Глава 10. ПРИЕЗД МОЛОДОЖЕНОВ В БЕЛООЗЕРО
Весь город столпился на берегу Шексны, встречать княжеский дощаник. Во главе толпы стояли Григорий Меркурьев, остававшийся за управляющего и игумен Ириней. Глеб проворно сбежал по трапу на берег, приветливо помахав рукой. Речи произносить не стал. Вслед за мужем спустилась на берег и Феодора, вызвав любопытство толпы: какова она, ордынка, молодая княгиня? Но Феодора разочаровала. Татарских черт в ней почти не было: ни скуластости, ни характерного разреза глаз. Вот другая женщина, которая шагала позади, должно быть служанка, типичная татарка: скуластая, коренастая, крепко сбитая.
Поняв любопытство толпы, Глеб Василькович зычно выкрикнул:
- Белозерцы! Видите, связал себя семейными узами. Любите и почитайте княгиню вашу, Феодору. Вот она перед вами.
Толпа ответила приветственными возгласами.
Княжеская чета направилась к своим палатам. Палаты белозерского князя намного уступали княжеским палатам в Ростове и по размеру, и по архитектурному великолепию. Но все же они казались среди других построек Белоозера самыми примечательными. Бросались в глаза гульбища с высокими лестницами, витыми колонночками, башенками, шпилем и луковичные главки дворовой церкви. В ожидании приезда княжеской четы управляющий распорядился, чтобы все помещения отмыли до зеркального блеска. Пол в опочивальне застелили большим бухарским ковром. Для парадного зала, где Глеб Василькович имел обыкновение принимать именитых гостей, столяры изготовили новые дубовые кресла.
Белозерский князь осмотрел все сделанное к его приезду, похвалил управляющего и повел с ним такой разговор.
- Много ли денег скопил в казне?
Григорий назвал сумму, поступившую в основном в результате взносов купцами пошлин и оплаты услуг, оказанных их судам. Названной суммой Глеб был удовлетворен.
- Этого, я думаю, достаточно, чтобы выкупить сотню, а то и полторы сотни полонян. Власий говорил о моем намерении послать тебя в Орду с серьезным поручением?
- Говорил. Тебе, княже, угодно, чтобы я занялся выкупом полонян.
- Вот именно. Назову тебе имена людей, с которыми будешь иметь дело. Старайся выкупать тех, кто помоложе и не женат. Эти угнаны в Орду уже после Батыева нашествия. Найдем для них русских и весянских девок. Пусть население Белоозера растет.
- Я же по-бусурмански не разумею. Как я буду там обходиться без языка?
- Ты подбери себе из тех мужиков, кого мы вызволили, толмача. Небось найдешь таких, которые подолгу в Орде пребывали.
- Найду, конечно.
- И возвращайся к осени, не задерживайся. Возьми четыре дощаника.
- Влаську дозволяешь взять с собой?
- Не дозволяю. Власий здесь будет нужен. Возьми в дорогу священника. Кого именно, пусть игумен посоветует.
- А правда, что хан собирается епархию в Сарае учредить?
- Идут такие разговоры. К нашей религии хан вроде бы милостив.
Глеб Василькович заговорил с игуменом Иринеем.
- Готовься встречать высокого гостя.
- Не владыку ли нашего?
Его самого. Намерен освятить монастырь и тебя назначить настоятелем.
- Воля владыки.
- Строительство монастыря завершено?
Коли не считать мелких недоделок, монастырь готов к приему братии.
- Много ли наберется братии?
- Пока не слишком: человек десять - двенадцать. В том числе прежний наместник Белоозера Феодор Ефросиньин. Совсем обветшал, опустился старче. Остальные вдовцы, потерявшие сыновей в Ситской битве. И только один молодой, церковный служка.
- Что ж, отец Ириней… Начало положено. Отведу землю под монастырские угодья, луга, огороды. Разводите скот, выращивайте овощи, заведите пасеку.
Затем завели разговор и о княгине Феодоре.
- Выполни еще один долг. Обучи мою княгинюшку языку русичей. Ведь ты и по-татарски изъясняешься.
- Бурхан меня обучал.
- Владыка говорил мне - языкам ты зело способный.
- Вроде бы. Латынь, древнегреческий, сейчас за весянский принялся.
- Объясни княгине суть нашего языка. Дай основу. А для повседневной речи у нас есть Каллистрат. Много лет был полонянином, по-татарски болтает как на родном языке.
После сытного обеда княжеская чета отправилась на отдых. После сна Глеб Василькович долго расспрашивал управляющего, как поступили с выкупленными в Орде полонянами. Управляющий ответил, что все полезные мастера оставлены в городе. Для них уже рубятся избы на южной окраине города. Есть среди них холостяки, не успевшие жениться до полона, или свидетели гибели жен и других близких во время Батыевого нашествия. Многие выражают желание обзавестись семьями.
- Найди свах, - распорядился Глеб. - Пусть подыщут им подходящих невест, русских или весянок.
- Остальные рассеялись по окрестным деревням.
Григорий рассказал любопытную историю. Один из бывших полонян, Евсей, потомственный волжский рыбак, неожиданно встретил на Белоозере семью. Он, участвуя в Ситской битве, попал, раненный, в плен к ордынцам. Жена его с детьми при приближении к Ярославлю ханского войска покинула город и устремилась вверх по Шексне в рыбацкой лодке. Добрались до Белоозера, да там и остались, не имея никаких сведений о главе семьи. Дочь впоследствии вышла замуж за мастерового, чеканщика. Оба сына, по примеру отца, стали рыбачить…
Через день Глеб Василькович провожал караван дощаников во главе с Григорием Меркурьевым. Перед отплытием дал ему последнее напутствие.
Осмотрел Глеб свежие срубы монастырских построек, пахнувших свежей смолой, зашел в небольшой храм с многоярусным иконостасом, работой белозерских богомазов. Потом обошел знакомых купцов, среди которых было немало новгородцев. У ювелира купил янтарное ожерелье, подарок для жены. После ювелира посетил Хрисанфа, приказчика богатого новгородского купца Гусельникова.
- С приездом, князюшка, - обрадовался приказчик. - Мой хозяин не раз интересовался, не приехал ли князь.
- Как видишь, приехал. Зачем я ему нужен?
- По тому же старому делу. О канале на сухонской излучине.
- Мы же толковали с Гусельниковым об этом. Поддержали его другие купцы, готовы они оплатить земляные работы?
- Стало быть, готовы.
Приказчик вытащил из-под прилавка кованый сундучок, отомкнул его и протянул Глебу увесистый холщовый мешочек.
- Вот задаток. Хозяин велел передать. А будет канал прорыт, получишь еще такой же мешочек.
- Передай Гусельникову, к началу осени канал на излучине будет готов. Сам стану следить за работами. Будущей весной, как пройдет ледоход, ваши купчишки смогут плавать, минуя излучину.
Глеб Василькович решил, что выедет на Сухону с землекопами при первой возможности, но сперва уделит время Феодоре. Пусть почувствует себя белозерской княгиней. Потом дождется приезда владыки Кирилла, чтобы непременно быть свидетелем освящения Белозерского Свято-Троицкого монастыря, владыка посоветовал назвать монастырь именно так.
Возвратившись в свои палаты, Глеб отыскал жену в одной из комнат. Порадовал ее подарком, янтарными бусами.
- Теперь это твой дом, - сказал он, делая широкий круговой жест. - И ты здесь хозяйка.
Он принялся показывать ей палаты, одну за другой: парадный зал для приема гостей, трапезную, свою рабочую комнату, комнату для будущих детей, домашнюю молельню, библиотеку, комнаты для гостей. Пытался что-то объяснить, но бросил, убедившись, что княгиня почти не понимает его русскую речь.
Они спустились с парадного крыльца и вышли на соборную площадь. На площади находился главный храм Бело-озера, соборная церковь Успенья, срубленная из толстых сосновых бревен. Ее увенчивали расположенные ступенчато луковичные главки, крытые лемехом. Зашли в храм. В нем было полутемно. Пахло свечным нагаром и ладаном. Слабо мерцали две-три лампады перед иконостасом. Их свет терялся в сумеречной пустоте.
После храма Глеб свел Феодору на одну из башенок княжьих палат. Башенка возвышалась над третьим этажом и заканчивалась остроконечным шпилем. На верхнюю площадку вела крутая винтовая лестница. Стоило больших физических усилий преодолеть ее и подняться на самый верх. Из оконца открывался великолепный вид на Белое озеро, светло-голубое, покрытое легкой рябью. Небо было тоже светло-голубое, безоблачное. Казалось, озеро являлось продолжением небесного пространства. С высоты просматривался противоположный берег, крыши крохотных домиков и сельская церковь на месте, которое когда-то в давнишние времена было местом города Белоозеро. По преданию, это была резиденция князя Синеуса, одного из братьев Рюрика.
Над озером с надрывным криком летали чайки, иногда появлялись гуси или небольшие стайки уток, охотившихся на мелкую рыбешку.
- Красиво? - спросил Глеб жену. Феодора не поняла. Тогда Глеб перешел к языку жестов, стараясь выразить свое восхищение. На это Феодора с улыбкой закивала в знак согласия.
На прогулку по озеру Глеб решил взять Каллистрата. Обычный разговор он мог переводить без больших затруднений.
- Дозволь, князь-батюшка, Аннушку с собой взять, - попросил Каллистрат. - И княгиня будет рада подружке.
- Дозволяю.
Глеб знал, что Белое озеро, на первый взгляд такое спокойное, ласковое, на самом деле обладает изменчивым характером и иногда, особенно в осеннюю пору, может показать свой норов. Коли задуют резкие осенние ветры, легкая рябь на поверхности озера быстро превращается в бушующие волны. Озеро начинает штормить, гибнут суда и люди. Такое случалось на памяти Глеба.
Плыли, держась восточного берега, не удаляясь далеко от береговой кромки, вдоль которой тянулась зеленая полоса тальника и кустарниковой ольхи. Иногда из кустарника взлетали с громким кряканьем утки. Встречались на пути рыбацкие лодки, в них копошились еще живые огромные судаки, лещи, осетры и всякая другая рыба, которой так богато озеро.
- Каллистратушка, объясни княгине, - начал Глеб.
- Слушаю.
- Скажи ей… Это озеро, что зовется Белым, богато всякой рыбой. По моему вкусу, лучшая рыба - судак. На зиму здешние жители замораживают судака и держат его в погребе.
- Я не знаю, как будет по-татарски «погреб». Наверное, У них нет такого слова.
- Обходись без погреба.
Каллистрат бегло переводил на татарский слова Глеба, редко испытывая затруднения. А князь продолжал свои рассуждения об озере и его богатствах.
- Хорош еще и карась, особенно в сметане. А из мелкой рыбешки белозерцы любят снетка. Хорош суп из него.
Глеб внезапно прервал свою речь о рыбах. На берегу, где прибрежный кустарник расступался, мелькнуло несколько убогих избушек с односкатными кровлями, крытыми корой. Болью в сердце отозвались воспоминания об этой неприметной деревушке, о весянке Василисушке, его непродолжительном, прерванном счастье. Знать, не судьба. Благоразумно ли теперь корить себя за то, что не удержал порыв молодой страсти. Но ведь и она потянулась к нему, не сдерживая себя. Разве не оба виноваты? Пусть Бог обоих и рассудит.
А теперь его любовь, его судьба - Феодорушка. Она тоже видела много страшного в ордынской жизни, много горького слышала от матери.
Глеб Василькович отвернулся от берега и дал команду гребцам:
- Нажми на весла, ребятушки. Сделаем остановку в Ухтоме.
Село Ухтома по местным понятиям было немалое: десятка полтора-два дворов. Среди них выделялась усадьба тиуна. В селе церковь, срубленная в северных традициях. Это шестигранный столп, переходящий в покупольный барабан, увенчанный луковичной главкой. Село стояло при впадении в озеро речки Ухтомки. Глеб принялся объяснять Феодоре, что эта речка вытекает из озерца Волоцкого. От него до другого озерца, Долгого, не ахти какое большое расстояние. Лодки могут преодолеть его волоком. А из озерца Долгого прямой путь малыми реками до большого озера Боже или Чарондское. Из него идет речной путь в другое большое озеро Лаче, из которого вытекает большая порожистая река Онега.
Феодора невнимательно слушала это отступление в географию белозерского края. Упомянутые Глебом названия рек и озер ей ни о чем не говорили. Она перебила портного, пытавшегося передать смысл рассказанного князем, неожиданным вопросом:
- А что такое волок?
Каллистрат и сам затруднился перевести это слово. Должно быть, в татарском языке его просто не было. Глеб попытался объяснить его значение своими словами.
- Слушай, Каллистратушка. Попытаюсь растолковать, - начал Глеб Василькович. - Представь, плывет по реке купец с товарами. Надо ему попасть в другую реку, которая близко подходит к первой, но не сливается с ней. Что делать купцу?
Он приказывает своим спутникам перетаскивать лодки по суше из одной реки в другую. Это место и называется волоком - от слова «волочить». Что-нибудь поняла, Феодора?
Приближение княжеской лодки заметили с берега и сообщили сельскому тиуну Проклу. Он неоднократно бывал в Бе-лоозере по разным делам и знал князя Глеба в лицо. Прокл вышел к берегу встретить Глеба и его спутников.
- Здешний тиун? - спросил белозерский князь.
- Правильно, тиун я. Рад, что ты пожаловал. Дело до тебя имею.
- Говори, какое у тебя дело?
- Второй месяц, как пастырь наш, отец Спиридон, преставился. Прислали бы нам нового батюшку.
- Разве нет дьякона, чтобы рукоположить?
- Какой дьякон в бедном приходе? Всегда без дьякона служили.
- А причетник?
- Совсем молод. Не подходит к священническому сану. Приход-то наш сложный. Среди прихожан больше весян, чем русских. А весяне, можно сказать, двоеверы. В храм ходят, но капища свои не забывают. Покойный отец Спиридон пытался их вразумить, да не вразумил до конца. Нам нужен пастырь опытный и разумный.
- С сей просьбой не ко мне обращайтесь. Жду приезда владыки Кирилла. Обещал мне двух священников для Белоозера прислать. Может, одного отдаст на ваш приход.
- Дай-то Бог. Я ведь о благе прихожан пекусь. Не только тиун я, но и церковный староста. Не желаете ли молочка парного?
- Не откажемся.
Прокл приказал прислужнице-весянке принести молока и собственноручно налил князю и каждому из его спутников по берестяному бурачку. А потом предложил полакомиться черной смородиной со своего огорода. Когда Глеб протянул тиуну крупную серебряную монету, тот долго отказывался. Но, в конце концов, взял после слов князя:
- Я ведь с тобой не за угощение расплачиваюсь, а как приходскому старосте на храм жертвую.
Еще спрашивал Глеб о языческих обрядах у веси и убедился, что, хотя те и считают себя христианами, христианская религия легла на их души поверхностной оболочкой, никак не искоренив старых верований. Потом Глеб Василькович спросил:
- Скажи мне, Проклушка, пользуются ли в наши дни вот этим речным путем из Белого озера на Онегу с волоком между озерцами Волоцким и Долгим?
- Редко. Можно сказать, почти не пользуются.
- Почему же?
- Реки на этом пути мелководны. Да и Онега малопригодна для плавания. Бурна, порожиста. Это не Сухона и не Двина.
- Понятно разъяснил…
Владыку Кирилла встречали торжественно. На берегу Шексны, где обычно приставали суда, собралось все духовенство Белоозера и окрестных сел во главе с игуменом Иринеем и княжеской четой. Столпились горожане. Прибывший епископ благословил Глеба Васильковича и княгиню Феодору, а потом по очереди все духовенство в порядке старшинства, начиная с Иринея.
Пребывание владыки в Белоозере было до предела насыщенно. Сперва он отслужил архиерейскую службу в соборной Успенской церкви. Посетил церкви города, знакомясь с их состоянием, одаривая книгами, переписанными ростовскими писцами. Поинтересовался, как идет переписка светских и церковных книг в самом Белоозере и пожелал встретиться с писцами. Их оказалось только двое. Кирилл выразил Глебу и Иринею неодобрение. Разве в Белоозере мало грамотных людей с хорошим почерком?
Потом состоялось проведение церемонии возведения в должность настоятеля игумена Иринея и освящения монастыря. Одного из двух священников, прибывших вместе с владыкой из Ростова, иеромонаха Исидора, владыка ввел в штат обители в качестве монастырского священника. Другого, отца Зиновия, светского пастыря, прибывшего с семьей, Кирилл по просьбе князя Глеба назначил приходским священником в Ухтому.
Большое внимание владыка уделил белозерской иконописи. Мастерская иконописцев помещалась во флигеле княжеских палат, примыкавшем к дворовой церкви. Всех иконописцев, которых обычно называли богомазами, было четверо. Один из них, степенный и способный, Феогност считался старостой. У каждого было по два ученика, которые выполняли всякие вспомогательные работы: шлифовали доски, предназначенные для икон, грунтовали их поверхность, растирали краски и присматривались к работе учителей. Понемногу они допускались и к живописным работам, закрашивали общий фон, наносили краску на одежду изображаемых святых.
Владыка придирчиво осмотрел уже готовые работы. Особенно ему понравились Богоматерь с младенцем, распятый Христос, святой равноапостольный князь Владимир и Георгий Победоносец на коне, поражающий копьем змия. Давая наставления Феогносту, Кирилл сказал, указывая на понравившиеся ему иконы:
- Вот эти зело хороши. Сделайте с каждой по нескольку копий. В монастыре не хватает малого настоятельского храма. Будете украшать будущий храм своими работами. В городском храме Ильи Пророка плох иконостас, надо обновить его. А помещение ваше никуда не годится: тесно и темно.
- Скажи, владыка, об этом князю Глебу. Он тебя послушает, - молвил Феогност.
- Скажу непременно.
Покончив с белозерскими делами, владыка Кирилл посетил несколько местных приходов, в том числе побывал в Ухтоме, где представил прихожанам нового священника, отца Зиновия. Отслужили в ухтомской церкви литургию в сослужении Зиновия и сопровождавшего его в поездке в белозерский край протодиакона Тимофея.
Возвратившись из кратковременной поездки по приходам, Кирилл услышал от князя Глеба Васильковича такой вопрос:
- Скажи, владыка, что нам делать с остатками язычества? Живучи, ох, как живучи они. Волхвы вроде бы перевелись. Но остались старцы, колдуны, ворожеи.
- Не простой вопрос задаешь, князь.
- Храмы строим, прихожан окормляем, в том числе и весян. А увидишь весянина… На груди - крестик на шнурочке, в храме усердно молится. И наговорит тебе три короба всякой непотребной всячины. Почитает лесного дедушку, делает жертвоприношения скотом…
- Можешь не рассказывать, князь. Все это мне ведомо. Остатки язычества не легко быстро искоренить. В таком деликатном деле сила, гневный окрик не есть средство успешной борьбы.
- В чем же средство?
- В неустанном труде наших пастырей, просветительстве, распространении грамотности.
- На севере во многих храмах можно увидеть рядом с иконами деревянные статуи или человекоподобные фигуры святых. Среди них встречается даже Христос. Я знаю, что среди духовенства идет великий спор. Кое-кто сравнивает такие фигуры с языческими идолами и утверждает, что наша религия может признавать только плоскостные изображения святых, суть иконы.
- Все верно, князь Глеб. Ведется такой спор. Я не принадлежу к сторонникам крайностей. Весяне не забывают своих языческих идолов, но ходят в православные храмы и молятся христианским святым. Значит, тянутся к нашей вере. Это все же лучше, ежели они были бы чистыми язычниками.
- А как мы, владыка, должны отнестись к появлению в храме человекоподобных фигур, пусть они и создают образы почитаемых святых?
- Все-таки святые почитаются, хотя бы и в образе деревянных статуй. Закроем глаза на то, что это статуи, а не иконы. Это все же лучше, чем поклонение языческим идолам. Язычество так быстро не отомрет, по одному мановению моей руки или твоей. Запретный плод, говорят, сладок. И с этим придется мириться.
- Как же я должен относиться к статуям в храме? Закрывай на них глаза, коли они тебе не по душе.
- А что я должен делать, коли весянин вспоминает с благоговением не Богородицу, а своего языческого бога Белеса?
- Скажи ему - почитай. Только ты весянин ошибаешься: то не бог Велес, а святой Власий, покровитель скота. А ошибаешься потому, что имена схожие - Велес, Власий.
- Так ты призываешь, владыка, приспособить православие к язычеству.
- Вовсе нет, князь. Я рассуждаю так. У весянина стихийно зарождаются в уме зачатки истинной веры. В его язычестве мы улавливаем образы, похожие на наших святых. Церковь должна снять с представлений весянина весь этот налет искаженности и привести его к истинной вере, придать его представлениям благоразумный вид. Понятно я говорю?
Глеб убедился, что владыка Кирилл является искушенным и гибким политиком, считавшимся со сложными условиями жизни и деятельности церкви на русском севере. Сложность эта определялась живучестью языческих представлений веси, да и не только веси. По существу, здесь господствовал причудливый сплав православия и язычества. Владыка Кирилл выступал как поборник мирного врастания православной веры в языческую среду без применения каких-либо насильственных мер. Достиг ли он своей цели?
(Чтобы ответить на этот непростой вопрос, обратимся к свидетельствам замечательных русских фольклористов, братьев Соколовых, составителей капитальной книги «Сказки и песни Белозерского края». Книга была издана в итоге двух поездок собирателей фольклора в белозерский край в начале прошлого века. В предисловии к книге ее составители писали о живучести языческих пережитков в крае. Подчеркиваем - речь идет, казалось бы, о не слишком далеком от нас времени. «Взгляды крестьянина на мир веют далекой стариной. Сколько в том крае неизжитого язычества, частью сохраняющегося только в крестьянской среде, но частью еще поддерживаемого другими сословиями, между прочим сельским духовенством»).
Владыка Кирилл отбыл в Ростов, провожаемый всем белозерским духовенством. На следующий день князь Глеб разослал тиунам ближайших волостей распоряжения собрать команду землекопов на сухонскую излучину. Через некоторое время и сам отправился туда, чтобы самолично следить за работами.
Низменная излучина поросла кустарником: тальниками, ольхой и березками. Кое-где заросли сменялись невысокими голыми песчаными холмами. В самом узком месте ширина излучины не достигала и одной версты. Здесь Глеб Василькович и дал команду рыть канал, достаточный для того, чтобы свободно могли разойтись два вместительных дощаника.
Работа двигалась без промедлений, так как каждый землекоп стремился поскорее вернуться к своим близким и к своему хозяйству. К концу сентября канал короткой протяженности был открыт. Оставалось лишь разрушить неширокие земляные перемечки, закрывающие вход и выход в Сухону.
Как-то внимание Глеба привлек немолодой землекоп, неопрятный, обносившийся.
- Чьих будешь?
- С Волги.
- А как к нам попал?
- Долгая история. Вряд ли тебе князь интересно будет слушать.
- Это уж мне дозволь судить. Назови свое имя.
- Филат я.
В другой раз землекоп назвался Фофаном.
- Так кто же ты все-таки, Филат или Фофан?
- Сам не знаю, - с вызовом ответил землекоп. Или дурил мужик, или подталкивал князя на резкий окрик. Но Глеб сохранил выдержку и все-таки сумел разговорить землекопа. В действительности он оказался не Филатом или Фофаном, а Феоктистом. Жил в приволжском селении, занимался земледелием и рыбной ловлей. Селение располагалось к востоку от Нижнего Новгорода. Вблизи кончались владения нижегородского князя, дальше начинались подвластные Орде булгарские и чувашские земли. Селение неоднократно подвергалось набегам ордынских отрядов, хотя ордынцы вроде бы и не вели прямых военных действий против Нижнего Новгорода. Возможно, отдельные отряды занимались стихийным разбоем. Житье было трудное. Баскак обложил княжество данью, вся тяжесть легла на плечи подданных князя. За Феоктистом числились недоимки, поэтому ордынцы забрали у него корову и лошадь. А тут пришли с юга еще какие-то конные люди, не то татары, не то булгары, пограбили то, что еще оставалось в хозяйстве. Дочь Феоктиста увели грабители, что с ней сделали, он не знает. Хорошо еще, если угодила в гарем какого-нибудь богатого хозяина. А могли и надругаться всем скопом и потом прикончить. Случалось и такое. Жена Феоктиста с горя умерла.
- Как же ты надумал сюда податься? - спросил его Глеб, выслушав печальный рассказ.
- Захотелось уйти в дальние края и попробовать начать жизнь сызнова. Убедился, на Кубене рыбалка отменная. Прокормиться можно. И про тебя, князь, люди говорят…
- Что же обо мне говорят?
- А то, что бывают князья хуже. Ты хотя бы от татарских набегов свой край избавил.
- Рад это слышать. Из семьи-то у тебя кто-нибудь остался?
- Сын и дочь малолетки. В селе на берегу Кубены оставил у добрых людей…
Земляные перемычки были разрушены, и вода из Сухоны хлынула в канал. Глеб распорядился, чтобы землекопов накормили, выставили им бочку хмельной браги.
А Феоктисту сказал напоследок:
- Не хотел бы, Феоктистушка, перебраться с детками своими ко мне в Белоозеро?
- За что такая милость?
- Волжанин, небось рыбалил?
- Приходилось.
- Поступил бы в рыбачью артель и поставлял к моему столу судака, осетра и всякую другую рыбу. Дал бы я тебе землю под огород и избу. Хозяйством бы обзавелся.
- Согласен, княже.
Не раздумывая долго, Феоктист перебрался в Белоозеро, получил большой участок земли на окраине города, срубил с помощью соседей избу…
К середине осени возвратился из Сарай-Берке Григорий Меркурьев и доложил князю Глебу о выполненном поручении. Он смог выкупить из полона сто двадцать человек. Возвращение оказалось благополучным, если не считать того, что в пути умер один еще не старый муромчанин от какой-то непонятной хвори. Онд вызвала внезапный озноб, лихорадку, потом полный упадок сил. А в Нижнем Новгороде на берегу одна женщина опознала среди выкупленных освобожденного мужа. Он стал просить Меркурьева отпустить его к жене, в родное селение, которое располагалось на берегу Оки, недалеко от Нижнего. Григорий Меркурьев оказался в затруднении. Он не получал от князя Глеба указаний на подобный случай. Но человек его так слезно просил, что Григорий внял мольбам на свой риск. Из других освобожденных только двое нашли свои семьи, один в Костроме, другой в приволжском селении между Костромой и Ярославлем. Семьи пожелали следовать за освобожденными в Белоозеро.
.. .В начале зимы в семье Глеба Васильковича произошло событие. Феодора почувствовала приближение родов. Нашлась опытная повитуха, которая деловито осмотрела княгиню и бесцеремонно выпроводила Глеба из опочивальни.
- Не взыщи, батюшка. У нас обычай таков. Не гоже, коли отец зрит, как матушка разрешается от бремени.
Князь подчинился воле повитухи и вышел в соседнюю комнату, оставив дверь в опочивальню приоткрытой. Сперва он слышал тяжелый стон роженицы, переходящий в надсадный крик. Потом крик прекратился и лишь изредка доносились короткие отрывистые стоны.
Повитуха показалась в дверях, чтобы успокоить Глеба.
- Никак не разродится… Должно, плод идет неправильно. Такое бывает. Я уже ей говорю - кричи, матушка, кричи. А она, гордая, не хочет показать свою слабость. Губы в кровь искусала.
К концу дня княгиня Феодора наконец разродилась мальчиком. Он оказался слабеньким, пискливым. Повитуха обмыла его теплой водой в лохани, перевязала пупок. Новорожденный долго не брал материнскую грудь. По совету той же повитухи князь был против того, чтобы княгиня с ее слабым здоровьем сама кормила младенца. Отыскалась в Белоозере дородная кормилица, только что потерявшая своего новорожденного младенца.
Грудь кормилицы новорожденный взял более охотно. Повитуха отвела князя Глеба в сторону и сказала ему шепотом:
- Слаб младенчик-то. Боюсь, не жилец на этом свете. Поспеши окрестить князь: как бы не преставился некрещеным.
- Ты уж, матушка, об этом никому не говори, - горестно вздохнул Глеб.
Новорожденного окрестили через неделю, когда княгиня немного оправилась. Она охотно брала ребенка на руки, прижимала к груди, мешая татарские и русские ласковые слова. При крещении младенца назвали Дамианом, в просторечьи Демьяном. Обряд крещения совершил игумен Ириней, за крестного отца был Григорий Меркурьев.
Оправившись от родов, княгиня Феодора оставалась все такой же бледной, бескровной. Для поправления здоровья князь Глеб заставлял жену пить парное молоко с медом.
Весной княжескую чету постигло горе. Умер, тихо угас маленький Демьян. С момента рождения он был, что называется, нежизнеспособный. Это сразу подметила опытная повитуха. В последние дни младенец совсем перестал принимать грудь кормилицы и неустанно плакал тихим, слабеньким голосом. А потом и вовсе смолк.
Глеб, как мог, успокаивал жену.
- Не горюй, Феодорушка. Мы с тобой молоды, будут у нас еще дети. Много детей.
Феодора улыбалась вымученно.
- Думаешь, будут?
- Непременно будут…
С открытием летнего плавания по рекам и озерам к Бело-озеру устремились ладьи и дощаники новгородских купцов. Везли разнообразные товары своего и заморского изготовления, плыли за пушниной, заготовленной промысловиками на Двине, Пинеге, Мезени. Часть купеческих судов бросала якорь у истоков Шексны и наполняла амбары Белоозера. Другая часть через волок попадала в систему речек и малых озер, затем в Кубенские озера, а оттуда в Сухону, минуя вырытый прошлой осенью канал на речной излучине, спрямлявший путь. Новгородские купцы пополняли казну князя Глеба, внося плату за услуги лоцманов на Белом озере и смотрителям шекснинского волока.
Подсчитав доходы, Глеб Василькович решил продолжать выкупать полонян в Орде. На этот раз он надумал отрядить не Григория Меркурьева, а сына его, Власия.
- Получи, Власик, полное наставление у батюшки твоего, - сказал ему Глеб. - У него прошлогоднее плавание в Орду прошло удачно: много полонян вызволил…
Через некоторое время прибыли из Сарай-Берке дощаники, заполненные вызволенными из полона людьми. Всего человек восемьдесят.
Искусных мастеров оказалось среди этой партии мало. Больше земледельцы и рыбаки. Глеб распорядился расселить их по правому притоку Шексны, реке Суде, и по западному берегу Кубенского озера.
Глеб Василькович задался целью побывать во всех волостях своего княжества, чтобы составить приблизительное представление об общем числе подданных, о количестве населенных пунктов. Он побывал на реках Суде и ее притоке Андоге, подымался вверх по течению по всем рекам, впадавшим в Белое озеро. Наиболее протяженной и обжитой из этих рек была Кама. Побывал Глеб на западном побережье Кубенского озера, обследовав перед этим заселенное пространство между верхней Шексной и Кубеной. Затем он направился к северному выступу белозерских земель, к большим озерам Боже и Лаче, из которого вытекала река Онега. Далее начинались земли, заселенные новгородцами. Сопровождали Глеба четверо воинов-телохранителей и Власий, которого князь заставлял вести записи на листе пергамента.
Глеб был обеспокоен известиями из Ростова о намерении ростовского баскака Фатуллы учинить подробную перепись населения в белозерском крае. С этой целью ордынец собирался отправиться в Белоозеро самолично или послать туда с частью своих людей одного из ближайших помощников.
Глеб Василькович молил Бога, чтобы это был кто угодно, кроме Фатуллы. Он уже знал со слов брата, что тот - дотошный и педантичный служака, мелочный придира, всеми способами выкачивающий дань. Человек упрямый, напористый, он никак не поддавался усилиям Бориса Васильковича наладить с ним дружественные отношения, как это удалось с прежним баскаком Бурханом, который теперь служил ростовскому князю. Поэтому Глеб вспоминал наставления Александра Ярославича Невского, умного и хитрого политика, на которого белозерскому князю хотелось походить.
Да, на твоем севере, при его широких просторах и редкой населенности, обилии лесов и непроходимых болот легко обвести вокруг пальца любого самого дотошного баскака. Можно неделями водить его по лесам и болотам, тропам, ведомыми только надежному проводнику, и не показать ему и половины селений. Только делай это продуманно, промаха ордынцы не простят. Именно так говорил Александр Ярославич.
- Попробую обмануть ордынца, - твердо сказал себе Глеб Василькович.
Но Фатулла сам не поехал на Белоозеро. Он уже имел понаслышке представление, что это обширный лесной и болотистый край с редким населением, где проведение переписи потребует немалых усилий. Поленился баскак и послал вместо себя помощника Файзуллу с отрядом воинов.
Файзулла оказался молодым и покладистым. Он клюнул на щедрые угощения и на подарки. Глеб вызвался сам сопровождать ханских людей по просторам белозерской земли.
- Из уважения к хану, из уважения к тебе, Файзулла, - льстиво говорил Глеб. - Я ведь породнился с великим ханом Берке, женился на его племяннице. Берке мне как отец.
Файзулла, выслушивая речи князя Глеба, улыбался и кивал головой.
Отряд Файзуллы, сопровождаемый Глебом, провел перепись во всех прибрежных деревнях и селах вдоль Шексны и крупного шекснинского притока Суды, уже этого никак нельзя было избежать. Из Суды направились в основной ее приток Андогу. Приандожские селения охватили только в низовьях реки.
- Дальше плавание затруднено, - объяснил Глеб.
- Есть ли селения выше? - спросил Файзулла.
- Не знаю. Никогда там не был. И, наверное, никто не знает, - уклончиво ответил Глеб. - Коли хочешь, Файзулла, поплывем дальше. Только там река теряется в болоте. Не ведаю, сумеем ли мы преодолеть его.
- Не надо дальше, - сказал Файзулла. Князь Глеб знал, что в верховьях Андоги расположена целая волость из нескольких приходов, оставшаяся недоступной для ханских чиновников.
Потом обследовали пространства между верхней Шекс-ной и Кубенским озером. Эта местность была довольно густо заселенной, и Глеб не стал хитрить. Объехали все прибрежные поселения на Белом озере, где Файзулла и его люди продолжали перепись.
Здесь Глеб схитрил. Начали плавание ранним утром, когда над озером еще стоял туман. Северо-западный угол озера образовывал губу, в которую впадали реки Ковжа и Кема. Они как бы сливались воедино и становились губой.
Глеб решил рискнуть и дал команду гребцам сразу плыть к Ковжу, минуя Кему, как будто ее и вовсе не было. Основная масса селений на Ковже располагалась ближе к волоку на ковжинско-вытегорском междуречье. Но это уже были владения Великого Новгорода. На белозерской части Ковжи селений располагалось не так много.
Таким образом Глеб укрыл от внимания ханских людей всю обширную Кемскую волость с десятками поселений.
Оставалась еще часть территории Белозерского княжества к северо-востоку от Белого озера с большими озерами Боже и Лаче. Глеб Василькович рассказал о тяжелом пути к этому краю. Сплошное бездорожье, мелководные реки, труднодоступные даже для малых судов болота.
- Готовы вы отправляться к тем большим озерам? - спросил Глеб.
- А это далеко? - Файзулла явно не был готов.
- Далеко. И путь туда труден. Придется преодолеть долгий путь только ради того, чтобы переписать каких-нибудь две-три сотни тамошних обитателей.
Файзулла не выразил желания отправляться к дальним озерам и прибавил со слов Глеба к переписанным жителям Белоозера еще две сотни человек. В действительности же проживало там достаточно большое число жителей: русичей и вепсов.
С этим Файзулла со своей командой и отбыл в Ростов. Глеб Василькович вздохнул с облегчением: кажется, на сей раз пронесло. Удалось обвести татарина вокруг пальца.
