До встречи с Ниной у вокзала прибывший с фронта в Челябинск Виктор Словцов был направлен губкомом РКП(б) в станицу Усть-Уйскую. Выехал он туда вместе с группой делегатов первого казачьего съезда. Проехав стороной Марамыш, участники съезда разъехались по станицам и поселкам. Словцов продолжал путь с казаками, братьями Новгородцевыми Петром и Михаилом.

Старший Новгородцев ехал впереди, зорко оглядывал местность: время тревожное, в ближайших от станицы поселках Советы еще не были организованы, по-прежнему хозяйничали атаманы. Да и в самой Усть-Уйской влияние дутовцев и местных богатеев было сильно.

— Сейчас дело пойдет быстрее, — продолжал начатый разговор Михаил, — главное, чтобы ты, как уполномоченный губкома, был с нами. Шашкой мы владеть умеем, а вот слово сказать народу, да так, чтобы оно дошло до души, мы не мастера.

— Да и я не хвалюсь, — заметил, улыбаясь, Виктор.

«Видать, дельный парень», — думал одобрительно Петр.

— Ты в первую очередь расскажи казакам о декретах Советской власти.

Некоторое время ехали молча. Белоснежная равнина сливалась с горизонтом. По ней изредка кружились снежные вихри.

Виктор глубже натянул на голову башлык и, придерживая лошадь, спросил Михаила:

— Давно с фронта?

— Вместе с брательником, в семнадцатом.

— Ну как, изменилась за это время станица?

— Как стояла, так и стоит, — усмехнулся младший Новгородцев. — Правил раньше атаман, и сейчас он сидит в управе со своими дружками.

— Наших активистов много? — продолжал расспрашивать Виктор.

— Человек около двадцати.

— Михаил, ты забыл про Елшанку, — прислушиваясь к словам брата, отозвался Петр.

— Верно, — согласился младший Новгородцев. — Елшанка — это часть станицы. Казачья беднота в дружбе с атаманцами не живет.

— Ну вот, слона-то и проглядел, — укоризненно заметил брату старший Новгородцев. — По приезде мы с Елшанки и начнем, — сказал он Виктору.

Братья Новгородцевы очень различались между собой. Угрюмый с виду, бородатый, степенный и сдержанный Петр, казалось, многое испытал. Плотный, коренастый, с широкими плечами, короткой шеей, закутанной в солдатский башлык, он смотрел на все серыми глазами спокойно и серьезно.

Младший Новгородцев, несмотря на утомительнее бездорожье, в седле сидел молодцевато. Круглое, как у брата, лицо с едва заметными скулами, с задорными, смеющимися глазами было подвижно и говорило о смелости и отваге хозяина. Елшанцы любили Мишку за удаль.

Никто не мог так ловко рубить лозу, нырнуть на всем скаку под брюхо лошади, схватить с земли серебряный рубль и проскакать по плацу, стоя на коне. Молодой Новгородцев вместе с братом в первые годы войны лихо дрался с немцами. Но однажды Петр привез из одной пехотной части газету и обратился к нему.

— Почитай-ка вслух. А вы, ребята, послушайте.

Петр внимательно посмотрел по сторонам. В те дни на фронте было тихо.

Михаил развернул газету и подвинулся ближе к костру. «Окопная правда» рассказывала о том, что германская война выгодна капиталистам и несет разорение трудовому народу. Впервые в душу молодого Новгородцева запали слова истины и пошатнули его веру в незыблемость царского строя.

После Февральской революции братья не пропускали ни одного солдатского митинга, где выступали большевики. Когда вернулись домой, станица уже разделилась на два враждебных лагеря. Власть была еще в руках атаманцев. В соседних селах организовались Советы. Надо было что-то предпринимать. Избранные на собрании фронтовиков братья Новгородцевы поехали в Челябинск на первый казачий съезд с наказом — прислать в станицу организатора.

В помощь им губком партии и направил Виктора Словцова.

На улицах Усть-Уйской было безлюдно. В богатых домах зажигались огни, казачки неторопливо гнали на водопой скотину. Проехав мост, всадники повернули коней на Елшанку и остановились возле небольшого домика, стоявшего на берегу.

— Поживешь пока здесь. Останавливаться у нас опасно, — слезая с коня, сказал Петр Словцову. — Старики здесь надежные. Три их сына в красногвардейском отряде. Давай заходи.

Зная, что Петр задержится у Словцова, Михаил взял лошадей за повод и повернул в переулок.

Хозяин домика, высокий, жилистый казак, Егор Максимович Летунов провел старшего Новгородцева с незнакомым человеком в чистую горенку.

— Пока ты, Петр, ездил в Челябу, наши атаманцы решили идти на Троицк. Не мила им Советская власть, да и фронтовики начали поджимать, — старик Летунов перевел глаза на Виктора. — Вчера были у меня, ждут только вас, спрашивали о вашем приезде.

— Сегодня, Егор Максимович, я еще зайду попозднее. Тебе придется маленько померзнуть в переулке, — прощаясь, сказал Петр.

— Не первый раз. Покараулю. А то, не ровен час, налетят атаманцы, упаси бог, — отозвался Егор.

Согревшись горячим чаем, Виктор прилег отдохнуть в горенке. Разбудил его сдержанный разговор, доносившийся из избы.

— Задержался что-то Петр, должно, с дороги притомился, отдыхает, — произнес мужской голос.

— Убродно, снега большие. На худом коне намаешься, — отозвался второй.

В избу вошли еще люди, послышался голос Петра:

— Ну, как наш гость?

— Похоже, спит…

Виктор соскочил с постели и поспешно натянул сапоги.

Фронтовиков в избе было человек семь. Поздоровавшись, Словцов уселся возле печки и закурил. Егор напялил на себя тулупчик, разыскал шапку и вышел.

Новгородцев оглядел собравшихся.

— Начинать рано. Может, Михайло с Рахманцевым подойдут. А на всякий случай… вот, — Петр вытащил из кармана карты, положил на стол и улыбнулся. — Военная маскировка. Кто чужой зайдет — все в порядке: казаки играют в карты. У нас по вечерам это принято.

Младший Новгородцев с Рахманцевым не заставили себя ждать.

Словцов внимательно вглядывался в лицо каждого. Одетые в военную форму, но без погон, фронтовики оживленно разговаривали друг с другом. Видимо, их давно спаяла крепкая дружба. За исключением семнадцатилетнего Гриши Рахманцева, сидевшего у порога избы, все были на фронте, умели владеть оружием, ненавидели эксплуататоров, и это чувство их объединяло.

Старший Новгородцев поднялся из-за стола, прибавил огня в лампе, не торопясь начал рассказывать о решениях казачьего съезда в Челябинске.

— Казачество когда-то было опорой царизма. Нам с малых лет твердили, что казак должен стоять грудью за веру, за царя и отечество. Германская война научила нас многому. Мы своими глазами убедились, что значит царский строй, что означает отечество, где верховодят капиталисты, куда ведет власть атаманов. Теперь царя нет, а в Оренбурге по-прежнему командует монархист Дутов. У нас в станичном правлении был раньше Сироткин Тимофей и сейчас он там. Отчего ушли в четырнадцатом году, к тому опять и пришли. До каких же пор будем терпеть на нашей шее монархистов? — Петр обвел взглядом собравшихся. — Казачий съезд решил сбросить атаманов, установить Советскую власть в станицах. В своей работе опираться на Союз рабочих и крестьян, на партию большевиков! — Не привыкший долго говорить, Петр выдержал большую паузу и продолжал: — Посудите сами, в России с октября семнадцатого года установилась власть Советов, а мы с атаманами живем, как на острове.

— Правильно, — поддакнул один из казаков. — Сидим, точно гагары на мысу.

В избе вновь зазвучал голос Новгородцева:

— В Троицке, где был раньше атаман третьего казачьего отдела, установлена Советская власть. В Куртамыше крестьяне выгнали богачей из волостной управы и в своем решении записали: «…Как в центре, так и на местах признавать единственной властью в стране — власть Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и проводить в жизнь декреты Совета Народных Комиссаров, которому выражаем полное доверие…» Взять к примеру Курган. Еще двадцать восьмого декабря прошлого года там состоялся второй крестьянский съезд. Делегаты отказались поддержать созыв Учредительного собрания. Организовали революционный уездный трибунал и послали телеграмму Ленину о том, что крепко будут держать победоносное знамя. Там теперь председателем крестьянской секции исполкома твой однофамилец, большевик Дмитрий Пичугин, — повернулся Петр к сидевшему недалеко от стола казаку Михаилу Пичугину.

— Что ж, не посрамим фамилию Пичугиных и здесь, — ответил тот и весело посмотрел на товарищей.

— А вот наши правленцы и офицеры Иван Леонов и Водеников Яков сбивают казаков идти на Троицк для свержения Советской власти, — поднимаясь с сиденья, заговорил рослый батареец.

Новгородцев вопросительно посмотрел на Виктора, как бы спрашивая его совета.

— Похода на Троицк допускать нельзя, — решительно заявил Словцов. — Нам нужно разъяснить казакам белогвардейскую затею. Поодиночке действовать нам будет трудно да и толку мало, — продолжал он в раздумье. — Я предлагаю группе фронтовиков влиться в отряд, дорогой ликвидировать офицеров и повернуть отряд обратно на станицу. Подумайте, товарищи, — Виктор выжидательно посмотрел на Петра.

Старший Новгородцев пользовался большим уважением среди фронтовиков, и его мнение было решающим.

— Я согласен, — ответил тот, поднялся, упираясь широкими ладонями о стол, произнес:

— Отряд вооружен только шашками: огнестрельное оружие имеется лишь у двух офицеров. Свои винтовки нам показывать еще рано.

Виктор рассказал о Брестском мире, о «Декларации прав народов России» и декрете «Об отмене сословий».

Фронтовики разошлись по домам, когда пропели вторые петухи.

Поднявшись на высокое крыльцо станичного правления, атаман Сироткин кричал в толпу угрюмо стоявших казаков:

— Мы должны отвоевать от красных Троицк, освободить своих братьев-казаков, установить власть атамана отдела.

— Ишь ты, соловьем заливается, — усмехнулся стоявший рядом с Михаилом Новгородцевым незнакомый батареец.

— Его братья есаулы по морде нас хлестали. Обязательно освободить их надо!

— Кто желает записаться в отряд? — послышалось с крыльца.

Толпа молчала.

— Кто желает записаться? — еще раз выкрикнул Сироткин.

Среди зажиточных казаков началось движение.

— Как ты, Андрей Тихонович? — ястребиные глаза атамана уставились на стоявшего возле крыльца домовладельца Кучкина.

— Пиши, — кивнул тот.

— А с оружием как? — выдался вперед еще один богатей.

— Достанем!

— Пиши.

— Эй, елшанцы! — махнул Сироткин рукой в сторону фронтовиков. — Республиканцы! Рады, что царя нет, власть в свои руки как бы взять. — Сироткин подбоченился. — Союз рабочих и крестьян, — продолжал он кривляться. — «Товарищи»! Ха-ха-ха!

Побледневший Михаил начал протискиваться через толпу. За ним двинулись, работая локтями, фронтовики.

— Я тебе, гад, заткну рот, — выкрикнул Михаил яростно. — Вы с Яшкой Водениковым дали Советской власти честное слово офицеров не выступать против нее с оружием в руках, опять за старое взялись?

— Но-но, потише! — Сироткин обнажил шашку. — Только подойди — башку снесу!

Подоспевший откуда-то Петр, запыхавшись, потянул брата назад:

— Не время сейчас… Не лезь в драку. Ничего, кроме беды, не наживешь.

Михаил сдвинул папаху на затылок и зашагал за Петром.

— Пойми, буйная голова, нас десятка полтора, а их, сам видишь, сколько?

— Не стерпел, — оправдывался Михаил.

— Ладно я погодился, быть бы свалке, да и план из-за тебя могли провалить, — продолжал старший укорять брата.

Вечером, к удивлению атамана Сироткина, в правление зашли братья Новгородцевы и почти все фронтовики из Елшанки.

— Пиши в отряд, — коротко заявил Петр атаману. Когда со списками было покончено, все гурьбой вывалились из станичного правления.

— Вот что, ребята, — остановил Петр товарищей, — раньше времени на офицерье не напирать. На ночлег становиться всем вместе. Дорогой придется тянуться попарно. Каждому нужно подобрать товарища и объяснить, что затея похода на Троицк — офицерская затея. Рассказать всем, что из Челябинска вышли красногвардейцы. Надо помочь им выгнать дутовцев и установить власть Советов. Винтовок с собой не брать, — закончил отрывисто Петр и, простившись, повернул в переулок, к квартире Словцова.

— Брательник чуть не набедокурил сегодня, — закрывая за собой дверь в комнату, заговорил старший Новгородцев. — Полез было в драку с атаманцами, ладно я погодился. Свалки бы не миновать.

— Жаль, что у пария нет выдержки, горяч… А как, Петр Иванович, остальные казаки?

— Согласны, ждут сигнала. С дутовцами пора кончать.

— Да. Медлить нельзя. Нужно послать вестового в Марамыш, в уездный комитет партии к Русакову: без его помощи не обойтись. Правда, беднота пойдет за нами. Но и противник, как я вижу, силен. Большинство жителей станицы — зажиточные казаки, борьба будет нелегкой. Батраки живут с хозяйским скотом на отдельных заимках, связь с ними зимой затруднительна. Потом ты сам говоришь, что Усть-Уйская станица в третьем казачьем отделе считается поставщиком офицерского состава Оренбургскому казачьему войску.

— Да, как ни богатый дом, то обязательно подъесаул или подхорунжий, не говоря об урядниках. Их здесь — как нерезаных собак, полно.

— Кого пошлем к Русакову?

— Рахманцева Гришу. Он хоть и молод, совсем мальчишка, но надежный… Его мать сочувствует нам и сына воспитывает в этом же духе. Он зайдет к вам.

— Значит, в поход выступаете завтра? Ну, желаю успеха, — Словцов, волнуясь, пожал руку Петру.