Глава 12. ДЕЛА ЯРОСЛАВСКИЕ
Осень выдалась холодная, дождливая, ветреная. Некоторые деревья еще золотились осенней листвой, но большинство уже чернели голыми стволами. Глеб и Феодора укрылись в кабине дощаника, плохо согреваемой раскаленными углями в ящике с землей. Глеб Василькович бережно кутал жену в теплую баранью шубу, предусмотрительно взятую в дорогу.
Бросили якоря при впадении реки Которость в Волгу у Ярославля. Из-за дождливой погоды на берегу было пусто. Никто гостей не встречал, а шествовать в княжеские палаты без сопровождения братья посчитали неудобным. Поэтому Борис приказал десятнику из своей стражи отправиться в палаты и известить княгиню Ксению о прибытии гостей из Ростова.
Уже скоро к берегу Волги примчались несколько крытых повозок. Сватов встречали сама княгиня Ксения, один из ярославских бояр, ее родственник, и с ним несколько дружинников. Князь Борис встретил княгиню-мать приветливыми словами:
- Почел своим долгом, княгинюшка, нанести тебе ответный визит. Соседи все же и родня. Муженек твой покойный Василий и брат его Константин, последний ярославский князь, приходились нам с Глебом двоюродными братьями. Одна семья, одни корни.
- Верно говоришь, Борисушка, - отвечала Ксения. - Гостям завсегда рады, особливо родне. Вот с погодой не повезло. Холодно, слякотно.
- Что-то не вижу твоего дядюшки.
- По причине нездоровья остался дома. Вот зато другой дядюшка.
- Сколько же их всего у тебя?
- Много: всего семеро. Забирайтесь, гости, в повозки, чтобы не промокнуть. Кто еще с вами?
- Мы с братом Глебом, его жена, именитые люди Ростова, Антип Евлампиев, воевода и Софрон, боярин.
После короткой трапезы, к которой была приглашена и молодая княжна Марья, Борис Василькович предложил:
- Давайте теперь, соседушки, потолкуем не спеша о наших делах. Соседям и родичам всегда есть о чем потолковать.
- Дело хорошее предлагаешь, князь Борис, - отозвалась Ксения, отослав Марью. - Разговор наш будет деловой, доченька, тебе совсем неинтересный. Займи княгиню Феодору. Покажи ей свои вышивки.
Когда Марья и Феодора вышли из трапезной, Ксения пригласила гостей и нескольких своих родичей, дядьев и братьев, в парадный зал. Там все расселись по старшинству за длинным столом.
- Решили вот нанести ответный визит ярославской родне, - начал Борис и запнулся. Продолжил за него Глеб, более речистый и находчивый.
- Ходят слухи, у вас имеется товар хороший. У нас нашелся бы покупатель, человек положительный, стоящий.
- О каком товаре говоришь, князь, - тоном непонятливого простака произнес один из родичей Ксении. - Разве мы купцы, чтобы толковать о купле-продаже?
- Вестимо, не купцы, а достопочтенные бояре, - ответил Глеб. - У вас в клетке завелась птаха-горлинка. Выпустите ее на волю, чтобы добрый молодец смог ее поймать в свои сети.
Софрон поощрительно улыбнулся, довольный тем, как князь Глеб усвоил его наставления. Ксеньин родич продолжил словесную игру:
- О какой горлинке толкуешь, князь? Разве у нас здесь птичник. О каком добром молодце идет речь?
- А ты сообрази, о какой горлинке толкую. Оглянись вокруг и увидишь ее. А добра молодца мы вам покажем…
Еще долго сваты говорили с невестиной родней иносказаниями и намеками, пока князь Борис не прервал эту игру словами:
- Давайте ближе к делу, други. А то мы здесь до второго пришествия сидеть будем.
- Какое же дело у вас, князья? - спросила Ксения.
- Сватовство. Вот какое дело, - ответил Борис, начиная раздражаться.
- Добро пожаловать, сватушки, - нарочито громко и нараспев протянула Ксения. - Конечно, ждали мы сватов. Невесту вам показали, что скажете про нее?
- Мила твоя доченька, ликом красива, - ответил Борис. - Вот только худощава, но телеса дело наживное.
- Невеста зело пригожа, - поддакнул брату Глеб.
- А что вы скажете нам о женихе? - спросил один из дядьев.
- Жених Федор Ростиславич из рода смоленских князей, потомок Ростислава Владимировича, сына Владимира Мономаха, - начал рассказывать Глеб. - Нам он приходится весьма дальним родственником, как говорится, седьмая вода на киселе. Так что церковь не станет препятствовать женитьбе Федора на ярославской княжне. Вы знаете, что Рюриковичи разветвились на множество ветвей, которые теперь отошли друг от друга до дальней степени родства. Поэтому мы имеем много примеров, когда Рюрикович женится на княжне из другой ветви Рюриковичей.
- А каков из себя этот Федор? - спросил кто-то.
- Высок, статен, в плечах широк. Ликом красив, черняв, должно, в мать.
- Кто она? Тоже из рода Рюриковичей?
- Нет, какая-то смоленская боярышня.
- И Федор рассчитывает получить в приданое за невестой ярославский стол?
- Естественно, - категорично ответил Борис.
- А не устроило бы его такое… Княгиней остается Марья Васильевна, а Федор становится при ней супругом.
- Такое не традиционно, - возразил Глеб.
- Не скажите. Сын Андрея Боголюбского Юрий женился на грузинской царице Тамаре, но не получил престола Грузии. Он оставался только мужем царицы, а правила страной она.
- Нам этот пример не гож, - возразил Глеб. - Грузинская царица в конце концов не ужилась с Юрием Андреевичем и прогнала его. Мы даже не знаем, где и как кончил жизнь этот неудачник.
- Дело не только в этом: хан Берке никогда не даст ярлыка на княжение женщине, - добавил Борис.
- Борис Василькович прав, - согласилась с ним Ксения. - Пример царицы Тамары нам не годится.
Больше возражений со стороны княжеской родни не последовало. Княгиня-мать высказалась в заключение:
- Чтобы молвить вам, сватушки, наше окончательное слово, мы должны увидеть жениха. Понравится ли он нам, а главное, понравится ли невесте. Если да, свадьбу сыграем после Великого поста и Пасхи.
На следующий день повторился разговор за большим столом. Уточнялись детали. Пригласили и невесту.
- Это сваты, Марьюшка, - сказала дочери княгиня. - Хочешь ли ты замуж?
Марья зарделась от смущения и ничего не ответила.
- Хотела бы жениха посмотреть, чтобы знать, кто к тебе сватается? - снова обратилась к дочери княгиня-мать.
- А он красивый? - наивно спросила Марья.
- Сваты говорят, красивый, видный. Тебя малость постарше. Давай на слово не поверим, а убедимся своими глазами.
- Коли прикажешь, матушка, готова взглянуть на жениха.
- Вот и хорошо. Привозите, сваты, к нам Федора.
На том и завершился визит. Борис возвратился в Ростов, чтобы встретить там Федора Ростиславича, рассказать ему о сватовстве. А Глеб Василькович, распрощавшись с братом, отправился вместе с женой в свой удел.
Плыть с Белоозера против течения по Волге и Шексне было трудно, тем более что встречный ветер был резким, порывистым. На поверхности воды вздымались гребни волн. Гребцы, налегая на весла, быстро уставали и вынуждены были часто менять друг друга. С продвижением на север пожелтевших деревьев, еще не сбросивших листву, становилось меньше. Только ели по-прежнему зеленели яркой хвоей.
У встреченного прибрежного села Глеб дал команду подойти к берегу и бросить якорь.
- Отдыхаем, - сказал он спутникам, те поспешили разжечь костры, чтобы согреться у огня.
Глеб припомнил это село, в нем ему довелось бывать, объезжая пределы княжества. Это был волостной центр с церковью и двумя десятками изб. Среди них выделялись два дома, украшенные резными наличниками и крыльцами-гульбищами. Один принадлежал местному тиуну, другой священнику.
Глеб Василькович выбрал дом священника, окруженный хозяйственными постройками, и отправился туда, сопровождаемый княгиней Феодорой и Григорием Меркурьевым. Священник, плотный невысокий человек средних лет с клинообразной бородкой, встретил князя и его спутников, шумно высказывая свой восторг.
- Батюшка, Глеб Василькович… Радость-то какую великую нам принес. Порадовал и утешение принес в бедах наших.
- Какой я тебе батюшка, - остановил его Глеб. - Ты сам батюшка.
- Вестимо… Для прихожан я батюшка.
- Дозволь погреться у тебя. Погода…
- Осчастливь нас, княже.
В доме священника было тепло, в печи потрескивали березовые плахи. В отличие от курных крестьянских изб, его жилище отапливалось печью с дымоходом. Когда Глеб и его спутники вошли, дом был наполнен невообразимым гвалтом. Его создавала куча ребятишек разных возрастов.
- Цыц, злыдни. Сгиньте, - прикрикнул священник. Детвора попряталась за занавеску и притихла.
- Прошу, гости дорогие, к столу, - сказал, суетясь, священник. Не взыщите, коли что не так. Богатыми закусками угостить не смогу. С такой оравой живем скромно. Да и приход наш не из богатых. А молочка горячего предложу. Попейте с дороги. И медку. У меня своя пасека.
- От горячего молока с медком не откажемся, - ответил Глеб. - Давно ли служишь на приходе, отец… как тебя.
- Зосима. Зосимой нарекли. А приход я получил не слишком давно. Я ведь приказчиком у купца служил. Много странствовал с товарами по поручению хозяина: и в Новгород, и в Вологду, и в Устюг ходил. А в зимнее время, когда дальние мои хождения прекращались, пел на клиросе. Бывало, старого причетника подменял, когда тот хворал. В грамоте-то я был горазд. Какой же приказчик неграмотный?
- Как же ты из приказчиков Божьим пастырем стал? - поинтересовался Глеб.
- А вот так… Это было в ту пору, когда владыка Кирилл и княгиня Марья Михайловна с детками во время нашествия Батыги укрывались на Белоозере. Услышал как-то владыка, как я читал акафист и тропарь, и пригласил меня для беседы. Испытал мои знания в Священном Писании, проверил грамотность и говорит: «Послужить бы тебе пастырем в храме Божьем. Хочешь?» - «А почему бы не хотеть, отвечаю. Я человек грамотный, богомольный, с церковной службой знаком». Рукоположил меня сперва в диакона, потом во священника.
- С тех пор и служишь в здешнем приходе?
- С тех пор и служу. Здешний-то батюшка к тому времени помер, упокой душу раба Божьего Якова.
Молодой парень с едва пробивающимися усами над верхней губой, поразительно похожий на Зосиму, поставил на стол большие глиняные кружки с горячим молоком и тарелку с медом.
- Сынок?- спросил Глеб священника, указывая на парня.
- Старшенький. Помогает мне за пономаря. Грамоте его обучил.
- А почему с хозяйкой не познакомил?
- На сносях она. На последнем месяце ходит. Стесняется выйти.
- Сколько же всех деток у тебя?
- Бог не обидел. Живых девять.
- Молодец, отче. А старшего пошли на Белоозеро. Пусть определится в учение к игумену Иринею. Он школу создает. Подбирают грамотеев, чтобы выучить их на пастырей. Как звать-то тебя, парень?
- Викентий.
- Хотел бы ты учиться у отца игумена, изучать каноны церкви, Священное Писание, жития великих святых, правила богослужения?
- Как батюшка прикажет, - ответил Викентий.
- Князь тебе великую честь оказывает, - сказал священник сыну. - Слышь, Викешка?
- Можем взять тебя с собой, коли быстро соберешься, - сказал Глеб.
- А как же храм останется без пономаря. Я же еще и звонарь.
- Не твоя забота, сынок. Корней заменит, - ответил священник и пояснил: - Это мой второй. Всего-то помоложе Викешки на полтора годика.
Глеб Василькович спросил про здешнего тиуна, но того на месте не оказалось. Уехал в дальний край волости.
Село носило весянское название «Карговесь». Весянские названия сел или деревень с окончанием «весь» (Луковесь, Череповесь и др.) в белозерском крае встречались часто. Они указывали на весянское происхождение. От священника князь Глеб узнал, что в его приходе примерно половину населения составляли русичи, а другую половину - народ веси и полукровки. Берега реки Шексны в среднем ее течении считалось местом бойком, заселенным. Почти все весяне прилично говорили по-русски, а многие русичи, особенно те, кто был женат на весянках, понимали язык веси. Здесь выработался свой своеобразный диалект языка русичей с большой примесью слов из языка весян. Здешний тиун был когда-то десятником в белозерской военной дружине, еще до того времени, когда Глеб Василькович появился здесь в качестве удельного князя. Преследуя по реке Суде шайку новгородских ушкуйников, грабивших местные поселения, десятник был серьезно ранен. По ранению он был вынужден оставить службу в военной дружине. Прежний наместник Белоозера, ставший теперь иноком, определил его за заслуги волостным тойоном. Волость состояла из четырех приходов.
- Много ли, отец Зосима, в твоем приходе грамотеев? - поинтересовался Глеб.
- Не скажу, что много. Трое певчих при храме. У тиуна писец зело грамотен. Еще человека два-три на селе, и отдельные грамотеи встречаются по деревням.
- Учи грамоте прихожан, отец Зосима, особливо молодежь. Я тебе кое-что привез полезного. Сбегай, Гриша, на дощаник. В моей кабине найдешь большой кожаный мешок. Притащи его сюда, - приказал Глеб Меркурьеву.
Григорий Меркурьев быстро вернулся с увесистым мешком. Глеб Василькович извлек из мешка стопку рукописных книг, исписанных четким почерком ростовских писцов. При отъезде из Ростова владыка Кирилл снабдил белозерского князя новыми книгами.
- Вот, отец Зосима, это для твоего храма, - сказал Глеб Василькович священнику. - Книги - свет знаний и мудрости. Здесь Библия, молитвенники, творения отцов церкви, былины о русских богатырях, летописи. В них история нашего народа. Читай сам, давай читать прихожанам. Пусть люди просвещаются. И учи грамоте тех, кто способен осилить сей луч разума. Человек, не разумеющий чтиво, подобен слепцу, блуждающему в потемках.
- Спасибо тебе, князь, - сказал растроганно отец Зосима. - Мое собрание книг при храме пока скудно. С радостью пополню его твоими дарами.
- Не меня благодари, а владыку Кирилла. Ученый человек, великий книжник.
Расставаясь с отцом Зосимой, Глеб протянул ему пригоршню серебряных монет.
- Это на храм тебе, отче.
Князь Глеб и его спутники продолжили свой путь вверх по Шексне. На исходе плавания на низменном берегу реки показались шпили башенок княжеских палат и луковичные купола соборной церкви, а потом и длинная вереница строений, растянувшаяся по берегу, купеческие хоромы, амбары, лавки, церквушки, мастерские ремесленников, жилища. К берегу прижимались дощаники, лодки, баркасы, плоты, расположившись на зимовку. Не сразу удалось найти свободное место у берега, куда можно было приткнуться.
Тем временем на берегу собирались белозерцы. Впереди рослый, в черной рясе, игумен Ириней, рядом с ним Власий Григорьев, знакомые купцы.
- Вот мы и дома, - радостно произнес Глеб Василькович, спускаясь на берег по шаткому трапу и подавая руку Феодоре. Принял благословение игумена Иринея, приветливо помахал рукой толпе…
Зима наступила ранняя и снежная с обильными снегопадами. Реки и озера сковал крепкий лед. Если выбирался досуг, князь Глеб отправлялся охотиться на куропаток. Стайки белых куропаток слетались на проезжую дорогу и копались в конском навозе, выискивая непереваренное зерно. Куропатка птица не пугливая, подпускает к себе человека близко. Остается только прицелиться и выпустить стрелу. Домой Глеб обычно приходил с богатой добычей.
Однажды морозным зимним утром Глеб Василькович был удивлен прибытием неожиданных гостей. Перед княжескими палатами остановилась пара коней, впряженных в сани-розвальни, сопровождаемые несколькими всадниками.
Стражник у парадного крыльца остановил было прибывших. Но из розвальней поднялся князь Борис Василькович.
- Доложи князю, брат, мол, погостить приехал. Встреча братьев была теплой: обнялись, облобызались.
Борис заговорил приветливо:
- Ты не раз навещал нас в Ростове. А я вот никак не мог собраться нанести тебе ответный визит. Есть для тебя новости.
- Заходи в палаты, братец. С какими новостями?
- Дойдем и до новостей. Сперва разоблачусь. И распорядись, чтобы моих спутников обогрели и накормили.
- За этим дело не станет.
Глеб вызвал Власия и распорядился, чтобы тот занялся спутниками брата.
Борис скинул тяжелую шубу и верхний кафтан, доходивший почти до колен, прислонился спиной к изразцовой печи, чтобы отогреться, и заговорил:
- Визит мой к тебе, братец, связан с двумя целями. Во-первых, хочу поставить тебя в известность о делах ярославских. Представил я жениха, Федора Ростиславича, ярославцам. Держался он тихо, смирно, больше помалкивал, слова лишнего не молвил. Думаю, что это была его внешняя личина. А Федор отнюдь не прост, ох как не прост. Себе на уме мужик, властолюбив и ходить на поводу у бояр не станет. Но рта до поры до времени не раскроет. Это я своим нутром почувствовал. А невесте жених понравился: это по всему было видно. Бояре его, видать, не раскусили и препятствовать свадьбе не намерены.
- Поздравляю, братец, с успехом нашего дела. О сроках договорились?
- Договорились. Свадьба будет сыграна весной, после Великого поста и Пасхальной недели, как обычно заведено. Приезжай к тому времени в Ярославль.
- Как себя чувствует владыка Кирилл? Готов обвенчать молодых?
- Плох наш владыка. Одряхлел. Жалуется на слабость в ногах. Все же попытается собраться с силами и приехать в Ярославль.
- Дай Бог ему сил и здоровья. Ты сказал о двух целях визита ко мне.
- А вторая цель проста. Захотел тебя повидать, братец, и вместе с тобой поохотиться. Псарню-то большую держишь?
- Да нет у меня никакой псарни. Держу лишь четырех псов, хватит и их. Летом стреляю уток, зимой куропаток.
- А на крупного зверя не ходишь?
- Редко.
- А я любитель медведя, лося, кабана. Ты сам был участником нашей охоты на лосей. Бывает, крупный зверь портит посадки. Земледельцы приходят ко мне с жалобой, просят помощи. Тогда я подымаю моих дружинников, чтобы проучить зверя.
- Могу пригласить тебя, братец, на куропаток. Развилось их…
- Ты бы еще на воробьев поохотиться предложил. Разве это княжеская охота?
- Чего ж хочешь, братец?
- Хотел бы обложить медвежью берлогу.
- Для тебя найдем берлогу. В селе Карголоме, что к западу, народ жалуется. Медведи потравили посевы, задрали двух коров и даже подходили к избам.
- Поможем карголомцам избавиться от сей напасти, - весело воскликнул Борис Василькович. - Составишь компанию?
- Ради тебя, братец…
Глеб послал человека в село Карголом, расположенное невдалеке от города на южном берегу Белого озера, чтобы собрать необходимые сведения. Местные жители, занимавшиеся охотой, могли указать, где появились медведи и где, скорее всего, они могли залечь в зимнюю спячку.
А Борис тем временем захотел посмотреть Глебовых собак. Три кобелька были лайками, не отличающимися от обычных собак этой породы, коренастыми и длинношерстными рыжеватой масти с лисьими мордочками. А четвертый отличался более крупными размерами и длинными лапами. Не собака, а скорее волк. Только морда напоминала, как у всех лаек, лисью.
- Откуда сие чудо? - спросил Борис, указывая на странного пса, державшегося, впрочем, миролюбиво.
- Откуда? Это занятная история. Принесли мне как-то из леса волчонка. Худой, заморенный, ребра торчат. Выкормили его, выходили. Молодой был, вроде вполне добродушного характера, даже ласкового. А повзрослел, стал лютым зверем с волчьими повадками, зубами щелкает, покусал одного, другого. Особенно мой повар пострадал. Пришлось приказать моим дружинникам пришибить зверюгу. А зверюга перед этим успел свое мужское дело сделать. У одного дружинника сучка ощенилась такими вот ублюдками. Не собака и не волк. Пока смирно себя ведет, характер материнский усвоил.
- Любопытно.
Борис с интересом разглядывал эту помесь волка с собакой, гладил. Животное миролюбиво уткнулось в колени гостя.
Стали советоваться насчет подарков, какие следовало бы приподнести молодым в день свадьбы.
- Что думаешь подарить? - спросил Глеб брата.
- Невесту хотелось бы одарить песцовой шубой. Да песец редко встречается у ростовских купцов.
- Зато найдешь песца у нас. Новгородские купцы везут его с севера. Зима наступила ранняя и некоторые из купцов с добычей застряли на Белоозере. Познакомлю вас и будет у тебя отменный песец.
- И скорняк найдется?
- Первостатейный. А что жениху?
- Хотелось бы кинжал. В дорогих ножнах с драгоценными каменьями.
- Неплохая задумка. А я хочу заказать для Федора кольчугу с серебряным нагрудником. А что невесте - пока не надумал.
- Подари янтарные бусы.
- Бусы из янтаря дарил жене. Не хочу повторяться.
- Если не янтарное ожерелье, подари парчовый пояс, украшенный изумрудами или яхонтами.
- Подумаю.
- Своди-ка меня к купцам, - попросил Борис. Прошлись по торговым рядам, зашли к оружейнику. Борис присмотрел роскошный кинжал в серебряных ножнах, украшенных гравированным узором и драгоценными камнями.
- Восточной работы вещица, - убежденно сказал Глеб.
- Откуда ты знаешь, что восточной? - спросил его Борис.
- Такой кинжал мне хан подарил к женитьбе.
У купца, торговавшего пушниной, можно было купить и песцовые шкурки. А с мастером-скорняком князь Борис повел переговоры о пошиве шубы.
- Сошьешь добрую шубу из песца на подкладке? - спросил Борис Василькович.
- Почему не сшить? - ответил с достоинством скорняк. - А на кого шить?
- На молодую невесту не слишком высокого роста.
- Покажите мне ее, чтоб в размерах не ошибся.
- Вот этого не могу сделать: невеста в Ярославле.
- Тогда выбери девицу такого роста, как невеста, и приведи ее сюда.
- Хорошо.
Девушка невысокого роста, и даже лицом похожая на ярославскую невесту, нашлась среди княжеской челяди. Ее и привели к скорняку, который снял размеры.
От скорняка зашли к кольчужному мастеру, трудившемуся с двумя сыновьями-подмастерьями. Подмастерья изготовляли металлические кольца, а мастер собирал их вместе в плотную сеть, составлявшую горизонтальные ряды. Так делалась кольчужная рубаха, защищавшая воина от удара мечом или копьем. Мастер пожаловался князьям, что его продукция пользуется малым спросом и поэтому дает мало дохода.
Вся постоянная дружина белозерского князя Глеба Васильковича состояла из пятидесяти человек. Он противился дальнейшему увеличению, так как считал это обременительным для княжества.
Кольчужными рубахами были снабжены менее половины дружинников, только десятники и воины передней шеренги. Изготовление одной кольчуги обходилось дорого, а князь Глеб был бережлив, если не сказать скуповат.
- Изготовишь кольчугу с красивым нагрудником? - спросил Глеб.
- Конечно, батюшка, - угодливо ответил мастер. - Укажите только на кого изготовить?
Глеб приказал Григорию Меркурьеву выстроить на площади перед княжескими палатами всю белозерскую дружину. Выйдя с Борисом на площадь, он обратился к брату.
- Кто, на твой взгляд, из моих дружинников ростом с Федора?
- Пожалуй, вот этот, длинный, что слева, - ответил, подумав, Борис.
- Гриша, веди мне вон того, долговязого, - приказал Глеб воеводе.
- Точно, Федор такого роста, - сказал Борис, вглядываясь в рослого дружинника. - Только пошире в плечах.
По росту и заказали кольчугу кольчужному мастеру.
Затем Борис Василькович все-таки вытащил брата на медвежью охоту.
С помощью собак отыскали берлогу, подняли молодую медведицу и удачно убили копьями. После долгих поисков обнаружили в глухом ельнике вторую берлогу. В ней оказался крупный и, как видно, старый медведь. Борис хотел было взять зверя на рогатину, но тот не поддавался: никак не хотел подняться на задние лапы. Зверь, угрожающе рыча, двигался на людей. Сильным ударом лапы он вышиб рогатину из рук егеря, другим ударом лапы отбросил далеко в сторону собаку. Другие псы почувствовали в медведе грозную силу и не решались нападать, а лишь оглашали лес яростным лаем.
- Бей копьями! - подал команду Борис.
Одновременно четыре копья вонзились в медвежью тушу.
После недолгого пребывания в гостях у брата Борис Василькович вернулся к себе в Ростов, еще раз напомнив Глебу, чтобы тот прибыл в точно установленное время к свадьбе Ростиславича.
- Привезешь песцовую шубу. Скорняка не торопи. Пусть трудится тщательно. Работу я оплатил вперед.
После отъезда брата с Глебом Васильковичем произошло знаменательное событие. Однажды князь посетил кольчужного мастера, чтобы справиться, как идет работа, и, возвращаясь, встретил на северной окраине города Феоктиста. Того самого немолодого волжанина, с которым познакомился на Сухоне при рытье канала.
- Как живешь, Феоктистушка?
- Твоими молитвами, князь, - ответил Феоктист неопределенно.
- Давненько тебя не видел.
- И не мог видеть. Я теперь перебрался из города на погост Кинсема, что на северном берегу озера.
- Что тебя заставило перебраться?
- Дела семейные.
- Женился, что ли?
- Точно угадал, княже. Одному без хозяйки, с детьми малолетними тягостно.
- А почему не захотел на Белоозере остаться?
- Жена молодая с норовом оказалась. Захотела остаться в Кинсеме, меня уговорила перебраться к ней.
- Да кто она такая, чтобы тебе условия ставить.
- Весянка. Из себя пригожа. Какие-то распри с родителями получились, покинула их и перебралась к вдовой тетке. А мне все равно, где трудиться, хлеб свой насущный добывать. Я теперь рыбаком заделался. Местные рыбаки меня в свою ватагу взяли.
- А как зовут-то твою весянку?
- Василиса.
- Василиса? - непроизвольно воскликнул Глеб, подумав: «Она, все совпадает. Значит, жива моя Василисушка, не наложила на себя руки. Феоктист уловил растерянность Глеба и спросил испытующе:
- О чем-то напомнил?
- Да нет. Запоминающееся имя. Представь, в одной семье вдруг оказываются Василий и Василиса.
- Никогда не встречал такого совпадения.
Глеб, сказав Феоктисту что-то незначительное, зашагал прочь. И не удержался, чтобы не оглянуться. К рыбаку подходила легкой быстрой походкой молодая женщина. Никакого сомнения не было - Василиса. Глеб узнал ее не только по походке и по гибкой фигуре, но еще и по сафьяновым сапожкам, которые когда-то подарил ей. Теперь она жена пожилого, обременного детьми рыбака из селения Кинсема на северном побережье Белого озера. Предание говорит, что первоначально город Белоозеро находился там, на месте этого селения. Там же была резиденция окутанного легендами и домыслами князя Синеуса с дружиной.
Дай Бог Василисушке счастья с Феоктистом, человеком, как видно, непростым, ершистым, много в жизни испытавшим. Знает ли он об их прежних отношениях? Вряд ли, конечно.
Князь Глеб вспомнил о своих намерениях посетить селение Кинсему. Его давно интересовали предания о прежнем местонахождении города Белоозера. Старожилы утверждали, что невдалеке от этого селения находился варяжский городок, от которого не осталось никаких следов. Там якобы обитала дружина князя Синеуса. А бывает, волны Белого озера выбрасывали здесь разные предметы: кусочки стекла, глиняные черепки. Следы жизни людей прежних веков.
- Не поеду в Кинсему, - сказал мысленно князь Глеб. - Нельзя, негоже смущать Василисушку. Дай Бог ей счастья…
На исходе зимы Глеб Василькович задумал совершить поездку в волость, которую он так искусно упрятал от взора дотошного баскака. Ехал в легких санках, сопровождаемый четырьмя конными дружинниками. Путь лежал по северному побережью Белого озера, где часто попадались села и деревушки.
Вот и волостное село Кинсема: десятка полтора дворов и скромная церковь, увенчанная луковичным куполом на коньке крыши. Миновали Кинсему, не делая здесь остановки. И все же, помимо своей воли, Глеб вглядывался в ломаную шеренгу невзрачных изб - не появится ли? Не появилась. Село осталось позади.
Когда проходил ледоход, открывалась глубокая и многоводная река Кема, доступная в нижнем течении для речных судов с глубокой посадкой. Такой она была верст на двадцать. Выше река сужалась, мелела, становилась неудобной для плавания из-за мелей и перекатов. Теперь же, в зимнее время, скованная льдом река становилась удобной проезжей дорогой. По ней Глеб Василькович и его спутники добрались до большого села Кемского с населением наполовину русским, наполовину весянским.
Среди построек села выделялся небольшой деревянный храм, возведенный в традициях северного церковного зодчества. Постройка была щедро разукрашена резными карнизами. Подкупольный барабан украшали главки с куполами, центральная поболее и четыре меньших размеров.
Князя Глеба и его спутников принял тиун Кемской волости, молодой, но какой-то бесцветной внешности человек. Оказалось, что мать его была весянкой, сам он более походил на мать, чем на отца, русского. Тиуном был и его отец, внезапно скончавшийся. В то время Глеб был в отъезде, и замещавший его управитель княжества распорядился, чтобы сын покойного, человек грамотный, заменил отца.
По распоряжению князя тиун пригласил приходского священника Дионисия, приходившегося тиуну родным дядей. Как отец Дионисий, в просторечье Денис, стал священником и получил приход, было обычной историей. При старом священнике он пел на клиросе, подменял, бывало, причетника, женился на поповне и унаследовал приход, когда тесть его совсем одряхлел и не мог больше служить.
От священника Глеб узнал, что в волости всего два прихода и еще около десятка сельских часовен. Небольшие деревушки и выселки рассеяны по всему течению реки Кемы и ее притоков. В соседнем приходе служил немолодой священник, отец Ипполит.
Глеб Василькович не поехал в другое приходское село, а распорядился, чтобы тиун вызвал отца Ипполита в волостное село.
Когда прибыл отец Ипполит, Глеб пригласил обоих священников для беседы. Начал с того, что подарил каждому по стопке богословских и светских книг.
- Украшайте ваши храмы книгами. И просвящайте прихожан, - произнес Глеб. - Много ли среди них грамотеев?
Грамотеев оказалось совсем немного, меньше, чем в приходах на Шексне. Значительную часть прихожан составляли весяне, вообще не владевшие грамотой.
Оба священника в один голос пожаловались, что два прихода на такой обширный район, протянувшийся вдоль течения реки Кемы, маловато. Два храма не в состоянии окормить все население обширной волости. Отсюда и язычество чувствует себя вольготно. Язычник охотнее посетит свое капище, нежели храм Божий.
- Какой вы ждете от меня помощи, отцы?
- Еще бы один приходский храм возвести на Кеме, - высказался отец Ипполит.
- А еще лучше бы два, - поддержал его отец Дионисий.
- Передам ваше пожелание владыке и его викарию, игумену Иринею.
Возвратившись в Белоозеро, князь Глеб стал готовиться к весеннему плаванию в Ярославль. Приказал корабелам отделать на дощанике свою кабину дубом и устроить надежный очаг, обновить помещения для свиты в трюме, изготовить новые паруса. Вниз по течению Шексны и Волги можно было идти под парусами.
Портной Каллистрат получил задание обновить княгине Феодоре парадные наряды, чтоб на свадьбе белозерская княгиня была не хуже других гостей.
А в Ростове все более и более поддавался старческим хворям епископ Кирилл II. У него почти совсем отнялись ноги, и он не мог продолжительное время совершать службы. Приходилось прерывать ее, передавая соборному протопопу. Поддерживаемый под руки служками, владыка удалялся в алтарь и там опускался в приготовленное для него кресло.
Как ты, владыка? - участливо спрашивал его иногда князь Борис. - Сможешь ли отправиться со мной в Ярославль и обвенчать молодых?
- Попытаюсь, - отвечал неопределенно Кирилл. А архимандрит Игнатий, настоятель ростовского Богоявленского монастыря, внушительно говорил:
- Не утруждал бы себя. Сердце кровью обливается, как вижу твои страдания. Это старческое: ничего не поделаешь.
- Наказание Божие за мои грехи, Игнатушка.
- Полно, владыка! Много ли ты грешил? Все бы столько грешили…
- Не утешай… Князя Василька не уберег…
- Сие от тебя не зависело. Дозволь мне вместо тебя в Ярославль отправиться, коли тебе невмоготу поездка. Обвенчаю Федора с княжной Марьей.
Архимандрит Игнатий был, по сути дела, вторым лицом в церковной иерархии Ростова. Он определенно хотел занять епископскую кафедру, когда Кирилл уйдет из жизни.
Готовились к поездке в Ярославль и ростовский князь Борис Василькович с женой Марьей Ярославной. С ростовской княжеской четой должен был прибыть и жених, Федор Ростиславич.
Прошла Пасха. Князь Глеб Василькович вместе с княгиней Феодорой выехали со свитой водным путем в Ярославль. В княжьей свите были Власий Григорьев и портной Каллистрат, который занял положение княжьего приближенного. Жена Каллистрата Анна не могла сопровождать мужа, так как должна была скоро родить. Год тому назад она уже разрешилась сыном, названным Прокопом. В качестве служанки для жены князь Глеб взял другую женщину, приходившуюся женой одному из дружинников, Агриппину, или Пину.
В Ярославле тем временем собирались гости, пожелавшие быть участниками торжеств. Андрей Владимирович Угличский не смог прибыть из-за болезни. Вместо него прибыл младший брат Роман, который фактически управлял Угличем из-за тяжелой болезни бездетного Андрея. Великий князь Александр Ярославич, занятый своими делами, прислал вместо себя костромского князя Василия Ярославича.
За день до назначенного дня свадьбы прибыли в Ярославль Борис Василькович с женой и женихом. Владыка Кирилл до последнего момента надеялся сопровождать ростовского князя. Но при восхождении на дощаник он почувствовал себя плохо. Сопровождавшие его монахи подхватили владыку под руки и вынесли на берег. Тогда Кирилл подозвал к себе архимандрита Игнатия и сказал с горечью:
- Видать, не судьба… Благословляю тебя, Игнатий. Поезжай вслед за князем Борисом в Ярославль.
Прибыл в Ярославль и незваный гость, баскак владимирский Амраган, державшийся сдержанно и высокомерно. Он возглавлял всю иерархию баскаков и молодых ханских чиновников на Руси. Себя называл ханским родственником. Так это или нет, было неизвестно.
Баскаки не ограничивались сбором дани, так называемой ханской десятины. Они, особенно сам великий баскак, вмешивались во внутренние дела княжеств, в княжеские усобицы. Великий баскак и подчиненные ему малые баскаки зорко следили за поведением князей, вступали в их распри и докладывали обо всем хану.
Глеб Василькович, усвоивший уроки князя Александра Невского, при встрече с великим баскаком заговорил льстиво:
- Рад встречи с тобой, Амраган.
- Что же тебя так радует, князь?
- Говорят, ты ханский родственник. Так и я великому Берке прихожусь внучатым племянником по жене.
Амраган хмыкнул и ничего не ответил. Держался он надменно и не был расположен поддерживать разговор. Глеб все-таки решил продолжать.
- Порадуй меня, достопочтенный Амраган.
- Чем еще могу порадовать тебя?
- Позволь мне по родственному сделать тебе небольшой подарок.
- Не мне делаешь подарок. Великому хану, поскольку все мы служим ему.
- Правильно говоришь. Все мы служим великому Берке, ставшему мне отцом. Прими от меня вот эту малость.
Глеб протянул баскаку серебряную шкатулку, украшенную рельефным узором и драгоценными камнями.
- Твоих мастеров работа? - спросил Амраган, принимая шкатулку.
- Господь с тобой. В моем бедном княжестве не добывают серебра. И нет искусных мастеров, которые сумели бы изготовить такую шкатулку. Приобрел у новгородского купца.
- А ты, князь, свободно говоришь по-нашему. Великий баскак снова хмыкнул, и на этом разговор закончился.
Забегая вперед, скажем, что присутствие баскаков на Руси продолжалось недолго. После известий о великом баскаке Амрагане летописи перестают упоминать о баскачестве. Князья сами стали собирать с населения дань и отсылать ее в Золотую Орду. Этого добивался великий князь Александр Ярославич Невский. Но удаления баскаков он при жизни не смог добиться. Это произошло позже.
В день венчания в Ярославле появились еще два гостя, братья жениха из рода князей смоленских. Отношения Федора Ростиславича с братьями оставались натянутыми. Хотя Федор из приличия и пригласил братьев на свадьбу, они до последнего момента колебались - принимать приглашение или нет. В последний момент все-таки приняли.
Венчание молодых происходило в главном городском соборе. На венчание допускались только именитые гости: приезжие князья, бояре и воеводы, богатое купечество. Помещение собора застелили коврами, гости облачились в парадные платья. Венчал молодых архимандрит Игнатий в сослужении всего ярославского духовенства. Ожидали, что в роли посаженного отца выступит Алексанр Ярославич Невский. Пришлось выступить в этой роли Василию Ярославичу Костромскому.
Невеста Марья Васильевна рядом с рослым женихом выглядела совсем ребенком. Возникло затруднение, когда два участника свадебной церемонии должны были поднять над головами врачующихся свадебные венцы. Тот, который держал в руке венец жениха, никак не мог дотянуться до его головы из-за его могучего роста. Пришлось спешно заменить этого держателя венца долговязым детиной из купцов.
Венчание проходило по полному чину, без спешки. Среди присутствующих в храме находился и великий баскак Амраган. Не считаясь с общепринятыми обычаями, он вошел в храм в шапке, не удосужившись снять ее при входе. Никто не решился сделать баскаку замечание и попросить его снять головной убор. Но все же Амраган уловил косые, недружелюбные взгляды, обращенные в его сторону, и понял, что ведет себя противно православным обычаям, и снял шапку.
Когда венчание подошло к концу, игумен трижды благословил венчавшихся и трижды произнес слова молитвы: «Господи Боже наш, славою и честию венчай я».
Жених и невеста обменялись обручальными кольцами и поцеловались. Жениху пришлось низко пригнуться, чтобы запечатлеть на устах невесты своей поцелуй. Потом все присутствовавшие в храме в порядке старшинства подходили к жениху и невесте, поздравляли новобрачных добрым словом и поцелуем. Лишь баскак оставался безучастным зрителем.
Из собора новобрачные выходили, сопровождаемые родственниками, гостями, духовенством, окруженные почетной стражей. Во главе шествия шли жених в новом, отороченном беличьим мехом кафтане и невеста в белой фате и в длинном до земли белом атласном платье. Толпа народа приветствовала молодых радостными криками.
Прежде чем выйти в большую трапезную залу, все гости могли осмотреть подарки жениху и невесте, выставленные на столах в соседней малой зале. Среди подарков была и кольчужная рубаха с серебряным нагрудником, изготовленная белозерским мастером по заказу Глеба. Здесь же лежал широкий парчовый пояс, расшитый жемчугом и украшенный драгоценными камнями, предназначенный для невесты. Рядом с подарками князя Глеба красовались подарки от его брата Бориса - песцовая шуба и кинжал в серебряных ножнах, украшенный пестрыми камнями. На соседних столах лежали подарки поскромнее от остальных родичей.
Рассаживал за праздничный стол гостей в строгом порядке специальный распорядитель, один из братьев княгини-матери. В центре стола, конечно, жених и невеста. По правую руку от жениха князья Васильковичи с женами и их родня. По левую руку от невесты княгиня-мать Ксения, ее родственники. Напротив четы новобрачных Василий Ярославич Костромской. Посаженный отец и великий баскак Амраган. По другую руку от костромского князя игумен Игнатий. Левее Игнатия усадили смоленских братьев жениха. Те сперва было обиделись: едва не вспыхнул спор. Родные братья жениха все-таки. Разве не вправе претендовать на места более почетные и близкие к молодым. Распорядитель проявил выдержку и объяснил смоленским братьям: «Вы на самых почетных местах после посаженного отца Василия Костромского и великого баскака, представляющего за этим столом самого хана Берке. А по рангу Амраган, великий баскак, выше любого из русских князей». Умолкли смоленские, выслушав такие доводы…
Свадебный пир в Ярославле проходил шумно и суетливо. Пили русскую брагу-медовуху, всякие ягодные настойки, заморские вина, привезенные из Новгорода. Проворные слуги меняли блюда с закусками: индейками, молодыми поросятами, куропатками, белозерским судаком, маринованными грибами, сдобными пирогами - все закуски и не перечислишь. Кричали молодым «горько» и желали им всех благ. Многие из гостей, захмелевшие, не выдержавшие такого обилия вин и закусок, роняли голову на столешницу да так и засыпали, зычно посапывая. Другие выходили по нужде из-за стола и не было у них сил возвратиться обратно. Свалившись где-то на пути, в переходах княжеских палат, засыпали прямо на полу. Проворные слуги подбирали их безжизненные тела и укладывали на постели.
Только жених пил мало и сохранял ясность мысли. Но такого здоровяка мудрено было бы свалить и самой обильной выпивкой. Он, как казалось, приглядывался к сидевшим за столами, особенно к великому баскаку и к невестиной родне, прислушивался к застольным разговорам. Великий баскак Амар-ган тоже почти ничего не пил и не ел, держась настороженно.
Первым покинул стол игумен Игнатий. Напоследок он размашисто перекрестил молодых и произнес извинительно:
- Простите меня, честная компания. Мой сан не позволяет мне разделять застолье. Нарушил, однако, сей запрет из уважения к молодым.
Провожали молодых до опочивальни уже почти за полночь. Мать Ксения, ее брат, распорядитель и посаженный отец, князь Василий Ярославич Костромской.
Ксения многозначительно подмигнула Марье и сказала ей таинственным шепотом:
- Не робей, дочка. Это только поначалу страшно. Сама испытала.
А князь Василий хлопнул Федора по спине ладонью и скороговоркой произнес:
- Не робей, Федюша. Делай свое мужское дело. И Бог вам в помощь.
Федор Ростиславович пропустил вперед в опочивальню княгиню Марью, сникшую и съежившуюся, а вслед за ней вошел и сам, закрыв дверь на засов.
Вышли молодые к гостям только в середине дня. Княгиня Марья была бледна, с темными кругами вокруг глаз.
- Как, доченька? - спросила Марью пытливо мать Ксения.
- Как видишь, мать, жива твоя дочка, - ответил за жену Федор. - Не съел ее.
- Тогда надо соблюсти старый обычай…
- Какой еще обычай? - переспросил недоуменно Федор.
- Разве не знаешь? После первой брачной ночи простыня, на которой спали молодые, выносится гостям на обозрение.
- Это еще зачем?
- Обычай таков. Не нами придуман. Коли жена девственница, и муж повредил ее девичье естество, гости узрят кровь на простыне и убедятся в добрачной невинности.
- Зачем это? Не хочу на чужое обозрение постельное белье выставлять.
- Пеняй на себя, князь. Коли не поддержишь старый обычай, чем убедишь людей, что Марьюшка досталась тебе девственницей?
- Чтоб вам всем было неладно, - огрызнулся Федор. Но сам пошел на хитрость.
Все дело в том, что, оставшись наедине с женой в опочивальне, князь Федор понял состояние девушки и не тронул ее и не попытался силой овладеть ею. Он вышел из затруднительного положения следующим образом. Взял в руки кинжал, подаренный ему Борисом Васильковичем Ростовским, порезал об его остро отточенное лезвие указательный палец на левой руке и измазал кровоточащей ранкой простыню. Вынес сам простыню со словами:
- Любуйтесь, коли вам приятно копаться в чужом белье.
- Убедились, что Марьюшка целомудренной Федору досталась? - сказала мать.
Свадебный пир продолжался. И снова некоторые гости упились, как принято говорить, до положения риз. И снова родня провожала молодых до опочивальни торжественным шествием. Оставшись наедине с мужем, Марья прижалась к нему и дала волю слезам.
- Что ты плачешь, глупенькая? - спросил ее Федор, бережно раздевая.
- От радости плачу. Ты пожалел меня, не снасильничал. А меня не надо жалеть, я вся твоя, Федор. Поступай со мной, как считаешь нужным.
- А если тебе будет больно?
- Нас Бог соединил, Феденька. Бог обязывает и терпеть вместе все невзгоды.
- Верно, Марьюшка. Это только споначалу будет тебе больно. Разве не хочешь, чтобы у нас были детки?
- Хочу, конечно.
На следующее утро Марья и Федор вышли к гостям довольные и умиротворенные. Так началась супружеская жизнь новой княжеской четы, занявшей ярославский стол.
Напоследок распорядители свадебного торжества устроили для гостей лодочные гонки по Волге. Отыскали среди рыбаков и лодочников Ярославля самых проворных и крепких парней, али команду, сесть в легкие челноки, снабженные одним веслом, и пуститься вниз по Волге до опознавательного знака на берегу. Потом гребцы должны были повернуть вспять и плыть против течения до городского причала. Зрители располагались на высоком берегу Волги, куда были вынесены кресла. Победителем в гонках вышел худой и невзрачный на вид рыбак Герасим. Он получил из рук жениха приз - серебряную кружку, украшенную выгравированным узором.
- Поступай ко мне на службу, парень, - сказал ему князь Федор, вручая приз.
- Благодарствуем, Подумаем, - степенно ответил Герасим.
Свадебные торжества закончились. Гости разъезжались. Первым покинул Ярославль архимандрит Игнатий. Обратился к Федору и его новой родне:
- Простите великодушно. Рад бы еще погостить, да тревожусь за моего духовного отца, владыку Кирилла. Плох он стал, совсем плох.
Игнатий благословил молодую чету и отбыл в Ростов. Вслед за ним отъехали братья Федора, смоленские князья. Один из них, Михаил Ростиславич, сказал дружелюбно Федору:
- Мы, твоя смоленская родня, рады за тебя, Феденька: ты теперь с уделом. Не взыщи, если что промеж нас было не так, и прости нас. Давай поклянемся на Евангелии, что не причиним зла друг другу.
Федор, выслушав брата, сказал сдержанно:
- Бог всем нам судья, братец. И я не поп, чтобы ты передо мной в своих грехах исповедовался.
Расстались братья, по существу, не примирившись. Уехал и угличский князь Роман. Прощаясь с Федором и братьями Васильковичами, он сказал:
- Ждут дела в Угличе. Старший братец мой, Андрей, совсем немощен стал. Все дела по управлению передал мне и сделал своим наследником.
Вслед за Романом уехал и костромской князь Василий Ярославич. Федору Ростиславовичу и Марье сказал на прощание:
- Как считаете, мои дорогие, посаженный отец справился со своими обязанностями.
- Справился, князь Василий, - ответили разом оба супруга.
- Я тоже так думаю, что справился, - сказал самодовольно Василий Ярославич, - свадьба прошла удачно. Сытная, хмельная. Желаю вам поскорее деток нарожать. А меня вот Господь детками не порадовал. Все в младенчестве помирали.
Князь Василий тяжко вздохнул.
Собрался отбыть во Владимир и великий баскак Амраган. Братья Васильковичи вместе с князем Федором посетили его.
- Разреши, Амраган, поблагодарить тебя. Рад, что моя свадьба прошла с твоим участием, - сказал льстиво Федор, как учил его Глеб. Говорил он по-русски, так как языком ордынцев не владел. Толмачил белозерский князь привычно и бойко.
- У вас что-то есть ко мне, русичи? - надменно произнес ордынец.
- Позволь мне молвить, - сказал Борис Василькович. - Ярославль, как и Белоозеро, как и Углич, отделились в качестве младших уделов от Ростова. Все князья этих уделов связаны родственными узами. Мы единое целое. Князь Федор, женившись на нашей племяннице, стал нашим названым братом и таким же верноподданным великого хана, как и мы.
- Это хорошо, коли ты, Федор, считаешь себя верноподданным великого хана, - отозвался Амраган.
- Скажи нам, должен ли князь Федор сейчас отправляться в Орду, в гости к хану и получить из его рук ярлык на ярославское княжение? - закончил Борис.
- Хан очень одряхлел и одержим старческими хворями, - подумав, ответил Амраган. - Поэтому ярлыки на княжение он больше не дает. Придет к власти новый хан, отправляйся тогда, Федор, к нему за ярлыком. А пока я, великий баскак, представляю для вас ханскую власть. Считай, князь Федор, что ярлыком на княжение в Ярославле ты располагаешь. До нового хана.
На этом разговор и закончился.
Прежде чем разъехаться по своим уделам, Борис и Глеб Васильковичи вызвали Федора Ростиславича на откровенный разговор.
- Что думаешь, Федор, о твоих боярах? - спросил его Борис.
- Считают себя главной силой в Ярославле, - ответил Федор. - Это я уже почувствовал.
- Почему так думаешь?
- Явились ко мне как-то княгиня-мать Ксения с целой стаей родственников, братьев и дядьев. «Давай, - говорит, - княже, потолкуем». «Отчего же не потолковать», - отвечаю. Заговорили об ярославских традициях, о том, что мне, новому человеку, трудно будет сразу эти традиции постичь. Вспомнили, что последние ярославские князья Василий Всеволодович, отец Марьи, и его брат Константин всегда советовались с боярами. В общем, предложили мне создать боярскую думу, вроде малого вече, и решать с ее участием все сложные дела.
- Ты возмутился? - спросил Глеб.
- Представьте, братья мои названые, не возмутился, а промолчал. Потом ответил - подумаю.
- Так, по существу, ничего не ответил?
- Что я мог ответить? Бояре располагают силой. А на силу надо отвечать силой, которой у меня пока нет.
- Сколько у тебя княжеских дружинников?
- Всего два десятка человек. Несут охрану княжеских палат. Появится в округе разбойная шайка, нет воинов, чтобы устроить на них облаву. Да и эти два десятка подбирал покойный князь Константин. У каждого боярина-вотчинника своя дружина. Если их всех собрать воедино, наберется не одна сотня. Где мне совладать с ними?
- Совладаешь с нашей помощью, Федор, - убежденно сказал Глеб. - Начни с того, что укрепи твою личную дружину за счет надежных людей. Привлеки этого лодочника, победителя на состязаниях. Пусть он приведет к тебе своих парней, готовых служить в дружине. На первых порах мы с Борисом поможем тебе, пришлем на время своих людей.
- Брат верно говорит. Поможем, - согласился с Глебом Борис. - А окрепнешь, покажи свои зубы, Федя, боярам. Припугни их. Отыграйся на самом задиристом, отбери у него волость.
- Легко рассуждаете, братья. В жизни-то все не так просто получается.
- Будешь в одиночку воевать с недругами - все не просто, - наставительно сказал Глеб. - А почувствуешь локоть друзей, сообщников - все станет проще.
- С нами и с Божьей помощью и одолеешь недругов, - сказал Борис в заключение.
