Во время эвакуации белых из Челябинска в июне 1919 года триста шестьдесят заключенных были выведены из тюрьмы и посажены в «поезд смерти». Перед отправкой поезда начальник тюрьмы произнес «напутственную» речь, которая в основном сводилась к ругани и угрозам.

— Если кто сбежит, остальные будут расстреляны! Запомните! — Он погрозил кулаком молчаливо стоявшей толпе заключенных и подал команду.

— По вагонам!

«Поезд смерти» на станции Челябинск не задерживали. Впереди в классных вагонах ехала контрразведка, в середине состава — в заколоченных наглухо теплушках — заключенные, сзади — конвойная команда.

Стояла жара. В переполненных до отказа товарных вагонах люди изнемогали от жажды и духоты. Во время стоянок на отдельных разъездах контрразведчики стреляли по теплушкам, посылая «счастливые» пули в арестантов.

В одном из вагонов заключенные прорезали пол. Восемь человек выпрыгнули на полотно железной дороги. Побег был обнаружен на станции. Началась расправа. Избитые до потери сознания этапники были брошены в вагоны. Неожиданно состав был остановлен в степи. Контрразведчики стали выводить заключенных, связывая их попарно. На крыше переднего вагона агенты контрразведки установили пулемет. Казалось, еще минута — и смерть начнет косить измученных людей.

Перед Новгородцевым промелькнула картина сожженной станицы, трупы людей, порка женщин и стариков, лицо Виктора Словцова. Повинуясь внутреннему чувству, он воскликнул:

— За власть Советов!

Триста шестьдесят человек подхватили боевой клич. Над притихшей степью долго звучали их голоса.

— Приготовить пулемет! — раздалась резкая команда.

— Не сметь! Стрелять не позволю, — размахивая на ходу руками, к толпе заключенных бежал начальник конвоя. — Если расстреливать, то убивайте и меня вместе с ними! — крикнул он офицерам контрразведки и встал впереди толпы.

Наступило короткое замешательство. Офицеры начали совещаться; среди арестованных послышалось легкое движение.

— Я отвечаю за жизнь заключенных! — продолжал выкрикивать начальник конвоя. — Сдам в Иркутске, тогда делайте, что хотите. А сейчас расстреливать людей не дам!

От вагона контрразведки отделились два офицера. Взяв начальника конвоя под руки, отошли с ним в сторону, убеждая его в необходимости расправы.

— Не согласен! Приедем в Иркутск, там — ваше дело! — упорствовал тот. — Не с вас спросят, а с меня! Снять пулемет с крыши, загнать заключенных в вагоны! — распорядился начальник конвоя. Солдаты, развязывая на ходу арестованных, вталкивали их обратно в вагоны.

В теплушке Михаил Новгородцев вздохнул с облегчением и улегся на нары. Раздался стук буферов, прозвучал протяжный гудок паровоза. Поезд тронулся. Неожиданно вместе с лязгом железа раздалась беспорядочная стрельба.

Контрразведчики открыли с тормозных площадок по заключенным огонь. В вагонах поднялась суматоха: люди прыгали с нар, валились друг на друга, слышались крики, стоны раненых, и на полу уже лежало несколько человек убитых. Поезд постепенно набирал скорость. Стрельба не прекращалась. Вокруг лежавшего Новгородцева образовалась куча тел, по которым из-за тонкой перегородки вагонов по-прежнему сыпались пули.

Через полчаса стрельба прекратилась. Поезд остановился. Заскрипели дверные ролики, и в вагон просунулась голова контрразведчика.

— Есть живые? На тесноту теперь жаловаться не придется! — злорадно произнес он и скомандовал: — Выбрасывай убитых!

В вагоне слышались стоны раненых. Кто-то, схватившись за голову, качаясь в углу, как маятник, кричал надрывно:

— Воды! Воды!

На приказ контрразведчика никто не отозвался. В суровом молчании было столько ненависти, что контрразведчик поспешно задвинул дверь, с опаской отошел от вагона.

Во время стоянки на станции Ново-Николаевск в вагон Михаила заскочил здоровенный детина в широчайших брюках с красными лампасами. Свирепо вращая белками глаз, он гаркнул:

— Кто меня знает? Кто был со мной на Карпатах? Ага, нет таких, изменники! Нужно родину защищать, а вы по тюрьмам пошли! — Взмахнув толстой плетью со свинцовым наконечником, он остервенело стал избивать заключенных.

Удар нагайки пришелся Новгородцеву по плечу. Присев на корточки, Михаил схватил колчаковца за лампасы и сильным рывком выбросил из вагона. Очнувшись, тот поднялся на ноги и, погрозив плетью, направился к соседней теплушке.

На восьмые сутки «поезд смерти» пришел в Иркутск. Из трехсот шестидесяти заключенных осталась в живых половина. Люди были похожи на скелеты. Опухшие от голода, измученные, многие вышли из вагонов с помощью товарищей.

Едва успели построиться в колонну, как сопровождающий офицер обратился с речью к толпе зевак:

— Господа! Посмотрите на этих людей, — рука колчаковца протянулась к заключенным. — Это красноармейцы, взятые нами в плен во время боев. Вы видите, что совдепия умирает с голода, фронт красных трещит по швам. Эти люди — прямое доказательство. Советам приходит конец!

— Неправда! — Михаил Новгородцев задыхался от гнева. Собрав остатки сил, выкрикнул страстно: — Советская Армия бьет колчаковцев, как бешеных собак! Скоро, скоро настанет час, когда вас выбросят из Иркутска, Сибири, Приморья! Сбросят в помойную яму, как ветошь. — Ослабев, Новгородцев упал на руки товарищей.

Разъяренные буржуа из толпы накинулись на заключенных, избивая их чем попало.

Потерявшего сознание Михаила Новгородцева привезли в иркутскую тюрьму на телеге.