Рядом надежней…
Арлогия явилась во дворец чуть свет, но великий князь уже был на заутрене. Ей пришлось ждать его в сенях, куда проводил ее отрок княжеский.
— A-а, хорошо, что ты пришла, — увидев ее, искренне обрадовался Владимир. — У меня есть для тебя добрые вести. Идем ко мне в светлицу.
Шагал князь широко, и Арлогии приходилось едва ли не бежать, чтоб поспевать за ним. Войдя в свою светлицу, он не сел за стол, как обычно, а опустился на лавку, подав знак Арлогии сесть рядом.
— Ну что, княгиня, можешь порадоваться. Вчера ночью сын твой наконец-то прозрел. Просил прощения.
— Слава Богу, слава Богу, — закрестилась Арлогия и от волнения едва не заплакала. Глаза заблестели от подступивших слез.
— Я простил, конечно. Куда денешься, наш корень, рюриковский. Но в Туров его больше не пущу.
— А куда же Святополка?
— Его посажу под рукой в Вышгороде. Это рядом и надежней будет.
— Ну спасибо, Владимир. Спасибо, что зла не держишь.
— Я христианин, княгиня, и в сердце лишь Бога хочу держать, не диавола.
— Дай тебе Бог здоровья, Владимир, и долгах лет.
— Будет об этом, — отмахнулся князь. — Лучше скажи, где хочешь жить? Остаться в Турове или переехать в Вышгород к сыну?
— Конечно, к сыну, тут и речи не может быть.
— Тогда поезжай в Туров, забирай пожитки, все добро и переезжай в Вышгород. Надеюсь, чади тебе достанет, или дать кого отсюда в подмогу?
— Не надо никого. Вот коли послушника одного… Впрочем, ладно и так, ты эвон сколько добра мне створил.
— Говори, говори, что там за послушник.
— Да при храме послушник есть скопец Андреян.
— Что-то не упомню такого, — слукавил Владимир.
— Да он маленький такой, болезный.
— Ну и что он тебе?
— Когда я заболела, он за мной как отец родной ходил, травами пользовал, у ложа дневал и ночевал. С ложки меня кормил. Я бы хотела его забрать с собой.
Владимир едва подавил улыбку: «Вот хитрец горбатый».
— Ну что ж, возьми, коли он еще и лечцом проявился. А я с митрополитом договорюсь, он пошлет другого. Отцу Фоме так и скажи, что я этого… Как его?
— Андреян.
— Этого Андреяна с тобой отпускаю.
— Ой, спасибо, Владимир, большое тебе спасибо. Ты так меня уважил.
— Полно, княгиня. Экие пустяки. Лучше пойдем позавтракаем вместе.
— Пристойно ли, Владимир. Я ведь…
— Ты жена моего брата старшего и великая княгиня, сего звания у тебя никто до скончания века отнять не сможет. Идем, мать, не упирайся.
— А когда ты Святополка выпустишь?
— Вот из Вышгорода явятся бояре, позову к себе и представлю им их князя. Не боись, хорошо представлю.
— А когда они явятся?
— Может, к вечеру, а скорее завтра.
— А нельзя ли Святополка за стол позвать?
— Арлогия, ты забыла, что на моем застолье веселье царит, а не заупокойня. Твоя невестка грозилась меня сырьем съесть, а я б ее еще за свой стол сажал. А?
— Ой, прости, Владимир. Я так. Не подумала.
А великокняжеское застолье, как всегда, было многолюдное и веселое. Особенно после выпитых во здравие хмельных медов. Пришлось и Арлогии к кубку приложиться, и она вскоре опьянела, и на душе ее стало хорошо и покойно. И она смотрела на Владимира с нежностью, ловя себя на греховной мысли, что любит его до сих пор, что давно простила ему гибель мужа, с которым и прожила-то недолго: А ныне он, Владимир, так щедро одарил ее, воротив ей единственного, горячо любимого сына.
На завтраке у Владимира оказались два богатыря: Рагдай и Андрих Добрянкович. Поощряемые подвыпившими гостями, стали они силу свою выказывать. Гнули железо, раздавливали в горсти камни, ломали о колено оглобли. Все застолье гудело от восторга, глядя на богатырские затеи. Кто-то предложил Рагдаю с Андрихом силой померяться, и они уже сошлись было, но великий князь крикнул:
— Постойте! — И когда все притихли, сказал: — Не велю бороться, потому как сила у вас немерена, еще покалечите друг друга. А мне богатыри здоровые надобны. Вот в дозоре встренете поганого, с ним и потягаетесь. Не велю.
Арлогия готова была расцеловать князя за столь мудрое решение. Она своим женским чутьем тоже отрицала столь жесткую игру у застолья, как борение двух силачей.
И ей даже казалось, что ее мысль эту уловил Владимир и вмешался в игру, переходящую в неразумные поступки.
После завтрака, отпустив Арлогию, Владимир распорядился истопить баню и вызвал к себе Ермилу.
— Как баня будет готова, отведи туда заточников и больше не являйся им на глаза.
— Ослобоняешь? — спросил Ермила, не скрывая радости.
— Ослобоняю.
— Ну и слава Богу, — перекрестился истово сторож. — Что ж на детей-то сердце держать.
— Ступай, ступай.
Потом Владимир распорядился отнести в предбанник свежие сорочки, порты, платья и даже новые сапоги для князя Святополка и княгини. А пройдя на женскую половину, попросил жену Анну:
— После бани забери к себе жену Святополка. Пусть у тебя перебудет до отъезда.
— Что так-то? — спросила Анна.
— Зреть не хочу ее. Она своротила его с пути, змея подколодная.
— Святополк же не отрок, чай.
— Ну и что. Ночная-то кукушка всех перекукует. Вот и перекуковала.
К вечеру приехали из Вышгорода несколько бояр со старшиной города Путшей. Они уже знали, зачем звал их великий князь, а потому и приоделись по-праздничному: в новые порты и кафтаны изузоренные. На головах их шапки бобровые. Увидев их в своей светлице, великий князь не удержался от шутки:
— Никак, сватать явились, а у меня еще и невеста не выросла.
Гости поняли: шутит князь. Игру приняли. Путша закатил глаза, изобразив отчаянье:
— Ах, жалость-то. А мы-то, а мы-то уж на Доброгневу так надеялись.
И все разом засмеялись — и князь и гости. Просмеялись, прокашлялись.
Владимир, взглянув на огонь свечей, заговорил как бы с собой:
— Славный град Вышгород, все жители окрещенные, к вере христианской прислоняются, а вот головы своей у града доси нет. Решил я наделить город ваш князем.
Тут Владимир взглянул на гостей и перевел взор в угол светлицы, молвил почти торжественно:
— Отныне править вами станет князь Святополк Ярополчич.
Из угла, словно выйдя из стены, явился Святополк в новеньком кафтане, в сафьяновых желтых сапожках. Кудрявые длинные волосы волной ложатся на ворот, борода подстрижена кружком, и усы сливаются с нею, обрамляя тонкие губы. Не князь — картинка.
Вскочили бояре с лавки, дружно поклонились своему князю. И он в ответ поклонился им с достоинством и приязнью:
— Спаси Бог вас, господа бояре. Мне лестно принять город ваш под свою руку. И надеюсь, что буду нести ему только благо с вашей помощью и при вашем участии.
«Ты гляди, молодец какой, — приятно дивился Владимир. — И не подумаешь, что только что из поруба вытащен. Дай Бог ему и впрямь нести благо в сей град».
Владимир Святославич был собой тоже доволен — столь мудро решил дело со Святополком, приблизив его к Киеву: «Рядом надежней». Совсем не предполагая, что сим решением сеет грядущие усобицы, а главное — самым любимым детям своим горькие хлопоты.
Что мудро при тебе, ужасно по твоем уходе.