Глава 4

Командир бригады «Крым», полковник запаса Порохов Григорий Андреевич, в эту ночь не спал. Собрался прикорнуть, примостился на кушетке, но звонок из штаба соединения вытряхнул из ложа. С этой минуты сон отрезало. Генерал Петровский – командующий корпусом, штаб которого дислоцировался в Луганске – был резок и лаконичен.

– Товарищ генерал? – обреченно вздохнул Порохов.

– Нет, прапорщик в рейтузах. Доброй ночи, Григорий Андреевич, надеюсь, не спишь? – в своей обычной манере осведомился генерал. – Слышал, у тебя в разгаре спокойная жизнь, острая нехватка адреналина и беготни? Вот тебе геморрой, товарищ полковник, держи. Служба внешней разведки России сбросила нам информацию от своих киевских агентов. В зону АТО направляется малочисленная – три-четыре особи – группа наемников из частной военной компании. Задача группы – ликвидация влиятельных и авторитетных лиц из командования ополчения, чиновников правительств и депутатов местных парламентов. Убирать будут тех, кто доставляет реальное беспокойство. Несколько заданий на Луганщине, несколько на Донетчине. Первым делом едут к нам. Информация достоверная, но скудная. Подробности, личности, а также цели неизвестны, но группа уже прибыла на Украину. А возможно, и в Донбасс. Нужно выявлять, Григорий Андреевич. Это профессиональные снайперы, имеют богатый боевой опыт. Начнут косить свои мишени – мало не покажется, обещаю. На Донетчине их брать поздно, нужно поймать под Луганском, пока не натворили дел. У тебя ведь имеются толковые специалисты? Батальон майора Шубина – он в твоем подчинении? И этот парень, как его… капитан Турченко. Это ведь он с малыми силами ликвидировал банду Галичука и группу наемников? Обязательно привлечь к поискам. Начинайте работу уже сегодня. Но не тупо, с умом, незачем оцеплять целые районы, чтобы не спугнуть. Проявлять предельную осторожность, привлечь местное население. Наши люди видят и слышат многое, это нельзя игнорировать. Вот такие пироги с котятами, Григорий Андреевич. Спокойной ночи желать не буду, работай.

Сна не осталось ни в одном глазу. Полковник затушил сигарету в граненой пепельнице, поднялся из-за стола, заваленного бумагами и разным хламом, – тяжеловатый для своих сорока восьми, приземистый, с прогрессирующей плешью и кругами под глазами, побрел к открытому окну. Генерал Петровский преувеличивал – спокойная жизнь только снилась, адреналина и беготни хватало, невзирая на отсутствие активных боевых действий. Бригада «Крым» дислоцировалась в Прокловском районе, основные ее силы три месяца назад отвели от линии соприкосновения и разместили вокруг Проклова – в Аметисте, Ждановке, окрестных деревнях и поселках. На линии фронта, где действовало так называемое перемирие, осталась лишь артиллерия и несколько мобильных подразделений, постоянно меняющих место дислокации. Работы хватало – возведение новых укрепрайонов (в долговечность перемирия никто не верил), борьба с диверсантами, мародерами, криминальными элементами, обеспечение безопасности гумконвоев, патрулирование извилистой прифронтовой полосы, где украинцы постоянно учиняли шумные провокации.

Григорий Андреевич стоял у раскрытого окна, вдыхал свежесть ночи, смешанную с ароматами помойки у соседнего здания. Коммунальные службы Проклова работали еле-еле, транспорт конфисковали на нужды обороны, мусор практически не вывозился. Штаб бригады расположился в административном здании бывшего спорткомплекса, с ним соседствовал стадион, облюбованный спецназом для тренировок. Единственный фонарь в округе освещал облезлые крыши домов, детскую площадку, «метко» пораженную в феврале снарядом украинской артиллерии. Рядом с обломками качелей зияла воронка глубиной около метра. После февраля обстрелов не было, линия фронта отпрыгнула на запад – войска «укропов» бежали, бросая орудия и неповоротливые САУ. В городе царило странное подобие мирной жизни: магазины и банки практически не работали, народ кормился гуманитарной помощью и с рынков, где наряду с товарно-денежными отношениями процветал натуральный обмен. Полковник недоумевал: чем привлек Прокловский район наемников-снайперов с богатым боевым опытом? Какие «великие мужи» от ЛНР раздражают киевскую власть до такой степени, что она не пожалела денег на выкуп этих «ворошиловских стрелков»? Одиозных фигур в органах власти на местах вроде нет, все нити так или иначе сходятся к руководству ополчения.

«Против тебя, Григорий Андреевич, замышляется интрига? Будут отстреливать твою влиятельную личность, одно упоминание которой доводит до бешенства украинских силовиков? Нет, чушь», – полковник передернул плечами. Таких, как он, хватает и на Донбассе, и в России. Обычный полковник. Имеются фигуры гораздо интереснее – рангом ниже, но с обилием заслуг. Например, начальник разведки бригады Варгин Николай Илларионович – сам из местных, опытный специалист, на счету множество блестящих операций, в том числе полный разгром механизированной бригады под Оршанском, благодаря действиям внедренного в командование бригады агента. Или взять комбата Шубина Вячеслава Георгиевича – вот уж кто досадил украинцам больше всех! В феврале его батальон спецназа прорвался в тыл силовикам, идущим освобождать своих окруженцев в Дебальцево. И за три дня так им вымотал нервы, что те забыли о своей задаче. Целенаправленные удары по штабам батальонов, засады на колонны боевой техники, подрыв мостов – а в завершение операции огнем минометной батареи полностью уничтожил две замаскированные танковые роты и пленил командира соединения, пытавшегося удрать на джипе. Несколько раз противник пытался выбить спецназ с захваченной стратегической точки Держи-Гора и каждый раз откатывался. Разгром врага был полный. Такое трудно простить. Шубин тоже местный. Варгин окончил Национальный университет обороны имени. Черняховского, Шубин – Академию сухопутных войска Министерства Обороны Украины. У обоих дипломы с отличием, оба до войны возглавляли подразделения украинских вооруженных сил…

Гадать не имело смысла. Он связался по телефону с начальником разведки Варгиным. Надежность канала связисты гарантировали, но всякий раз полковник испытывал объяснимые колебания, связываясь со своими людьми. Варгин не спал. Судя по фоновым звукам, он находился на улице. Свистел ветер, кричали люди.

– Приветствую, Николай Илларионович. Вы что там, змея запускаете? – проворчал Порохов.

– Наоборот, товарищ полковник, – с энтузиазмом отозвался капитан. – Сбить пытаемся. Мы тут как сосиски в кастрюле. Типа субботника у нас. Находимся в окрестностях деревни с симпатичным названием Амба. В этом районе наши полигоны и арсеналы…

– А подробнее? – нахмурился Порохов.

– В районе обнаружено нечто неопознанное, летающее. Вряд ли это инопланетяне, похоже на беспилотник противника, проводящий разведку местности. Штука небольшая, вроде дрона, но напичкана электроникой, в том числе приборами для ночной съемки. И ведь знает же, зараза, где летать… Мы, кажется, сбили этого вредителя, Григорий Андреевич, но он упал в сложной местности, тут повсюду балки и кустарник – вот, ищем…

– Бросай свою иголку в стоге сена, Николай Илларионович, дуй в штаб. Спать ты, судя по всему, все равно не собирался.

– Есть тема, товарищ полковник?

– Причем серьезная. Четверти часа хватит, чтобы добраться?

– Хватит, Григорий Андреевич, – усмехнулся Варгин. – Если разрешите использовать телепортацию.

Комбат Шубин был не так жизнерадостен, как начальник разведки, но голос звучал относительно осмысленно. Он не спал, хотя определенно находился в кровати – женщина у него под мышкой издала череду протестующих возгласов.

– Виноват, что выступаю разлучником, Вячеслав Григорьевич, – развеселился Порохов, – но вас настоятельно вызывают в штаб. Надеюсь, нет необходимости высылать за вами «черного ворона»?

Комбат Шубин был не только толковым боевым офицером, но и известным героем-любовником. Жена у него имелась, но где-то далеко (очень далеко). А любовницы менялись чуть не каждую неделю. При этом выбирал он только привлекательных. Где он добывал их в опаленном войной Донбассе, оставалось загадкой, но партнерши у комбата всегда были смазливые и разные. Они ему готовили еду, наводили порядок в скромном офицерском жилище. «Должен же кто-то в моем поместье чистить столовое серебро», – отшучивался он в ответ на укоры сослуживцев. Шубин и сам был что надо – высокий, статный, чернобровый, с притягательной смешинкой в глазах. Комбата любили не только женщины, мужчины тоже любили (впрочем, другой любовью). Он никогда не посылал людей на тупую бойню, всегда старался минимизировать потери, за каждого бойца переживал, как за себя.

– Ждите, Григорий Андреевич, скоро буду, – не стал артачиться комбат. – Судя по голосу, вас крупно озадачили. Как насчет народной мудрости: «Не надо принимать близко к сердцу то, что можно далеко послать?»

– Не работает, – проворчал Порохов. – В наших палестинах скоро объявятся нежелательные гости. Бегом сюда, думать будем. Варгин уже в пути. Да, – вспомнил полковник, – возьми с собой этого парня… как его… ну, который банду Галичука накрыл.

– Капитан Турченко, – подсказал Шубин.

– Вот именно, капитан Турченко. Не важно, где и с кем он находится, – чтобы резвой рысью ко мне в кабинет…

Капитан Турченко в эту лунную ночь находился в 16 километрах от Проклова – на окраине Аметиста. Здесь частный сектор чередовался оврагами и перелесками, тылы огородов щетинились огрызками плетней и бурьяном. Он снова действовал малочисленной группой – только верные люди, плюс майор Терехов – заместитель начштаба бригады, лицо, особо заинтересованное в поимке «крота». Нужный дом ничем не выделялся среди окружающих – относительно добротное строение с черепичной крышей, окруженное забором и надворными постройками. В окне поблескивал свет, жильцы еще не спали. Офицеры спецназа подбирались к дому с четырех сторон. Коммуникаторы с микрофонами позволяли осуществлять связь в режиме «конференции» – каждый член группы имел возможность поболтать с любым из своих коллег. Бойцы выходили на рубежи: Лебеденко выдрал штакетник и окопался за сараем на территории участка. Серега Терновский облюбовал беседку рядом с баней, где обустроился со всеми удобствами. Алексей Копылов заполз под куст жимолости и глухо жаловался из куста, что он тут не один – в дровянике неподалеку залегло зеленоглазо-пучеглазое существо и мяукает, надрывая его и без того надорванную нервную систему. Семен Гончар не спешил забраться на участок и правильно делал – набросив маскировочную накидку, он лежал за дорогой в канаве водостока и контролировал ситуацию на дальних и близких рубежах. Свет горел не только в доме 29 по улице Майской. У соседей в 31-м доме шел пир горой, играла кабацкая музыка, хрипло орали мужчины и женщины. Никита Турченко, засевший за теплицей, нетерпеливо посмотрел на часы. Половина первого, пора бы успокоиться. Зашуршал клематис, на корточках подполз майор Терехов с пистолетом в руке, пристроился рядом. Никита покосился на старшего по званию. Терехов волновался – по лицу молодого еще, подтянутого мужчины струился пот – он отчетливо поблескивал в лунном свете.

– Капитан, ты уверен, что здесь обитает «крот»? – прошептал Терехов. – Обычный дом, вроде ничего такого…

– А в каких домах обитают «кроты»? – усмехнулся Никита. – В белокаменных особняках, земляных норах? Не волнуйтесь, Евгений Романович, наши парни долго работали и все вычислили правильно. Сейчас мы его накроем, и можете забирать в кутузку. Ошибка исключена. Не высовывайтесь, Евгений Романович, а то спугнем раньше времени.

Из дома номер 31 раздался взрыв дружного смеха. «Хорошо гуляет население, – с завистью подумал Никита. – Как в мирное время». Распахнулась дверь, и на крыльцо вывалилась необъятных размеров мадам, затянутая в джинсовый костюм. Она смеялась и что-то говорила.

– Ого, – присвистнул в коммуникатор Лебеденко. – Вот это габариты. Не хотел бы я с такой рядом оказаться.

– Есть и плюсы, – отозвался из кустов Копылов. – Такие, как она, никогда не провалятся в канализационный люк.

За толстухой возник щупленький мужичок – раза в три легче своей спутницы. Он с хохотом вцепился ей в плечи, и оба съехали с крыльца, как со снежной горки. Пара была пьяна – может, не в стельку, но вполне достаточно для затяжного утреннего похмелья. За ними с треском захлопнулась дверь.

– Проводили гостей, – резюмировал из беседки всевидящий Терновский.

– Спровадили, – поправил Копылов.

Пара продефилировала по дорожке вдоль чахлых клумб, вывалилась за калитку. Какое-то время они смеялись, потом стали выяснять отношения – кому садиться за руль. Дама кричала, что сядет она, мужичонка – что он.

– Употребляем, значит, граждане? – задумчиво пробормотал Лебеденко. – Ну-ну…

В итоге мужчина, будучи истинным джентльменом, уступил даме. Рывками завелся мотор погруженной в темноту машины, она рванула из-под дерева, едва не протаранив забор на противоположной стороне улицы. В салоне надрывно орал мужчина. И правильно орал – в темноте положено включать фары! Дама гоготала, вспыхнули фары, озарив колдобистую проезжую часть. Судя по очертаниям, это был старенький «УАЗ». Возможно, мужичонка имел отношение к структурам ЛНР, иначе не стал бы в условиях комендантского часа вести себя столь вызывающе. «УАЗик», подпрыгивая, грохотал по дороге, каким-то чудом вписался в поворот, загремел дальше, унося с собой ржач и залихватский свист.

– Офигеть, – прокомментировал залегший в водостоке Семен Гончар. – Пьяный экипаж на автопилоте едет. Чуть по мне не проехались, уроды. Пора бы кое-кому за мозгами прогуляться…

Спецназовцы сдавленно усмехнулись. Настала тишина. В 31-м доме погас свет – уборку после гостей решили оставить на утро. В доме номер 29 было тихо. Свет поблескивал за шторами. Сидеть в скорченном виде было неудобно. Никита сменил позу – заполз на клумбу и лег на живот. Нехорошая мысль кольнула: а вдруг не срастется? И совсем унылая: в какой, интересно, позе поимеет нас сегодня жизнь? Над окраиной Аметиста царило безмолвие. В отдельных домах еще горел свет. Люди наслаждались наличием электричества – свет на этой окраине включили только вчера, восстановив разрушенную подстанцию. Нетерпеливо завозился Терехов. Видимо, сообразил, что с пистолетом в руке смотрится глупо, – сунул его в кобуру.

– Капитан, долго будем ждать? – пробормотал он недовольно. – Время идет, ничего не происходит. Я начинаю сомневаться в том, что вы правильно выполнили поставленную задачу.

– Потерпите, Евгений Романович, – отозвался Никита. – Повторяю, ошибка исключена.

На крыльце зажегся засиженный насекомыми плафон, скрипнула дверь. Спецназовцы насторожились, в эфире воцарилась тишина – никто не дышал. На крыльце возник плотный субъект в жилетке. Он носил длинные волосы, густую бороду, смотрящуюся диковато и устрашающе. Жизнелюбие не было его отличительной чертой. Он хмуро обозрел озаренный луной сад с огородом, сплюнул на ступени, что-то пробурчал. Щелкнула зажигалка, мужчина прикурил сигарету. Он даже не стал опираться на перила – высосал ее в несколько шумных затяжек, щелчком отправил в небо и затопал обратно в дом. Протяжно заскрипела дверь, сработал стальной засов.

– И что за мохнатый шмель? – сварливо бурчал майор Терехов. – Только не говорите, капитан, что это и есть ваш «крот». Это Робинзон какой-то, дикарь неотесанный.

– Согласен, Евгений Романович, это не самый жизнелюбивый и коммуникабельный представитель человечества. Онищенко Петр Емельянович, 54 года, работал начальником цеха на коксохимическом заводе. Был разжалован до прораба, потом и вовсе уволен за систематические хамство и выпивку. Сейчас работает сторожем в продуктовом магазине. Вернее, работал, пока магазин не накрыло снарядом 120-го калибра. Не поверите, Евгений Романович, этот социопат и ксенофоб даже женат, боится своей супруги и ходит перед ней на цыпочках.

– Вы же не хотите меня уверить, что это чучело и есть «крот»? – раздраженно запыхтел майор. – С какого перепуга? Он не может владеть секретной информацией.

– Он и не владеет, – согласился Никита. – Опасность представляет его супруга, которой, судя по всему, сейчас нет дома, но рано или поздно она должна появиться. Любовь Сергеевна Онищенко, «железная леди», врач-реаниматолог, занимает должность главврача в местном военном госпитале. Муж, кстати, не в курсе ее «второй профессии», он обычный добропорядочный человек, как бы странно это ни звучало.

Майор шумно дышал – видимо, переваривал информацию. Собрался что-то возразить, но в это время зашуршал эфир, прорезался приглушенный голос Семена, тоскующего в водосточной канаве:

– Командир, вижу одинокую женскую фигуру. Приближается к калитке. Тощая, страшная, призрак какой-то. Сейчас пройдет мимо… прошла…

Звякнула щеколда на калитке, и «одинокая женская фигура» возникла на фоне раскидистой ветвистой рябины. Такое ощущение, что она плыла по воздуху. Хорошо, хоть не в ночной сорочке. Действительно, столкнешься с такой «шваброй» в темном переулке – в штаны наделаешь. Женщина поднялась на крыльцо, постучала. Муж открыл почти мгновенно, что-то подобострастно забурчал. Женщина сухо, с резкими нотками, ответила, вошла внутрь, заставив его попятиться. В прихожей вспыхнул свет.

– Вот и Любовь нечаянно нагрянула, – усмехнулся капитан.

– В смысле? – не понял майор.

– Любовь Сергеевна Онищенко, – повторил Никита. – Гроза нашего госпиталя, не хламидия какая-нибудь…

– Не баба, а кактус какой-то, – проворчал Терехов – И не боится она одна разгуливать в ночи? Какая-никакая, а женщина. До госпиталя тут далековато.

– Думаю, ей по должности положено оружие, и она умеет им владеть, – прошептал Никита и пальцем постучал по миниатюрному микрофону. – Эй, бойцы, не спите? Все готовы? Пошли… Готовы брать «крота», Евгений Романович? – повернулся к майору Никита. – Или за теплицей будете отсиживаться?

Гончар перебежал от калитки на угол, чтобы контролировать две стороны с окнами. Остальные выбирались из укрытий и, пригнувшись, устремлялись к дому. Призрачные тени скользили по ночному воздуху. Копылов робко постучал в дверь. За дверью воцарилась тишина. Потом спросил мужчина бархатистым голосом:

– Шо надо?

– Миллион извинений, сударь… – взволнованно, глотая слова, словно запыхался, забубнил Копылов. – Это из госпиталя, меня прислали за Любовью Сергеевной… Только что привезли раненого полковника Порохова, у него тяжелое ранение, наступил на мину… Срочно требуется присутствие главврача, я на машине… У полковника очень непростое ранение, он без сознания…

«Да простит нас полковник Порохов», – подумал Никита.

За дверью приглушенно ругнулись, скрипнул засов. Дверь приоткрылась, образовалось мужское лицо, заросшее кудлатой растительностью. Вблизи этот экземпляр оказался еще страшнее и неопрятнее. Он действительно напоминал дикаря, подобранного с необитаемого острова. «Какое удовольствие жить с таким? – недоуменно подумал Никита. – Такого вместо собаки можно на привязи держать. Вера не позволяет привести себя в божий вид?» Мужчина почувствовал угрозу, обнаружив за порогом вооруженных людей. Он насупился, выставил заросшую волосами губу.

– Что за черт? – проворчал он. – Вы не из госпиталя… Вы кто такие?

– Мы не знакомы? – широко улыбаясь, удивился Копылов. – Разве это не вы преподавали в Стэнфорде?

Терновский ударил ногой по двери, мужчина, вскрикнув от боли, отпрянул в дом. Спецназовцы по одному влетели в скромное жилище главврача. Женщина не успела даже скинуть с себя плащ, только бросила сумочку на стиральную машину. В нехватке сообразительности ей было трудно отказать – бешено сверкнули глаза, она метнулась к своей сумочке. Действительно, болезненно худая, некрасивая, с жирными волосами неопределенного цвета. Лебеденко ударил ее по руке, и сумочка с металлическим лязгом обрушилась на пол. Лебеденко заломил ей руку, женщина вскричала от страха и боли.

– А ну, оставьте Любашу! – взревел бородач. – Какого хрена вы ее схватили?! Вы кто такие, мать вашу?! – Он храбро бросился на Лебеденко. Тому хватило лишь вскинуть свободную руку – Онищенко напоролся нижней челюстью на образовавшийся блок. Клацнули зубы, он чуть не откусил себя язык! Лебеденко оттолкнул его коленом, и тот ювелирно точно загремел в старенькое кресло, которое не выдержало натиска и развалилось. Мужчина беспомощно возился в обломках.

– Спокойствие, Петр Емельянович! – громогласно объявил Никита. – Еще одна попытка противодействовать опергруппе, и вы проснетесь на нарах! Ваша жена обвиняется в серьезном преступлении, не заставляйте инкриминировать вам соучастие! А вы, Любовь Сергеевна, тоже успокойтесь. Все кончено, вы проиграли.

– Вы что себе позволяете? – прошипела женщина, которую Лебеденко крепко держал за локоть. – Отпустите меня немедленно, я буду жаловаться! Вы хоть представляете, на кого поднимаете руку?

Она отчаянно вырывалась, но только делала себе больно. Движения замедлялись, в глазах появлялась обреченность. Она застыла, тяжело дыша, затравленно водила глазами по сторонам. Напоролась взглядом на возбужденного майора Терехова, который вбежал в дом вместе со всеми. В глазах женщины мелькнуло недоумение.

– Евгений Романович? А почему вы… – Она словно подавилась, закашлялась.

– Вы знакомы, товарищ майор? – удивился Никита.

– Ну конечно, – раздраженно бросил Терехов. – Я же бываю в нашем госпитале. Но никогда бы не подумал, что Любовь Сергеевна… Послушайте, капитан, все это кажется мне каким-то шатким и лишенным доказательной базы. Почему именно эта женщина? Она добропорядочный работник и толковый руководитель. Только благодаря ее напряженной работе наш госпиталь… Повторяю в третий раз – вы убеждены, что эта особа является вражеским агентом, что это она сливает противнику информацию о наших вооруженных силах и ситуацию в районе?

– Нет, Евгений Романович, – качнул головой Никита. – Эта женщина не «крот». Она его пособница.

– Вы совсем меня запутали. А кто же тогда «крот»? – Майор насупился, глаза смотрели настойчиво, не мигая, хотя было видно, как от волнения подергивается челюсть.

– Вы, Евгений Романович.

Наступила крайне интересная тишина. Даже бородач перестал возиться в развалинах кресла. Женщина шумно выдохнула, повисла на Лебеденко безвольной вешалкой. Майор презрительно усмехнулся, но щеки побелели от страха. Он попятился, но уткнулся в Семена Гончара, который не стал задерживаться на улице. Семен злорадно скалился. Терехов не успел и глазом моргнуть, как чужая рука извлекла пистолет из его кобуры.

– Вы сошли с ума… – пробормотал он, делаясь белым, как лист бумаги. Качнулся, оперся рукой о стену. Пот градом побежал по лбу. – Капитан, надеюсь, это шутка? В этом и заключается ваша так называемая продуктивная работа?

А вот теперь не осталось никаких сомнений. Все результаты кропотливой работы по выявлению вражеского информатора указывали на фигуру заместителя начальника штаба. Но решающей улики не было. Человек, которому было поручено выявить «крота», сам «кротом» и оказался. Он развивал бешеную активность, уводя следы подальше от собственной персоны. Он не мог отказаться от участия в операции на окраине Аметиста, видимо, до последнего рассчитывал, что пронесет, возьмут только женщину. В противном случае давно бы кинулся в бега, но и этот вариант просчитывался. Имелось второе оцепление из бойцов спецназа, расположенное в удалении. Возможно, Терехов чувствовал, что вокруг него сжимается кольцо, но до последнего отказывался в это верить. Ну, что ж, можно считать, что очная ставка состоялась…

Спецназовцы улыбались – приятно осознавать, что сделали все правильно. Майор продолжал что-то бормотать. Слова выдавливались из горла, как экскременты из заднего места. Ругань делалась тише, приходило понимание, что он зря расходует энергию. Он понурил голову, закрыл глаза, переводя дыхание… и вдруг рванулся, как крупная рыба, не желающая висеть на крючке! Вот этого не ожидали. В плотном кольце спецназа задержанные, как правило, не бузят. Сема Гончар получил локтем под дых, выдохнул «Ух, ё…» и согнулся пополам. Оттолкнуть его было делом техники. Кому-то здесь точно нужно прогуляться за мозгами! Никита рванулся – он стоял ближе всех к Терехову – но промахнулся, едва не переломал пальцы на руках, ударив по стене. Предатель уже уносился прочь, гремел по крыльцу. Поймают ли его бойцы из оцепления – это бабушка надвое сказала!

– Взять!!! – взревел Никита. – Лебеденко, остаться с бабой! – И кинулся за беглецом. И устремились все друг за другом – кошка за жучкой, жучка за внучкой… Топали по крыльцу, прыгали в сад. Майор, не мудрствуя лукаво, помчался по проторенной дорожке – к теплице. Протаранил пустую бочку, едва не снес неухоженную альпийскую горку. Он имел прекрасные шансы уйти, поскольку бежал без оглядки, понимая, что за свои художества заработал высшую меру в квадрате! Никита споткнулся о брошенный горшок. Остальные и вовсе попадали друг на друга в районе крыльца. Они возились, чертыхались, обвиняя друг друга в паразитизме и вредительстве.

– Терехов, стоять, не отягощайте свою вину! – прокричал Никита. – Стоять, стрелять буду!

Но этот упырь лишь прибавил ходу. Что ему терять? Он мчался антилопьими прыжками, перепрыгивая через клумбы и поливочные шланги. А Никита снова обо что-то запнулся, едва не вывернул вторую кисть. Окрашенная скамеечка с короткими ножками – такие обычно используют при сборе смородины – оказалась хорошим подспорьем. Он даже не размышлял. Схватил ее за ножку, оперся на левую ногу, правую согнул в колене – и метнул в беглеца мощным броском. Он руку чуть не вывернул из плечевой сумки! Терехов подлетал к теплице, намереваясь прыгнуть на боковую дорожку. Удар скамейкой пришелся точно по хребтине. Он по инерции полетел дальше, беспомощно взмахнув руками. Перелетел дорожку и на полном ходу головой вонзился в полиэтилен, укрывающий теплицу. Пленка была не новая, порвалась, как промокашка. Майор закричал, запутавшись в рослых помидорах, порванная пленка натянулась, поволокла за собой стойки – и большая часть конструкции обрушилась, похоронив под собой беглеца. Никита доковылял до теплицы, включил фонарь. Из мешанины досок, алюминиевых конструкций, ошметков пленки и покалеченных помидоров торчала нога. Она подергивалась, стучала носком по земле, словно сигнализировала: «Сдаюсь, хватит!» Никита схватил ее за лодыжку, потащил на «волю». Майор упирался, сыпал проклятьями, трещали разломанные конструкции. Ох, тяжелая это работа… Он выволок рычащего майора наружу, оседлал, принялся украшать окровавленное лицо. Тот выгнулся радугой. Какой норовистый мустанг! От майора истекали флюиды не просто страха, а какого-то пещерного ужаса. Куда подевался опрятный вдумчивый офицер, располагающий своим видом и манерами? Взметнулись ноги, обхватили Никиту за горло. Слава богу, что сил у майора уже не оставалось. Турченко чуть не вырвало. Не суйте свое дело в чужой нос, называется! Он бил локтем по грудной клетке, бил мощно, без жалости, чувствуя, как после каждого удара в майоре что-то скрипит и булькает. Не перестарался ли? Он прервал избиение – рука майора все равно ослабла и не причиняла больше неудобств. Вроде жив, издавал звуки, вибрировал. Он поднялся, пнул безвольное тело по бедру – теперь уж исключительно из хулиганских побуждений. Все, готовченко, как говорится…

– Ну, День ВДВ какой-то, – восхищенно заметил подошедший Копылов. – А это что за кусок грязи? – уставился на поверженного предателя.

Майор как-то странно дышал. Его лицо украшали ссадины и порезы – теплица сильно пострадала от его действий. Жалко теплицу. Никита присел на корточки, ткнул пальцем в дрожащее тело.

– Искусственное дыхание ему сделай, – добродушно посоветовал Терновский. – Рот в рот.

– После безуспешных реанимационных процедур… – тоном диктора Левитана завел Семен. Он заметно прихрамывал. – Хреново, мужики, снова ахиллово сухожилие воспалилось… Копылов, это ты виноват, столкнул меня, увалень, с крыльца!

– А чего ты лезешь поперек батьки? – ощетинился Копылов.

И снова едва не случилось возрождение Левиафана! Покалеченный майор ни в какую не желал мириться с судьбой. Он зарычал, как собака, сделал попытку подняться. Никита отвесил ему затрещину. Майора повело на сторону, он оперся на четыре конечности, начал бормотать что-то бессвязное.

– Не помогает, – вздохнул Турченко.

– Увеличь дозу, – посоветовал Копылов.

– Ладно, пусть встает, – махнул рукой Никита. – Пусть сам поднимется, чем нам его поднимать. Пакуйте эту дрянь, ребята, повезем ее туда, где ей самое подходящее место. Эй, Лебеденко, бабу не проворонил? – крикнул он.

– Никак нет, товарищ капитан! – по-уставному отозвался Лебеденко из дома. – Баба пока еще здесь, раскаялась и просит дать ей искупить вину! Вот только мужик ейный опять чем-то недоволен. Он хочет посидеть до утра в камере! Я справлюсь с ним, командир!

– Отвали от меня! – В доме снова что-то упало, задребезжало на режущей металлической ноте. Похоже, обуянный горем муж перешел к метанию банных тазиков.

Телефон сработал в тот момент, когда уставшие спецназовцы волокли свою добычу к крыльцу. Лебеденко спускал со ступеней поникшую женщину, бурча под нос, что быть нянькой при бабе, когда товарищи рискуют жизнью, ему еще не приходилось. Звук был отключен, но капитан почувствовал вибрацию.

– Приветствую, заместитель, – раздался глуховатый голос майора Шубина. – И где нас носит? В казарме, если верить посыльному, тебя нет. Вы чем там занимаетесь?

– По Камасутре работали, – проворчал Никита, начиная испытывать резонное беспокойство.

– Ну, и как? – развеселился Шубин.

– Никак. Книга лучше.

– Подозреваю, это был гомосексуальный опыт, – засмеялся комбат, как никто другой сведущий в любовных делах. – Как наш «крот»?

– Упакован, готов к отправке, – не без гордости отчитался Турченко. – «Кротиха» – тоже. Вид у нашего героя, правда, не вполне презентабельный. Сбежать пытался.

– Но на органы пойдет? – пошутил комбат.

– На органы пойдет.

– Вот и славно. Молодец, капитан, объявляю благодарность – и твоим соколам тоже. Возвращайтесь на базу, через полчаса нас ждет полковник Порохов. У нашего любимца, похоже, есть тема, которой он хочет с нами поделиться. Извини, капитан, – сменил тон Шубин, – не хотел, не мной придумано. Вызывают меня, тебя и начальника разведки Варгина. И именно сейчас, а не утром, не в выходные…

– То есть вместо того, чтобы ехать спать с чувством выполненного долга, надо куда-то хлебать киселя и обзаводиться свежим геморроем? – расстроился Никита.

– Ты схватываешь на лету, – похвалил Шубин. – Утешься тем, что высокое начальство вызывает не только тебя. Выполняйте приказание, товарищ капитан. – Комбат отключил связь.