Везли нас месяц, в Тюмень прибыли уже после Нового года. Приехали машины, погрузили нас на наши мешки – и в кузов. Сибирь, февраль, холодища, а у нас и валенок никто не имел.

Некоторых поселили в бараках, в каждой комнате по 4–5 семей. А моих отправили в колхоз, поселили в доме колхозника Куприянова. И предупредили, что мы бандиты, страшные люди, можем и зарезать, и убить. Но мы с Куприяновыми все равно подружились.

Знаете, кто нас свел? Голод.

Я и сейчас их сына Шурика вижу. Три годика, ноги как спички, животик торчит, глазки – черные-черные. Не плачет, молчит. И лежа, на боку, ползет к моей маме. Тут сам не будешь кушать – все отдашь этому ребенку, кто бы он ни был: русский, татарин, монгол… Он ребенок (плачет).

Мама моя его откормила: мы-то из дома хоть муки взяли, а у Куприяновых вообще ничего не было.

В 89-м году я приехал туда выкопать и перевезти тело отца. Зашел к Куприяновым, встретил хозяйку. Она мне и говорит: «Я вас всегда помню и благодарю Бога за вас. Если бы не твоя мать, мой Шура бы умер».

– А где Шурик? – спрашиваю.

– Большим человеком стал. В Тюмени живет, в такси работает.

Большой человек!