Алексей сдал очередную смену, долго лежал, ворочался и насилу задремал, когда за окном уже светало. Погода изменилась к середине ночи. Снег продолжал валить, но поднялся жуткий ветер, колотился в стекла, завывал в трубе. В какой-то момент распахнулась дверь, и снег начал залетать на лестницу, в подвал.

Вскрикнул во сне рядовой Лазарь, и Алексей подумал, что в плече этого дурака уже больше суток сидит пуля. Если не вытащить, то он распрощается с рукой. А может, и с жизнью.

Спал он недолго, но крепко. Когда очнулся, услышал, как ветер болтает уличную дверь, приподнялся и хмуро уставился на небольшой сугроб, скопившийся под порожком. Дьявол! Можно представить, что творится на лестнице.

Стригун повернулся на другой бок и онемел. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Ему в переносицу уперся ствол его же автомата. Выше целика с мушкой лучились плотоядным блеском глаза майора Поперечного!

Алексей сглотнул. Какого черта?! Краем глаза он уловил движение. Рядовой Смирнов подскочил к печке, ткнул стволом Архипова, который задремал в обнимку с ведром, и отпрыгнул. Эти упыри развязались и завладели оружием! А все потому, что кто-то спит, когда не надо!

Алексей начал медленно подниматься. Поперечный не возражал, следил за ним сквозь прорезь прицела.

Потом он выразительно кивнул и заявил:

– Двигай к печке, капитан.

Возразить в данном случае было нечего. Алексей отступил на несколько шагов. Майор выдерживал дистанцию, поэтому бросаться на него было глупо. Он злорадно улыбался. Архипов повалился на спину вместе с ведром, потрясенно хлопал глазами.

– И что?.. – хрипло сказал он, обнаружив ствол автомата у собственного лба.

– Тоже к печке, – велел Смирнов. – Да без глупостей. От печки плясать будем, коллега, мать твою!

По физиономии Архипова было прекрасно видно, как ему стыдно. Он перехватил выразительный взгляд командира, добрел до печки, опустил голову.

У украинских силовиков день задался с самого утра, их физиономии цвели от радости и победных эмоций. Взъерошенный Лазарь пнул просыпающегося Андрюху. Удар пришелся по здоровой ноге, но боль отдалась по всему телу.

Ополченец сел и тупо уставился на происходящее.

– Мужики, я в диком обалдении! – признался он с хрипом и кашлем.

– То ли еще будет скотина! – выкрикнул Лазарь. – К печке, сволочь!

– Ну, все! – Левин обреченно вздохнул, со скрипом распрямился. – Здравствуй, матушка Европа.

Ополченцы стояли неровной шеренгой и хмуро смотрели, как неприятель празднует победу. Украинцы перемигивались, облегченно вздыхали – получилось-таки! – но держались на безопасном расстоянии. Они завладели всеми автоматами. Даже Лазарь позабыл про больную руку, ухитрялся держать АК под мышкой.

– Архипов, ты что натворил? – хмуро сказал Алексей. – Кретин!

– Командир, я сам не понимаю. Вроде отключился на минуту. На меня это вообще не похоже, – проговорил боец и замолчал.

Он начинал осознавать глубину пропасти, в которую втянул товарищей.

– Поздравляю, майор! – сухо сказал Алексей. – Вы вовремя сориентировались, перетерли веревки. И что собираетесь делать?

– Расстреляем вас к чертовой матери! – заявил Лазарь.

Но Алексея больше волновала реакция майора. Он наблюдал за ним с любопытством, склонив голову. В глазах Поперечного мелькнула растерянность, но быстро сменилась хмуростью и принципиальностью.

– Не волнуйтесь, капитан, – сказал он медленно и с нажимом. – Если не будете тупить, то вас до определенного времени не расстреляют. Продолжаем жить в подвале, только роли меняются. Отныне вы будете спать под окном, а мы – у печки. А когда придут наши, тогда за вашу жизнь я не дам и ломаной гривны. Возможно, вас, офицера, и не шлепнут, но я не стал бы обольщаться по этому поводу. Статья за измену Родине – не самая приятная. Вы же гражданин Украины?

– Это было давно, – заявил Алексей. – С тех пор как в этой стране к власти пришли фашисты, я не считаю себя ее гражданином.

– Ваша сказка про белого бычка начинает мне надоедать. – Майор раздраженно поморщился. – В России тоже есть фашисты, и что с того?

– Есть, – согласился Алексей. – Причем довольно много. Но у них нет такой традиции – порабощать строптивые регионы, сметать «Градами» города и убивать тысячами мирных жителей. Это придумали украинцы. А до них – только один Гитлер.

– Связать их! – приказал майор. – Смирнов, действуй. Лазарь, держи их на прицеле. И не шевелиться, господа террористы!

– А если пошевелимся? – осведомился Стригун.

– Убьем на хрен! – провизжал Лазарь.

– Мне очень жаль, майор. – Алексей вздохнул. – Не хотелось бы вас расстраивать, но убить нас будет проблематично. В автоматы вставлены пустые магазины. В стволах тоже не осталось патронов. Повторяю, мне очень жаль.

В глазах майора что-то блеснуло, на пару мгновений они словно сорвались с привязи. Он заставил себя успокоиться. Остальные нервно шевельнулись.

– Что ты брешешь, сука? – проворчал Смирнов, крепко сжимая рукоятку автомата. – А если я тебе лобешник разнесу?

– Блефует, ватник проклятый! – крикнул Лазарь. – Товарищ майор, разрешите их пристрелить? Почему они над нами все время издеваются?

– Леха, поясни. – Левин задел командира плечом. – Ты сейчас о чем говорил?

– Да, мужики, в натуре. – Алексей с трудом сдерживал смех. – В подсумке оставалось несколько пустых магазинов – ума не приложу, зачем я их коллекционировал. Интуиция, видимо, подсказала. Архипова ночью будил, чтобы на пост заступил, так он, зараза, кое-как поднялся. Носом клевал, пока я не уснул. Нет уж, думаю, береженого бог бережет. И в следующую смену поменял во всех автоматах магазины. Архипов так спал, что даже не шевельнулся.

– Прости, Леха, – смущенно проговорил тот. – День выдался сложный.

– Да ладно, проехали. Отработаешь. Так что ваши козыри биты, господа. Что будем делать?

В рядах противника возникло замешательство. У майора от напряжения побелели скулы. Смирнов попятился, отстегнул магазин, чертыхнулся, обнаружив в нем девственную пустоту, передернул затвор. Патрон не выскочил. Лазарь выстрелил Алексею в ногу. Вернее, хотел – прозвучал сухой щелчок. Майор отбросил магазин, проделал то же, что и Смирнов. Наблюдать за их лицами становилось все занятнее.

– Вот это по-нашему. – Левин облегченно вздохнул.

– Стенка на стенку пойдем. – Архипов ухмыльнулся. – Держись, братва!

Но никто никуда не шел. Люди стояли и поедали друг друга уничтожающими взглядами.

– Ничего, мы их прикладами забьем, – неуверенно сказал Смирнов.

– Хорошо, капитан, – разочарованно проговорил Поперечный. – Будем считать, что у нас один-один.

– Где магазины с патронами, сука? – выкрикнул Лазарь. – Куда ты их сховал?

– Как куда? – удивился Алексей. – Под дровами лежат.

Рядовой бросился за печку, принялся разбрасывать доски, уцелевшие с ночи. Под ними не было никаких боеприпасов.

– Вспомнил! – Алексей хлопнул себя по лбу. – В коробке с тушенкой.

Силовики прекрасно понимали, что он глумится над ними. Они угрюмо смотрели, как Лазарь выбрасывал банки из коробки.

– Где патроны, гадюка?! – заорал он.

– Патроны здесь. – Алексей извлек из внутреннего кармана пистолет Макарова и опустил флажок предохранителя. – Прости, майор, но наши уже ведут. Два-один. Недолго вы побыли вольными людьми. У меня имеется такой вот любопытный гаджет. Он очень помогает в борьбе с идиотами. – Стригун выстрелил.

Пуля расщепила настенную панель за спиной Лазаря. Тот в ужасе отпрыгнул, забился в угол. Резкий разворот, и ствол пистолета уже курсировал между Смирновым и Поперечным. Они попятились.

– Оружие на пол, лицом к стене! – приказал Алексей, увидел, что те подчинились и отошли, и добавил: – Пацаны, заберите автоматы. Магазины у меня под матрасом.

Ополченцы проворно вооружились. Физиономия Архипова цвела всеми красками стыда. Привык гаишник спать, где и когда ни попадя.

– А с этими живчиками что делать, командир? – Андрюха кивнул на пленников. – Не честь же им отдавать, в конце концов?

– Всыплем горячих? – предложил Архипов.

– Не стоит. – Алексей улыбнулся. – Но наказать мы их обязаны. Чтобы впредь неповадно было. Выдать лопаты, пусть снег на лестнице чистят, а то у нас там, полагаю, настоящий завал. А потом связать их, но не как вчера! Смотрите, чтобы веревки были прочные. Глаз с них не спускать!

 

На лестнице творилось что-то неописуемое. Мела поземка, снег летел в распахнутую дверь как к себе домой. За несколько часов лестница утонула под сугробами. Лазаря ополченцы пощадили, но остальных укропов жалеть не стали. Только труд способен облагородить и исправить человека!

Скрипя зубами, Поперечный и Смирнов работали лопатами. Один отбрасывал снег наверх с нижних ступеней, другой отгребал его на улицу. Конвоиры зевали и мерзли, надсмехались над Лазарем. Ему стало стыдно за свою беспомощность, и он со штыковой лопатой бестолково путался под ногами.

– Лазарь, брысь, не мешайся! – погнал его Левин. – У тебя и так прогрессирует мозговая дисфункция, а ты ее отягощаешь.

– Кто так работает, вашу мать! – осерчал Архипов. – Не дворники, а какая-то голубая офицерская кровь. Ох уж эта дармовая рабсила. Лопату никогда не видели, гражданин майор? – Он спустился в подвал, вернулся с совковой лопатой и личным примером стал показывать, как нужно трудиться, чтобы не было мучительно стыдно.

Уборка пошла веселее. Через час обнажились ступени, и подвал приобрел привычный мрачный вид.

– Ладно, завтрак заслужили, – проворчал Алексей, загнал подконвойных на место и плотно закрыл дверь.

Укропы снова сидели мрачными тучами, дожидаясь своей пайки. Лазарь стал каким-то неразговорчивым, практически не двигался, а если приходилось это делать, то напоминал робота с садящимися батарейками. Лицо его покрылось землистыми пятнами.

Поперечный тоже обратил на это внимание, вопросительно глянул на Стригуна. Алексей неохотно кивнул. Он понимал, в чем дело.

Андрюха Левин тоже слабел, практически перестал шутить. Если надо было куда-то сходить, то он предпочитал передвигаться едва ли не лежа, опираясь на здоровое колено.

– Ладно уж, садитесь ближе, – раздобрился Алексей. – Не тянуться же вам к этим банкам. Но вести себя тихо, уяснили? Все поняли, что мы бываем не только добрыми?

– Отжиматься заставим, на толчках сгноим, – простонал Левин, гнездясь за импровизированным столом.

Те и другие ели с аппетитом, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Когда насытились, появилось благодушие, «здоровая» лень, снова потянуло почесать языки.

– Что, Лазарь, все еще грезишь о свободных хлебопашцах на вольной Украине? – спросил Архипов.

– Тогда мы идем к вам, – простонал Андрюха.

– Да больно надо сапоги стаптывать, – отмахнулся Архипов. – Пусть строят, что хотят, все равно не получится. Они же куклы. Их ведут и даже подачек не бросают, только мозги компостируют. Можно представить, куда их затащат года через четыре.

– Куда надо, туда и заведут, – огрызнулся Лазарь. – К свободе! Без России и прочих сепаратистов.

– Заладил, как попка, – выдал Архипов. – Свобода, свобода!.. Обувают вас, пацан, как лохов. О какой свободе вы постоянно твердите? Что вам не хватало? Спецслужбы следили за каждым гражданином Украины и приказывали, как жить? Не верю. Вот в Америке, это да. Там спецслужбы следят за каждым, и постоянно вспыхивают скандалы на эту тему. Что такое свобода, Лазарь? Вот в твоем личном понимании? Скакать на митингах? Так извини, этого мало, надо еще работать. Орать на тех же митингах – геть президента, геть кабмин? Бить себя в грудь на каждом углу. Мол, я свободный хохол, избавился от москалей? По встречке все равно не поедешь, убивать и воровать нельзя, баб насильничать запрещено, детское порно держать на компе – статья. Голым бегать по улицам – в психушку упекут, не мыться, не бриться – западло. Общепринятые нормы и запреты нарушать нельзя ни в каком обществе, тем более в том, которое считает себя свободным. Сознайся, что для тебя свобода? Баб менять, работу? Так вперед, кто тебе не дает?! На шашлыки – пожалуйста. Слушать матерные песни – да ради бога. Путешествовать, мотаться по стране, вступать в партии, кружки, секты. Деньги все равно придется зарабатывать. Уж извини, не отвертишься, если не соблазнишь, конечно, богатую бизнес-леди. Ах, прости, ты хочешь двигаться в сторону евроинтеграции. Кажется, так вас болванят? А можешь объяснить, что это за зверь такой? Купи визу, езжай в Европу, не бог весть какие деньги. Я считаю, что нормальная жизнь – она и в Африке такая же. Ты сам придешь к этой мысли, когда повзрослеешь. Женишься, детей нарожаешь, мозги на место встанут. Если выживешь, конечно, на этой войне. Мы же запросто можем тебя в этом подвале прибить за твой невыносимо мерзкий характер.

– Я, между прочим, добровольцем пошел на войну, – ни к селу ни к городу ляпнул Лазарь.

– С чем тебя и поздравляем, – пробормотал Левин. – Мы, знаешь ли, тоже. Что еще остается делать, когда живешь, в ус не дуешь, а тут какие-то уроды вдруг взрывают твой дом, убивают соседей, расстреливают семью. Ладно, чего там. Обойдемся без суровых подробностей.

Поперечный снова помрачнел. Он чувствовал себя неловко, в разговор не вступал, курил уже третью сигарету.

После позднего завтрака бойцы разбрелись по лежанкам. Снова наступила пора уныния. Сотовая связь не работала. Разговаривать людям не хотелось, но и расслабиться в такой обстановке они не могли.

Смирнов отвернулся к стене и вроде уснул. Поперечный прокурился насквозь, но не собирался останавливаться на достигнутом. Он сидел у стены на матрасе, обняв колени, проницал пространство и тянул одну сигарету за другой. Лазарю становилось хуже, он метался в полубреду.

Поперечный поднялся, положил руку ему на лоб. Веселее от этого он не стал, вернулся на матрас.

Как-то притих Андрюха Левин. Настала очередь Алексея насторожиться. Он добрался до кровати, не спуская глаз с силовиков. Андрюха лежал на спине, дышал как-то прерывисто. На лбу блестела испарина. Парня мучил жар. Можно было и не прикасаться к нему. Глаза его затягивала поволока.

– Ты в порядке? – спросил Алексей.

– Да, все хорошо, Леха. – Слова давались Левину с трудом. – Просто задумался: а такой ли уж я бессмертный?

– Пока да, – проговорил Стригун. – Если что, попадешь в рай.

– Не хочу туда. – В горле у парня что-то забулькало.

Видимо, это означало смех.

– Слушай, ты уж держись.

– Ты не знаешь, что со мной такое? Из-за ноги, что ли?

Других причин не было. По парню плакал горючими слезами операционный стол. По рядовому Лазарю – тоже. И неважно, что у Левина ранение было легче.

Командир отвел в сторону Архипова, начал что-то вполголоса говорить ему. Боец кивал. В те моменты, когда не спал, он был сообразителен. Ополченец застегнулся, повесил автомат на плечо и вышел из подвала.

Майор Поперечный проводил его долгим взглядом, потом покосился на Алексея. Мол, это то, о чем я подумал? Тот неопределенно пожал плечами. Дескать, поживем – увидим.

В подвале снова царило молчание. Лазарь и Левин забылись тяжелым сном. Смирнов перестал храпеть, и было непонятно, спит он или придуривается.

Алексей подтащил матрас к стене, сел, откинул голову, вытянул ноги. Автомат с передернутым затвором лежал у него на коленях. Майор смотрел на него выжидающе, не меняя позы. Ясное дело, бросаться не резон. У капитана прекрасный слух, собьет как птицу, прямо в полете.

– И сколько мы будем здесь сидеть? – нарушил майор молчание.

Алексей пожал плечами и ответил:

– Пока наши не придут. Или ваши.

– Может, мирно разойдемся?

– Извини, майор, не получится. Я положил девять отличных ребят своего взвода. Еще двоих в БМП. Они не поймут, если мы с тобой мирно разойдется. Да и приказы следует выполнять, а начальство велело мне добыть языка.

– Может, развяжешь? – спросил майор. – Дам честное офицерское, что не буду бросаться и пытаться убежать. Бесят уже эти путы.

– Тоже не могу. Не доставай, майор. Извини, ничего личного, но не верю я в вашу офицерскую честь. Один такой на блокпосте у Ждановки разжалобил пацанов, а потом рванул в кусты, где у него «РПК» был припрятан. Парни пожалели о своей наивности уже на том свете. Четверых положил и тоже об офицерской чести кричал.

Майор обиженно вспыхнул, но не стал вступать в полемику. Несколько минут оба молчали, мотали нервы на кулак.

– Вот что непостижимо для меня, капитан, – заявил потом Поперечный. – Вот ты вроде нормальный мужик, офицер, не россиянин, а почему на стороне сепаров оказался?

– Я тоже удивляюсь тебе, майор, – отозвался Алексей. – Ты искренне веришь в то, чего не знаешь. Хочешь, испорчу ложкой истины твою бочку правды?

– Да мне плевать на твою истину, – вспыхнул майор. – В этой войне несправедливость с обеих сторон. А как ты хотел? Война – не вечеринка. Лично я давал присягу, за нее и горбачусь. Не пустой это звук для меня, пойми. Чихал я на свободу, Европу и прочую незалежность, тем более на хорьков, засевших в Киеве. Я Украине присягал, и ты, кстати, тоже.

– Присягал, – согласился Алексей. – Но другой Украине. Нет больше той страны, которой мы оба присягали. Продали ее Западу.

– Об этом можно спорить до хрипоты, – отмахнулся майор. – А что ты имеешь против западного образа жизни?

– Не поверишь – ничего. Нормальный образ жизни. Но этот Запад переходит все границы, признает лишь собственные интересы и дико орет, когда оппоненты пытаются отстаивать свои интересы, на которые имеют полное право. При этом он откровенно лжет, вводит в заблуждение собственных граждан, абсолютно не замечает фашиствующих радикалов, прорвавшихся во власть.

– Опять ты про фашистов! – Майор вдохнул. – Ходят какие-то дети на митинги…

– Свастика, факельные шествия, нацистская атрибутика, пропаганда превосходства украинской нации. Итог закономерен. Отлично оснащенные зондеркоманды под желто-блакитным флагом расстреливают сотнями мирных жителей Донбасса только лишь за то, что среди них могут оказаться люди, сочувствующие ополченцам. Я не демагог, майор, таких случаев масса.

– Ладно, заткнись. – Поперечный разозлился, забрался в сигаретную пачку, поковырялся в ней. – Черт, сигареты кончились!

– Держи. – Алексей швырнул ему початую пачку.

– Спасибо. – Поперечный извлек из пачки несколько сигарет, разложил их на полу как патроны в обойме, а то, что осталось, швырнул обратно. – И не парь мне мозги про фашизм, – проворчал он. – Я знаю, что это такое. Мой дед штурмовал Зееловские высоты, брал Рейхстаг.

– Мой дед тоже брал Берлин, – сказал Алексей. – Он форсировал Хафель, за которым его и контузило. Попал в госпиталь и до конца жизни кусал локти, что не смог дойти до рейхстага.

– Мой дошел. Погиб в солнечной Праге через две недели.

Курить уже было невмоготу, но они не переставали насыщать прогорклым дымом подвальное помещение. Разговор принимал спокойный характер.

Очень кстати выяснилось, что оба родом с Харькова. Алексей проживал с семьей у площади Поэзии, в квартале за старым продовольственным магазином, а Поперечный – недалеко от Красношкольной набережной, в квартале старых бараков.

Оба окончили Рязанское воздушно-десантное училище, помнили своего преподавателя – глуховатого полковника Кадочникова по кличке Митрофан. Поперечный завершил учебу в двухтысячном, после чего женился на украинке и вернулся на незалежную. Стригун выпустился пятью годами позже.

Потом он служил в Пскове, в Новороссийске, Кандалакше, периодически выезжал в командировки на Северный Кавказ и только в двенадцатом году по личным обстоятельствам перебрался в Донецк. Мать лежала при смерти, сестра удаляла тяжелую опухоль. Алексей был твердо уверен в том, что через пару лет вернется в Россию и продолжит службу, но подкрался роковой 2014 год.

– Я тоже был на Кавказе, – подумав, сообщил Поперечный. – Две командировки во время учебы – в леса под Аргуном и дагестанский Хасавюрт. Неприятно вспоминать, особенно эти бородатые рожи, идущие в атаку!..

– Которых ваши политики в Киеве до сих пор называют повстанцами и ополченцами. – Алексей усмехнулся. – Ужас голимый, майор. Ты воевал в войсках своих непримиримых врагов. Сочувствую.

– В то время вы не были врагами. – Поперечный со злостью глянул на собеседника и закусил губу.

– Ладно, майор, прости. Я тоже поднимал боеготовность ваших доблестных вооруженных сил. Дети есть?

– Два сына. Одному четыре, другому пять. В Харькове с женой живут, у той самой Красношкольной набережной.

– У меня тоже пара, но девчонки, – проговорил Смирнов, лежащий лицом к стене. – Одна школу заканчивает, другая уже…

– Странно, – сказал Алексей. – Мне что-то подсказывает, что твой боец не спит.

Поперечный улыбнулся впервые за все время их сомнительного знакомства. Это была нормальная человеческая улыбка, немного смущенная, какая-то неустойчивая, а не злорадный торжествующий оскал.

– А у тебя дети есть?

– Нет. – Алексей помотал головой. – Сложилось так. Первая жена была бесплодная. Вторая… и не жена вовсе, но стерва первосортная. Может, повезет, будут еще.

Он вздрогнул – на лестнице кто-то топал. Дверь распахнулась. Командир вскинул автомат и с облегчением опустил его. В подвальное помещение вошел возбужденный Архипов. Автомат за спиной, шапка заломлена на затылок, в каждой руке по большому клетчатому пакету.

Отдуваясь, он взгромоздил их на пол, обвел глазами честную компанию и осведомился:

– И почему я, мужики, должен за вас пахать?

– В Турцию ездил? – Алексей удивленно таращился на пакеты.

– Вроде того. – Архипов хохотнул и начал выгружать добычу.

Сначала звякнуло стекло, и об пол стукнули донышками четыре грязные, но запечатанные бутылки.

– Горилка «Хлебный дар», господа военные. Березовая прохлада, блин!

– Это так необходимо? – Алексей нахмурился. – Тебя за этим посылали?

– Не пройду же я мимо, – резонно возразил боец. – Все нормально, командир. Бухло на Новый год.

– Не шути так! – Алексей чуть не поперхнулся. – Что-нибудь полезное принес?

Архипов вытаскивал из пакетов мятые пачки с чаем, какие-то крекеры, леденцы, палку задубевшей колбасы, похожую на сломанную ногу младенца. Потом он бросил на пол сетку с картошкой, раздавленной и покрытой подозрительной зеленью.

– Магазин накрыло, осталась воронка. Он был не очень большой. Пришлось вспоминать альпинистское прошлое и все такое. Там все под землей, под снегом. Нашел вот это – и то слава богу. Если покопаться, можно еще что-нибудь отыскать. Аптека находилась через несколько домов. Рядом пристройка. Похоже, там здешний лекарь практиковал. В этом местечке обнаружилось гораздо больше интересного, чем в аптеке. Пристройка кирпичная, несколько комнат уцелели, пожара не было. Я не горазд в фармакологии, но курсы по оказанию медпомощи посещал и по образованию когда-то был фельдшером. Смотрите, что нашел! – Архипов взялся за второй пакет и начал выбрасывать из него упаковки с бинтами, марлей, врачебный инструментарий – скальпели, пинцеты, шприцы.

Он доставал коробки с лекарствами, выстраивал их рядами.

– Брал до кучи, многое не пригодится, но смотри сам, Леха. Перевязка вся стерильная, с антисептиками, перекись, йод, зеленка, хлоргексидин. Ранозаживляющие мази, стрептоцид, ампулы с дексальгином для обезболивания, новокаин – его внутримышечно вводить надо. Куча антибиотиков – язык сломаешь, пока произнесешь. Есть даже вот что!.. Это игла с кетгутом – такая нить, чтобы раны зашивать. Еще гемостатическая губка для остановки крови. В общем, все, что нужно. Или почти все.

– Слушай, а ты молодец! – воскликнул Стригун, сползая с матраса.

Они склонились над Левиным, плавающим в беспамятстве. Парень был горяч, его физиономия лоснилась от пота. Но он, видимо, почувствовал внимание к своей персоне, приоткрыл глаза. Парень явно забеспокоился. Его пальцы стали судорожно метаться по панцирной сетке. Словно над ним склонились ангелы смерти, а не участливые товарищи, желающие ему только блага.

– Эй, вы чего? – прошептал Андрюха. – Со мной что-то было?

– Непроизвольное калоиспускание, – пошутил Архипов.

– Ух, блин! Вы что, серьезно? – Он сделал попытку оторвать голову от подушки, его физиономия скривилась так, словно под нос ему сунули ампулу с аммиаком.

– Лежи-лежи, – успокоил его Алексей. – Медики шутят, называется. Не было у тебя никакого испускания.

– Но сейчас будет, – отвернувшись, прошептал Архипов.

– Эй, я не понял. – Тревога, граничащая с паникой, отпечаталась на лице товарища. – Вы что собрались делать?

– Для начала новокаин в задницу, а там посмотрим. Ты не волнуйся, боец, мы просто рану обработаем.

Пока Архипов готовил больного к процедуре, проще говоря, снимал с него штаны, Алексей собрал инструменты, часть лекарств, отнес в противоположный конец подвала. Поперечный и Смирнов смотрели на него с растерянностью. Лазарь в обморочном состоянии метался по кровати и жалобно звал маму.

– Держите, мужики, разбирайтесь. Начальные навыки у вас имеются? Надо пулю извлекать, пока не поздно. Вчера протянули резину!.. Вся надежда, что организм молодой, должен перебороть заразу.

– А где прикажете его оперировать?

– Да где хотите. Можете на снег отнести. Или хоть в этой койке.

Андрюха Левин особо не ерепенился и даже улыбался, когда товарищи всаживали в него новокаин. Оба пулевых отверстия они с особой тщательностью обрабатывали перекисью, стрептоцидом, йодом, надеялись, что зараза еще не проникла в организм, и микробы способны умирать.

Анальгетиков лекари не жалели. Архипов истыкал Андрюхе всю кожу, вводя дексальгин. Потом он подумал и добавил дозу кетонала, зловеще приговаривая, что хуже не будет, потому как уже некуда. Несколько минут Архипов работал иглой, а Левин, уставший выть, обреченно терпел. Потом мучители наложили парню тугую перевязку и скормили две таблетки ципролета.

– А это зачем, изверги? – простонал Левин.

– Антибиотик, – объяснил Архипов. – С данной минуты твоя основная еда.

– Лучше бы водки дали.

– Ага, уже бегу наливать.

На другом конце подвала царило замешательство. Единственное, что удалось силовикам – это стащить с больного часть верхней одежды. Лазарь пришел в себя, смотрел на товарищей с суеверным ужасом, как будто они собрались омывать его перед погребением. Рана в плече превратилась в гнойный нарыв, окруженный фиолетовыми кругами.

Ополченцы подошли поближе. Им приходилось держаться настороже. Автоматы висели у них за спинами, верхние пуговицы расстегнуты, пистолет во внутреннем кармане у командира. Но меньше всего в эту минуту силовиков заботила перемена ролей. Украинцы в нерешительности переминались, смотрели на ополченцев исподлобья, с какой-то неясной надеждой.

– Подвиньтесь, мужики, – пробормотал Архипов.

– И под окно встаньте, – добавил Стригун. – Чтобы мы вас видели.

– Капитан, прекращай! – Поперечный поморщился.

Ополченцы склонились над раненым. Завидев чужие лица, тот окончательно впал в стресс. Но кроха самообладания у парня оставалась. Он глубоко вздохнул, сделал стоическую попытку успокоиться.

– Это мы, Лазарь, – сообщил Архипов. – Твой ночной кошмар. Ничего, детка, это еще не самое страшное. Вот вернешься домой, а там у тебя и начнется донбасский синдром. Пойми правильно, это не сериал.

– Ты молодец, умеешь успокаивать, – похвалил Алексей.

– А чего их жалеть, – резонно отозвался Архипов. – Я слышал, что в натуре есть такой синдром. Вроде афганского, только посильнее. Парни возвращаются домой, а после запивают, колются, сходят с ума, руки на себя накладывают. Чего завис, командир? – Он неодобрительно покосился на Алексея, взгляд которого прилип к ране.

Стригун проглотил сгусток тошноты и резонно спросил:

– Думаешь, он даст себя прооперировать? Впору врезать молотком по башке.

– Мужики, привяжите ему руки к кровати, – бросил Архипов силовикам и снова склонился над Лазарем. – Парень, водку будешь?

– Нет… – прохрипел рядовой.

– А горилку?

– Давай.

– Командир, тащи выпивку.

Старшие товарищи уже привязали запястья парня к дужкам кровати. «Хлебный дар» вливался в распахнутую глотку как топливо в бензобак. Лазарь пару раз судорожно дернулся, а потом начал энергично ворочать кадыком.

– Хватит. – Архипов оторвал от горла бутылку, хлебнул сам и сделал вид, что не заметил осуждающего взгляда командира. – Грамм триста извели на этого паршивца. Надо подождать, пока лекарство подействует. Пошли, командир, руки мыть.

Когда они вернулись, Лазарь лежал неподвижно, с закрытыми глазами.

– Подействовало, – сказал Алексей.

– Да, это хорошее лекарство, быстро действует, – согласился Архипов. – Эй, Смирнов, чего прирос к своей стене? Садись пациенту на ноги, держи его крепче.

Операция прошла успешно, но крови выпила немало – и в прямом, и в переносном смысле. Все это очень напоминало стрижку кота. Сперва уколы новокаина вокруг раны, чтобы обезболить оперируемую зону. Потом Архипов смазывал кожу бедолаги горилкой, а все присутствующие жадно работали ноздрями. Полфлакона зеленки – хорошо, тоже не повредит. Пациент, конечно, не молчал и не лежал неподвижно. Он использовал всю мощь своих голосовых связок и минимальное пространство для маневров.

Но это не мешало Архипову работать. Он скальпелем рассек кожу, что-то буркнул про отсутствие хирургических перчаток, расширил разрез.

– Сестра, пинцет! – прохрипел он. – Да лежи ты, поганец!

– Огурец не надо? – спросил Алексей, протягивая инструмент.

– Огурец не надо. После первой, сам понимаешь. Да лежи, кому сказано! Смирнов, держи его!

Что-то звякнуло и покатилось по полу. Это была та самая пуля. У Лазаря больше не было сил орать. Он беззвучно открывал рот, обливался потом. Архипов схватился за заранее приготовленную иглу с нитью, начал делать грубые стежки, стягивая края разреза. Кровотечение почти остановилось. Самозваный хирург испустил облегченный вздох.

– Леха, быстро – хлоргексидин, зеленку, губку!

Получилось коряво, но вроде бы неплохо. Архипов заливал рану белой тягучей жидкостью, пристраивал горкой губку, стерильные салфетки, рычал, что ему срочно нужен бинт, накладывал тугую повязку.

– Леха, заполняй шприц кеторолом. Нужно ввести обезболивающее. Смирнов, переворачивай клиента, стаскивай с него портки!

Через несколько минут все четверо сгрудились вокруг кровати и пристально разглядывали раненого. Лазарь приходил в себя, дергал ресницами словно красна девица. Проблески сознания возникали и тут же гасли. Иногда он открывал глаза, наполненные мутью, с трудом ими ворочал.

– А он точно должен прийти в себя? – неуверенно спросил Поперечный.

– После трехсот граммов водки? – Архипов озадаченно почесал макушку.

У него был такой вид, словно пулю вытаскивали не из кого-нибудь, а из него, причем из головы.

– Даже не знаю. Разве что сообщить ему приятную новость. Ты скажи ему, майор, когда Украина станет членом Евросоюза, и он сразу очнется.

– А когда она станет? – осведомился Смирнов.

– После Турции.

– А Турция когда?

– Никогда.

Майор прыснул, но быстро осознал свою глупую ошибку, сделался серьезным, насупился.

Лазарь с огромным усилием разлепил глаза, уставился на силуэты людей, окружавших его, и пролепетал, спотыкаясь:

– Хлопцы, а еще горилка есть?

 

Незаметно наступил вечер. Андрюха Левин очнулся и, не вставая с кровати, начал ворчать. Мол, что за дикое время года: утром ночь, вечером она же самая. Никаких свечек не напасешься! Архипов кашеварил. На печке стояла прокопченная кастрюля, он с сомнением на лице периодически подсыпал в нее крупу.

– Все. Кажется, готово, – объявил он неуверенно. – Научился готовить.

– Научиться бы еще есть то, что ты готовишь, – проворчал Левин.

– А тебе это не грозит, – отмахнулся Архипов. – Ты у нас типа прооперированный, тебе есть нельзя. На кефирной диете ты у нас, Андрюша.

– Да брось, – заволновался Левин, опуская ноги на пол. – Какая диета, я уже иду. Мне усиленно питаться надо, Архипов. Я скоро буду весить меньше бакса. – Боец для наглядности провел большим и указательным пальцами по своим впалым щекам.

– Это не страшно, – успокоил его Алексей. – Бакс нынче толстый.

Каша у Архипова действительно получилась специфическая – прогорклая, вязкая, как клейстер. Улучшить ее вкус не смогли ни тушенка, ни оттаявшая колбаса. Но ополченцы ели за милую душу, не забывая отпускать комментарии в адрес главного кулинарного «креативщика».

– Эй, подходите! – пригласил Алексей к столу пленников. – Не укусим, если сами бросаться не будете. Садитесь по-турецки, располагайтесь, посуда найдется. Да не стесняйтесь вы, это всего лишь ужин.

Пленные, поколебавшись, подошли короткими шажками. Со спутанными ногами не разгуляешься. Руки тоже были связаны, но так, что запястья имели подвижность.

Майор Поперечный хмурился. Чувствовалось, как его разрывают полярные ощущения. Смирнов тоже вел себя сдержанно, посматривал на офицера, молчаливо спрашивал совета.

– Кстати, насчет посуды. – Архипов порылся за загородкой в груде полезных вещей, вернулся с кучей старых кружек. – Не возражаешь, командир? Пьянство, конечно, зло, но не выпить сегодня никак нельзя.

– По маленькой, – разрешил Алексей.

– А разве они большие? – удивился Архипов, придирчиво изучая трехсотграммовые кружки.

– Сволочи!.. – простонал с дальней койки Лазарь, приходящий в себя. – Сами водку жрут, террористы поганые!

– Вот, опять мы здесь с ежегодным посланием, – проговорил Стригун. – майор, объясни товарищу, что сказка о террористах сегодня не актуальна. Может быть, завтра. Кстати, тебя он тоже террористом назвал.

– Ципролет возьми, – встрепенулся Архипов. – Скорми ему парочку. Это антибиотик.

Майор, помявшись, удалился и вернулся вместе с Лазарем, поддерживая того под локоть. Боец передвигался словно пьяный, глаза его очумело блуждали. Он поскользнулся на пуле, извлеченной из плеча, которую так никто и не подобрал, и чуть не грохнулся на пол. Подскочил Смирнов. Они вдвоем усадили раненого, прислонили к теплой буржуйке, сунули тарелку в руку.

– Так и быть, сиди, боец, – разрешил Алексей. – Но только по ушам не ездить, псаки не заливать и до кипения не доходить, а то испаришься!

Блуждающий взгляд бойца остановился на бутылке с горячительным и сделался почти осмысленным. Антипов разлил водку по кружкам.

– За мир на Донбассе! – провозгласил Алексей. – Пусть каждый и понимает его по-своему. Никто не возражает против тоста?

Никто не возражал. Крепкая горилка раздражала горло, но работу свою делала. Люди расслабились, зашевелились, стали устраиваться поудобнее.

Лицо рядового Лазаря заалело. Пушок на круглых щечках встал торчком.

Колбаса разбежалась по кругу и скоро стала воспоминанием. Люди грызли крекеры, давились кашей.

Архипов вспомнил, как когда-то в армии бегал в самоволку за спиртным. Дело было под Полтавой, кругом леса, до ближайшей деревни десять верст. Но ничего, вернулся с добычей. Бойцы втроем выпили, а утро началось бодро.

Замполит и командир роты затащили всех на задворки гарнизонного клуба и полчаса собственными руками выколачивали душу. Потом успокоились и заявили, мол, мы бьем вас не оттого, что вы пили, а оттого, что попались. Марш в красный уголок, и два дня носа на улицу не показывать, чтобы никто из вышестоящих офицеров не узрел красоту на лицах! Так и сидели в ленинской комнате двое суток, мрачные, нахохленные, и думали нелегкую думу: какая сука настучала?!

– А мы во время учений квасили прямо на запасном командном пункте, – вспомнил Смирнов. – Офицеры разошлись, мы их место заняли и давай вечерять!.. Потом разборка была – почему весь караул на посту уснул?

Поперечный, заметно смущаясь, сообщил, что практически не пьет. Так, иногда, после боевого задания, чтобы расслабиться. Ну, еще сегодня, чисто за компанию. Он не знал, куда деть руки, было видно, что человеку неловко. Но дискомфорт проходил, в подвале было тепло, потрескивали дрова в печке.

Архипов накапал еще понемногу. Выпили за родителей, потом за тех, кого с нами нет. За то, чтобы кончилась война, и беженцы быстрее возвращались в родные места. Ведь сколько народа война согнала с мест! И по Украине люди расползаются, и по Белоруссии. А в Россию вообще бежит тьма…

– Да никто не бежит в вашу Рашу, – пробормотал надувшийся Лазарь. – Пропаганда это все. Так, может, несколько тысяч – алкоголики и тунеядцы.

– Да, чуть меньше миллиона, – проговорил Алексей. – Если учесть, что в Донбассе жили семь миллионов, то это капля в море. Эх, Лазарь, когда ж ты поумнеешь? В России восемьдесят регионов, на каждый распределили по нескольку тысяч беженцев. Живут в общагах, клубах, кому-то выделяют комнаты, устраивают на работу. Многие работать почему-то не хотят. Инертный народ на Донбассе, с ленцой. Считают, что Россия их теперь обязана содержать всю жизнь.

– Правильно считают! – заявил Лазарь. – Россия замутила, пускай и отдувается.

Никому не хотелось спорить с этим упертым типом. Возможно, до Лазаря и доходило, что враги спасли ему жизнь, но он старался не мучить этими думами свою совесть.

Поперечный опять настаивал на том, что его полк никогда не воевал против мирных жителей и не выпустил в их сторону ни одного снаряда. Смирнов эту версию охотно подтверждал. Лазарь ворчал, что тут и говорить не о чем.

Майор заявил, что не имеет никакого отношения к действиям национальной гвардии и добровольческих батальонов. Он кадровый военный и всегда отрицательно относился к этим полулегальным вооруженным формированиям. Он старался не воевать с ними рядом, не общался с офицерами из этих частей. А идея батальонов, живущих на деньги олигархов и обслуживающих их запросы, – вообще бред, ведущий к развалу Украины. Шаг к анархии и агонии.

В стране должна быть только регулярная армия – мобильная, подготовленная, мотивированная, состоящая из профессионалов. Лишь ее можно допускать к ведению боевых действий. Слава богу, что в последнее время что-то начинает меняться. Появляются боеспособные части, состоящие отнюдь не из мародеров, приходят специалисты, умеющие обслуживать современную технику, военачальники, отдающие вменяемые приказы. Неужели боевики не замечают, что воевать в последние месяцы становится сложнее?

– Как мы вам в Донецком аэропорту накостыляли? – не без гордости спросил майор. – Вы раструбили по всему миру, что он ваш, мол, силовиков загнали в катакомбы – а на-ка выкуси! Киборги стоят, как стойкие оловянные солдаты, держат терминал, десятки атак отбили. Думаешь, их очень много? Не больше сотни активных штыков. Вот это я понимаю – профессионалы!..

– Так я же не спорю, – проговорил Алексей. – Мужиков, способных воевать, на Украине всегда хватало, вот только генералы бездарны. А как мы вам под Иловайском морду набили, а, майор? Тебе должно быть стыдно за свое командование, загнавшее солдат в ловушку, а потом бросившее их! Ополченцы тоже неплохо воевали. Никаких громоздких соединений, только мобильные группы с вооружением от легкого до тяжелого. Они внезапно появлялись и пропадали, брали противника в клещи.

– Нечестно воевали, – буркнул Лазарь. – Как трусы! Ударят исподтишка и убегают, а еще ворчат про каких-то фашистов.

– А честно – это как? – спросил Алексей. – Всех одеть в красные камзолы – и в чисто поле, под залпы шрапнели? Дурень ты, боец, не смыслишь ни фига в современной тактике. А с фашистами, чего греха таить, на Украине, особенно на Западной, всегда был полный порядок. Чем вам привлекательна эта идеология, ума не приложу. В Германии выжгли эту заразу из умов людей, и им теперь стыдно. А у вас она растет как на дрожжах. Почва, что ли, удобренная? Ваффен-гренадерская дивизия СС «Галичина» формировалась исключительно из украинских добровольцев. И флаг у них был желто-синий, как у вас, только со свастикой посередине. Народ в дивизию валом валил. Она формировалась в Лемберге, то бишь во Львове. Восемнадцать тысяч убежденных сторонников Гитлера. Храбры в бою, ни одного случая дезертирства. В сорок четвертом году под Бродами советские войска уничтожили дивизию почти полностью, зажав в котел. И что бы вы думали? Повторное формирование через месяц. Добровольцы стоят в очередях. Вскоре полностью укомплектованная дивизия «Галичина» снова готова к переработке на мясо. Многие украинцы до сих пор гордятся своими предками, почитают, увековечивают их память. К чему мне вам мозги промывать, мужики? Больно надо. Кто вы мне такие? Батальон «Азов», нынче полк МВД – у них даже на эмблеме видоизмененная свастика. Они и не скрывают, что историческая миссия украинской нации состоит в том, чтобы «возглавить крестовый поход белой расы против недочеловеков, руководимых евреями». Как вам? Ничего не напоминает? Это ведь не просто болтуны. Мародерства, грабежи, открытая пропаганда национал-социализма!.. Взяли Шахтинск и человек пятнадцать ополченцев. Выстроили пленных в шеренгу, руки стянули пластиковыми стяжками, заставили кричать «Слава нации». Кто-то крикнул, но тоже получил пулю в затылок. Местные стали оскорблять силовиков, мол, что же вы, суки, делаете? А те уже пьяные, обдолбанные, обозлились. Поселок маленький, замкнули кольцо и пошли на людей. Половину населения в домах уничтожили, остальных согнали к сельсовету – баб, стариков, детей. Убивали по одному, наслаждались, фотосессии устраивали. Кому-то головы отсекали, кого-то колесовали от избытка фантазии. Прибыл комбат, схватился за голову – вы что творите, кретины?! Живо прекратить беспредел, снимки удалить, прибрать тут все. Куда там! Уже на следующий день во всех соцсетях!.. Это тоже провокации российских спецслужб? Согласен, мужики, вы не такие. Но ведь воюете под одними знаменами с этой мразью!

– Ладно, остынь, – миролюбиво пробурчал майор. – Ваши тоже не ангелы. Когда в Луганске громили управление СБУ, с людьми вытворяли такое, что испанская инквизиция отдыхает. Уборщицы потом с ума сходили – повсюду пивные бутылки, шприцы, кровь.

– Маргиналов в то время хватало, – не стал спорить Алексей. – А где их нет? Подобная публика быстро исчезла – кто-то струсил, кого-то пристрелили. Сейчас народ в войсках, за малым исключением, правильный.

– Российские солдаты, например, – не преминул вставить Лазарь.

– Опять двадцать пять, за рыбу деньги. – Алексей схватился за голову. – Парень, ты неубиваемый. Гвоздей бы из тебя наделать – сносу бы им не было. В НАТО твердят о колоннах российской военной техники, в Киеве голосят о том же самом. Полностью укомплектованные части российских десантников наводнили Донбасс и готовы к броску. При этом никто не приводит ни одного документального свидетельства, способного это подтвердить. Почему? Ведь колонна российской техники или воинская часть – это не иголка, а хорошо видимые объекты. В том числе из космоса. Сними, приблизь, покажи. Можно не из космоса, а вживую – ведь кругом агенты. Уж кадровое подразделение как-то можно отличить от отряда ополченцев, как его ни переодевай. Но нет, только общие фразы, невнятные снимки, сделанные явно с Луны. Стыдно же, господа!..

– Леха, не горячись, – предупредил Архипов. – Все это фигня, а вот нервные клетки не восстанавливаются. Давай еще по одной.

– По последней, – проворчал Стригун. – И на массу.

– Так точно! – согласился Архипов. – За то, чтобы утро было добрым.

Но Архипов не успел нацедить в кружку, сделал уши торчком. Снаружи раздался шум, в подвал кто-то спускался! Алексей сделал оборот на коленях, приклад к плечу, палец на спусковой крючок! Остальные застыли, захваченные врасплох.

Со скрипом отворилась дверь, и в подвал, подслеповато щурясь, вошла вчерашняя сумасшедшая, та самая Мария Андреевна, которую Алексей принял за привидение! Он застыл в недоумении, палец медленно сполз с крючка. Остальные отвесили челюсти до пола. Исключая Архипова, который также имел честь познакомиться с этой дамой. Очевидно, она проходила мимо, увидела блики света в подвальном оконце и решила заглянуть на огонек. В том же пальто и фуфайке, в той же шали, из-под которой торчали седоватые клоки волос. Белесые глаза окружали черные круги.

– Простите, мужчины, здравствуйте! Здесь нет моих детей? Они сюда не заходили? – Она всматривалась в застывшие фигуры, во все уголки пространства, озаренного огоньками свечей. – Господи, и здесь их тоже нет! Куда убежали эти сорванцы? – Она спохватилась, стала представляться, озвучила суть проблемы дрожащим, срывающимся на фальцет голосом.

Все это Алексей уже слышал.

Мужчины угрюмо молчали, сказать им было нечего. Безумные глаза, жуткие слова. В иных обстоятельствах они сочли бы ее не сумасшедшей, просто немного возбужденной, но сейчас!..

– Господи!.. Простите, мужчины, что побеспокоила. Я вижу, что здесь нет моих Антошки и Настеньки. – Женщина расстроилась, слезы заблестели в ее глазах. – Побегу, не буду терять время. Я должна найти их до полуночи, пока не превращусь в тыкву.

– Мария Андреевна, подождите! – Алексей опомнился и подскочил, чтобы удержать женщину.

Не должна она жить на этом печальном кладбище, ее в больницу надо, лечить. Но он долго запрягал. Женщина махнула рукой и выбежала на лестницу. Было слышно, как она семенит по ступеням. В принципе несложно вернуть…

– Леха, не надо, – остановил его Архипов. – Стой, говорю, командир! Оставь ее в покое, иначе только хуже сделаешь. Думаю, ей есть, где жить и чем кормиться. В этом подвале она зачахнет. Отвезешь в больницу, вернешь ей рассудок – умрет от горя. А так хоть какая-то надежда у человека.

В подвале воцарилась тоскливая тишина.

– Слушайте, мужики, а вы ее тоже видели? – сглотнув, спросил у силовиков Андрюха.

Поперечный задумался. Смирнов кивнул. Лазарь неопределенно повел плечами.

– Да успокойся, она не призрак, проверено, – проворчал Архипов и кратко описал, что это было.

– Жаль, – вздохнул Левин. – Убил такую красивую гипотезу.

– Что, парни, бабы испугались? – Архипов смерил взглядом землистые лица силовиков. – Это ведь ваша артиллерия Белозань разнесла – однозначно. Здесь наши стояли, потом ушли. Вы даже не удосужились разведку провести, просто накрыли «Ураганом» без всякого шанса для мирного населения.

– Не имею информации, – проговорил Поперечный. – Если кто-то и разнес Белозань, то это было до нас. Полк прибыл в район неделю назад.

От уныния и неловкости всех спасла очередная порция выпивки. Мужики кряхтели, тужились, заедали всем, что было под рукой.

– Хватит, – объявил Алексей. – Наелись, напились. Последнюю бутылку оставим домовому, пусть охраняет наш сон. Вечерняя оправка, господа, все на улицу.

– Что значит все? – насторожился Левин. – А если я не хочу?

– Все – это значит все! Ты тоже, – отрезал Алексей. – Если больно, подставлю плечо.

– Не понимаю. – Андрюха сокрушенно вздохнул. – Зачем куда-то идти, если я уже всего достиг?

На улице вновь царила неописуемая красота. Женщина пропала. Ветер стих, снег не падал. Многострадальный поселок утонул в сугробах. Небо было ясное, словно его пропустили через какой-то очиститель. Звезды висели совсем низко. Луна была практически рядом – со всеми своими морями, океанами и горными хребтами. Воздух напоен какой-то необычной свежестью. Похрустывал снег под ногами.

– И что мы так романтично смотрим на звезды? – проворчал Алексей, помогая Левину перебраться через порог.

Андрюха прислонился к стене, глубоко вздохнул. Архипов с автоматом контролировал пленных, хотя они вряд ли сейчас осмелились бы куда-то бежать. Украинцы стояли лицом к свалке. Вместо того чтобы справлять нужду, они пристально таращились на небо. Да, было на что посмотреть.

– Вы что, ислам принимаете? – спросил Архипов. – Да и черт с вами. Закурим, Леха?

Алексей выбил сигарету из пачки, дал Архипову прикурить. Они стояли, наслаждались тишиной и спокойствием. Свежий воздух проникал в легкие, курить командиру совсем не хотелось. Он повертел зажженную сигарету и выбросил. Архипов почувствовал то же самое и послал в полет свой окурок.

Мимо них что-то просвистело, и добротно слепленный снежок вонзился в загривок размечтавшегося Лазаря! Парень всплеснул здоровой рукой, споткнулся, пролетел метра полтора. Ему очень повезло, что упал на здоровый бок. Он закричал от страха.

– Хохлята учатся летать! – радостно вскричал Левин.

Оказывается, он выбрал подходящую позу, прислонился к двери, чтобы не досаждать больной ноге, и удивительно метко метнул снежок.

– Да не трусь, парень, у меня же холостые!

Товарищи помогли подняться разозлившемуся Лазарю. Не успели они опомниться, как Левин метнул второй снежок. Тот разбился о грудь Лазаря.

Андрюха опять хохотал и паясничал:

– Жестко я тебя опустил, а, Лазарь? Да не волнуйся, не попаду я в твою болезную рану! У меня глаз знаешь как набит? Получили, мужики? Хрен вам, а не «слава Украине»!

– Мочи сепаров! – вдруг взревел Смирнов, слепил снежок и швырнул в Андрюху.

Тот отшатнулся, и снежок разбился о стену. Активизировался Поперечный, тоже скомкал снежную массу, «выстрелил» сильной рукой. Снежок попал Андрюхе в живот, и он взвыл от обиды и боли.

– Мочи укропов! – чуть не хором завопили Алексей с Архиповым и начали забрасывать снежками дрогнувших силовиков. Те пятились, пытались отстреливаться. Приободрился Андрюха, снова начал готовить боеприпасы.

– Дай мне! – Лазарь отобрал у Смирнова снежок, размахнулся и угодил Левину в голову.

Началась безжалостная бойня. Больные вскоре выдохлись, здоровые продолжали забрасывать друг друга. Потом ополченцы пошли в наступление, ведя беспрерывный огонь. Силовики пятились, пропускали попадания, но не сдавались, только ожесточенно пыхтели. Временами кто-то смеялся.

– Вот и в настоящей войне вы хреновые бойцы! – задыхаясь, выкрикнул Архипов. – Учиться надо, молодежь!..

– Все, довольно! – опомнился Алексей. – Увлеклись мы что-то. Андрюха, ты на хрена это начал? А если швы у вас с Лазарем разойдутся, кто виноват будет?

– Всегда и во всем виноват командир, – мудро заметил Архипов.

– Достаточно… – кашляя, прохрипел Поперечный. – Смирнов, прекратить огонь! Бери Лазаря на закорки, тащи вниз. А с этими выскочками мы еще когда-нибудь разберемся!