Глава девятнадцатая. Новый год

Елена сразу поняла, что у Данилова случилось что-то очень неприятное, но дальше обычного «Как дела?», в ответ на которое последовало традиционное «Нормально», расспрашивать не стала. Вместо этого приготовила на ужин любимые даниловские бутерброды – шпроты, дольки лимона, черный хлеб, – которые сама считала нездоровой, совершенно не подходящей для желудка пищей. Тем более в сочетании с пивом.

– Какая роскошь! – притворно восхитился Данилов и заставил себя съесть под пиво два бутерброда.

Есть не хотелось совершенно.

– Что решила с машиной?

– Утром поеду на шиномонтаж. Договорилась с Лешей, он одолжит мне свою запаску.

– Колеса утром поменяю…

За окном крупными хлопьями валил снег. Данилов подумал о том, что утром все равно придется выкапывать машину из сугроба, так что и колеса заодно можно будет поменять. Очень уж не хотелось сейчас выходить на улицу.

– Леша поменяет, – перебила Елена. – Я уже договорилась. Он и на шиномонтаж со мной съездит – у него там все знакомые.

В каждом доме или хотя бы в каждом дворе непременно есть такой Леша – мужичок, у которого руки растут откуда положено и который знает всех мастеровых в округе. Этакий член всемирной ложи умельцев.

– А у нас новость! – с заговорщицким видом сообщила Елена, накрывая тарелку с оставшимися бутербродами фольгой и убирая ее в холодильник. – Угадай, кто на подстанции выходит замуж?

– Лена Котик! – не раздумывая, ответил Данилов.

– Кто тебе сказал? – удивилась Елена.

– Кому ж еще? – в свою очередь удивился Данилов. – Это уже четвертый раз? Или пятый?

Диспетчера Лену Котик, холеную манерную дуру, Данилов не любил.

– Четвертый.

– И кого она осчастливила на сей раз?

– Ты не поверишь! Какого-то чеха, работающего директором гипермаркета «О’ШОП» в Котельниках. Лена познакомилась с ним в фитнес-центре.

– Бедный чех, – вздохнул Данилов. – Нашел сокровище, ничего не скажешь.

– Одна радость, – Елена тоже не любила Котик, – она написала заявление по собственному желанию. Жена директора гипермаркета не может работать диспетчером на «скорой».

– Пойду поваляюсь у телевизора, – объявил Данилов, вставая. – Спасибо за бутеры. Да, вот что – мне дежурство перенесли с тридцать первого на пер вое.

– Вот и хорошо – встретим Новый год вместе! – оживилась Елена. – Представить страшно, как давно мы этого не делали!

– Сейчас подсчитаю…

– Иди смотреть телевизор! – перебила Елена. – Не надо нести точность повсюду!

С великим наслаждением растянувшись на кровати, Данилов взял пульт, понажимал на клавишу прокрутки программ и остановился на MTV. Клипы – это то что надо. Клипы не напрягают – можно отключиться от действительности и погрузиться в свои мысли.

«А я договаривалась с Александром Николаевичем, чтобы мне желудок шлангом не промывали, – говорила Генварская, лежащая на операционном столе с разрезанным животом. – Я его сама промою, при помощи воды из-под крана и двух пальцев. Я пробовала однажды проглотить шланг на гастроскопии, но не смогла. Потеряла сознание».

Пробовала однажды проглотить шланг на гастроскопии, но не смогла. Потеряла сознание…

Ниже того места, где трахея раздваивается на два бронха – правый и левый, – пищевод граничит с левым предсердием. Введение гастроскопического зонда в пищевод может спровоцировать нарушение ритма сердца, если у пациента есть к тому предрасположенность.

Потеря сознания при гастроскопии может быть вызвана нарушением сердечного ритма. Кратковременное, преходящее нарушение, на которое никто не обратил внимание. В том числе и сама Генварская. Трудно глотать зонд, в какой-то момент человек теряет сознание. Ничего страшного – обморок, обычный обморок, банальный обморок.

Только вот чем он вызван?

Внезапно возникшим спазмом сосудов головного мозга?

Резким снижением артериального давления?

Или резким снижением уровня сахара в крови?

Или все же аритмией, нарушением ритма?

И ведь она говорила об этом. Сказала Клюквину, сказала ему, Данилову… И никто не отреагировал…

«Я пробовала однажды проглотить шланг на гастросокпии, но не смогла. Потеряла сознание».

– Вовка, ты что, молишься? – Голос Елены вернул Данилова в реальность. – Или ты пытаешься петь шепотом вместе с «Зекиллерз»?

Елена выключила телевизор, присела на кровать и предложила:

– Выкладывай все начистоту. Не заставляй меня терзаться догадками.

– Что выкладывать? – Данилов попытался закрыть тему. – Выкладывать нечего. Прилег отдохнуть и послушать музыку.

– У тебя кто-то умер, – уверенно заявила Елена, откидывая назад со лба непослушную прядь. – И ты, как всегда, винишь себя в этой смерти.

– Я не виню, – Данилов закинул ногу на ногу, – я просто недоволен сам собой. Винить – бесперспективное занятие. Я анализирую и делаю выводы. И выводы эти совсем не в мою пользу.

– Может, имеет смысл обсудить это? – Елена запустила руку Данилову в волосы и ласково поворошила их. – Расскажи мне…

Данилов мягко отвел ее руку, помолчал с минуту и предупредил:

– Только не перебивай!

Он стал рассказывать все с самого начала. Елена слушала хорошо – не перебивала, не комментировала, не ахала и не охала. Только время от времени кивала головой, не столько согласно, сколько поощрительно – давай, мол, продолжай.

– …Теперь ты поняла, что я не врач, а самонадеянный болван? – закончил Данилов.

Елена ничего не ответила, только недоверчиво сощурилась, отчего ее зеленые глаза стали чуть ли не карими.

– Если тебе нечего ответить, то лучше молчи, – одобрил ее поведение Данилов. – Это правильно. Твою моральную поддержку я чувствую и без слов.

– Данилов, давай представим, что мы с тобой – совершенно чужие друг другу люди. – Елена умела сказать нечто совершенно неожиданное.

– Зачем? – От удивления Данилов попытался присесть, но Елена положила руку ему на плечо.

– Лежи, лежи и представляй.

– Ну, положим, представил, – Данилов все не мог понять, к чему клонит Елена. – А дальше что? Мы станем знакомиться заново?

– Нет, мы поговорим как два врача.

– Ах вот…

– Вот именно. Теперь ты слушай, а я буду говорить. – Елена уселась на кровати, скрестив ноги.

– Если бы ты была бы толстой и лысой, то походила бы на китайского бога богатства, – пошутил Данилов, но Елена настроилась на серьезный лад и шутить не собиралась.

– Разберем этот… случай. Что мы имеем? Женщину с подозрением на онкологию.

«Уже не имеем», – хотел поправить Данилов, но промолчал.

– По-любому – надо оперировать, так? Так. Время дорого – нужно как можно скорее снять или под твердить онкологию.

Решая какую-нибудь сложную или мудреную проблему, Елена имела привычку задавать самой себе вопросы и сама же на них отвечала.

– Лапароскопия под местным обезболиванием здесь невозможна, верно? Верно…

Лапароскопические операции на внутренних органах проводятся через небольшие отверстия вместо традиционных больших разрезов. Главным инструментом при этом является лапароскоп – телескопическая трубка с системой линз и оптическим кабелем. Лапароскопия. – удобный, щадящий метод, но подходит он далеко не для каждого случая.

Для того чтобы лапароскопическими инструментами было бы можно работать, брюшная полость наполняется углекислым газом. Живот надувается, словно воздушный шар. Так создается необходимое оперативное пространство.

– Значит – надо идти на лапаротомию. Без нее не обойтись и не стоит откладывать. Так? Так! Операция предполагала возможность удаления матки с придатками, так что о местном обезболивании и речи быть не могло, не так ли? Так. Значит – наркоз неизбежен. Да и вообще – абсолютных противопоказаний к наркозу не существует, верно? Верно.

Абсолютных противопоказаний к наркозу действительно не существует. Бывают только относительные.

– Клиники аритмии у нее не было? Не было. Соответственно лечить и предотвращать было нечего. Да, было в анамнезе указание на потерю сознания при попытке проглотить зонд, но что с того?

– Как что? – не выдержал Данилов.

– Первое! – Елена показала Данилову указательный палец. – Мог бы ты, даже подумав о некоей аритмии, принять какие-либо превентивные, страховочные меры? Нет, никаких. Разве что убедиться перед операцией, что дефибриллятор исправен и работает. Ты убедился?

– Это сделала сестра-анестезист.

– С первым пунктом закончили. Перейдем ко второму, – к указательному пальцу добавился средний. – Что мы имели после возникновения аритмии? Четко, грамотно и в срок оказанное реанимационное пособие.

– Стучал, пока не встал, мотор, качал, пока не остыло тело.

В усмешке Данилова было столько горечи, что Елена чуть было не разрыдалась. Глубокий вдох и несколько быстрых движений век помогли ей прогнать слезы.

– Оставим поэзию. Мы говорим как два профессионала. Обсуждаем и дискутируем, но без эмоций и патетики. Третье! – Елена отогнула безымянный палец. – Передозировки и прочие косяки во время наркоза были?

– Нет, – твердо ответил Данилов. – Все как по нотам. Все по уму. Не мальчик уже.

– Мальчик, мальчик! – возразила Елена. – Никак, правда, не могу понять, в каком возрасте ты застрял. Иногда кажется, что в четырнадцати годах, а иногда – что в семи.

– Спасибо, – поблагодарил Данилов. – Наверное, приятно чувствовать себя соблазнительницей малолеток?

– Уж-жасно! – призналась Елена, наклоняясь к нему всем телом. – Невероятно повышает самооценку! Но давай закончим с делами… – Она вернулась в прежнее положение, почесала колено и подвела итог. – Так, где тут твоя вина? Я ее не вижу.

– Ты пристрастна.

– Отнюдь. – Елена покачала головой. – Я совершенно беспристрастна. Ты не мог действовать иначе, ты все сделал правильно, а сейчас прицепился к этому обмороку и растравляешь себе душу. И не только себе, между прочим!

– Но тем не менее моя пациентка умерла на столе…

– Данилов! – Елена повысила голос. – Это был несчастный случай, роковое стечение обстоятельств! Это ужасно, но в этом нет твоей вины!

– Вы ссоритесь? – в спальню заглянул Никита.

– Изыди! – рявкнула, не оборачиваясь, Елена.

Никита моментально втянулся в коридор, осторожно притворив за собой дверь.

– И потом, – Елена понизила голос, – это ты внушил себе, что обморок был вызван аритмией. А что, если это был гипогликемический обморок? Гастроскопию ведь делают натощак, не мне напоминать тебе об этом. Голод, падение глюкозы в крови – и вот вам результат! Чем тебя не устраивает такое объяснение?

Данилов не ответил.

Несколько минут они молчали. Елена сидела в прежней позе и смотрела на Данилова, а он отвернулся, не желая встречаться с ней взглядом.

Первой заговорила Елена:

– Знаешь, Вовка, если бы я знала тебя не так хорошо, я бы решила, что ты сходишь с ума от банальной гордыни.

– Это как? – Данилов повернул к ней голову.

– Ну, переживаешь за свою репутацию.

– Конечно, конечно… как же я, доктор Данилов, великий и ужасный, мог допустить такое… – с пафосом начал Данилов.

– Я же сказала – если бы я знала тебя не так хорошо, – напомнила Елена. – Но ведь это не гордыня, верно? Чего вскочил?

– Захотелось контрастного душа, – ответил Данилов. – А потом – стакан чая. Черного, как моя совесть, и горького, как моя жизнь. И никаких разговоров на профессиональные темы.

– Дурак ты, Данилов, – вздохнула Елена. – Хорошо хоть вежливый.

– Это почему? – Данилов остановился на пороге и обернулся.

– Другой бы просто сказал «заткнись, женщина», а ты в душ собрался, – улыбнулась Елена. – Ладно, иди, не стой столбом. Я пойду заварю чай, и устроим семейный совет, посвященный встрече Нового года.

– Я быстро, – пообещал Данилов.

Против ожидания контрастный душ не смог хоть сколько-то уменьшить головную боль. Прогнать столь простым образом тяжесть с души Данилов и не надеялся. Елена молодец – все сделала правильно, с учетом его, даниловской, противоречивой и многосложной натуры. Но она заведомо хотела подвести его к определенному выводу. Или – не хотела, а на самом деле так думала?

– К черту всю эту философию! – сказал льющимся струям воды Данилов. – В конце концов, мы собираемся встречать Новый год. Вместе мы не встречали его… Да, давно мы его не встречали вместе.

Пустив напоследок холодную воду, Данилов ожесточенно растерся полотенцем, оделся и отправился на семейный совет, стараясь выглядеть веселым и бодрым. Бодрость, впрочем, симулировать не приходилось – она была закономерным следствием контрастного душа. Труднее было с весельем…

Встречать решили дома, а уже первого января поутру разъехаться. Данилов – в роддом, а Елена с Никитой несколькими часами позже – в гости.

– Попробуем еще раз пригласить к нам Светлану Викторовну? – предложила Елена.

На дважды сделанное предложение о совместной встрече Нового года мама Данилова отвечала, что очень устала за последнее время и что хочет встретить Новый год дома, в относительной тишине.

– Не надо – Данилов наконец-то дождался, чтобы чай немного остыл и можно было бы сделать первый глоток. О, божественный чай! – Она все равно откажется. Лучше заедем к ней все вместе второго числа.

– Я могу забрать тебя сразу после дежурства, – предложила Елена. – В четверть десятого, например?

– Кто ходит в гости по утрам, – отбивая ногами такт и раздувая щеки, начал Никита, – тот поступает гнусно!

– Лучше я приеду домой, приведу себя в порядок, придавлю пару часиков, и тогда поедем, – ответил Данилов. – Так будет лучше.

– Как скажешь, – согласилась Елена.

– Мам, а почему бы мне не встретить Новый год у Кирилла? – серьезно сказал Никита. – А?

– У тебя что – нет своего дома? – нахмурилась Елена. – Или тебе с нами скучно?

– Нет, – заерзал Никита. – Просто я подумал, что вы давно не встречали Новый год вместе, и вам будет приятно встретить его вдвоем, без меня. Получится очень романтично. В конце концов, это взрослый праздник!

Елена и Данилов переглянулись.

– Какую чепуху ты несешь, Никита! – Голос Елены стал строгим, если не суровым. – Как ты мог подумать, что…

– Подожди. – Данилов накрыл ладонь Елены своей, призывая ее к молчанию. – А как собираются встречать Новый год у Кирилла?

– О, круто! – оживился Никита, обрадовавшись, что его перестали отчитывать. – Старший брат берет его праздновать на дачу! Там будет настоящая живая елка, прямо на участке, и шашлык!

– А родители Кирилла тоже поедут на дачу? – сразу же уточнила Елена.

– Родители будут встречать дома, – скривился Никита. – Как всегда.

– Так и скажите, молодой человек, что вам хочется оторваться в молодежной компании, – улыбнулся Данилов.

– Так что, можно? – Глаза Никиты засветились счастьем. – Вы меня отпускаете?

– Никита, – вмешалась мать, – я еще не сошла с ума настолько, чтобы отпустить тебя на дачу с двадцатилетним раздолбаем и его дружками! А уж то, с каким коварством ты пытался добиться своего, и вообще не делает тебе чести! Строил из себя… не знаю кого. Стыдись!

Никита раскаялся и был тут же прощен.

Новый год встретили тихо и спокойно. Салаты, шампанское, звонки с поздравлениями. В два часа ночи Данилов лег спать и проспал до семи, не слыша канонады, буйствовавшей за окном. Впрочем, сказывался кризис – фейерверков в нынешнем году было куда меньше, чем в прошлом.

Дежурство в первый день нового года тоже прошло спокойно, без эксцессов. Данилов был рад тому, что не пришлось присутствовать на операциях. Собственно говоря, первого января во всем роддоме не было сделано ни одной экстренной операции, такой уж удачный выдался день. Одно слово – праздник.

Давать наркоз пришлось лишь девятого января во время экстренной операции кесарева сечения. Угроза разрыва матки и чрезмерное возбуждение роженицы делали невозможной спинальную анестезию.

Данилову пришлось сделать над собой определенное усилие, чтобы зайти в операционную. Пока он был занят с пациенткой, посторонние мысли не лезли в голову, но стоило удалить трубку из трахеи пациентки, как в памяти снова всплыли слова:

«Я пробовала однажды проглотить шланг на гастроскопии, но не смогла. Потеряла сознание».

«Нет, следовало все-таки отложить операцию на несколько дней и как можно скорее показать Генварскую кардиологу. Тот бы наверняка навесил ей на сутки небольшой, с две пачки сигарет, монитор, непрерывно записывающий сердечные сокращения. Возможно, суточная запись помогла бы определиться с диагнозом. Возможно, стоило бы назначить ей препараты калия. Возможно…»

Навалилась тоска, снова появилось чувство зависти к Полянскому.

«Ты идиот, Данилов, это только Елена считает тебя дураком, а на самом деле ты – полный идиот», – в который уже раз сказал себе Владимир.

Чтобы отвлечься, он попытался вспомнить что-то хорошее, но ничего не приходило в голову. Появилась тревога – Данилову показалось, что он упустил какую-то важную деталь из анамнеза только что прооперированной пациентки. Упустил нечто критичное, и это может негативно сказаться на послеоперационном восстановительном периоде.

Данилов снова перечитал историю родов и, не удовлетворившись этим, устроил уже полностью проснувшейся пациентке подробнейший допрос. Разумеется, не нашел ничего страшного, чреватого осложнениями, и немного успокоился.

По окончании новогодних каникул Данилова вызвала к себе Нижегородова. Произошло это в самом конце рабочего дня, поэтому времени для разговора у заместителя главного врача было достаточно – все неотложные вопросы уже были решены.

Нижегородова держалась с сотрудниками ровно, без лишней резкости и фамильярности. Расспросила Данилова о его действиях, попросила разъяснить кое-какие чисто анестезиологические подробности, а затем со вздохом сказала:

– Патологоанатомическое заключение – смерть от острой сердечно-сосудистой недостаточности. Будем разбирать на КИЛИ. Хотя что тут разбирать?

Комиссия по изучению летальных исходов занимается контролем качества медицинской помощи, оказанной умершим пациентам. Такие комиссии существуют в каждом стационаре. Рассмотрению на КИЛИ подлежат все без исключения случаи летальных исходов.

– Муж настроен спокойно, – добавила Нижегородова. – Я с ним долго беседовала, объяснила ситуацию, сообщила, что гистологическое исследование подтвердило муцинозную аденокарциному. Жаль, конечно, такая молодая женщина…

Данилову показалось, что заместитель главного врача хотела добавить: «…но все равно – не жилец», – но в последний момент передумала.

– Очередное заседание состоится в конце месяца, – продолжила Нижегородова. – Будем слушать годовой отчет по летальности и заодно разберем и ваш случай.

На этом аудиенция закончилась.