Эпилог

Он снова рубил дрова. Извел всю гору чурок, ни одной не осталось. Пот хлестал так, как будто он вымок под проливным дождем. Никита снял защитную майку, повесил на шест сушиться на солнышке. Передохнул, стал оттаскивать готовые поленья под навес. Глянул на него критическим взором – надо бы расширить дровяник. С удовольствием обозрел дело своих рук – порядок, на зиму теперь хватит. И на остаток лета с осенью. Он сделал несколько разминающих движений, присел на колоду перекурить. Курил и смотрел вокруг. «Падающий» туалет укрепил кирпичами, сделал глиняную обсыпку, и теперь он не падал. Починил штакетник, который напоминал солдат, падающих под пулеметным огнем противника. Перекопал засохшие грядки и даже полил их водой из бочки. Подвязал рассыпавшиеся помидоры, которые смотрелись жалко и неаппетитно. Надо же куда-то девать свой законный внеочередной отпуск.

Никита посмотрел на часы. Время обеда, как говорится, а еще не завтракали. Зазвонил телефон – он намеренно положил его подальше, чтобы не вспотел. Никита вытянул шею. Звонил капитан Комаров из российского пограничного отряда. Дернул же черт Турченко пообещать ему ящик коньяка, если все закончится благополучно! Как в анекдоте: пока летишь, какая только гадость в голову не приходит! А теперь Комаров звонил каждый день, не жалея роуминга, и ехидно спрашивал, не пришел ли еще час расплаты? И когда его ждать – завтра, послезавтра? Никита не стал отвечать. Нет его, вышел. Он грелся на солнышке, наслаждался тишиной, природой, птичьим пением. В деревушке было тихо и спокойно, самая настоящая мирная жизнь. Снова зазвонил телефон. Он нахмурился: что за занудство, в конце концов? Но, вытянув шею, обнаружил, что это Копылов из госпиталя. Тот лежал, закованный в гипс, уже несколько дней и изнывал от безделья.

– Привет, командир, ты как? – бодро начал подчиненный.

– Уместнее спросить, ТЫ как? – усмехнулся Никита.

– А что мне сделается? – гоготнул Алексей. – Лежу, болею. Как только мимо проходят медсестры, делаю трагическую мину.

– Помогает?

– Весьма. С одной уже договорился на шесть часов вечера после войны. С другой – на восемь. Вот лежу и думаю, что я сделал не так.

– Ты прямо как д’Артаньян, назначивший мушкетерам дуэль с интервалом в час, – похвалил Никита. – Не спались, смотри.

– Слушай, я звоню, потому что тупо скучно, – обозначил проблему Копылов. – Врачи говорят, что кости срастутся, но не исключено, что я еще годик-другой похромаю. Как же я буду бегать с вами в одной упряжке?

– Оруженосцем примем.

– Правда? – обрадовался Копылов, – Ну, тогда я спокоен. Ко мне тут Порохов заходил, собственной персоной. По-моему, он тоже не совсем отошел, дерганый какой-то, по сторонам то и дело косит. Но вообще мужик молодец. Похвастался, что Хардинга раскололи. Поет, как голосистый соловей, – заслушаешься. Боится, что его расстреляют, и поэтому готов хоть маму родную заложить. А еще в Савеловском бору накрыли банду диверсантов некоего Бережинского – это тот, которого мы от поста гнали. Десяток уничтожили, десяток пленили… Я тут телевизор смотрю. Наши озвучили сроки начала наступления украинской армии – примерно в конце августа, после Дня их незалежности.

– Лучше бы озвучили сроки начала их отступления, – проворчал Никита.

– Смешно, – оценил Копылов. – Нас опять в ООН обижают – называют террористической организацией. Слушай, я начинаю гордиться нашими республиками – террористическая организация численностью почти 6 миллионов человек!

Турченко насторожился – напротив калитки остановился небольшой грузовик. Послышался голос – женщина благодарила водителя. Тот бросил что-то односложное, снова взревел мотор. Звякнула щеколда на калитке.

– Ладно, Леха, извини, идти надо, – заспешил Никита. – Удачного выздоровления, все такое.

– Минуточку, – насторожился Копылов. – У тебя странный голос. И вокруг тебя – птички поют, обстановка романтичная… Я правильно все понял?

Капитан не ответил, разъединился. Поднялся с колоды, как настоящий джентльмен. К дому подходила Наташа – уставшая, с темными кругами под глазами. Он навел о ней, к своему стыду, справки. Обычная женщина. Окончила Донецкий национальный университет по специальности «Сбалансированное природопользование», вышла замуж, родила, развелась. Отец Танюши был перекатиполе, исчез через год после женитьбы. Работа по специальности не заладилась, депрессия, потом война. Дом в Свите остался после смерти тетушки, Анна Васильевна уговорила дочь переехать, пережить в деревне трудное время… Она несла на руках спящую девочку. Ребенок посапывал, что-то бормотал во сне. Она с изумлением уставилась на мужчину с обнаженным торсом, невесть как оказавшегося в ее дворе, перевела глаза на бывший падающий сортир, на дровяник, на вскопанные грядки. Когда она уходила несколько часов назад (нужно было отвезти Танюшу в Проклов на плановый прием к стоматологу), здесь не было никакого мужчины. Он подошел поближе, улыбнулся одной из самых располагающих своих улыбок. Женщина тоже улыбнулась, лучики солнца заискрились в красивых глазах.

– Не узнали меня без формы? – смущенно спросил Турченко.

– Не узнала, – согласилась женщина. – Но потом узнала. Мы в город ездили. Танюша намаялась в очередях, уснула. Хорошо, что дядя Саша назад подбросил…

– Бывает. – Никита понизил голос, хотя девочка и не думала просыпаться. – Знал бы – сам бы вас отвез. Вы тоже устали. Давайте девочку, я подержу.

Она колебалась, прижала к себе ребенка. Снова посмотрела по сторонам.

– А вы время зря не теряли.

– Мне было скучно. Началось с того, что мне захотелось вдохнуть в ваши помидоры вторую жизнь…

– Бесполезно. – Она прыснула. – Все помидоры еще в начале лета побило градом.

– Разве здесь были обстрелы? О господи, Наташа, простите военного человека, я перегрелся на солнце. – У него действительно от близости этой женщины закружилась голова и мысли стали принимать бессвязный характер.

– А скажите. – Она разглядывала его с улыбкой. – Вот это всё, – обвела она взглядом двор, – а также то, что вы без разрешения тут находитесь…

– О, ни в коем случае. – Никита решительно помотал головой. – Это совсем не то же самое, что попросить цыганку посмотреть за вещами. Наташа, я хороший человек. – Он окончательно смутился. – А вы мне просто очень понравились…

– И ничего личного, – засмеялась девушка.

– Послушайте, дайте мне наконец ребенка, – зашептал он, протягивая руки. – Что вы в него так вцепились, не украду. Донесу до кровати, не уроню. Пойдемте в дом. Знаете, я вообще-то на минутку заехал – передать привет Анне Васильевне, все такое. Если сильно вас смущаю, напоите чаем или водой… и поеду своей дорогой. Ну, или как хотите…

Она безропотно отдала ему девочку. Наташа без отрыва смотрела мужчине в глаза. Она умела отличать хороших людей от остальных, и этот парень, на которого она обратила внимание еще при первой встрече… А он осторожно, словно мину, готовую взорваться, заносил в дом спящую девочку. Как-то странно в жизни сложилось, мины носить приходилось, а вот спящих девочек, мамы которых сильно его волновали, – ни разу. Ничего, он научится, жизнь еще длинная!