В июне 1996 года я обратилась к своему терапевту по поводу маленького уплотнения на внешнем крае левой груди. Он не счел его важным и сказал, что очередь к специалисту-онкологу в нашем районе составляет три месяца и у меня нет нужды идти к нему. Я обратилась за вторым мнением и в июле оказалась у частнопрактикующего хирурга. Он заявил: «Если у вас когда-нибудь появится рак, он не будет иметь ничего общего с этой опухолью». Я потребовала провести биопсию, но мне ответили, что опухоль слишком маленькая, чтобы до нее добраться. Тогда я не знала (и мне не сказали) об ультразвуковом сканировании. В ноябре опухоль можно было заметить при подъеме руки, а в декабре я вернулась к частному хирургу, чтобы он ее удалил: государственные врачи наверняка решили бы, что это «не срочно». Через два дня он удалил ее под местной анестезией и, когда я слезала со стола, заметил: «Ставлю миллион фунтов, что биопсия будет отрицательной». Как жаль, что я не поймала его на слове! Через десять дней я вернулась, чтобы снять швы, и мне сообщили, что опухоль злокачественная и потребуется новая операция. Наконец-то меня отправили к государственному онкологу, который сделал все от него зависящее, встретившись со мной через два дня и назначив операцию на следующую неделю.

Я была глубоко потрясена тем, что мои попытки все делать правильно не привели к ранней диагностике, которая, как известно, очень важна, а терапевт с хирургом постоянно уверяли меня, что это не рак. Никто не воспринял меня всерьез и не сделал ничего, чтобы помочь.

Джейн была одной из первых, к кому я обратилась за советом и поддержкой. Она велела мне немедленно прекратить гормонотерапию и не употреблять молочные продукты. Я знала о ее теориях несколько лет, и выводы из них казались мне здравыми. Я восхищалась ее отношением к собственным, более серьезным по сравнению с моими проблемам, а также научным подходом к альтернативным методам лечения, которые отрицало британское медицинское сообщество. По крайней мере, я могла себе помочь, пока специалисты-медики распланировали мою жизнь на три месяца вперед, назначив лампэктомию, удаление лимфатических узлов и последующую радиотерапию. Химиотерапия не понадобилась, поскольку мои лимфатические узлы были чистыми. К недовольству онколога, я отказалась принимать тамоксифен. Похоже, она сажала на него всех своих пациенток, даже не заглядывая в их историю болезни. За год до этого у меня были обнаружены аномальные маточные клетки, и я знала, что тамоксифен может увеличивать вероятность рака матки.

Работая в университете, я имела возможность читать медицинские исследовательские статьи и в одной скандинавской работе нашла упоминание о Бристольском онкологическом центре. Из исследования становилось ясно, что ежедневные высокие дозы коэнзима Q₁₀ уменьшали опухоль молочной железы. Британские исследователи, с которыми я пыталась это обсудить, полностью отрицали такую вероятность. Тем не менее я принимаю его уже три года.

Мне кажется, на этой относительно ранней (три с половиной года после постановки диагноза) стадии не следует искушать судьбу и говорить что-то определенное, однако сейчас я преодолела побочные эффекты радиотерапии, которые выматывали меня почти два года. Я неплохо себя чувствую, хотя до сих пор очень осторожна, и внимательно слежу за вероятными проблемами. Я делаю все, чтобы снизить риск повторного возникновения опухоли, питаясь правильной и здоровой пищей. В мой рацион входит много фруктов, овощей и рыбы, меньше насыщенных жиров и никаких молочных продуктов, кроме редкого бутерброда с сыром, которому я не могу сопротивляться – это единственное, чего мне по-настоящему не хватает.

Если замена молочных продуктов соевыми (не генномодифицированными) или растительными маслами может снизить вероятность появления или возвращения рака молочной железы, попытаться стоит – не так уж это и сложно по сравнению с тем, чему является альтернативой.

Дополнение к этой главе приводится ниже.