ГЛАВА 22
Ночь была теплая, накрапывал дождь. Подняв воротник шинели, Андрей зашагал быстрее. Пройдя бани, свернул на Уфимскую улицу. Вскоре оказался в яркой полосе света уличного фонаря и неожиданно был остановлен двумя офицерами.
— А, студент! Все еще в Челябинске? Почему в солдатской шинели? — хлопнув фамильярно по плечу Андрея, спросил один из них.
Фирсов узнал попутчиков, ехавших с ним из Омска.
— Служишь? Или студенческую форму пропил? А? Знаешь, сегодня мы решили кутить. Идем с нами в ресторан!
Фирсов отказался.
— Ну, нет, брат, шалишь, мы тебя не отпустим. Ты что, выпить за победу над красными не хочешь? Костя! На абордаж студиоза! — Второй офицер бесцеремонно подхватил Андрея под мышки и потащил к стоявшему на углу ресторану.
Свободных мест не было. Бесцеремонно выдернув стулья из-под сидевших за столиком штатских, офицеры позвали официанта. Костя скомандовал:
— Платите, господа, деньги и марш отсюда!
Штатские запротестовали. Андрей хотел незаметно уйти, но рука первого офицера крепко держала его за плечо.
— Икры, графин водки и сигарет, — распорядился второй офицер подошедшему официанту и подвинул стул Андрею. — Садись, студиоз, рассказывай о богатствах земли уральской, да, впрочем, — офицер махнул рукой, — все пойдет Уркварту, — и, грузно опустившись на стул, затянул хрипло:
Замолкли струны моей гитары,
А я, девчонка, из Самары…
— Эх… Напьюсь я сегодня до чертиков!
Андрей с беспокойством поглядывал на дверь, в которую входили все новые посетители. Официант принес водку и закуску.
— За славу нашего оружия! — поднимая бокал, произнес Костя.
К столу подошел незнакомый офицер.
— Знакомьтесь: поручик Гирш — глаза и уши Челябинска, — произнес, ухмыляясь, приятель Кости. Андрей насторожился: «Контрразведчик…»
Вскоре появился еще графин. Взглянув на часы, Гирш заторопился и, вынимая бумажник, уронил на пол записку.
Андрей наступил на нее ногой, а когда контрразведчик вышел, сделав вид, что поправляет сапог, сунул записку за голенище.
— Простите, забыл платок. — Андрей извинился и вышел в гардеробную. Поспешно одевшись, зашагал к дому.
Христина, открывая дверь, спросила с тревогой:
— Что так поздно?
— Засиделся в ресторане с колчаковцами! — Андрей подошел к лампе, развернул записку:
«…Сегодня в час у Госпинаса разговор с «Марусей», — прочитал он. — Очевидно, речь идет о девушке, но почему Маруся в кавычках? — Фирсов потер лоб.
— Странная записка, — подавая ее Христине, сказал он.
— Госпинас — это начальник Челябинской контрразведки. Видимо, у него сегодня в час ночи назначен разговор с «Марусей», — высказала догадку Христина.
— Но почему Гирш взял имя девушки в кавычки?
— Подожди, Андрей, — Христина слегка побледнела и произнесла с расстановкой: — «Маруся» — это партийная кличка Николая Образцова. Его отец — старый член партии. Нет! Нет! — точно отгоняя страшную мысль, Христина сделала шаг от мужа.
— Сколько сейчас времени? — спросил Андрей решительно. — Без десяти двенадцать? Я пойду. — Спрятав записку Гирша в потайной ящик, Андрей достал револьвер.
— Ты хочешь проследить «Марусю»?
— Да. Только плохо, что я его не знаю…
— Ты его сразу узнаешь, — сказала Христина. — Заметь: выше среднего роста, папаха всегда заломлена на затылок, походка танцующая… Береги себя, Андрюша: он опасен, — заботливо закончила Христина и обняла мужа.
— Если к утру не вернусь, заяви комитету. Пускай установят надзор за домом Образцовых.
С соборной колокольни пробило двенадцать. Фирсов остановился на углу соседнего с контрразведкой дома. У подъезда под фонарем стояли часовые.
Из темного переулка вышел человек и, озираясь, направился к часовым. Сказав пароль, исчез в подъезде. «Это и есть вероятно, «Маруся», — подумал Фирсов.
Ждать пришлось недолго. Образцов вышел на улицу, повертел головой по сторонам и направился в сторону вокзала. Прячась возле стен и заборов, Андрей последовал за ним. Городские постройки кончились. Слева вид-неслись низкие, обшитые тонким железом склады чаеразвесочной фабрики, справа — пустырь. Боясь потерять Образцова в темноте, Андрей ускорил шаг. «Маруся» оглянулся и, пропустив мимо Фирсова, стал выжидать.
Поняв его уловку, Андрей завернул за угол чаеразвески и остановился.
Образцов прошел, не заметив слившегося с темнотой человека в плаще, бодро зашагал к виадуку. Прошел мост и оказался на кривой улочке. Оглянувшись еще раз, остановился, постучал в окно своего домика. Окна осветились. На пороге, держа высоко лампу над головой, показался старый Образцов.
— Ну что? — спросил он сына.
— Все в порядке, — ответил тот. Дверь закрылась.
Где-то глухо тявкали собаки, под навесом соседнего двора горласто пропел петух.
Остаток ночи Андрей провел, шагая из угла в угол своей комнаты. Подошел к спящей Христине, припал к ней щекой. Она проснулась.
— Нужно сейчас же идти в комитет! — Взволнованная рассказом мужа, женщина быстро поднялась. — Кто мог подумать! Правда, молодой Образцов вообще не внушал доверия, но его отец! В доме у него проходили подпольные собрания!
— Да, старый ворон вел тонкую игру, — заметил Андрей. — Однако мне пора, — заторопился он и, захватив записку Гирша, торопливо зашагал на конспиративную квартиру.
Решение комитета было единодушным. Исполнение приговора поручили Андрею и двум коммунистам.
В тот день «Маруся» был вызван в каменоломни, в глухой бор на окраине города.
Ничего не подозревая, молодой Образцов, насвистывая, приближался к глубокой выемке каменоломни, заполненной до краев вешней и почвенной водой. И когда от ближайших сосен отделились трое вооруженных людей, вздрогнул, беспокойно завертел головой по сторонам. Стояли молчаливые деревья. Лица троих были суровы. «Маруся» машинально опустил руку в карман широчайших галифе, но не успел нащупать рукоятку браунинга, как чья-то рука точно клещами сжала его горло. Провокатор упал.
Браунинг Образцова был уже у Фирсова.
— Попался, гадина! Сознавайся, кто кроме вас с отцом предавал коммунистов?
— Не знаю, спросите старика, — ворочая с трудом языком, произнес тот, поднимаясь на колени. Его заячьи глаза перебегали с одного на другого и с животным страхом остановились на Андрее.
— Простите! — произнес он плачущим голосом. Вид «Маруси» был жалок.
— Простить?! — с трудом сдерживая гнев, произнес Фирсов. — Простить кровь Словцова, Нины Дробышевой и других коммунистов, погибших в Уфимской тюрьме? Да понимаешь ли ты, подлюка, о чем просишь? — Андрей задыхался. — Вот тебе ответ, гадюка! — Вместе с выстрелом прозвучал волчий вой Образцова!
Тело провокатора полетело в воду, раздался всплеск, и по глубокой выемке заходили круги.
…Под вечер к домику старика Образцова подкатила тележка с колчаковским офицером и двумя солдатами. Офицер вошел в дом. Поздоровался с сидевшей у стола женщиной и, козырнув старому Образцову, заявил:
— Господин Госпинас просит вас прибыть.
— Что так срочно понадобился? — одевая пиджак, спросил Образцов. — Да и удобно ли ехать сейчас?
— Господин Госпинас все предусмотрел. Вы поедете как бы под конвоем. Двое солдат и лошадь вас ждут у ворот.
— Ну что ж, двинемся. Я скоро вернусь, — кивнул старик жене.
Он уселся в тележку. Сидевший за кучера солдат повернул коня на окраину, направляясь на Смолинский тракт.
— Туда ли мы едем? — обратился Образцов к офицеру.
— Да. Люди господина Госпинаса задержали в Смолино коммуниста. Требуется установить причастность к большевикам хозяина квартиры, где был схвачен бунтовщик.
— Понятно, — старый провокатор погладил усы. — В Смолино, скажу я вам, почти все жители переметнулись к красным. Неспокойный поселок… Однако зачем же в лесок? — заметил уже тревожно Образцов, видя, что солдат поворачивает лошадь с тракта к виднеющейся невдалеке роще.
Офицер не ответил. Когда телега остановилась на опушке леса, он подал знак солдатам, и те, опрокинув навзничь провокатора, связали ему руки и поволокли в чащобу.
— Ну, старый иуда, теперь все тебе ясно? — жестко спросил переодетый в форму офицера Андрей.
Образцов ворочая глазами, выдохнул:
— Жаль, что вы раньше мне не попались. Виселица давно по таким плачет! — и затрясся в бессильной злобе.
— По ком плачет, а тебе уже готова, пора отправляться вслед за сыном! — Фирсов подал знак товарищам.
Через неделю после этих событий Андрей благополучно перебрался через колчаковский фронт и приказом политуправления армии был назначен комиссаром в один из пехотных полков 29-й дивизии.