VI
Дорога раскатывалась под колесами гладким сукном. Недавно на этом участке провели ремонтные работы, и шоссе приятно чернело свежим покрытием, на котором ранее проехавшие машины оставили пыльные следы. До этого путь представлял собой опасную полосу препятствий с ямами, трещинами, провалами и неаккуратно наляпанными «заплатками». «Пятьдесят оттенков серого», – метко высказался Пашка об асфальте, заплатки которого и правда представляли собой всю гамму оттенков этого цвета – от самого светлого до почти черного. На неотремонтированном шоссе то и дело попадались венки и запыленные букетики искусственных цветов, прикрученные то к погнутым ограждениям, то прямо к стволам деревьев. «А кто-то считает такие участки дорог аномальными зонами и списывает все беды на призраков. Да причина всей «аномальности» вот в этих «пятидесяти оттенках серого», – невесело усмехнулся Олег Бойцов, когда внедорожник в очередной раз ухнул колесом в выбоину. Он уже решил, что такая «полоса препятствий» будет тянуться до места назначения, но после деревеньки Остахово, прямо за указателем, его ожидало свежее покрытие. «А ну-ка посмотрим, насколько у вас хватило энтузиазма и бюджета», – подумал Олег и достал из бардачка пачку сигарет.
– Третья! – ехидно откомментировала Лика. – В час по сигарете. Ну что ж, Ягуар, для бросающего курить уже неплохой результат. Сколько там в пачке? Двадцать? Значит, четыре часа в сутки проведешь без курева.
– Помолчи уж, – буркнул он, но пачку, чуть помедлив, сунул обратно в бардачок. Вот ведь язва! Всю дорогу молчала в отличие от шебуршившихся сзади пацанов, то хихикающих, то вяло переругивающихся, а сейчас «прорезалась». Будто мало ему отвлекающего шума с заднего сиденья!
– Я молчу, молчу, Ягуар, – ухмыльнулась Лика, чрезвычайно довольная тем, что смутила его.
– Вот и молчи, не мешай думать.
– Да если бы ты о деле думал, а то ведь… – отпустила она шпильку и отвернулась к окну. Олег промолчал, потому что иначе бессмысленная дискуссия грозила разгореться на добрых полчаса: Лика любила, чтобы последнее слово оставалось за ней. Не ответил он ей еще и потому, что она, как в большинстве случаев, оказалась права. Думал Бойцов совершенно не о деле.
Настроения не было со вчерашнего вечера, и утром его мрачность лишь усугубилась. И даже гладкая, без единой выбоины, дорога не помогла его исправить. Олег злился на себя за то, что сорвался с места так спонтанно, не подготовившись как следует, в порыве уехать из удушающей Москвы на пару дней. А еще больше злился на себя за то, что поддался на провокации Алисы, хоть и клялся себе выдерживать в разговоре с нею холодное спокойствие. Пожалуй, она была единственным человеком, способным в краткие сроки вывести его из себя. Поистине талантом обладала! Знал бы он в свои молодые годы, что к длинным ногам, узкой талии и кукольному личику неприятным «бонусом» прилагается истеричность, капризность и умение манипулировать! Обошел бы он тогда ее осторожно, как ядовитую змею, и продолжил себе путь дальше. Но в двадцать с небольшим много ли у него жизненного опыта было? Попал в ловушку, «отравился» красотой, а последующие десять лет уже Алиса отравляла ему жизнь. Впрочем, были у них и счастливые моменты… Например, Аня. Впрочем, девятилетняя Аня, неожиданно быстро выросшая, еще не осознавшая до конца своей нераскрытой, но обещающей вот-вот распуститься нежным бутоном красоты, была не только его счастьем, но и тем слабым местом, в которое так метко била Алиса. Вот и вчера весь сыр-бор разгорелся из-за дочери. После развода девочка жила с матерью, но дважды в месяц приезжала по договоренности к отцу. Сейчас была очередь Олега проводить выходные с ней, и он уже составил довольно насыщенную культурную программу, которая включала в себя поход и в кино, и в парк аттракционов, и обед в их любимом кафе, и просто домашнее дуракаваляние и обязательную битву подушками перед сном. Но Алиса все испортила. Вчера с утра позвонила ему в офис и сладким голосом пропела в трубку: «Котик, ты не сердись, но Аня эти выходные проведет со мной. Вечером мы едем в аэропорт. Улетаем на две недели в Италию. Ребенку нужно море! А тут такое хорошее предложение…» Вот так. И плевать ей на договоренности и на его отцовские чувства. И на то, что Аня, едва начав учебный год, пропустит две недели занятий в лицее. Олег еще старался держать себя в узде, не сорваться, привел различные разумные доводы. Но взывать к разуму и совести Алисы – все равно что идти на танк с вилами. И он сорвался – с места в карьер, рыча и некрасиво покрываясь красными пятнами гнева. Сорвался еще и потому, что знал, с кем эти две недели проведет Алиса, а значит, и его дочь. Ему-то было плевать на новые отношения бывшей жены, но беспокоило то, что на заграничном курорте девочка будет предоставлена сама себе. Почему бы Алисе не улететь на отдых со своим, как его там… Валериком? А Аню на эти две недели оставить ему. Он бы нашел, как развлечь дочь.
Вспомнив вчерашний разговор, Бойцов заскрежетал зубами и опять вытащил из бардачка пачку сигарет. И плевать ему на шпильки Лики! Он приоткрыл окно и с наслаждением выпустил в него струйку сизого дыма.
– Шеф, угости сигареткой! – раздался сзади писклявый голос Матвея.
– Обойдешься, – огрызнулся Олег. – Маленький еще!
– Ага, а как работать двадцать четыре часа в сутки – не маленький? – обиженно засопел парень.
– Ты сам напросился. Никто тебя не принуждает. Здесь все свободны в том смысле, что я никого не держу. Хотите – идите. А не хотите – принимайте мои правила.
– Кто платит, тот и заказывает музыку, – вставила издевательским голосом Лика.
– Одно из моих правил – никто, кроме меня, в машине не курит, – твердо отрезал Олег, проигнорировав реплику. – Второе: если шеф не в настроении, всем молчать! Кто правило нарушит, пойдет пешком.
– У-у, какие мы грозные, – проворчала Лика.
– Ты – первая на выход с вещами.
– Ладно, ладно, молчу! – подняла она руки, будто сдаваясь, но при этом в ее темных глазах мелькнула насмешка.
Какое-то время они ехали молча. И в тишине угрызения совести совсем заели Олега. Чувствовал он свою вину перед младшими товарищами за предполагаемый провал операции. Что путного может получиться из затеи, если он изменил своему главному правилу – не браться за дело спонтанно, без тщательной подготовки? Обычно Олег сам встречался с клиентами. Ему важно было не только выслушать историю, задать вопросы, но и получить четкое представление о самом клиенте. Это ему казалось важным. К тому же на этом этапе происходило отсеивание запросов, которых поступало немало. Олег брался в общей сложности за десять из ста рассказанных ему случаев. Затем, если он решал, что дело заслуживает внимания, передавал его Павлу. И тот оперативно искал подробную информацию о месте, его историю и все, даже самые неправдоподобные легенды. Затем Олег собирал собрание, где Павел «отчитывался в проделанной работе», а потом уже все участники группы «голосовали», стоит ли им браться за случай или нет. Если приходили к согласию, то тогда начиналась подготовка к поездке и исследованиям. Матвей и Павел проверяли аппаратуру, Лика покупала все необходимое, включая продукты, а он сам брал на себя все организационные вопросы – составлял маршрут, выбирал удобные для поездки дни, заказывал, если в этом была необходимость, гостиницу, добивался разрешения на исследования. Все понимали, что от подготовки к экспедиции зависит ее успех. Кому-то, незнающему, такие поездки могли бы показаться увеселительными, кому-то, насмотревшемуся фильмов об охотниках за привидениями, – романтичными. На самом деле все обстояло куда серьезней, потому что даже незначительная ошибка могла бы привести к печальным последствиям.
На этот же раз все пошло вразрез установленным правилам. Во-первых, с клиенткой встретился не он лично, а Матвей. Увы, вести правильно беседы с людьми парень совсем не умеет, но на тот момент лишь он оказался свободен. И, конечно, Матвей потом на вопросы Олега о клиентке ничего не смог ответить, кроме «курочка – ниче так…». О самой усадьбе и причинах, побудивших девушку обратиться к ним за помощью, вообще ничего не знал. Благо клиентка сама собрала подробный материал об этом месте, что значительно облегчило работу Павлу. Но причина ее личной заинтересованности этим делом так и осталась за кадром. Собирались впопыхах, потому что Олег за первой ошибкой допустил вторую: обойдя остальные правила, скомандовал всем срочно собраться. Двигала им тогда злость на бывшую жену и сильнейшее желание уехать из столицы на все выходные. И сейчас, остыв, он с досадой думал, что обязательно случатся накладки: или неисправным окажется какой-нибудь прибор, или выяснится, что они что-то забыли. Маршрут тоже составлялся впопыхах, даже номера в гостинице не забронировали. Но что хуже всего, выезд Олег назначил на пятницу, не связавшись предварительно с районной администрацией и не получив разрешения на исследования. Ошибка на ошибке. Мужчина чувствовал свою вину и понимал, что упреки членов группы, если что, окажутся справедливыми. И оттого злился еще больше.
– Успокойся, Ягуар, – сказала вдруг Лика совсем другим тоном – спокойным, теплым. – Все у нас получится.
– Спасибо, – поблагодарил он ее. И на него вдруг как-то враз снизошло спокойствие, будто именно этих слов и такого уютного, как согревающий плед в дождливую погоду, тона ему и не хватало. Впрочем, если Лика сказала, что все получится, значит, так и будет.
У них и правда получилось: в администрации нужный человек оказался на месте, и договориться с ним не составило труда. В местной гостинице были свободные места. Завтрак, ради которого они остановились в придорожном кафе, тоже оказался весьма недурственным: блинчики – с пылу с жару, вкусные, домашние, кофе – горячий и ароматный. Олег выпил кофе, закурил и впервые за все утро улыбнулся: а жизнь-то, как в том анекдоте, налаживается!
Час ушел на то, чтобы аккуратно вскрыть заколоченные двери усадьбы и выгрузить из машины сумки со всем необходимым. Пока они, мужчины, носились туда-сюда, Лика, уперев руки в боки, прогуливалась взад-вперед, иногда останавливаясь и запрокидывая лицо к небу, а иногда – внимательно оглядывая окна. Олег ее не трогал, знал, что она по-своему «подключается» к этому месту. Сумеет ли она войти в контакт с ним, и как скоро? Лика долго не решалась подняться на крыльцо, будто ожидала специальной команды, но потом вдруг, решительно тряхнув заплетенными во множество косичек волосами, направилась ко входу.
– Эй! Ты там осторожно! Обожди лучше нас! – обеспокоился Бойцов. Самая реальная опасность – обвалившиеся лестницы и прогнившие доски паркета.
Лика не ответила, лишь небрежно махнула рукой, словно говоря этим: «Знаю, знаю…» – и скрылась в помещении. Мальчишки, усевшись на крыльце, принялись распаковывать и приводить в рабочее состояние технику и приборы. Над ними контроль не нужен: они, несмотря на молодость, настоящие специалисты. И пусть на первый взгляд кажутся несерьезными, но, когда дело доходит до исследования, становятся сосредоточенными и щепетильными до скуки. За это Олег их любил и прощал им прегрешения юности.
– Ну, как тебе тут? – спросил он Лику, которая уже оглядывалась в просторном зале, в углу которого были свалены какие-то деревянные ящики.
– Пока ничего. Посмотрим, что наши мальцы нароют.
Усадьба, когда-то блиставшая богатым убранством, сейчас навевала уныние и тоску. Во что же может превратиться настоящий памятник культуры, если его оставить умирать без ухода в одиночестве! Старинный паркет, кое-где еще сохранившийся, был безнадежно испорчен. Во многих окнах отсутствовали стекла, их заменяла простая фанера. Где-то и ее не было, поэтому ветер свободно гулял по помещению, поднимая клубы пыли и сухих листьев. Олег навел фотоаппарат на чудом уцелевшее над дверью лепное украшение и сделал несколько снимков, затем снял потемневшую фреску, на которой уже нельзя было разобрать изображение. Впрочем, лестницы вопреки его опасениям сохранились почти в целости, только широкие перила кое-где уродовали сколы и трещины. Когда они с Ликой поднялись на второй этаж, внизу послышались голоса: парни тоже вошли внутрь. Павел сейчас примется устанавливать камеры, датчики, реагирующие на движения, и аудиоустройства. Матвей займется измерениями радиационного фона, магнитного поля, температуры и влажности. Лучше выйти и не мешать им.
– Пойдем. – Лика тоже поняла, что пора покинуть здание. – Посмотрим соседние постройки.
Когда они спустились по лестнице, то едва не столкнулись с незнакомым молодым человеком.
– Что вам здесь надо? – не совсем вежливо спросил Олег голосом хозяина. Вот и начались неприятности: пожаловали любопытные.
– Э-э… Посмотреть, – ответил молодой человек и поправил очки в тонкой оправе. Из-за его спины, к неудовольствию Олега, вышла невысокая худенькая девушка.
– Нельзя. В усадьбе проводятся работы. У нас есть разрешение. А посторонним вход запрещен.
– Но нам бы только взглянуть ненадолго. Мы не помешаем! – начал уговаривать парень, с жадным любопытством заглядывая через плечо Олега в темнеющее нутро здания. – Десять минут всего. Мы тоже ради дела… Вы ведь ради восстановления усадьбы? И мы тоже.
– Я уже сказал… – начал, раздражаясь, Олег. Но в этот момент девушка легонько потянула за руку своего спутника и тихо произнесла:
– Пойдем, Леш. Не будем мешать. У них есть разрешение, а у нас – нет.
Послышалось ли Олегу некое облегчение в ее голосе, будто девушка была рада тому, что их не пустили внутрь, или просто показалось – не суть. Главное, что незнакомка тут же развернулась и, не дожидаясь своего спутника, вышла наружу.
– Марин, погоди! – окликнул ее парень и вновь обратился к Олегу: – Пожалуйста, мы вам правда не помешаем. Всего десять минут. Только сделать снимки. Я не просто так, из любопытства. Я хочу привлечь к усадьбе внимание общественности и найти спонсоров, чтобы ее отреставрировать. Это же какой исторический памятник пропадает! Вы – со своей стороны, мы – со своей. Глядишь, что-то и получится.
– Молодой человек, поймите, сейчас и правда нельзя: здесь работают наши сотрудники, делают замеры и устанавливают чувствительную аппаратуру, – вмешалась Лика, до этого молча следившая за разговором. Заговорила она с любопытным и не желающим сдаваться парнем таким мягким и уговаривающим тоном, будто беседовала с малым ребенком. – Это чудесно, что вы так интересуетесь усадьбой. Всем вместе нам удастся привлечь к ней внимание и найти спонсоров для ее восстановления. – При этом она метнула многозначительный взгляд на Олега и его записала в спонсоры. И молодой человек радостно, будто дело уже было решено, улыбнулся.
– Вы ведь не местный? – продолжала Лика тем особым грудным голосом, который мог подчинить себе и обратить в свою веру кого угодно – хоть равнодушного, хоть закоренелого упрямца. «Ох, чертовка, умеет, когда надо, пустить в дело свои чары. И надо же, что такая сногсшибательная энергетика и сексуальность направлены совсем в другое русло», – невольно подумалось Олегу то ли с грустью, то ли, наоборот, с радостью. Лика – это тридцать три секрета и ловушки.
– Где вы остановились? – зачем-то спросила она после того, как парень утвердительно кивнул.
– В деревне у моей тети.
Молодой человек назвал улицу и имя своей родственницы, и Лика с ласковой улыбкой кивнула.
– Очень хорошо. Знаете что? Если вы не возражаете, я вас навещу. Поговорим об усадьбе. Идет? А сейчас у нас и правда много работы. Сожалею, что не можем пустить вас внутрь, но как я уже сказала…
Она развела руками, будто и правда сокрушалась, при этом многочисленные фенечки и браслеты на ее руках заколыхались-зазвенели, невольно привлекая к себе внимание.
– Приходите! Мы будем только рады. Когда вас ждать?
– Не могу сказать… Как, простите, вас зовут?
– Алексей.
– Алексей, – одобрительно кивнула Лика. – А вашу прелестную спутницу?
– Марина.
– Алексей и Марина. Вот что, дорогие мои, я обещаю, что заеду к вам, но когда именно – не знаю. Вечером или уже завтра. Все зависит от времени окончания работы и разрешения шефа. – Она насмешливо покосилась на Олега. Тот промолчал, выражая этим не столько согласие, сколько недоумение неожиданным обещанием Лики.
– Ну и что ты тут разыграла? – обратился он к ней после того, как нежеланный зевака удалился. – На кой тебе понадобилось напрашиваться к ним в гости?
– На той, Ягуар, на той… – медленно проговорила Лика, глядя с крыльца вслед удаляющейся паре. – Эта девочка… Как только я ее увидела, меня будто холодом обожгло. Таким, знаешь, арктическим, что на месте превращает в ледяную фигуру. Толкнешь – и, глядишь, упаду и разобьюсь на кучку мелких льдинок.
– Ты давай без поэтических сравнений, дорогая моя.
– А это не поэтические сравнения, Ягуарушка, а самая что ни на есть правда. Это то, что я почувствовала. Девчушка будто смертью помечена. И уже давно, надо сказать.
– Все мы смертью помечены, – хмыкнул Олег. – Бессмертных среди нас нет.
– Это другое, – недовольно поморщилась Лика. – Я пытаюсь тебе объяснить, а ты мне не даешь. Девушка уже давно будто умерла, но все еще живет, словно с кем-то обменялась судьбами и проживает чужую, не свою жизнь, понимаешь? Или, наоборот, может, ее время еще не пришло, но кто-то уже «заказал» ее, так сказать, досрочно.
– Загадки, одни загадки. Ясней не можешь выразиться? – проворчал Бойцов.
– А вот чтобы выразиться ясней, мне и нужно с ней пообщаться. Отвезешь меня сегодня вечерком в деревню?
– Лика, мы сюда не девичьи тайны разгадывать приехали! – возмутился мужчина. – Времени на это нет.
– А как знать, Ягуарушка, может быть, поездка к этой девушке – и не потеря времени, а, наоборот, один из ключиков. Думается мне, не зря она пришла к этому месту сейчас, когда мы здесь. Может, даже за помощью.
– Ну, ты завернула! Вот что, дорогая моя, – копируя ее интонации, с иронией парировал Олег. – Бери-ка регистрационный журнал и начинай его заполнять, раз тебе заняться нечем. Все же какая-то польза. Вот, кстати, и Матвей. Думаю, он тебе уже может что-то рассказать. Правда, Матвеюшка?
Вынырнувший из темного помещения парень с недоумением посмотрел на них обоих, щурясь от яркого солнца и усиленно моргая редкими белесыми ресницами, а затем расплылся в широкой щербатой улыбке:
– А как же, шеф!
1914, поместье Дарьино
Поверила ли Дарья рассказам своей нянюшки или нет – сложно сказать. Непросто сразу принять на веру такие тяжкие обвинения. Но зерно сомнений они заронили. Может, и не так все случилось, как люди шепчутся, но какая-то подоплека у этих разговоров была. Не бывает дыму без огня. Эти смутные сомнения так встревожили молодую женщину, что она даже слегла. Матрена ухаживала за ней, как в детстве, причитая и беспрестанно крестясь, а то принималась в порыве раскаяния винить себя:
– Ох, я и старая дура, развесила уши да распустила язык. А ну, как оклеветали порядочного человека, а я тебя зря растревожила.
– Матрена, не желаю тебя более слушать, – вяло пыталась пресечь эти скверные речи больная.
– И ты не слушай, деточка, не слушай… – вроде и соглашалась няня, но тут же опять начинала ругать себя вполголоса.
Дарья поговорила бы с мужем напрямую, спросила, откуда такие слухи и что произошло с его первой супругой, да только Андрей Алексеич был далеко. Шла война, изредка приходили письма, в которых генерал Седов кратко сообщал – жив-здоров, и настоятельно просил дражайшую супругу беречь себя. Дарья молилась за мужа, но, как ни старалась, даже в молитве не могла забыть о страшном обвинении в его адрес. Она уже знала, что первая супруга Андрея Алексеича, Ольга, утонула, не прожив в замужестве и года. В то трагичное утро разыгралась невиданная в тех местах буря, словно нечто прогневило небо. По деревне прошелся ураган, поломавший изрядно деревьев и оставивший избы без крыш, накрутил воронок в реке, но к обеду утих. Хватились барыни, когда та не вышла к столу. Бросились искать, да тщетно. Сам не веря в такую версию – неужто отправилась Ольга в такое ураганное утро к реке, Андрей Алексеич спустился к купальне и обнаружил на берегу платок да туфлю Ольги. Срочно созвали со всей деревни мужиков. Реку избороздили вдоль и поперек, да только не выловили ничего, кроме второй туфли барыни.
А вечером горничная шепнула кухарке, а та понесла дальше: дескать, генерал повинен в смерти своей супруги, потому что накануне ночью барыня с хозяином сильно ругались. Самой сути спора горничная не поняла, хоть и, рискуя быть застигнутой, приложилась ухом к двери. Но господа ругались вполголоса, видимо, чтобы любопытная челядь не узнала о причине разногласия. В какой-то момент голос генерала зазвучал громче, и горничная расслышала фразу: «Раздавил бы вас, как ядовитую змею!» На что госпожа выкрикнула: «Так убейте же меня! Убейте!» Подслушивавшая горничная поспешно перекрестилась. Страх смешивался с любопытством, и она вся обратилась в слух, но в этот момент раздались шаги, горничная поспешно отскочила и бросилась бежать на кухню. А на следующий день в обед генерал объявил о пропаже барыни. Якобы ушла та купаться и не вернулась.
Всю эту историю, изрядно приправленную домыслами и суевериями, Даша услышала от своей няньки. Но что было в рассказе правда, а что – ложь, узнать сейчас не представлялось возможным. Той горничной уже давно не было в поместье. Генерал уехал на фронт, и оставалось только молиться. И если днем страхи того, что в подозрениях есть резон, выцветали, как тени, то к ночи, напитавшись густой темнотой, овладевали молодой женщиной вновь. Она была одержима ими, как демонами, и, едва оправившись от болезни, рисковала вновь слечь. Приглашенный доктор выписал капли, с помощью которых удалось победить бессонницу, только легче от этого Дарье не стало, потому что теперь в каждом сне являлись ей кошмары, пробудиться от которых не получалось. Чаще всего ей снилась дверь, спрятанная за шкафом в одной из комнат. К той двери молодая женщина спускалась во сне по бесконечной лестнице, держа в руках свечу. Где-то на середине пути пламя начинало подрагивать, отбрасывая на стену косые пляшущие тени, и затем гасло. Даша оказывалась на лестнице в полной темноте, и ее окружали бесы. Они надвигались на нее, мерзко хихикая, хватали за руки и платье. Молодая женщина кричала, звала на помощь, но из раскрытого рта не вылетало ни звука. Она металась на кровати в липком поту, в попытках вырваться из кошмара, и иногда ей это удавалось. Тогда Даша звала няньку и просила зажечь в ее комнате свет и не гасить его до утра. Так и просиживала на кровати, глядя в темное окно и ожидая рассвета. А иногда во сне ей удавалось дойти беспрепятственно до двери, открыть ее и шагнуть в темноту. На этом месте сон каждый раз обрывался. Но страх после пробуждения оказывался куда сильнее, чем после кошмаров с бесами. Почему – Даша и сама не могла себе объяснить. Будто чувствовала, что за дверью ее ожидает нечто куда страшнее рвущих на ней платье демонов.
В какой-то из дней, не выдержав, она пригласила в дом деревенского батюшку – очистить дом, и заказала молебен за упокой первой жены Андрея Алексеича. После молебна молодая женщина почувствовала себя куда лучше и пригласила отца Серафима выпить чаю. Тот сентябрьский день выдался по-летнему погожим и жарким. Дарья распорядилась накрыть стол на балконе с видом на аллею, и сама принялась ухаживать за гостем. Разговоры они вели неторопливые, касавшиеся большей частью хозяйства и нужд местной церкви. Спустя некоторое время Дарья решилась завести разговор о первой жене своего супруга.
– Не почитали ее и боялись, – ответил после долгой паузы гость. – И не столько за крутой нрав Ольги Владимировны, сколько потому, что считали безбожной.
Гость рассказал, что вопреки обычаю она даже приказала новый дом не освящать, и не только на службы не ходила, – вообще не переступала порога храма. Говоря это, батюшка поджимал губы и сокрушенно качал головой.
– Происходила она из шляхтичей, из обедневшего рода. Говорили, что папенька ее был игрок, из-за карт разорился подчистую и пустил себе пулю в лоб, оставив вдове своей и дочери лишь долги. К счастью, было у матери Ольги одно небольшое поместье, унаследованное от дальней бездетной родственницы. Где-то в Западной Украине. Генерал Седов оттуда-то Ольгу и привез. Увидел ее в одну из своих поездок и очаровался. Приданое за невестой почти не давали, но вот приглянулась она чем-то Андрею Алексеичу. А может, околдовала. Ходили и такие слухи…
Гость вновь сделал паузу, в которую степенно допил из чашки чай и съел целый бублик, шестой по счету. Дарья же к своей чашке так и не прикоснулась. Ждала, что батюшка продолжит рассказ.
– Да, ходили такие слухи, – повторил задумчиво отец Серафим. – Впрочем, дошла до наших мест и еще одна история. Когда у семьи еще были средства, мать с дочерью путешествовали по Европе. Однажды, катаясь на лодке, Ольга упала в воду. Когда девицу вытащили на берег, была она уже бездыханная. Спешно вызванный доктор даже за покойницу ее посчитал. Но рядом случился один француз, граф, вроде пресловутого Калиостро, что душу нечистому продал. И будто бы был между этим графом и матерью Ольги роман. Граф усмехнулся на слова доктора и заявил, что девочка-то жива, но впала в летаргию. Мол, встречал он такие случаи и знает, как вернуть Ольгу к жизни. Доктор, говорят, возразил, что это невозможно. Но тут вмешалась мать, сердце которой разрывалось от горя. Отослала доктора и – прости ее, Господи! – приказала сделать все так, как граф велит.
Француз приказал принести свечей, вина и до утра не беспокоить. Сам он уединился с покойницей, и что там с нею делал, к кому обращался – никто не скажет. Говорили, доносились всю ночь из покоев бормотание, потрескивание, будто трещало дерево в огне, завывание, словно в трубе ветер. А утром, когда, не дождавшись ответа на стук в дверь, люди вошли в покои, застали они графа без чувств в кресле, а Ольгу – мирно спящей. Мертвенная бледность разливалась на ее румяном некогда лице, губы оставались синими, как у покойницы, но тем не менее она дышала. Провела девица без памяти еще с неделю, а затем пошла на поправку.
– А граф? – спросила заинтригованная Дарья у священника.
– А граф исчез, и с тех пор о нем никто ничего не слыхивал. Жив ли, помер – как знать. Ольгина-то матушка пыталась разыскать его, да только не сумела. А Ольга после того несчастного случая изменилась сильно, сделалась мрачной и замкнутой, словно тревожили ее ум тяжелые мысли. Еще одну особенность за ней заметили: не могла она находиться в одной комнате с образами, душно ей становилось, в обморок падала. В храме тоже нехорошо делалось. И креста не носила. Вот какие слухи ходили о нашей барыне. А то, что мог убить ее Андрей Алексеевич, так это пустые разговоры. Он-то хоть и суров, да честен. Не мог он убить супругу свою даже в горячке.
Даша с облегчением улыбнулась и заметно выдохнула. То, что рассказал ей батюшка Серафим, немного напугало, но последняя фраза, произнесенная с такой уверенностью, утешила. А гость, погладив задумчиво бороду, продолжил:
– Отпевал я ее. Нашли тело, хоть уже и по весне. Похоронили Ольгу Владимировну по-христиански. Да и вот что я тебе скажу. Может, много чего там болтали, бабы наши ожидали то грома среди ясного неба, то еще каких несчастий. Нет, все мирно и покойно прошло. Хотя…
Батюшка опять замолчал, будто сомневаясь, стоит ли говорить или нет. Дарья в ожидании ответа затаила дыхание.
– Опять же, бабы наши болтали пустое. Говорили, что не Ольгу-де хороним. Будто зимой одну бабу из соседней деревни зимой во время стирки затянуло под лед. Что ее-то тело и нашли по весне, а не барыни. Узнать там сложно было, только Андрей Алексеич сам признал в утопленнице бывшую жену. Похоронили мы Ольгу со всеми почестями. А затем уехал в столицу и поместье забросил. Даже могилу жены не навещал.
– Вы… Вы могли бы меня туда отвести? – вырвалось вдруг у Дарьи. – Цветы отнесу да приведу в порядок. Может, покойница мучает меня кошмарами потому, что ухода за ее могилой нет?
– А что, дело хорошее, – охотно разрешил батюшка. – И молебны за упокой ее души заказывай. Несчастная девица была. Если правду о ней говорили, то жила последние годы в темноте, без Божьего света.
Их беседу прервала Матрена, пришедшая спросить, останется ли гость на обед и не распорядиться ли поставить лишний прибор. Но отец Серафим отказался, хоть и с видимым сожалением, сославшись на дела. Дарья поблагодарила его сердечно за службу и рассказ и пригласила приезжать чаще. На том они и распрощались.
В ту ночь, впервые с тех пор, как она поселилась в усадьбе, отдыхала Дарья без ночных кошмаров и тревог. Но, однако, на утро повелела во всем доме отодвинуть шкафы в поисках таинственной двери. После разговора с отцом Серафимом мысль, не творились ли в этом доме при жизни его бывшей хозяйки черные дела, встревожила и не отпускала ее. Не связан ли ее прежде мучивший кошмар с этим? Но, однако, хоть ее распоряжение и выполнили в точности, искомой двери не обнаружили. Даша сама лично исследовала стены в комнате первой жены Андрея Алексеича в поисках тайного хода, да только безуспешно. Все в этой комнате казалось безупречным: панель подогнана к панели, без всяких щелей, дающих надежду на тщательно скрываемую таинственную дверь. Что ж, видимо, ее кошмары были пустыми, не вещими снами.
В тот день Даша молилась особо горячо, прося прощения у своего супруга за страшные подозрения в его адрес. По окончанию молитвы она почувствовала себя такой очищенной, будто ее душу омыли в кристально чистом ручье. И в приподнятом настроении молодая женщина решила, что в ближайшие дни обязательно навестит могилу, наведет там порядок и украсит цветами. Да только планам не суждено было сбыться: часом позже доложили, что в бывшей спальне Ольги обнаружили страшную находку – побуревшие пятна, въевшиеся в паркет, которые до этого надежно скрывал темно-красный ковер. А когда по распоряжению новой хозяйки сдвинули стоявшую на нем тяжелую мебель, угол ковра задрался, явив страшные следы произошедшего когда-то здесь преступления. Даше при виде пятен стало дурно, она зажала рот и бросилась прочь. Как же так… Выходит, напрасны оказались слова отца Серафима, убедившие ее в невиновности Андрея Алексеича? «Болтали, что не Ольгу хороним…» – вспомнились ей другие слова батюшки. И страшные картины замелькали перед взором: вот ее супруг стоит рядом с тушей застреленного им медведя, горделиво поставив одну ногу зверю на голову. Вот он на фронте целится во врага. А вот он в припадке ярости направляет пистолет на свою жену и спускает курок. Воображаемый выстрел раздался оглушающее громко, Даша вскрикнула, закрывая уши ладонями и крепко зажмуриваясь, будто это могло ей помочь избавиться от страшного видения. Она чувствовала себя такой потерянной и несчастной, как в тот день, когда ее навсегда покинул отец. Заливаясь слезами, в отчаянии упала она на колени и принялась горячо молиться. Только не было на этот раз в ее молитве просьб, она просто желала раствориться в приносящих ей обычно, но только не сейчас, утешение обращениях к Богу. Сколько она так простояла во дворе, на коленях – не знала. Очнулась только от того, что кто-то поднимал ее под мышки.
– Ну-ну же, милая… Пойдемте в дом. А то простудитесь и захвораете.
Только тогда Дарья заметила, что солнце ушло, а небо затянуто суровыми низкими тучами, кое-где прорезаемыми всполохами молний, и что ее платье насквозь промокло под ливнем. Она дала себя поднять и, поддерживаемая нянькой, пошатываясь, направилась к дому. Матрена уложила ее в постель и принесла горячего молока с медом. Даша приняла из рук Матрены чашку, благодарная не столько за целебное питье, сколько за молчание. До няньки наверняка дошли разговоры о страшной находке в кабинете, но, как бы ей ни хотелось об этом поговорить, она окунулась в мудрое молчание.
Видимо, Матрена добавила в молоко несколько капель снотворной настойки, потому что вскоре Даша почувствовала, как ее тело отяжелело, а голову заволокло ватным туманом. Она с облегчением опустилась на подушки и погрузилась в глубокий сон, который продлился до вечера.
А незадолго до ночи пришло известие о том, что ее супруг, генерал Седов, погиб.
