С тобой, княже, на емь и корелу ходил о прошлом годе... Сейчас тоже пошёл, а они на меня... Из-за меня, мол, опоздали!.. Чего, мол, не скоро шли, чего в пути задерживались?..
- Ну, новгородцы, ну молодцы вояки, - фыркнул Ярослав возмущённо. - Когда нать, толку от них нету, а тут вона как разошлись! Самих на рать не подымешь!..
- Княже, заступник, - Судимир на четвереньках пополз к Ярославу и рванулся обнять его сапоги, - Христом-богом молю - не выдай! Дадут ведь испить Невской водицы, ироды!
Ярослав брезгливо переступил с ноги на ногу, отступая. Судимир так и остался полулежать на ковре, уткнувшись носом в пол. А снаружи уже доносился гул приближающейся толпы - она шла по следу посадника.
Перехватив тревожный взгляд Яна — изборец был готов рубить людей, буде от них приключится князю ало, - Ярослав вдруг резким рывком запахнул плащ и широким шагом вышел из шатра.
Вслед за ним торопливо выдвинулись Ян и несколько дружинников из случившихся поодаль. Стеной встав позади князя, они холодно смотрели на подходивших новгородцев. Те сперва шумели и размахивали руками, кое-кто вооружился сулицами и кистенями, словно шли обороняться от ватаги разбойников-бродников. Но по мере того, как подходили к неподвижно замершему Ярославу, окружённому всего несколькими воинами, шаги их становились всё медленнее, а голоса тише.
- Почто явились? - первым заговорил князь, не давая им приблизиться. - Почто шум и гам?
- Княже, - загомонили новгородцы, останавливаясь и сбиваясь в толпу, - княже, вина на посаднике псковском Судимире - из-за него, нерадивого, ныне и ты, и мы Запоздали - емь некрещёная всех побила и в леса ушла!.. Вели нам выдать его - уж мы его в острастку другим накажем!
- Судимир - мой человек, - махнул рукой князь. - И вы его не получите!.. Коль емь наших побила, так то вина всех, не его одного... Вот моё слово - не ждать ладожан, а идти назад. Завтра поутру и сбираться!
Не прибавив ни слова, Ярослав скрылся в шатре.
Ян остался у порога вместе с дружинниками. Новгородцы- вечники ещё некоторое время топтались у шатра, недовольно гудели, толкались, покрикивали, вызывая князя, но тот словно заснул, и они, постепенно усмирённые, сперва затихли, а потом начали расходиться.
Ян стоял, ждал, глядя на толпу. Он знал, что сейчас не время тревожить Ярослава, и не позвал бы его ни за что. Поход на емь два года назад был для князя личным делом, подвигом, которого он жаждал и о котором хотел, чтобы пели песни. Сначала всё, казалось, получилось, но это нападение ясно доказало обратное. Любой ценой стремившийся чего-то достигнуть, Ярослав уже не переживал неудачу так, как когда-то в молодости восстание и разгром Рязани и поражение при Липице. Он стал старше, спокойнее и мудрее, но его деятельный ум уже искал, к чему бы приложить силы, не растраченные в этом походе на емь.
Й Ярослав нашёл выход. Уже на пути назад стало известно о готовящемся осенью походе на Ригу. В первый же день по возвращении в Новгород князь послал в Переяславль своего доверенного боярина воеводу Михайлу Звонца собирать ратников, а сам, заручившись поддержкой новгородского веча, отправился во Псков за военной помощью.
Чадили свечи в боярской горнице - хоть снаружи и был день, но серый, затянутый тучами. Вторые сутки лил дождь. И это в самую страду, когда пора жать хлеба! Впрочем, тем, кто собрался в горнице, сейчас было не до того.
Устроившись за столом, бояре тихо беседовали, забыв полупустые ендовы и мисы с заедками.
У псковского посадника Ивана гостевал молодой Глеб Внездович из Новгорода. Прискакавший только что, боярин сперва налегал на угощение, но потом разговорился и оставил еду.
- Не сполняет ряду князь Ярослав, - говорил он. - Ему что но грамотам положено?.. Суд судить, подати сбирать? Для сего у него Переяславль свой имеется!.. Истинно говорю и отец мой то же молвит - покажет когти свои ещё князь Ярослав. Он у нас долго сидит, к нему вроде попривыкли, а ему того и надо! Сейчас он судей своих по волостям засылать стал - видишь ли, доход в казну городскую идёт малый!.. А спроси кого - почто ему доходы, на кой надобны? Иль мало ему? Подати новые плати, а не каждый смерд новую подать выдержит! Бегут людишки с вотчинок! Вон из Новгородчины бегут! А всё от кого? От Ярослава Всеволодича!
- То ли в прежние времена, - поддакнул посадник Иван. Прежние князья грамоты исполняли, права вотчинные уважали, в наши боярские дела не лезли!.. А теперь нет в них прежнего достоинства!
- Не скажи! - покачал головой Глеб Внездович. - Бывали на Новгороде и Плескове князья - любо-дорого помянуть!.. Взять хошь Михаила Всеволодича из Чернигова! Он волю новгородскую уважал, жить не мешал, ряды исполнял... Поставить бы его - как бы зажили! Он бы в походы водил, добычей по чести делился, как Мстислав Удалой при отце моём! Ходили бы на степь, на булгар, на рижан, на кого ещё... А тут год никак пропадал в землях еми, полону пригнал столько, что не весь целым довёл!.. На корелу ходил - тоже пуст вернулся. А летось, при Ладоге?.. Не, отвернулась от него удача!.. А отец мой прежние времена сам помнит, да и я ведаю - помяни моё слово: озлится князь Ярослав на что и лютовать зачнёт! Он такой!
- Собрали бы вече да и указали б ему дорогу до порога,- ворчливо предложил посадник. Деятельный нрав Ярослава был ему не по нраву - если у новгородцев были основания гордиться своим князем, то псковичи мало видели хорошего от этого князя. Он пользовался Псковом как своим городом, данным ему на прокорм. Посадник ничего не мог сделать один - тысяцкий стоял за Ярослава, половина населения тоже. Позови плесковичи князя себе - по-иному запел бы Ярослав, но кого ж сыщешь?
И тут само собой вспомнилось - есть ведь у Пскова князь. Свой, природный!
- А ежели и правда призвать? - молвил посадник. - Ударить в набат и...
- Позовёшь его, как же! - зло огрызнулся боярич. - Пол-Новгорода за него стоит!.. Ежели б народ поднять...
Беседу прервало появление посадничья сына Твердилы. Так уж заведено было в доме Ивана Иванковича - коль с посадником особый гость, скажем, из Риги или откуда ещё, то все вести докладывают не ему, а его сыну. И тот уж сам решает, донести слух до отца, или нет.
Юноша взошёл и с порога поклонился отцу и гостю. Он выглядел встревоженным.
- Чего тамо стряслось? - посадник приподнялся, опираясь ладонями о стол.
- Гонец прискакал, - выдохнул Твердила. - Князь Ярослав Новгородский подходит ко Пскову...
- Дождались! - скрипнул зубами Глеб Внездич. - Явился по наши души!..
