Глава двенадцатая. Школа как она есть
– Мам, тебя наша классная просила завтра в школу зайти.
Никита не торопясь допивал апельсиновый сок, внимательно следя за тем, какое впечатление произвели его слова.
– Что ты натворил?
– Ничего. – Спокойствие сына показалось Елене притворным. – Почему я обязательно должен что-то натворить?
– Если ты ничего не натворил, то почему меня вызывают в школу?
– А кто сказал, что только тебя?
Подобная манера ведения разговора могла из себя кого угодно, а не только женщину, уставшую на работе от бесконечных вопросов и ответов.
– Никита! – Елена хлопнула ладонью по столу. – Перестань отвечать вопросом на вопрос и объясни нормально, по какому поводу меня вызывают в школу?
Никита поставил опустевший стакан на стол, прижал ладони к вискам и покачал головой. Жест обозначал нечто вроде «ох, как трудно разговаривать со взрослыми». Елена молча ждала ответа, только брови ее сдвигались все ближе. Высказав свое отношение к действительности, сын отнял руки от головы и доложил:
– У нас журнал пропал. Наш классный-распрекрасный журнал исчез.
– Ты к этому причастен?
– Нет, нисколько. Я не брал журнала.
– Честно?
– Ну ма-а-ам… – с укоризной протянул сын. – Я же сказал – не брал.
– Тогда почему вызывают меня?
– Вызывают всех, будет родительское собрание.
– Нет, с тобой говорить – никаких сил не хватит! – возмутилась Елена. – Ну скажи – зачем тебе понадобилось устраивать вечер вопросов и ответов вместо того, чтобы просто сказать: «Завтра у нас родительское собрание по поводу пропавшего журнала»? Разве ты не умеешь связно выражать свои мысли? Как маленький, честное слово!
– Я и есть маленький, – подтвердил Никита. – По ночам гулять нельзя, пиво нельзя, голосовать на выборах нельзя…
– И что же тебя больше всего огорчает?
Елена встала из-за стола и начала складывать в раковину грязную посуду.
– Конечно же то, что нельзя голосовать, – вступил в разговор Данилов. – Какие тут могут быть вопросы.
– Угу, – подтвердил Никита, вылезая из-за стола и занимая стартовую позицию у двери. – Ну, я пойду?
– Подожди! – остановила его мать. – Сначала скажи, во сколько у вас собрание.
– Это у вас, – поправил сын. – Нас не приглашали. В шесть часов.
– Ой, а у нас завтра совещание на Центре, – спохватилась Елена. – Я точно не успею. Еще не факт, что оно вообще к шести закончится…
– Я схожу, – вызвался Данилов. – У меня завтра обычный рабочий день, к шести в школу спокойно успею.
– Вот и хорошо! – обрадовалась Елена.
После того как Никита ушел в свою комнату, она сказала Данилову:
– И стоит ли собирать родительское собрание по поводу пропажи журнала? Заведи новый – да и дело с концом!
– Нет, – возразил Данилов. – Скажу тебе как сын учительницы: пропажа журнала – это чрезвычайное происшествие и геморрой в одном флаконе. Представляешь, какая морока для учителей его восстанавливать? Все оценки переносить из дневников и листов с контрольными работами обратно в журнал; а прогулы?.. Неизбежно возникают конфликты, ученики начинают доказывать, что у них была пятерка, а не тройка, и вообще…
– Значит, надо наставить всем пятерок! – Невозможно заведовать подстанцией «скорой помощи» без умения идти на компромиссы.
– Тогда журналы начнут пропадать постоянно, – рассмеялся Данилов. – Ну и возмутителен сам факт посягательства на школьную святыню. Он просто вопиет о возмездии, каковое и свершится завтра.
– Я сейчас поговорю с Никитой! – Елена домыла последнюю чашку и стала тщательно, «по-врачебному», вытирать руки полотенцем.
– Не надо, – возразил Данилов. – Он же тебе сказал, что не брал журнала.
– Нет, я чувствую, что он чего-то недоговаривает. – Елена швырнула полотенце на стол и вышла из кухни.
Данилов сварил себе кофе, после недолгого колебания, щедро плеснул в чашку коньяку, сходил в прихожую за свежим номером «Вестника анестезиологии и реаниматологии» и углубился в чтение. Он знакомился с таким интересным вопросом, как сравнительная характеристика анальгетического действия метамизола натрия и парацетамола, когда в кухню вернулась Елена.
– Кажется, он действительно не брал этот проклятый журнал, – доложила она.
– Я это понял еще полчаса тому назад, – хмыкнул Данилов. – Допрос с пристрастием мне не понадобился.
– Вова, ты там, на собрании, держи себя в рамках, – предупредила Елена, усаживаясь напротив, – наша классная руководительница полная дура, но Никите с ней еще не один год дело иметь. Так что, пожалуйста, будь посдержаннее…
– …не ошпаривай ее кипятком и не бей по лицу. – Данилов закрыл журнал. – Какие еще будут указания?
– Иметь при себе блокнот и ручку, чтобы записать важную информацию.
– Я в мобилу вобью, – пообещал Данилов.
– Собрание в кабинете истории на втором этаже. Я пойду, не буду мешать. – Елена покосилась на журнал, встала и ушла.
Данилов снова раскрыл «Вестник». Научные журналы он прочитывал полностью, от корки до корки. Даже в самой никчемной на первый взгляд статье могло быть что-то полезное.
Явившись утром на работу, Данилов первым делом заручился обещанием Ахметгалиевой «прикрыть» его в случае каких-либо непредвиденных ситуаций.
– Не волнуйся, Вова, – обнадежила Ахметгалиева. – К нам в гости вчера свекровь из Нижнего приехала, так что я не прочь две недели просто пожить на работе.
– Понимаю и сочувствую, – улыбнулся Данилов.
– Что ты понимаешь, – пренебрежительно махнула рукой Ахметгалиева. – Во-первых, у тебя никогда не было и не будет свекрови, а во-вторых, ты, невинная душа, и представить себе не можешь, что творится у меня дома. Для этого надо хотя бы представлять, какой ужасной моральной травмой для нижегородской татарки из приличной семьи является женитьба ее сына на безродной казанской оторве! Если бы я хотя бы была из Нижнего Новгорода… – выражение лица Ахметгалиевой на несколько секунд стало таким елейным, что Данилов не выдержал и рассмеялся, – то другое дело. Это сплошной Фолкнер – шум и ярость!
Ахметгалиева еще долго бы бушевала, изливая горечь, скопившуюся на душе, если бы ей не надо было идти на операцию.
Данилов давно заметил, что с подстраховкой рабочий день выдается самым обычным, без срывов, потрясений, срочных операций, затянувшихся родов и прочих поводов для задержки на работе. Если же страховать некому – все получается наоборот. Как ни старайся – раньше восьми вечера с работы уйти не получится.
На утренней конференции, после обсуждения всех внутренних дел взяла слово главный врач.
– Очередной скандал, доктора! – оповестила она собравшихся. – На этот раз отличился родильный дом при сто шестьдесят седьмой больнице!
Сидящие в зале заинтересованно умолкли. Сто шестьдесят седьмая больница когда-то считалась образцово-показательной и до сих пор гордилась былой славой.
Правда, Данилов в отношении этой больницы не обольщался после того, как около пяти лет тому назад одному из сослуживцев его матери, учителю физкультуры, там перелили кровь другой группы. Отличившийся врач-реаниматолог не только допустил вопиющую халатность, но и далеко не сразу обратил внимание на ухудшение состояния пациента.
В результате тридцатисемилетний мужчина выжил, но стал инвалидом второй группы. Что было с врачом, Данилов не знал – мать об этом не рассказывала.
Врачебные ошибки бывают разные – за некоторые осуждать нельзя, а за некоторые надо сразу судить. Переливание несовместимой крови относится как раз к тем случаям, когда виновные непременно должны быть наказаны.
– Роженицу, первородящую, со схватками, доставленную по «скорой» в приемное отделение роддома, отправили домой. Повторяю – со схватками! – Ксения Дмитриевна возвысила голос. – После осмотра врача! Та вернулась домой на такси и через час снова вызвала «скорую». Ее доставили в двадцать шестой роддом, где она через три часа родила! Непонятно – то ли на приеме сидел идиот, то ли просто вредитель. В департамент поступило сразу два сигнала – жалоба от мужа роженицы и докладная от руководства «скорой помощи». Можете представить себе, что теперь будет.
– Ничего не будет! – крикнул с места Клюквин.
– Почему? – удивилась главный врач и потребовала: – Обоснуйте, Анатолий Николаевич!
– Потому что главный врач сто шестьдесят седьмой больницы дружит с руководителем нашего департамента! – пояснил Клюквин. – Дадут выговор тому доктору, который на приеме сидел, – вот и все.
Клюквин привык говорить правду, невзирая на лица и ситуации. Если бы на «пятиминутке» присутствовал сам директор столичного Департамента здравоохранения Целышевский, Клюквин высказался бы куда резче.
Зал оживился и включился в обсуждение; кто-то соглашался с Клюквиным, кто-то – нет.
– Давайте не будем затягивать! – Ксения Дмитриевна постучала по столу, призывая подчиненных к порядку. – Я рассказала вам это не для обсуждения вопроса о том, с кем дружит Целышевский и с кем он не дружит. Я просто хочу еще раз напомнить всем прописную истину, которая гласит, что лучше десять раз необоснованно госпитализировать, чем один раз необоснованно отказать в госпитализации! Разве я когда-то наказывала кого-нибудь за перестраховку? В нашем деле всегда лучше перестраховаться! Вы меня поняли? Спасибо, все свободны.
Две операции, срочный (и совершенно не по делу) вызов в обсервационное отделение – вот и день прошел. В четверть пятого Данилов вышел из ворот роддома и зашагал к остановке. Времени было с избытком – можно даже ненадолго зайти домой.
Дома за уроками скучал Никита.
– Как зовут твою классную руководительницу? – Данилов еще вчера хотел спросить, но потом зачитался своим «Вестником» и забыл.
– Кочерга, – машинально ответил Никита, но тут же поправился: – Валентина Антоновна.
– А фамилия, наверное, Кочергина? – предположил Данилов.
– Кочеринская. И она дура. – Никита снова уткнулся в тетрадку. – Имейте в виду.
– Мне не привыкать общаться с дураками, – заверил его Данилов.
– Так вы же не психиатр.
– Я врач, и этим все сказано. – Данилов ушел в спальню.
Он достал из футляра скрипку, но сразу вернул ее обратно. Не стоит отвлекать ребенка от занятий. Тем более что времени оставалось мало, а обрывать игру Данилов не любил. Лучше было не начинать.
Никита и Елена нисколько не преувеличивали, когда называли дурой классную руководительницу Валентину Антоновну. Явный переизбыток макияжа в сочетании с укороченной «по самое никуда юбкой», блестящими колготками и розовыми туфлями, украшенными кокетливыми бантиками, Данилов еще мог списать на отсутствие вкуса. Однако стоило только Валентине Антоновне открыть рот, как сразу становилось ясно, что умом она не блещет.
– Вы настоящий отец Никиты или гражданский? – уточнила Валентина Антоновна, знакомясь с Даниловым.
Данилов с большим трудом удержался от смеха.
– Единственный, – стараясь быть вежливым, ответил он.
По старой школярской привычке он сел за самую заднюю парту, рядом с приветливо улыбнувшейся ему брюнеткой бальзаковского возраста и бальзаковской же комплекции.
– Вы чей папа? – поинтересовалась соседка.
– Никиты Новицкого, – ответил Данилов.
– А я – мама Кристины Галкиной.
– Я тут никого не знаю, – признался Данилов. – Но если уж знакомиться, то лучше по именам. Меня Владимиром зовут.
– А меня Юлией, – снова улыбнулась соседка.
Некоторое время они сидели молча.
– Начинаем! – оповестила классная руководительница. – Уважаемые родители, наше сегодняшнее собрание посвящено пропаже классного журнала. У кого-нибудь есть что сказать?
Около двадцати человек родителей – преимущественно женщины – молчали.
– А что мы должны говорить? – поинтересовалась высокая крашеная блондинка, сидевшая за первой партой в одном ряду с Даниловым. – Мой сын этого журнала в глаза не видел…
– И мой!
– И моя!
– И моя не видела! – зашумели родители.
– Ну, может быть, вы что-то слышали? – предположила классная руководительница.
– А почему вы решили, что журнал взял кто-то из детей? – пробасил плотный мужчина в форме МЧС с майорскими погонами. – Ведь мы даже не знаем, как исчез журнал. Может быть, это вы его куда-то задевали…
– Я не могу никуда «задевать» журнал! – возмутилась классная руководительница.
– Почему? – удивился майор.
– Потому что я педагог!
– Хорошее объяснение, – хмыкнул майор. – Тогда я заявляю, что моя Маша не могла взять журнал, потому что она – дочь офицера. Вопросы будут?
Собравшиеся дружно засмеялись.
– Прошу тишины! – взвизгнула классная руководительница. – Если журнал не будет найден, то отвечать за его пропажу будут те, кто дежурил в тот день – Боброва и Маляр.
– Что?! – Матери названных учеников вскочили на ноги, словно подкинутые невидимой пружиной.
– Что вы себе позволяете?! – воскликнула одна из них. – Почему моя дочь должна отвечать за ваш журнал?!
– Потому что дежурный отвечает за порядок в классе…
– Педагоги отвечают за порядок в классе! – В беседу на повышенных тонах вступила вторая родительница. – Интересно, что по этому поводу думает директор!
– Да что может думать директор?! – фыркнула первая. – Мы найдем правду выше!
– И верно! Развели тут тридцать седьмой год!
– В общем-то они правы, – сказал соседке Данилов.
– Да уж, – согласилась та. – Валентине Антоновне стоило бы думать, прежде чем говорить. Ведь журнал должны приносить и уносить педагоги. У детей своих забот хватает.
Через пять минут дискуссия пошла на спад: Кочерга признала свою неправоту.
Данилов решил, что на этом собрание закончится, но ошибся. Классная руководительница завела долгую песнь о дисциплине в классе, перечисляя нарушения, допущенные каждым из учеников. Данилов узнал, что Никита с приятелем пытались взорвать петарду на школьном дворе, но были замечены охранником, ввиду чего взрыв так и не состоялся.
– Валентина Антоновна преподает историю? – спросил Данилов у соседки, разглядывая учебные пособия, развешанные по стенам.
– Нет, английский, – ничуть не удивившись вопросу, ответила та. – Ее кабинет вечерами занят – там факультатив, поэтому мы собираемся где придется. А с предметом у нее интересно вышло. Вообще-то наша красавица преподавала ритмику, но потом переквалифицировалась в англичанку.
– Разве так можно? – удивился Данилов.
– Почему нет? – Соседка указала взглядом на классную руководительницу. – Доказательство перед вами. Надо сказать, что она поступила весьма разумно, ведь преподавать английский куда прибыльнее, чем ритмику. А вы сами не педагог?
– Разве похож? – Данилов никогда не думал, что его можно принять за учителя. – Нет, я врач.
– Ой, как здорово! – привычно восхитилась соседка и сразу же задала традиционный вопрос: – А какой вы врач?
– Хороший, – привычно отшутился Данилов. – Я анестезиолог.
Сообщать, где именно работает, он не стал, да соседка и не поинтересовалась, моментально утратив интерес к профессии Данилова.
Анестезиолог – непопулярная в народе специальность. Лечить не лечит, консультировать не консультирует, только наркоз дает. Какой-то неполноценный врач.
– А я тоже имею некоторое отношение к медицине, – сказала соседка. – Правда, очень далекое – работаю в фонде омээс главным специалистом. Канцелярская крыса. У вас, Владимир, случайно нет знакомого хорошего кардиолога? Мне бы мужа показать.
– Увы, нет, – покачал головой Данилов.
– Жаль, – вздохнула соседка и больше его не расспрашивала.
Данилов зарекся отправлять кого-либо на консультации к знакомым врачам после одного случая. Лет пять назад к нему обратилась соседка. Девушку внезапно начало регулярно тошнить, и ей захотелось провериться у толкового врача. Данилов направил ее к своему бывшему однокурснику Толику Гусеву, работавшему в консультативно-диагностическом центре при сто пятнадцатой больнице. Позвонил, договорился и предупредил, что не постороннего человека отправляет, а хорошую знакомую, чуть ли не родственницу.
– Все понял, – заверил Толик. – Пусть приходит. Сделаю все, что смогу, все будет в лучшем виде.
Толик подробно расспросил и осмотрел соседку, после чего составил ей чудесный план обследования, включавший консультации у восьми врачей разного профиля, кучу анализов, рентгенологическое и ультразвуковое исследования, кардиограмму и энцефалограмму. Все – «неофициально платно», причем по самым заоблачным расценкам. Сам Толик за осмотр, беседу и составление обследования, точнее, плана раскрутки клиента на деньги, взял пятьдесят долларов – работал ведь, старался.
Несколько ошарашенная соседка пришла вечером к Данилову и ударилась в слезы. Бедняжка решила, что Толик заподозрил у нее что-то очень серьезное и оттого собрался столь детально обследовать.
– Не реви, – попросил Данилов. – Нет у тебя ничего страшного. Лично я склонен думать, что или ты беременна, или у тебя небольшой гастрит.
– Странно, – удивилась соседка. – А Анатолий Николаевич про гинеколога ничего не говорил…
«Ясное дело, – подумал Данилов. – Решил сначала пациентку хорошенько растрясти, а потом, в конце, «обнаружить» у нее беременность. Это ведь гораздо выгоднее, чем сразу к гинекологу отправить. Ну Толик, ну жучила!» Данилов был шокирован таким нечистоплотным поведением не просто коллеги, а заранее предупрежденного приятеля.
Чувствуя себя виноватым в произошедшем, Данилов устроил соседке консультацию в центральной клинической больнице гражданской авиации, где у него работал другой однокурсник. Как он и предполагал, соседка оказалась беременной.
Толик нахально позвонил Данилову через несколько дней и поинтересовался, куда делась его соседка. Данилов, не выбирая выражений, высказал Толику все, что о нем думал, и с тех пор взял себе за правило никого ни к кому на консультации не отправлять. Разве что в особых случаях и к достойным, проверенным людям.
– Как собрание? – поинтересовалась Елена, едва Данилов вошел в квартиру.
– Нормально, – ответил Данилов, расстегивая куртку. – Классная и вправду дура, а журнал так и не нашли.
– А меня ругали? – высунулся в коридор Никита.
– Тебя – нет, – соврал Данилов.
– Врешь, наверное, – усомнилась Елена. – Чтобы наша Валентина Антоновна кого-то да не покритиковала!..
– Может быть, я прослушал. – Данилов прошел в ванную и начал мыть руки.
– А меня сегодня хвалили! – сообщила Елена, когда он пришел в кухню. – Есть будешь?
– Пару бутербродов с сыром. – Данилов взял нож и в два счета соорудил себе ужин. – Так за что тебя хвалили?
– За показатели и отсутствие жалоб.
– Быть тебе директором региональной зоны! – предсказал Данилов, надкусывая первый бутерброд.
– Не зоны, а объединения! – поправила Елена. – Учись говорить правильно.
– Слышала бы моя мама, как ее любимого сына учат русскому языку, – притворно вздохнул Данилов. – Слушай, Лен, а может, Никиту к матери в лицей перевести?
– Тебе так не понравилась школа? – Елена выложила в тарелку салат из морской капусты и выжала на него половинку лимона.
– Не понравилась, – подтвердил Данилов. – Но я действительно вел себя хорошо. Никому не нагрубил. Кстати, Лен, а я Никите знаешь кто? Гражданский отец!
– Логично, – одобрила Елена. – Ты же – гражданин. Это тебя Валентина так обозвала?
– Она спросила, какой я отец Никите – настоящий или гражданский.
На громкий смех Елены прибежал Никита.
– Анекдоты рассказываете?
– Нет, о работе разговариваем, – ответила сквозь смех Елена.
– А вот я, если бы был врачом, не стал бы работать ни на «скорой», ни в роддоме, – ни с того ни с сего заявил Никита.
От удивления Елена перестала смеяться.
– Почему? – спросила она.
– Это очень тяжелые и финансово невыгодные работы, – серьезно и, как показалось Данилову, чуточку снисходительно пояснил Никита. – Далеко не самый лучший выбор для врача…
– А какой он – самый лучший выбор? – заинтересовался Данилов.
– Пластическая хирургия. Вон Тауб пока работал пластическим хирургом, зарабатывал куда больше, чем у Хауса…
– Ты смотришь «Доктора Хауса»? – Глаза Елены сделались круглыми. – Разве я тебе разрешила?..
– Но ты и не запрещала, – пожал плечами Никита. – А потом, там нет ничего такого…
– И тебе это интересно?
– Конечно, мам, мне же хочется побольше узнать о вашей работе.
– По «Хаусу»?
– Ну не по «Интернам» же! – поморщился Никита. – А что вы улыбаетесь? Разве я не прав?
– Прав, – подтвердил Данилов. – Я и сам подумывал о пластической хирургии, пока не познакомился с твоей мамой.
– Какая связь между мной и мыслями о пластической хирургии?
– Я понял, что столь совершенную красоту мне создать никогда не удастся, и пошел в анестезиологи.
– Ну, Данилов… – Елена развела руками. – Умеешь ведь порадовать, когда хочешь. Такого комплимента я еще не слышала…
– Так мне можно продолжать смотреть «Доктора Хауса»? – Никита поспешил воспользоваться душевным состоянием матери в корыстных целях.
– Можно. – Елена махнула рукой. – Раз уж смотришь, то лучше делай это с моего ведома.
Обрадованный ребенок поспешил исчезнуть, пока она не передумала.
Данилов подумал о том, что при встрече надо будет обязательно рассказать матери о родительском собрании. Хотя бы потому, что раньше ему никогда не доводилось бывать на подобных мероприятиях. Интересно, что скажет мать? Заодно можно будет и затронуть вопрос с Никитиным переводом…
– Я не хочу никуда переводить Никиту, – словно прочитав его мысли, сказала Елена, возвращаясь к своей морской капусте. – Здесь уже все нам знакомо, а как будет там – это еще бабушка надвое сказала. Да и зачем нам со Светланой Викторовной лишний повод для трений?
– А почему Никита должен стать поводом для трений?
– У моего сына далеко не идеальный характер. Кому, как не мне, это знать. Вдруг он не сумеет оправдать оказанного ему высокого доверия? Нет уж – пусть лучше учится, где учился. Кстати, ты заметил, что ребенок просто счастлив оттого, что ты сходил в школу?
– Не заметил, – честно признался Данилов. – Да и что тут такого?
– Не скажи, – покачала головой Елена. – Ему очень приятно, что ты принимаешь участие в его делах. Да и мне тоже… Спасибо, Вовка.
– Если бы у меня в кармане лежал белый накрахмаленный платок, я бы сейчас прослезился, – ответил Данилов. – Больно уж трогательно все это.
– Я прослежу за тем, чтобы ты не испытывал недостатка в белых накрахмаленных платках, – пообещала Елена.
– Не смей! – притворно ужаснулся Данилов. – Тогда я превращусь в слезливого меланхоличного идиота… Давай лучше коньяку выпьем.
Давай, – согласилась Елена. – Под шоколадку. Отметим первое в твоей жизни родительское собрание!
– А что – мне понравилось. – Данилов достал из одного шкафа бутылку, из другого – рюмки, поставил их на стол и открыл дверцу третьего шкафа, в котором должны были лежать плитки с шоколадом. – А шоколад-то тю-тю, испарился.
– Главное, что коньяк не испарился. – Елена взяла из вазы, стоявшей на подоконнике, яблоко и улыбнулась.
– Чему ты улыбаешься?
– Вспомнилось из Довлатова: «Как обычно, не хватило спиртного, и как всегда, я предвидел это заранее. А вот с закуской проблем не было. Да и быть не могло. Какие могут быть проблемы, если Севастьянову удавалось разрезать обыкновенное яблоко на шестьдесят четыре дольки».
– Ну у тебя и память! – восхитился Данилов.
– Учеба в медицинском институте хорошо тренирует. А потом, я мало что помню наизусть. Разве что самое-самое…
– Про выпивку и закуску, – покивал Данилов, разливая коньяк по рюмкам. – Только на шестьдесят четыре части не режь, и четырех хватит. Это все же фрукт, а не сырокопченая колбаса…
Ночью Данилову приснилась классная руководительница Никиты. Валентина Антоновна лежала в родовом зале, а по бокам от нее стояли двое мужчин в белых халатах.
– Знакомьтесь, доктор, – сказала она Данилову. – Вот это – биологический отец моего ребенка, а это – гражданский. Они оба будут присутствовать на родах и следить за тем, чтобы вы не напороли косяков.
– Я косяки не порю, – вежливо ответил Данилов. – Я провожу обезболивание.
– А нам можно? – хором спросили отцы.
– Когда будете рожать – непременно! – ответил Данилов и проснулся.
На часах было семь минут шестого.
«Пока заснешь – уже вставать пора», – решил Данилов.
Он осторожно, чтобы не разбудить чутко спящую Елену, он встал и прошел в ванную. В кои-то веки можно было побриться не в привычной спешке, а с чувством, толком и расстановкой.
