– Не так быстро, сынок. Удели мне немного времени, если тебе не трудно. Два отказа от поединков подряд, для новичка это не совсем обычно. Да и с адмиралом ты не захотел играть…

Ричард замер, как мелкий, неопытный воришка, застигнутый врасплох. А когда обернулся, то не поверил своим глазам. Эту человеческую фигуру, сидящую на металлической конструкции в позе старой, задохнувшейся от собственного надрывного лая собаки, с равнодушно склонённой вниз головой даже в полумраке нельзя было ни с кем перепутать.

– Бульдог Билл?! Мистер Пикфорд, но как Вы здесь…?

– Бульдог, бульдог, так вернее, – не стал возражать босс. – Присядь-ка рядом. У нас не так много времени, просто хочу ещё раз убедиться, что это ты, мой доблестный сотрудник – Ричард Воскобойникофф!

Корреспондент в своём маскарадном костюме сел рядом на прямоугольный каркас, служащий, по всей видимости, остовом для каких-то сценических декораций, и от волнения стал застёгивать на все пуговицы свой расшитый золотой нитью, пёстрый камзол.

– Ай, красавец, ай, молодец! Можно сказать, гордость местной редакции «Associated Press», – саркастически похвалил его вид шеф, – представляю, кто тебя втянул в этот карнавал, – он даже негромко хохотнул, но потом сделался совершенно серьёзен. – Ты ещё не забыл на кого ты работаешь, сынок? Мир стоит на пороге новой мировой войны, япошки не сегодня, завтра заблокируют Гонконг с моря, а потом и доберутся сюда по суше на своих маленьких кривых ножках. А ты, похоже, с головой дал себя одурачить этой циничной и безжалостной стерве – Милинде Кроуз! И теперь играешь в её игры? – Пикфорд только за ухо не потрепал «негодного мальчишку», зато больно ущипнул его за руку, чуть повыше локтя.

– Это Вас не касается, мистер Пикфорд! – одёрнув руку, попытался с достоинством своего театрализованного века отбить выпад корреспондент. – Речь идёт о сугубо личном деле, затрагивающим только меня и интересы одной аристократической особы, которую Вы назвали…

– Безжалостной и циничной стервой, – бульдог Билл спокойно договорил за не решившегося повторить этот бульварный эпитет корреспондента, – да ещё работающей, ко всему прочему, на японскую разведку.

– А мистер Кроуз?! – Ричард поймал себя на мысли, что его сейчас больше всего волновало не то, что он так бездарно попал впросак с Клеопатрой, а то, знает ли его новый приятель, чем занимается его жена.

– Мистер Кроуз! – снова расхохотался Бульдог Билл. – Пойдём отсюда, сынок, мы и так уже засиделись, пора сваливать, если ты, конечно, не желаешь вызвать на поединок меня!

– Как, и Вы тоже, мистер Пикфорд? – обомлел корреспондент. – Вы тоже участвуете во всём этом маскараде?!

Но шеф уже энергично подталкивал его в сторону тоннеля, который должен был их вывести наружу из здания масонских собраний. Однако Ричарду казалось, что он вместе с воздухом, пропахшим летучими мышами увлекает его в полную неизвестности чёрную космическую бездну.

В воскресный вечер в Агентстве никого, кроме дежурившей за телетайпом Мэри-Энн не было. (Пикфорд сначала на своём «Форде», оставленном недалеко от чёрного хода, завёз Ричарда в гостиницу переодеться. «Только новички и дурачки так поступают», – недовольно проворчал он по поводу необходимости возить своего горе-сотрудника по городу в нелепом маскарадном костюме). Девушка сильно удивилась их появлению в столь поздний час, и корреспонденту даже показалось, заметно встревожилась.

– Мистер Пикфорд, – обратилась она к шефу, вспорхнув мелкой пташкой со своего рабочего места.

– Оставь нас, иди домой! – бульдог Билл, даже не взглянув в её сторону, направился прямиком в свой кабинет.

Зато Ричард, проследовавший за ним, не упустил случая смерить девушку ещё раз своим холодным уничтожающим взглядом, от чего Мэри-Энн вся зарделась, как прилежная курсистка, не выучившая урок, и только сильнее прижала к груди какие-то папки, которые, видимо, собиралась положить на стол Пикфорду.

– А на девчонку ты зря дуешься, – выдохнул шеф, усаживаясь за стол. – Я просто попросил её повнимательнее присмотреться к тебе, только и всего. А она без умолку потом целый день трещала мне, какой ты чудесный парень. Мэри-Энн ведь, знаешь, Ричард, мне как дочь.

Что это всё значит, «как дочь»? Корреспондент с сомнением всматривался в лицо Пикфорда, пытаясь отыскать хоть малейший намёк на попытку босса, при помощи игры на его чувствах, прикрыть своего тайного осведомителя. Но, чем дальше он изучал лицо Бульдога Билла, тем больше убеждался, что тот, скорее всего, не лгал.

– Ну, чего ты уставился? Я хорошо знал её отца. Он тоже работал на нас, пока шесть лет назад не умер от заражения крови. Глупо так всё вышло, повредил себе палец о какую-то дурацкую проволоку, мастеря ей воздушный шар с корзинкой. Она тогда была ещё совсем девчонкой. Я ему перед тем, как он отдал Богу душу, пообещал присмотреть за ней. Её мать ещё при его жизни начала сильно прикладываться к бутылке. На неё какая надежда? И он, и я это прекрасно понимали… Да что ты так смотришь на меня, чёрт подери!

Ричард виновато опустил глаза в пол. А сам думал, кто же из них двух врёт. Он прекрасно помнил, что Мэри-Энн рассказывала историю знакомства с бульдогом Биллом совершенно иначе. Он специально приходил на курсы машинисток в американское консульство, чтобы выбрать наиболее способную девушку, а потом рвал на себе от ярости волосы оттого, что на машинке Линь Юйтана, видите ли, не нашлось нужных составных частей к некоторым иероглифам рукописи Ся Бо.

– Вы сказали, что Милинда работает на японскую разведку, мистер Пикфорд?

– Об этом не знают здесь только грудные младенцы. Она чаще крутится возле этого чудовища Изаму Такагоси, чем находится в компании своего мужа, – босс смачно выругался, как это умеют только жители американского Юга.

– Они меня чуть не сбили на «Паккарде» в то утро, когда я прибыл в Гонконг. А когда я рассказал эту историю мистеру Кроузу, он, как мне показалось, весьма ею заинтересовался, – Ричард всё ещё не поднимал глаз на Пикфорда.

– Боже мой, боже мой… Ты уже и с Кроузом успел сойтись, – теперь бульдог Билл даже не пытался скрыть своей полной растерянности и изумлённости.

– Ричард, сынок, ты кто вообще такой, а? – он пристально всматривался в своего чудо-сотрудника, чуть наклоняя по-собачьи голову набок. – Ты откуда свалился на мою седую голову? Нет, ты скажи, я пойму! Я здесь за последние 30 лет проиграл в карты 8 государственный тайн только для того, чтобы в итоге выиграть 10 для своей Родины! А ты с первого дня сошёлся не только с Кроузом, но и успел вляпаться в доверие к его воистину удивительной жёнушке! Я не оговорился, именно «вляпаться»! – шеф даже для пущей убедительности картинно заломил руки.

– Я и сам не понимаю, Билл, что со мной происходит, – он впервые назвал шефа по-приятельски «Биллом». – А Вы откуда знаете мистера Кроуза?

Ричарду нужно было хотя бы о чём-то спросить, чтобы совсем уж не впасть в безнадёжное уныние. К тому же, он хорошо помнил, что часть непереведённых листков рукописи Ся Бо каким-то образом попала к шефу. А уж от него как-то подозрительно легко через секретаршу Пикфорда к нему.

– Ты ещё здесь? – крикнул шеф Мэри-Энн, распахивая модную полупрозрачную дверь своего кабинета.

– Вот, уже собралась уходить, – виновато откликнулась девушка.

– Принеси нам бутылку коньяку, два кофе, а потом и уходи, пожалуй, – Пикфорд помедлил. – Иди сюда.

Мэри-Энн покорно засеменила к «отцу». Он наскоро чмокнул её в темя.

– Коньяк и кофе! Мы работаем! Всё!

– Так, значит, Вы отлично знаете мистера Кроуза, если я Вас правильно понял? – Ричард по возможности пытался как можно меньше отхлебнуть из роскошных коньячных рюмок, вероятно предназначавшихся для очень важных гостей Агентства.

– У тебя может создаться ложное ощущение, сынок, что мы с тобой ровня. А уж, не дай Бог, тебе придёт в голову мысль, что ты одного поля ягода с мистером Кроузом, – шеф отхлебнул, не скупясь из своего бокала.

– По-вашему, я настолько глуп?

– Ахаха! Ещё более! Но тебе, как это ни странно, это идёт тебе только на пользу, – Пикфорду захотелось курить, и он потянулся к бронзовой зажигалке-«чернильнице».

– Я познакомился с ним в те годы, когда ему поручили расследование исчезновения одного престранного человечка.

– Ся Бо? – корреспонденту показалось, что с бокалом коньяка в руке он выглядит солидным джентльменом, осведомлённым во всех тайных делах старого Гонконга.

– Тьфу! – бульдог Билл выплюнул кончик сигары. – Он тебе и об этом рассказал?

Ричард в ответ предпочёл вальяжно кивнуть, рассматривая свои обработанные пилкой ногти, и добавил:

– Он мне кое-что и про тайник успел рассказать.

При слове «тайник», Пикфорд облизнул свои внезапно пересохшие бесцветные губы.

– Ладно, раз уж ты всё знаешь, – он повременил немного, что-то про себя прикидывая, а потом заговорил, вертя в своих лапах коньячным бокалом:

– Та статья в «Снах Британского Льва» об исчезновении Ся Бо, вышедшая в 1894 году – моих рук дело. Да, да. А знаешь почему, сынок? Потому что я всегда был хорошим репортёром! – он со значением наклонился к Ричарду. – И на месте происшествия я оказался раньше Кроуза и всей этой грёбаной Британской Колониальной полиции, – бульдог Бил довольно оскалился.

– И что же Вы там увидели? – Ричард даже забыл про свой коньяк.

– Тайник! Тайник Ся Бо, – Пикфорд снова щедро отхлебнул из своего бокала.

– Но разве тайник обнаружил не мистер Кроуз? – удивился корреспондент.

Бульдог Билл разразился гомерическим хохотом, а потом его лицо снова стало злой «бульдожьей мордой».

– Нет, повторяю тебе, нет! Тайник нашёл я.

– Но, как тогда Самоучитель оказался у Кроуза?

– А их там было два, – невозмутимо пояснил бульдог Билл и клацнул зубами.

– То есть как два? – Ричард отставил свой наполовину опустевший бокал на стол, прямо на какие-то важные бумаги босса.

– А вот так, два! – снова убеждённо подтвердил Пикфорд. – Там были две почти одинаковые бухгалтерские книги, исписанные китайскими иероглифами.

– Но, почему же Вы не взяли себе обе, если имели такую возможность?

– А ты бы так и сделал на моём месте? – ухмыльнулся Бульдог Билл.

– Почему нет? – ответил ему корреспондент открытой и белозубой, чисто американской улыбкой. – Если удача сама плывёт к тебе в руки, хватай её за хвост!

– Ну и дурак! Теперь я понимаю, почему эта сучка так легко окрутила тебя. Ты понял, о ком я, – обругал его Пикфорд.

Ричард выразил на своём загорелом лице кинокрасавчика нескрываемую обиду.

– Пойми ты, дурья башка, Кроуз, который, безусловно, тоже бы добрался до тайника, не поверил бы, что от Ся Бо осталось всего лишь несколько старинных монет и связка ничего не значащих писем. Весь Гонконг полнился слухами о его несметных богатствах. А главное, о какой-то дьявольской книге, при помощи которой он выигрывает во все игры. К тому же, Кроуз знал, что на месте пожарища уже побывали представители прессы. Он бы из меня всю душу вытряс. – Бульдог Билл перевёл дыхание, – никогда не бери больше, чем можешь унести, сынок. Налей-ка нам ещё понемногу.

Ричард не замедлил исполнить приказание босса.

– Даже боюсь спросить Вас, мистер Пикфорд.

– Да, знаю я, о чём ты хочешь спросить, – махнул рукой бульдог Билл, – пытался ли я её переводить, и о чём там идёт речь? Разумеется, пытался. На протяжении многих лет, используя самых разных переводчиков. Мэри-Энн тебе, наверное, и об этом успела проболтаться, а? – шеф испытующе посмотрел на Ричарда.

– Нет, она сказала только о том, что Вы хотели зачем-то перепечатать рукопись, причём сравнительно недавно. Зачем? – Ричард попытался сказать это как можно более холодно и спокойно.

Бульдог Билл взметнулся из-за стола. Лицо его побагровело, а глаза повыпрыгивали из орбит.

– Я в порошок сотру эту маленькую дрянь! – взревел он нечеловеческим голосом.

– И это свою-то названную «дочь»? – так же ровно сыронизировал репортёр.

– Заткнись, мальчишка! – Пикфорд ударил со всего маху кулаком по столу так, что его бокал опрокинулся и со звоном рухнул на пол. – Не лезь не в своё дело!

Ричард понял, что настало его время повышать ставку.

– А что если мистер Кроуз, мой хороший приятель, – с особенно издевательской улыбочкой пояснил репортёр, – от кого-нибудь узнает, что Вы пытались перепечатать его рукопись.

– Это рукопись Ся Бо, – задыхаясь, прохрипел Бульдог Билл, – и потом с чего ты взял, что я перепечатывал рукопись Кроуза. Я же ясно сказал, что в тайнике их было две! А значит, мы с Кроузом в равных условиях. Если я вор, то он и подавно!

– Вот Вы и потрудитесь объяснить всё это сами мистеру Кроузу. А потом ведь прошло столько лет, – Ричард сделал вид, что делает вычисления в уме. – Кажется, 45, не так ли? И Вы хотите уверить меня, дорогой мистер Пикфорд, что только теперь всерьёз взялись за это дело, а всё это время она Вас не интересовала? Зачем Вы пытались её перепечатать?

– Не твоё дело, щенок! Рукопись моя! – бульдог Билл, казалось, в любую секунду был готов броситься на Ричарда и перегрызть ему горло.

– Нет-нет, дорогой мистер Пикфорд никакой второй рукописи не существовало, Вы просто украли её у Кроуза, – с невозмутимым спокойствием подытожил корреспондент, допивая свой коньяк. – И у меня есть вещественные доказательства.

– Какие ещё к чёрту доказательства? – проревел Билл Пикфорд.

– Доченька-то Ваша приёмная, Мэри-Энн, сохранила забракованные листочки, лень ей было до мусорной корзины ходить, ножками переступать. А теперь эти листочки у меня. Так-то.

Какое-то время Пикфорд осознавал сказанное, если его состояние в этот момент вообще можно было назвать сознательным, а потом заговорил изменившимся голосом.

– Ричард, сынок, – он явно пытался придать всей ситуации совершенно иной оборот, – выслушай меня спокойно, без эмоций.

(«Как должник с кредитором заговорил» – злорадно подумал корреспондент)

– Я, я, попал в безвыходное положение… Это всё Милинда, – Пикфорд снова крепко выругался, – это она украла рукопись. Клянусь! Она, как бы это сказать, стала рабыней Такагоси, ну ты его знаешь. И он приказал ей сделать это. А она не могла ему отказать. Ты же знаешь правила Игры. Ну, знаешь же!

– А причём здесь тогда Вы? – корреспондент бесцеремонно обнюхивал дорогую сигару, извлечённую им из чёрной с золотой каймой коробки, стоящей на столе у шефа.

– А я был тогда рабом Милинды в этой проклятой масонской головоломке, и она сказала, что я должен перепечатать рукопись. Но Мэри-Энн, наверняка, тебе проболталась, что у меня из этой затеи ничего не вышло, точнее, рукопись удалось перепечатать частично. Ну не может эта чёртова машинка набрать все тамошние дурацкие иероглифы!

На бульдога Билла было жалко смотреть. Он выглядел как нашкодивший пёс, получивший по морде тапком.

– Как же это понимать? То есть Вы, сраный патриот Соединённых Штатов, передавали какие-то материалы агенту японской разведки?! – начал наседать Ричард и даже сломал сигару.

– Говорю же, у меня не было выхода! И потом, разве это какая-то государственная тайна? Ну, подумаешь, какие-то записочки этого сумасшедшего Ся Бо.

– Записочки человека, который никогда никому не проигрывал. А ты не подумал, старый дурак, что в этих «записочках» может быть и то, как никогда не проигрывать в войне! – Ричард встал со своего стула и грозной тенью навис над Биллом Пикфордом, который теперь казался и вправду, будто сжавшимся маленьким щенком.

Внутренне корреспондента разбирал смех от той ахинеи, которую он нёс в данную минуту. Но торжество победителя не давало вырваться этому смеху наружу, продолжая придавать ему грозный вид. «Это тебе и за эсминец «Коннектикут», и за «мальчишку», и за всех остальных сотрудников Агентства, думал Ричард. Будешь знать старый пёс, как издеваться над людьми».

– И ведь где перепечатывал? В американском консульстве! – продолжал наступление разоблачитель.

– Ричард, ну что ты хочешь от меня? – взмолился бульдог Билл, и даже руки сложил умоляюще, «лодочкой». – Ты ещё сам узнаешь, какую безжалостную вещь подкинул нам этот дьявол Ся Бо!

– Вы хотите сказать?

– Да, да, именно это я и хочу сказать, будь он неладен! Всё началось с него. А вся эта масонская хрень собачья с призмой, с идеей равенства, всё это только прикрытие для Игры.

Ричард с удовлетворением про себя отметил, что нечто подобное ему говорила Клеопатра в ночь похищения.

– Прежде, чем он исчез, он уже посеял вредоносные споры.

– Тогда скажите мне, откуда Вы знали, что я отказался от поединков? Ведь по Регламенту об этом могут знать только члены Высшего Совета Судий, которые и понижают цветовое достоинство игрока.

– Нет, нет, Рич, что ты! Ты переоцениваешь меня! Я просто внимательно наблюдал за всей вашей тёплой компанией из-за кулисы. И видел, как Милинда выводила тебя на нужных игроков. Только идиот не понял бы, для чего это делалось.

– И для чего же?

– Эта стерва подкладывала тебя под них, – бульдог Билл с тоской посмотрел в окно на сгустившиеся сумерки, только что не завыл.

– Может быть, наоборот, она дарила мне рабов, – усмехнувшись, возразил корреспондент, – и потом, откуда вы узнали, что поединки не состоялись?

Пикфорд молчал примерно минуту, и Ричарду было отчётливо слышно, как тикают огромные, почти в человеческий рост, антикварные часы в его кабинете.

– Видишь ли, сынок, я 30 лет играю в «Дьявольскую радугу». Милинда не стала бы дарить рабов даже Царю Соломону, попроси он её об этом, стоя на коленях. Да и к чему это делать всего на одну неделю? А вот понижать цветовое достоинство, раз за разом, из недели в неделю, – шеф быстро повернул голову и посмотрел Ричарду прямо в глаза, отчего тот почувствовал, как начинают потеть его ладони – это может иметь далеко идущие последствия.

(«Он всё понял, старикан Билл!»)

– И она наверняка наплела тебе, что находится в рабстве у Кроуза, а он Белый Господин?

Ричард был поражён, насколько быстро Пикфорд раскусил их «хитроумный план», а потом ещё несколько секунд раздумывал, стоит ли выкладывать ему правду.

– Ну, что-то в этом роде, – неопределённо пожимая плечами, ответил корреспондент.

К бульдогу Биллу вернулось прежнее душевное равновесие, он снова почувствовал, кто здесь босс. И к его смеху теперь возвратилась былая раскатистость и покровительственность.

– Кроуз вообще не играет! Он никогда, слышишь ты, никогда не участвовал в «Дьявольской радуге»! – с этими словами Пикфорд помахал сигарой перед носом оторопевшего Ричарда. – Это я тебе говорю.

– Но тогда кто, Такагоси? Она пытается избавиться от его гнёта?

– «Гнёта», слово-то какое подобрал, – поехидствовал босс. – По мне, сынок, Белый Господин – это вообще миф. Да, теоретически его появление возможно, но…

– Один случай на более чем восемьсот тысяч, – выпалил Ричард, памятуя о вычислениях Сянь Пина.

– Вот-вот, ты в курсе, – он опять наклонился к Ричарду через стол и почему-то заговорил сдавленным шёпотом. – Послушай, Рич, людей во всём Гонконге вдвое меньше. По-моему, так Милинда просто водит тебя за нос. А планы у неё, на самом деле, совсем другие. Ты не знаешь, что это за женщина! – в глазах бульдога Билла сверкнул испуг, смешанный с восхищением.

– Планы другие, – механически повторил корреспондент, рассматривая свой отсвечивающий янтарём бокал.

– Но раз уж так получилось, может, ты попробуешь кое-что выведать у этой стервы для меня? – осторожно, почти заискивающе спросил Пикфорд.

Гостиничный портье, как ему показалось, с каким-то особым, нарочитым уважением приветствовал его уже за полночь, передавая ключ от номера. Будто был он не простым постояльцем, а, по меньшей мере, вице-королём Индии, неизвестно какими перипетиями судьбы оказавшийся в их скромном приюте. Ричард брезгливо сморщился, вспомнив сегодняшний маскарад, и быстро проследовал к себе.

Горячей воды в номере почему-то не было. Открытый кран издавал лишь предсмертные хрипы и стоны раненного кашалота. Корреспондент наскоро сполоснул лицо холодной водой и как есть, в ботинках завалился на кровать. Ему казалось, что сегодняшний день высосал его изнутри, как толстый гурман с особой тщательностью высасывает мозговую косточку. Но, если раньше Ричарду хотелось всё бросить, от всего отказаться, ускользнуть, растворится, исчезнуть, то теперь он думал, лишь о том, как бы наилучшим образом сыграть в эту игру и выйти из неё победителем! Игра невероятно быстро затягивала. Неясные планы Милинды интриговали. Бульдог Билл, Кроуз, таинственная фигура Ся Бо, японская разведка… Нет, от всего этого отказаться было просто невозможно. Уже невозможно.

Рассказать обо всём Кроузу? Но, если верить Пикфорду, тот мог вообще ничего не знать об Игре. А потом, ведь Милинда хоть и порядочная стерва, но его жена. Станет ли он играть против неё, даже если в её планы входит вторичное разрушение Иерусалимского Храма? Как это по-русски? Муж и жена – один Сатана? Но поговорить с ним, во всяком случае, необходимо. Ричард поймал себя на мысли, что безотчётно доверяет Кроузу, и что тот, в любом случае, не причинит ему вреда. С верой в то, что Джозеф Кроуз – его истинный друг, широко и сладко зевнув, он провалился в глубокий вентиляционный тоннель, пахнущий летучими мышами и ещё чем-то. Ему показалось, что это был запах азарта, сулящего удачу.

Когда Ричард был совсем ещё ребёнком (задолго до Великой Депрессии), отец, будучи важной шишкой в Сан-Франциско, водил гулять его на набережную кормить чаек. Мальчик мог поклясться, что завидев его статную, могучую фигуру на причале, буксирные тралы посылали в их сторону приветственные протяжные сигналы. Это чайки, говорил отец. «Тиайки», повторял сын, путавший в то время английские и русские слова. «Пап, а почему ты говоришь «чайка», а мама «seagull»?» «Потому, что на разных языках эта птица называется по-разному». Ричард неловко бросил хлебный мякиш в воду. Как интересно, оказывается любые вещи можно называть как угодно, как тебе вздумается! Но взрослые почему-то не разделяли того мнения, о котором говорили сами, и ему нередко доставалось от матери по губам за выдуманный им произвольный, тарабарский язык.

А вообще-то было хорошо до Великой Депрессии. В ноябре 1929-го отец с того самого причала, с которого они вместе кормили чаек бросился в воду вниз головой… Ричарду шёл 15-ый год и буксирные тралы в заливе Сан-Франциско выли как обезумившие от горя волки, потерявшие вожака…