В искренность Речкалова можно было бы поверить, если бы на месте расстрела нашли труп Коли Дмитрева. Речкалова отправили в Челябинскую губчека.

Дороня тяжело переживал гибель Дмитрева: он не сомневался, что Коля расстрелян. Но где труп? Другие события на какое-то время заслонили эту тайну: Дороне вместе с чоновцами пришлось выехать на поимку Землина. Спасаясь от преследования, бандит вместе с помощником Рогожиным бежали в степь. Путь их лежал к берегам большого озера, местами заросшего густым камышом. Перед утром они увидели крестьянина, который накладывал воз сена на дровни. Землин стал расспрашивать дорогу на Донки. Крестьянин, не подавая вида, что узнал бандита, объяснил, как проехать ближайшим путем к озеру. От его внимательного глаза не ускользнуло, что верховая лошадь Землина засекла правую переднюю ногу, из которой сочилась кровь. И, как только бандиты исчезли из вида, крестьянин сбросил с дровней сено и погнал коня к командиру чоновского отряда Новгородцеву.

— Теперь бандит от вас не уйдет, — говорил крестьянин. — Надо только поторапливаться, как бы поземки не было: занесет тропинку от моего стожка. Примечайте кровь: похоже, лошадь Землина шибко засекла ногу.

Небольшой отряд чоновцев во главе с Новгородцевым спешно выехал из села. Вот и стожок, о котором говорил крестьянин, рядом сваленное сено и конские следы, ведущие в степь. Новгородцев приподнялся на стременах. Сверкая под яркими лучами февральского солнца, лежала безмолвная равнина. На ней, гоняясь друг за другом, кружились легкие вихри, рассыпались и вновь вырастали в маленькие снежные столбики, то приближались к всадникам, то убегали от них. От стожка прямой строчкой вел по степи след недавно проехавших конников.

— За мной! — Новгородцев тронул коня. Бойцы ехали за ним ровной цепочкой. Покачиваясь в седле, командир вглядывался в глубокий отпечаток конских копыт с порозовевшим от крови снегом. След вел на Донки.

— Дороня, видишь? — опросил Новгородцев через плечо ехавшего сзади Третьякова.

— Ага, — ответил тот коротко.

В прошлом году в соседнем Кустанайском уезде бандиты сожгли несколько хуторов, и за то, что местный священник заступился за прихожан, его привязали за волосы к хвосту полудикой лошади и пустили по степи.

— Не люди, а звери. Уничтожать их надо!

Далеко, сливаясь с горизонтом, темнели камыши и к безоблачному небу тянулся легкий дымок. На белоснежном фоне степи вырисовывались контуры двух лошадей. Сомнений нет: бандиты находились в избушке рыбака.

— Приготовиться!

Защелкали затворы винтовок. Дороню охватило знакомое волнение.

— Слушай мою команду! — раздался голос Новгородцева. — Третьякову с пятью бойцами держать направление на землянку рыбака. В перестрелку с бандитами не вступать. Отсечь их лошадей и держать оборону на опушке камышей. Остальная часть бойцов следует за мной в обход жилья и замыкает кольцо. Ясна задача?

— Ясна, — дружно ответили чоновцы.

Поднимая снежную пыль, конники вихрем помчались по степи. Вот уже видны стоявшие на привязи лошади бандитов. Вымахнув перед коновязью, Дороня с товарищами перерубили поводья и погнали лошадей к камышам.

Из землянки выскочил рослый детина в казахских пайпаках и малахае. В открытой двери показался среднего роста широкоплечий смуглолицый человек в ватном бешмете. Не видя лошадей, отчаянно выругался и вернулся в землянку.

Чоновцы залегли в снегу. Бандиты оказались в ловушке. Крытая дерном землянка, имела двухскатную крышу с окнами, одно из которых выходило на запад, второе на юг. В ней жил глухой старик рыбак со снохой и двумя внучатами. Стрелять по окнам нельзя: можно убить ни в чем не повинных людей. Новгородцев поманил к себе Дороню, лежавшего недалеко в снегу. Третьяков подполз к командиру.

— Залезь на крышу и через трубу предложь бандитам сдаться. Как только крикнешь, сейчас же отходи от трубы.

Дороня пополз. У северного ската нанесло большой сугроб снега. Взобравшись по нему на крышу, Третьяков наклонился к трубе и крикнул:

— Эй, там, выходи, сдавайтесь! — и отпрянул от трубы. В ответ послышался выстрел. Пуля пролетела, едва не задев Дороню. Он поспешно скатился вниз. Прошло несколько томительных минут. Дверь землянки неожиданно раскрылась, показался старик и торопливо засеменил к чоновцам.

— Руки вверх!

Глухой продолжал бежать.

— Не стрелять! — скомандовал Новгородцев и пропустил рыбака через цепь. В землянке послышался шум борьбы. В порванной кофточке с распущенными волосами выскочила молодайка.

— Руки вверх!

Женщина испуганно вскинула руки над головой.

— Там под нарами ребятишки! — истошно крикнула она и, пошатнувшись упала. Новгородцев распорядился вынести ее в безопасное место и, сняв с себя полушубок, накрыл им женщину.

— Огонь по окнам!

Дзинькнули стекла, послышался треск рам. Десятки пуль полетели в землянку. Перестрелка длилась недолго. Бандиты перестали отвечать на выстрелы: вышли патроны. Из трубы показалась синяя струйка дыма, затем прозвучал одинокий выстрел. Наступила жуткая тишина. Чоновцы осторожно заглянули через окна в землянку. На полу распростерто тело Рогожина, возле опечка лежал навзничь Землин, рядом пистолет с пустой обоймой, на чугунной подтопке тлела куча пепла. Из под нар вылезли испуганные ребятишки и с ревом уткнули головки в подол матери.

Новгородцев бережно разгреб еще теплый пепел и обнаружил обгорелый лист бумаги: «…Ишим… наши отряды…»

— Понятно, Землин имел связь с кулацким восстанием в Ишиме. Перед смертью сжег секретные документы. Что же, собаке собачья смерть! С бандой покончено! — Новгородцев обратился к Дороне: — Съезди в Островное, возьми подводу и отправь трупы бандитов в Марамыш.

Приласкав плачущих детей, командир вышел из землянки, чоновцы последовали за ним.

Прошло несколько дней. Третьяков все еще находился в ЧОНе, а мысль о Коле Дмитреве не покидала его. Почему не взяли Речкалова на поиски тела? Может, тогда бы раскрылась тайна смерти товарища? Нет ли тут ошибки?

Своими мыслями Дороня поделился с Новгородцевым.

— Кстати, — заметил тот оживленно, — я повезу Речкалова. Может ты, возьмешься сопровождать меня?

— Согласен. Тем более, по отношению к Речкалову, мне кажется допущена несправедливость.

Утро выдалось теплое, солнечное. В ярком голубом небе плыли редкие облака.

Сидевший в санях Речкалов сумрачно поглядывал на спутников и, прислушиваясь к разговору, беспокойно ворочался на месте. Ввалившиеся глаза, заострившийся нос и вся его поникшая под тяжестью горя фигура отражала глубокое душевное переживание. Когда-то веселый, первый затейник среди озернинских ребят, он замкнулся, стал недоверчив и мрачен. Попытка Дорони навести разговор на Колю Дмитрева успеха не имела.

— Раз вы считаете меня бандитом, то и толковать не о чем. — Речкалов уткнул лицо в воротник тулупа и замолчал.

— Хорошо, хорошо, Речкалов, — попытался успокоить его Новгородцев. — Вот приедем в Зверинку и выясним.

— Почему раньше не выяснили? Почему таскаете по тюрьмам? За что? За что, я спрашиваю? — откинув воротник, выкрикнул Речкалов и зло посмотрел на комиссара. — За то, что Землин меня не расстрелял вместе с Дмитревым? Может, легче бы мне было тогда смерть принять, чем видеть свой позор.

— Успокойся. Все будет в порядке. Ершистый ты, однако, парень…

В Звериноголовскую они приехали на следующий день. В станице было уже спокойно. После гибели вожака большая часть бандитов явилась с повинной, и жизнь в Притоболье пошла своим чередом.

Взяв с собой понятых и Речкалова, Новгородцев с Дороней выехали.

Перед глазами открылась необъятная даль степи. Порой взлетали куропатки и, падая, зарывались в снег. На седьмом километре, поднявшись на ноги, Речкалов беспокойно оглядел местность и решительно положил руку на плечо Новгородцева.

Подводы остановились.

— Копайте здесь, — угрюмо произнес Речкалов и, сдвинув брови, начал следить за работой.

— Тут чарым, — послышался голос одного из понятых.

Комиссар с Дороней подошли ближе. Под верхним слоем снега блеснул на солнце наст. Он был так крепок, что выдерживал тяжесть людей.

— Разбросайте снег шире, отсекайте квадратами ледяную корку, — распорядился комиссар и опустился на колени. Вынутые куски чарыма люди бережно отнесли к дороге.

— Осторожно! — Новгородцев предупреждающе поднял руку. — Снимайте второй слой снега. Так. Хватит. Речкалов, подойдите ближе.

Под ледяным куполом чарыма лежал труп Коли Дмитрева.

Речкалов молча опустился на колени. В его груди послышались булькающие звуки.

— Плакать не надо, — в голосе комиссара прозвучала теплота. — Нет, плакать мы не будем, — повторил он в раздумье и провел рукой по лбу.

— Приготовить полог. Положить в сани убитого, — сказал он твердо. — Ехать шагом!

Дороня с Новгородцевым шли за санями, где лежал труп. Говорить не хотелось. Да и о чем?