Глава 3. ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОСТОВ
Небольшой обоз владыки Кирилла двигался вниз по Шексне, все еще скованной льдом, хотя лед становился ноздреватым, рыхлым. А по середине реки кое-где образовывались полыньи. Стояла середина марта, погода была солнечная, хотя еще и прохладная.
Обоз прижимался к кромке берега, подальше от опасных, зловеще чернеющих пятен. Так беспрепятственно вышли к Волге, не встретив нигде ханских людей. По левому берегу Волги поднялись вверх, до впадения в нее Мологи. Добрались наконец до злополучного поля, где две недели тому назад произошла Ситская битва. О приближении места недавней битвы давал о себе знать смрадный запах. Ощутив его, кони тревожно заржали.
Не то чтобы многолюдно было на поле. Но десятка два-три людей, мужчины и женщины, собирали трупы русских воинов, чтобы предать их земле по православному обычаю. Распоряжался всем этим молодой рыжебородый священник. Полы его рясы были подоткнуты за ремень. Заметив приближающийся обоз, он подошел к саням ростовского владыки, спросил пытливо:
- Чьи будете, божий страннички?
- Ростовский владыка с моими людьми, - сдержанно ответил Кирилл.
- Прости, батюшка… Не признал сразу. Благослови на доброе дело, - ответил священник, прикладываясь к протянутой руке владыки.
- Ты-то кто будешь? Назвался бы, - сурово спросил Кирилл.
- Отец Агафоник я, настоятель храма апостолов Петра и Павла из ближайшего села. От храма моего родного одно пепелище осталось, как и от моего жилища.
- Сочувствую тебе, пастырь.
- Вот собрал прихожан, которые в лесу попрятались. Предадим убиенных земле и совершим заупокойную молитву по всем христианским правилам.
- Бог тебе в помощь, отец Агафоник. Святое дело творите.
- Спасибо за доброе слово, владыка.
- Хотел бы еще спросить тебя, добрый пастырь… Увезли ли останки павших в бою князей для достойного погребения?
- Ярославского Всеволода-Ивана легко отыскали по княжескому стягу, что лежал рядом с телом. Должно быть, сын покойного приехал за телом отца?
- Расскажи, пастырь, поподробнее, как отыскался князь Всеволод-Иван. Ведь Ярославль входит в мою епархию.
- Видать, проклятые бусурмане сшибли князя с коня. А вслед за ним пал и конь, придавив всей тяжестью беднягу. А сверху навалились грудой и другие убитые. Может быть, князь Всеволод на первых порах был еще жив, да раздавила его эта груда. А люди из града Владимира, боярин со свитой и два монаха, прибыли за телом князя Юрия дня два назад. Искали по всему полю, никак не могли найти.
- Почему же не могли?
- Надругались бусурмане над телом несчастного, мародерствовали. Сняли с него сапоги, доспехи, княжеское одеяние.
- Нашли и опознали все же князя Юрия?
- Опять помог княжеский стяг. Нашли его брошенным возле горы трупов. Значит, решили и покойный князь здесь. Опознали его по маленькой примете: на левой руке у князя не хватало указательного пальца. В детстве играл с ручным медвежонком и по неосторожности лишился пальца. Откусил его медвежонок.
- Ты не слышал, отец Агафоник, что случилось с главным собором во Владимире? До меня доходили смутные слухи…
- Беда случилась великая с Успенским собором. Ох, какая беда, - горестно кивнул священник. - Рассказал мне об этом владимирский боярин, что приезжал за телом князя Юрия. В соборе укрылись многие жители города, именитые люди, княжеская семья и владыка Митрофан с духовенством. Батыевы люди подожгли собор и ворвались внутрь, когда собор был в огне. Многие люди, укрывавшиеся в его стенах, задохнулись от дыма. Других бусурмане порубили мечами. Погиб и владыка Митрофан.
- Царство ему небесное, - скорбно произнес Кирилл и перекрестился.
- - Надеялся владыка, что недруги не тронут храма, уважат право убежища, да горько ошибся.
- А что же порубленных бусурман не видно на поле боя? - скорбно помолчав, спросил Кирилл отца Агафоника.
- Перед выходом в поход Батый приказал своему войску собрать воедино всех павших своих воинов и насыпать на сим месте курган. Видишь, владыка?
- Как не видеть. Велик курган.
- Так ведь и бусурман полегло под ударами русских мечей немало.
Владыка Кирилл заговорил о другом и стал расспрашивать священника, как питаются его люди.
- Скудно питаемся, - ответил отец Агафоник. - Ловим рыбку в проруби, стреляем куропаток. У нас есть меткие лучники. Не брезгуем и прошлогодней клюквой, собранной на болоте. Ведь все наши закрома недруги опустошили, ничего нам не оставили.
Епископ распорядился, чтобы его служки принесли с саней пару мешков ржаной муки.
- Не взыщи, добрый пастырь, за сей скромный дар. Держим путь налегке, с малым грузом. Пусть твои люди возьмут мучицу и поедят хлебушка.
- Как мне ответить на щедрость твою, владыка?
- Не надо никаких слов. Забирай мучицу и иди трудись… Маленький обоз углубился в Шеринский лес. Григорий Меркурьев уверенно показывал дорогу. Вот и большая поляна, на которой еще недавно располагалась ханская ставка, стояли шатры самого Батыя и его ближайших родичей. Снимаясь с насиженного места и отправляясь в поход, ханские люди оставили на поляне много всякого мусора: черепки битой посуды, объедки, нечистоты. Какой-то ханский стражник, видать, второпях позабыл круглый медный щит, разукрашенный нехитрым узором.
Вот и знакомый разлапистый клен, а возле его корневища неприметный бугорок, с которого еще не стаял снег.
- Здесь он, владыка, - произнес Григорий, указывая на бугорок.
Епископ Кирилл произнес слова молитвы и сказал коротко:
- Приступайте.
Останки князя Василька извлекли из земли, завернули в попону и бережно уложили в сани.
До Ростова добирались прямыми дорогами, отклоняясь от Волги.
Ростов расположился на северо-западном берегу озера Неро. Собственно, город занимал не слишком большое пространство, был окружен рвом и деревянным тыном. Здесь тесно сбились каменные и деревянные постройки: белокаменный Успенский собор, княжеские хоромы, палаты епископа, гарнизонная изба, жилища именитых бояр и купцов. Над всем этим комплексом возвышалась громада соборного пятиглавия. За пределами города широко раскинулся посад с избами ремесленников, мелких торговцев, служилых людей и разной голытьбы. Бревенчатый тын, окружавший город, во многих местах был порушен.
Обоз въехал в город и был остановлен на вечевой площади перед княжескими хоромами двумя вооруженными татарами. Попытки Кирилла объясниться с ними при помощи жестов и отдельных слов ни к чему не привели. Тем временем с гульбища княжеских хором по крутым ступеням спустился тучный коренастый татарин в лисьей шубе. За ним следовал сутулый тощий человечек. Это оказались баскак Бурхан, оставленный ханом в городе с небольшим отрядом воинов, и его толмач. Как и тот толмач, который переводил в ханской ставке разговор Батыя с князем Василькой, он был камским булгарином.
- Кто такие? - недобро насупившись, спросил Бурхан. Толмач перевел.
Здешний владыка. Имя мое в монашестве Кирилл.
- Значит, главный шаман.
А ты кто таков? - в свою очередь спросил владыка, не считая нужным спорить.
Зовут меня Бурхан. Я ханский баскак, сборщик дани. Со мной военный отряд преданных великому хану Батыю людей.
Баскак говорил мирно, не задираясь. Владыка показал охранную грамоту, гарантирующую неприкосновенность.
- Русского шамана и княжеские семьи мы не обижаем, если они сами не вызывают ханского гнева.
- Как твои слова, Бурхан, согласуются с тем, что вы натворили в городе Владимире?
- Люди этого града попытались не подчиниться ханской воле, оказали вооруженное сопротивление. При осаде Владимира погибло немало наших воинов. Вот хан и разгневался. А на ростовчан хан гнева не имел. Сей град сдался без боя.
- Коли так, будем жить с тобой в мире, не гневя хана, - спокойно сказал епископ. - Вот мои палаты. Здесь буду жить и молиться. Приходи, Бурхан. Гостем будешь.
Кирилл указал на строения епископского двора.
- Что везешь? - спросил баскак, глядя на сани, покрытые суконной попоной.
- Останки убитого в бою князя Василька.
- Зачем он на великого хана меч поднял? Не понимал разве, что у хана несокрушимая сила.
- Стало быть, не понимал.
- Кто теперь будет князем Ростова?
- У князя Василька остались два сына. Оба еще маленькие. Старший Борис наследует отцу на ростовском столе.
- Где он, этот Борис?
- Он с матерью и младшеньким братом далеко на севере. Прибудут, когда реки станут свободны ото льда.
- Коли будут послушны ханской воле, никто их не тронет.
- А княжьи хоромы придется тебе, Бурхан, освободить. Такова воля великого хана. Воспользуйся гарнизонной избой. Разве плоха?
- У меня много людей.
- Много ли?
- Считал и не сосчитал…
Баскак явно хитрил. Батый, покидая опустошенный и разграбленный Ростов, дал ему всего полтора десятка воинов и толмача-булгарина. Все же владыка уговорили конце концов Бурхана освободить княжеские хоромы, предоставив ему просторный флигель.
Успенский собор уцелел, не был предан огню в отличие от своего владимирского собрата. В помещении его всюду лежали кучи конского навоза. Ханские люди забавлялись тем, что стреляли из луков по образам иконостаса, стараясь попасть стрелами в лики угодников. Был загажен и разграблен и домовый храм при княжеских хоромах.
Много сил и стараний пришлось затратить владыке Кириллу и его людям, чтобы очистить храм от скверны, водворить на место наиболее почитаемые иконы и ценную церковную утварь, припрятанные в надежные тайники. После этого владыка заново освятил Успенский собор и домашнюю церковь при княжеских хоромах. Для останков князя Василька изготовили дубовый гроб и поставили его в центре собора. Епископ Кирилл ежедневно служил поминальный молебен по князю и другим павшим воинам. Иногда приходили на богослужение Бурхан со своими людьми. Приходили из любопытства, шапок не снимали. Приходилось терпеть такое кощунство - не выгонишь. Еще хорошо, что богослужение, которое велось на непонятном для пришельцев языке, быстро им надоедало и Бурхан и его люди покидали храм.
Потери ростовчан трудно было определить. Хотя Ростов и не оказал сопротивления врагу, как Владимир, люди Батыя часто убивали каждого, кто казался им способным носить оружие. Многих увели в полон.
Постепенно из окрестных лесов возвращались прятавшиеся там люди, вселялись в разграбленные дома, скорбели на пепелищах. Немало изб было пожжено в посаде. Еще на подступах к реке Сити лавина Батыевского войска смела охранение ростовчан. Некоторые воины, уцелевшие или легко раненные, рассеялись по окрестным лесам. Среди них оказался и командир охранения, сын Евлампия Неофитова, Антип Евлампиев, тридцатилетний, но уже опытный военачальник.
Когда до него дошла горестная весть о разгроме русского войска на реке Сити, Антип собрал уцелевших людей из своего отряда и принял решение возвращаться в Ростов. Достигли Ростова и другие русские воины, которым чудом удавалось вырваться из окружения. Всего же в Ростове собралось человек тридцать, частью получивших ранения.
Владыка Кирилл собрал это небольшое войско перед собором и произнес краткое слово:
Именем князя ростовского Бориса Васильковича, законного наследника убиенного великомученика Василька Константиновича… По причине его малолетства распоряжаюсь. Антип Евлампиевич, бери командование над войском. Не велико оно покудова, но даст Бог, возродимся. И войско создадим, достойное славы Ростова. Помощником тебе определяю уроженца Белоозера Григория Меркурьева. Дозволь полюбопытствовать, владыка. Полюбопытствуй.
- Сей муж, коего ты назвал Григорием, белозерский боярин аль волостной тиун?
- Ни то, ни другое. Кузнец-ополченец.
- По чину ли…
Антип не договорил, так как его резко прервал владыка.
- Григорий Меркурьев большую услугу оказал княжеской семье: сохранил останки убиенного князя. А на поле боя вел себя героем. Тяжело раненный добрался до Белоозера, чтоб сообщить нам горестную весть и повеление хана возвращаться в Ростов под гарантии о неприкосновенности. Так что, сын боярский, не гнушайся таким помощником.
- Да разве я…
Антип не решился спорить с владыкой, заговорил о другом.
- У меня теперь тридцать мужиков. Со мной и с белозерским кузнецом тридцать два. Это сила супротив горсточки бусурман во главе с Бурханом. Мы бы своими силами могли всех недругов к ногтю…
- А вот этого делать не следует… Чтоб и мыслей таких в голове не было твоей. Подумай, что будет с Ростовом, когда ханская орда вернется из похода. Хан прикажет стереть с лица земли и град Ростов, и всех вас, кто в нем обитает. Так что сиди, боярин, тихо, смирно, будь благоразумен. Пока не наступит время.
- А когда оно наступит, это время-то?
- Может быть, ты и не дождешься его. А внуки твои или правнуки сбросят ханское иго.
- Объясни мне, владыка… Зачем тогда нужен мой отряд?
- Для охраны порядка в городе. Сколько людей осталось без крова, без пищи, потеряло своих близких. Люди отчаялись… Возможны грабежи, даже убийства. Да и за бусурманами гляди в оба. Коли заметишь, какой бусурманин станет бесчинствовать, обижать русичей, сообщи незамедлительно мне. Я укажу на те бесчинства Бурхану. Скажу ему, хочешь, чтоб Ростов исправно платил тебе ясак, не позволяй твоим людям шарить по избам, обижать русичей. Уверен, что с Бурханом можно поладить. Бывают ханские люди и хуже.
Озеро Неро освобождалось ото льда. По рекам поплыли бесформенные льдины. Иногда они наваливались друг на друга, хрустели, ломались, образуя заторы или рассыпаясь на мелкое крошево. До Ростова добрались прятавшиеся по лесам, залечившие свои раны воины из разбитого ростовского войска. Теперь отряд Антипа Евлампиевича увеличился еще на пятнадцать человек. Возобновилась служба во всех храмах Ростова. Под присмотром владыки приводились в порядок княжеские хоромы, загаженные и опустошенные людьми Батыя. Княжеские слуги, кто уцелел, не попал в полон, мыли и скребли помещения хором, освобождали их от скверны, чинили мебель, которую недруги не успели пожечь.
Когда Шексна и Волга полностью очистились ото льда, из Белоозера отплыли вниз по течению два больших дощаника. В одном из них находилась княгиня с малолетними сыновьями и слугами, а в другом - боярин Неофитов с частью княжеской свиты. По весне Шексна широко разлилась, выйдя из берегов и затопив прибрежные луга. Кое-где и избы поселений оказались в воде. Жители затопленных деревень сообщались друг с другом с помощью лодок.
По Волге спустились до Ярославля. Над городом стоял погребальный звон колоколов. Ярославцы скорбели по князю Всеволоду Константиновичу, младшему брату Василька, павшему в Ситской битве. В Ярославле сделали остановку. Марья Михайловна в сопровождении боярина Неофитова, посетила золовку, вдову князя Всеволода. Его останки недавно привезли с поля боя и готовили к погребению. Княгиня Марья застала княгиню Марину Олеговну в храме, склонившуюся в скорбном молчании над гробом убиенного мужа. Сказала несколько слов утешения, постояла рядом у гроба, приласкала осиротевших княжичей Василия и Константина и воротилась к Волге.
Возле Ярославля впадал в Волгу ее правый приток, неширокая река Которость, по весенней воде вполне доступная и для больших дощаников. Пришлось плыть по Которости против течения. Гребцы налегали на весла. Их периодически подменяли стражники из команды боярина Неофитова.
Приближение дощаников заметил караульный со сторожевой вышки и подал сигнал. Из ворот кремля вышли навстречу прибывшим Антип Евлампиев и Григорий Меркурьев. Дали знать о прибытии дощаников владыке Кириллу. Из любопытства появился и Бурхан.
- Тятенька, живой! - радостно воскликнул Антип, обнимая отца.
И ты живой, сынок. Радость-то какая, - ответил боярин, прослезившись.
А княгиня Марья, вся в черном, почти бегом устремилась к Успенскому собору. Вбежала вовнутрь, упала на колени перед гробом с останками мужа. Судорожно обхватив дубовый гроб руками, запричитала:
- Свет ты мой ненаглядный, Васильюшка. Оставил меня с детьми малыми.
Пришел в храм владыка Кирилл с клиром, стал утешать княгиню Марью, как мог.
- Отдохни с дороги, княгинюшка, - сказал епископ. - Завтра устроим отпевание по полному чину. Соберем все городское духовенство. В храме и оставим гроб с останками великомученика.
Княгиня Марья находилась в полуобморочном состоянии. Лишь сказала слабым голосом:
- Пусть будет, как скажешь, владыка. А мой единственный путь теперь в монастырь.
- В Ростове нет женских монастырей, матушка.
- Нет, так будет. Позабочусь о своем пристанище.
- Бог в помощь, княгинюшка.
Погребальный молебен проходил торжественно и долго при большом стечении ростовчан. Служил сам владыка Кирилл в сопровождении двух архимандритов и двенадцати священников, всех, кого удалось собрать в городе и окрестностях. Пел мужской хор Аврамиева монастыря. Под сводами собора толпились ростовчане, воины гарнизона во главе с Антипом Евлампиевым, бояре, торговые и посадские люди. Не всех ростовчан увел в полон Батый. Многие сумели попрятаться по окрестным лесам и теперь возвратились по домам. Пришел и Бурхан с несколькими людьми из своего окружения. Затянувшаяся панихида вскоре надоела ему, и, тяжело ступая по каменным плитам собора, он покинул храм.
Княгиня Марья Михайловна, скорбная, почерневшая от горя, стояла у дубового гроба, держась за его крышку. За подол ее платья уцепился семилетний Борис. Не по-детски серьезным, сосредоточенным, понимающим взглядом смотрел он на гроб. Когда панихида закончилась и шестеро дюжих монахов подхватили гроб, чтобы нести его в подвал собора, Борис заплакал, причитая:
- Батюшка, не уходи. Не покидай нас. Владыка Кирилл поспешил успокоить мальчика.
- Батюшка твой, князь Василько, не уходит от нас. Душа его остается с нами, и с твоей матушкой, и с тобой, князь Борис, и с твоим маленьким братом Глебом. Ты теперь князь Ростова, и негоже тебе показывать твоим подданным слезы. Горе мы все пережили великое, и еще много будет всяких горестей на нашем пути. Так что крепись.
Епископ говорил с Борисом уважительным тоном, как со взрослым. Неоднократно называл его «князем», а не «княжичем». Мальчик послушался владыки, взял себя в руки и унял слезы. Монахи понесли гроб с телом князя Василька в подвал, который теперь становился усыпальницей ростовского княжеского дома.
Маленького Глеба на отпевание не взяли. Княгиня Марья распорядилась:
- Мал еще Глебушка для такого скорбного зрелища. Не уразумеет - какое горе посетило нас. Пусть останется с мамкой в палатах.
Возвратившись из Успенского собора в княжьи хоромы, Марья Михайловна попросила владыку Кирилла прийти к ней. Выглядела она сдержанной и спокойной. Сумела взять себя в руки, хотя и стоило ей это огромных усилий. С епископом поделилась своими думами.
- Пожалуй, владыка, на Песках подходящее место для нового женского монастыря. На первых порах построим небольшой деревянный храм, кельи для послушниц. Назовем монастырь Спасским.
- Твердо решила, матушка, принять монашеский сан?
- Без моего ненаглядного Василька для меня нет мирской жизни.
- Воля твоя, княгинюшка. Готова ли ты к пострижению?
- Готова, владыка.
- Тяжелую ношу на себя взваливаешь, отрекаясь от мирского имени, мирских забав.
- Какие могут быть забавы у вдовы горемычной? А мирское имя сменю на монашеское. Назовусь Марфой.
- Не забывай про сынов малолетних: они нуждаются в воспитании, материнской ласке, заботе.
- С Божией и твоей помощью, владыка, воспитаем сынов, обучим грамоте. Подберу Борису и Глебушке достойного воспитателя, который научит их всем премудростям.
- Бог тебе в помощь, матушка…
В окрестностях Ростова, в местности, которую с давних пор называли Песками, закипела работа. Лесорубы заготовляли в ближайшем лесу добротную строевую сосну и везли бревна к месту будущего монастыря. Постепенно подымались стены храма, трапезной, монашеских келий, амбаров.
Тем временем владыка Кирилл совершил обряд пострижения княгини Марьи, ставшей в монашестве Марфой. Епископ предложил обряд пострига совершить в Успенском соборе при большом стечении народа и обставить его со всей торжественностью. Но Марья Михайловна решительно отказалась от такого предложения.
- Не надо торжественной и многолюдной церемонии, - запротестовала она. - Достаточно малого домового храма.
Владыка Кирилл уступил, и постриг был совершен в малой церкви при архиерейских палатах. Все же собрали весь клир городских храмов, пришли Евлампий Неофитов с сыном, другие ростовские бояре, Григорий Меркурьев, княгинина челядь.
Кирилл прочитал покаянные тропари и молитвы, обращенные к рабе Божьей Марье, которая становилась теперь Марфой. Владыка испытывал твердость постригаемой троекратным повелением подать ножницы и троекратным повер-жением их. Каждый раз княгиня смиренно подавала их владыке и целовала его руку. Приняв наконец ножницы из рук Марьи, епископ крестообразно постриг ее и объявил новое, монашеское имя постриженной.
- Ты теперь отреклась от мира, - произнес владыка. - Облачись же в новые одежды, приличествующие твоему сану.
Княгиня Марья, ставшая теперь Марфой, облачилась в черную рясу и камилавку, обычную монашескую одежду новообращенных монахинь или послушниц.
После церемонии пострижения состоялась беседа епископа с инокиней Марфой.
- До десятка женщин высказали желание стать послушницами нового монастыря, - сообщил Кирилл. - В основном это ростовчанки, вдовы павших в последней битве воинов. Среди них и две знатных боярыни.
- Похвальное рвение к Богу, - сдержанно ответила Марфа.
- И я так думаю. А стоило бы тебе, матушка, стать настоятельницей нового монастыря.
- Бог с тобой, владыка, я ведь только послушница.
- Срок послушания можно и сократить, принимая во внимание твои благородные дела.
- Хотела бы продолжить работу над летописанием, написать о Ситской битве, о павших в бою князьях.
От прямого ответа на предложение Кирилла стать настоятельницей нового монастыря Спаса Марфа уклонилась. Ее не привлекала доля игумений с хозяйственными заботами, со всем нелегким бременем начальницы. Она считала себя книжницей, ее интересовало летописание. Епископ Кирилл не стал настаивать на своем.
Евлампию Неофитову, ставшему теперь управляющим княжеского двора, княгиня поручила очищать хоромы от скверны и приводить их в порядок. Хоромы были разграблены и опустошены, когда Батыево войско мимоходом занимало Ростов. А потом люди ханского баскака Бурхана изгадили все палаты, топили печи дубовой мебелью. Хорошо еще, что наиболее ценные вещи, сундуки с книгами, серебряную посуду, дорогие платья перед отъездом из Ростова княгиня распорядилась упрятать в тайники.
Боярин Евлампий, собрав всех уцелевших княжеских слуг и воинов из отряда сына своего Антипы Евлампиева, принялся за работу. Всякой скверны, мусора вывезли за город несколько подвод. Отыскались искусные столяры, которые принялись мастерить новую мебель. Вскрыли тайники, засыпанные толстым слоем земли. Княгиня Марья - Марфа - особенно пеклась о двух больших сундуках, набитых книгами. Среди них были летописи, творения отцов церкви, сочинения древнегреческих и византийских авторов, написанных по-гречески. Княгиня владела этим языком и намеревалась обучить древнегреческому и сыновей.
В качестве рабочей комнаты княгиня облюбовала небольшую светелку рядом с молельней. Распорядилась, чтобы здесь были поставлены большой стол, полки для книг, удобное для работы кресло. Просторную трапезную украсили полками с серебряной посудой и настенными расписными блюдами из фаянса.
Работы в княжеских палатах продолжались, а инокиня Марфа уединилась в своем рабочем кабинете. Писала о нашествии Батыевого войска, высказывала горечь - почему русские князья были разобщены и не выступили единой сплоченной силой. Потом написала о роковой Ситской битве, гибели многих ее участников. Упомянула о Васильке Константиновиче, захваченном в плен и умерщвленном в ханской ставке, в Шеринском лесу, о гибели в бою великого князя владимирского Юрия Всеволодовича и князя ярославского Всеволода-Ивана Константиновича, младшего брата Василька.
С давних пор в работе княгини над летописанием установился четкий порядок. Сперва она советовалась с владыкой Кириллом, говорила о том, как ей представляется ход событий и видятся образы участников этих событий. Епископ внимательно выслушивал княгиню, а потом вносил свои дополнения и поправки. Марья Михайловна обычно соглашалась с мнением владыки, который был для нее непререкаемым авторитетом.
Закончив работу, княгиня-инокиня показала написанное владыке. Кирилл внимательно прочел, сказал поощрительно:
- Полезное творение рук твоих, княгинюшка, останется в назидание потомкам нашим. Похвально. Я бы сделал небольшие дополнения к написанному тобой.
- Слушаю, владыка, - смиренно отозвалась княгиня.
- Побольше хвалебных слов про князей-великомучеников: Василька и иных. Пусть на их примере учатся потомки наши. Каждый из них заслуживает отдельной хвалы.
Княгиня согласилась с доводами владыки, пополнила написанное. Потом рукописные листки поступили в руки монахов-переписчиков, которые славились отменным каллиграфическим почерком.
Строительство женского монастыря Спаса завершилось. В качестве игумений владыка Кирилл привлек пожилую монахиню Дорофею из Ярославля. Видя, как княгиня занята летописанием и воспитанием сыновей, он не стал настаивать, чтобы Марья взвалила на свои плечи бремя настоятельницы монастыря. У княгини Марьи, в иночестве Марфы, была в новом монастыре своя келья. Но она сохранила за собой и рабочую комнату в княжеских палатах, где хранились ее книги, где она занималась летописанием.
