Митинг устраивали местные меньшевики. К Народному дому стекался народ. Кожевники с Анохинского завода, пимокаты, горянские мужики во главе с Елизаром Батуриным. Из Заречья на городскую площадь пришли фронтовики. Люди теснились в проходе, у входных дверей. Стоял неумолкаемый гул голосов. В первых рядах партера были видны форменные фуражки гимназистов, модные шляпки дам, красные бантики приказчиков и мундиры служащих казначейства.

На сцене, за длинным столом, сидела группа меньшевиков во главе с Кукарским. Тот играл тонкой золотой цепочкой, которая болталась на модном жилете. Русаков подумал: «Главный краснобай… Послушаем, о чем будет петь».

Потрясая кулаком, Кукарский патетически восклицал:

— Граждане великой неделимой России, власть узурпатора пала! Мы, — оратор разжал пальцы, на них сверкнули золотые кольца, — от имени трудящихся города требуем передать всю полноту власти Временному правительству! Мы говорим, что только истинно русские люди, желающие довести войну до победного конца, могут управлять страной! Да здравствует обновленная Россия! Да здравствует Учредительное собрание, которое определит судьбу родины и выполнит священную миссию, возложенную на нас союзниками!

Гимназисты и приказчики аплодировали стоя, дамы от волнения сморкались в надушенные платочки.

— Долой с трибуны! — выкрикнул один из фронтовиков.

— В прорубь их!

— Долой! — настойчиво закричали из разных углов зала. Под сводами Народного дома раздался четкий голос Русакова:

— Да здравствует социалистическая революция! Да здравствует партия большевиков!

Кукарский, пытаясь что-то сказать, размахивал руками и, навалившись туловищем на барьер трибуны, в исступлении кричал:

— Граждане, граждане!

В ответ раздался оглушительный свист, улюлюканье, и адвокат безнадежно махнул рукой. Русаков поднялся к трибуне. Лицо его было спокойно. Шум в партере и на галерке затих.

— То, что говорил сейчас адвокат, — это призыв к старому ярму помещиков и капиталистов, — начал он. — Трудовой народ никогда не пойдет за вами, — оратор повернулся к группе меньшевиков и повторил с силой: — Никогда!

В напряженной тишине уверенно звучал голос Русакова:

— Рабочие и крестьяне знают, что их дорога, их путь к счастью — только с большевиками.

— Правильно! — радостно поддержал кто-то из группы фронтовиков.

— Режь правду-матушку, — гаркнул бородатый кожевник и, работая локтями, стал приближаться к Русакову.

На него зашикали:

— Тише ты, медведь, куда прешь?

— Любо, ребята, говорит, — лицо бородача расплылось в улыбке.

— И нам любо, однако не лезем, — резонно заметил Елизар.

— Нас опять хотят ввергнуть в кабалу к Фирсовым, Широковым и другим толстосумам. Этому не бывать! — Русаков энергично взмахнул рукой. — Пускай не путаются у наших ног разные господа Кукарские и прочая нечисть, обреченная историей на свалку!

Казалось, толпа вот-вот сдвинется с места и сметет жалкую кучку меньшевиков, сидевших на сцене. Русаков повернул гневное лицо к Кукарскому:

— Вы поняли меня, господин адвокат?

Тот съежился, точно от удара. Постучал карандашом о стол.

— Вы нарушаете регламент.

— К черту ваш регламент! — послышалось с галерки.

— Дуй их, Русаков!

— О каких истинно русских людях вы говорите? — не отрывая глаз от лица Кукарского, продолжал Русаков. — О князе Львове, которого царь метил в премьер-министры? О Гучкове, Милюкове и Рябушинском — российских капиталистах и помещиках. Об эсерах? О Керенском, подлом лакее буржуазии? Да, они нужны вам, но скоро наступит час, когда беднота вас сметет.

Русаков повернулся лицом к народу.

— Товарищи! Марамышский комитет партии большевиков поручил мне открыть митинг на площади. Все, кому дороги завоевания революции, за мной! — Григорий Иванович спрыгнул со сцены в партер.

Толпа хлынула за Русаковым.

В дверях образовался затор. Каждому хотелось скорее попасть на площадь.

Кто-то догадался вынести из Народного дома скамейку. Поднявшись на нее, Русаков обвел взглядом толпу.

Площадь была запружена народом; многие влезли на заборы, стояли на широком крыльце фирсовского дома, из окна которого на миг высунулась голова Никиты и тотчас исчезла.

Яркое солнце светило щедро. Над головами людей высоко в небе кружились голуби, то взмывали вверх, то, сложив крылья, камнем падали вниз, то, сверкая опереньем, кувыркались в солнечных лучах. Глядя на их игру, мягче становились суровые лица людей.

— Дорогие друзья, товарищи, братья! Прежде всего передаю вам радостную весть: в ночь на третье апреля в Петроград приехал вождь рабочего класса и трудящихся крестьян Ленин! — Стоявшая тихо толпа всколыхнулась, затем, точно повинуясь какому-то порыву, дружно грянула:

— Да здравствует Ленин! Ура! Ура!

Полетели вверх шапки, картузы, кепки, вся площадь пришла в движение.

— …Ленин сказал: отобрать землю у помещиков, церквей и кулаков, передать ее деревенской бедноте.

Мощный взрыв рукоплесканий и новые возгласы «ура!» огласили площадь.

— Ура-а-а! — размахивая шапкой, Елизар Батурин начал целоваться с фронтовиками.

Какой-то древний старик, приложив руку к тугому уху, спрашивал соседа:

— О чем галдят? Ась?

— Ленин велел отдать землю без выкупа крестьянам!

Старик набожно перекрестился.

— Слава те, господи, дождался-таки, — и, заметив в толпе новое движение, вновь завертел головой по сторонам: — О чем еще толкуют? Ась?

— Приказано всех стариков женить на молоденьких солдатках, — крикнул задорно ему на ухо какой-то паренек.

Кругом захохотали. Дед сердито сплюнул и отошел от насмешника.

— Тише вы, галманы! — прикрикнул на весельчаков стоявший неподалеку мужик.

Большое, волнующее чувство овладело Григорием Ивановичем при виде огромного людского моря.

— Товарищи! Большевистская партия под руководством Владимира Ильича Ленина зовет нас к победе социалистической революции! Зовет к борьбе за лучшую жизнь, за Советы, за счастье трудового народа. Партия большевиков говорит: только тот имеет право на землю, кто ее обрабатывает своими руками. Партия считает, что настоящим хозяином страны должен быть только рабочий класс И крестьянская беднота. У нас есть враги, которые будут всеми силами цепляться за власть. Эти враги — капиталисты, помещики, меньшевики и все те, кто хочет надеть на крестьянина хомут, приковать рабочего к станку, выматывая из них последние силы. Война, о которой говорил господин Кукарский, нужна только богачам. Мы, большевики, против грабительской войны, против захвата чужих земель и порабощения народов. Мы боремся за справедливый мир! Да здравствует свобода, да здравствует социалистическая революция, да здравствует мир!

Над толпой заколыхалось красное полотнище.

Народ двинулся по главной улице города за группой фронтовиков. Впервые над Марамышем звучал свободно боевой гимн Коммунистической партии:

Русаков был уверен, что этот новый мир уже идет твердой поступью навстречу социализму.