ГЛАВА 6. ПЛАВУЧАЯ ПРАЧЕЧНАЯ НЕПОДАЛЕКУ ОТ СКВЕРА ВЕР-ГАЛАН
Мегрэ толкнул вращающуюся дверь отеля и вышел на улицу. Гирлянды огней на Елисейских полях всегда вызывали у него, когда он бывал в этом районе Парижа вечером во время дождя, ассоциацию со слезящимися глазами. Комиссар уже собрался было пройтись пешком до площади, как вдруг остановился и нахмурил брови. Рядом с торговкой цветами, спрятавшейся от дождя под кроной большого дерева, стоял Жанвье. Вид у него был несчастный, но довольно комичный. Он смотрел на комиссара так, будто хотел ему что-то объяснить.
Мегрэ подошел к инспектору.
— Каким ветром тебя сюда занесло?
Жанвье показал рукой на силуэт, вырисовывавшийся на фоне одной из освещенных витрин. Это был Альфонси, который делал вид, будто его очень интересуют выставленные в витрине чемоданы.
— Он за вами следит. Вот и получается, что я тоже слежу за вами, господин комиссар.
— Встречался ли Альфонси с Лиотаром после того, как он побывал на улице Тюренна?
— Нет. Только звонил ему по телефону.
— Ладно, бросай это дело. Отвезти тебя домой?
Комиссару и инспектору было почти по пути, поскольку Жанвье жил на улице Реомюра.
Альфонси откровенно воззрился на полицейских, когда оба вдруг зашагали бок о бок. Казалось, он удивлен и сбит с толку. Однако, увидев, что Мегрэ подзывает такси, Альфонси повернулся и решительно направился к площади Этуаль.
— Какие новости? — спросил Жанвье, когда они уселись в машину.
— Новостей много, даже чересчур много.
— Завтра утром мне опять заняться слежкой за Альфонси?
— Нет, не нужно. Приходи в отдел, там, наверное, работы хватит для всех.
Когда инспектор Жанвье вышел у своего дома, Мегрэ сказал шоферу:
— Езжайте через улицу Тюренна.
Было еще не поздно, и Мегрэ надеялся, что Фернанда не легла спать. Момент был идеальный, чтобы спокойно побеседовать с нею. Сделать это комиссар собирался уже давно.
Заметив какой-то отблеск света в витрине переплетной мастерской, Мегрэ вышел из машины. Однако комиссар ошибся — внутри было абсолютно темно, и, так и не решившись постучать, Мегрэ велел таксисту повернуть на набережную Орфевр. Он хотел дать некоторые инструкции дежурившему там Торрансу.
Когда комиссар на цыпочках вошел в спальню, госпожа Мегрэ была уже в постели. Осторожно раздеваясь в темноте, чтобы не разбудить жену, он вдруг услышал ее голос:
— Ну, Мегрэ, как обстоят дела со шляпкой?
— Действительно, ее купила графиня Панетти.
— Ты что, видел графиню?
— Нет, зато я узнал, что ей более шестидесяти пяти лет.
Мегрэ лег. Настроение у него было плохое, а возможно, он просто был слишком озабочен.
Когда утром комиссар проснулся, все еще лил дождь. Мегрэ стал бриться и порезался, что отнюдь не улучшило его расположение духа.
— Ты продолжишь свое расследование? — спросил он супругу, когда она подавала ему завтрак.
Госпожа Мегрэ, видимо, встала гораздо раньше мужа, ибо не только приготовила завтрак, но и успела уже накрутить волосы на бигуди.
— Разве от меня еще что-то требуется? — вполне серьезно поинтересовалась она.
— Не знаю, но раз уж ты начала…
На углу бульвара Вольтера Мегрэ купил газету. Он не обнаружил в ней ни новых заявлений мэтра Филиппа Лиотара, ни каких-либо его нападок на судебную полицию. Ночной портье из «Клариджа» оказался человеком неболтливым, так как о графине Панетти в газете не было ни строчки.
На набережной Орфевр старший инспектор Люка, который сменил дежурившего ночью Торранса, получил от Мегрэ инструкции, и машина расследования стала работать с новой силой, ибо теперь начались еще и поиски итальянской аристократки на Лазурном берегу и в столицах иностранных государств. Срочно наводились также справки о некоем Кринкере и о горничной (или компаньонке) графини.
Пассажир, стоявший напротив Мегрэ на забрызганной дождем задней площадке автобуса, читал газету. Комиссар заметил заголовок, заставивший его задуматься: «Дело не движется»…
А ведь сколько сотрудников полиции как раз сейчас занимались этим делом! Велись наблюдения на вокзалах, в портах и аэропортах; обшаривались гостиницы и меблированные комнаты. Поиски вышли за рамки Парижа и даже Франции — следы Альфреда Мосса разыскивались в Лондоне, Брюсселе, Амстердаме и Риме.
Мегрэ вышел из автобуса на улице Тюренна, заглянул в кафе «Табак Вогезов», купил пачку табака и заодно пропустил стаканчик белого вина. Журналисты в кафе еще не появлялись, так что собравшиеся там местные жители были немного разочарованы.
Дверь мастерской Стевельса оказалась запертой. Мегрэ постучал и вскоре увидел сквозь стекло витрины, как из подвала по винтовой лестнице поднимается Фернанда. Волосы у нее, как и у госпожи Мегрэ, были завиты на бигуди. Узнав комиссара, Фернанда смутилась, но все же дверь ему открыла.
— Хочу немного поболтать с вами, госпожа Стевельс.
В мастерской было прохладно, так как не был зажжен калорифер.
— Спустимся вниз, — сказала Фернанда.
Они прошли по лесенке в кухню, где перед приходом Мегрэ Фернанда занималась уборкой. Вид у нее был усталый, во взгляде сквозило уныние.
— Хотите чашечку кофе? Горячего — я только что сварила.
Мегрэ поблагодарил и подсел к столу. Фернанда поместилась напротив него, запахивая полы халата, чтобы прикрыть голые ноги.
— Альфонси приходил к вам опять? Что ему от вас нужно?
— Не знаю. В основном он интересуется теми вопросами, которые задаете мне вы. Он советует мне остерегаться вас, господин комиссар.
— Вы рассказывали ему о попытке отравления?
— Да.
— Зачем?
— Но ведь вы не требовали, чтобы я молчала, господин комиссар. Не знаю сама, зачем я ему об этом рассказала. Просто к слову пришлось. Но вообще-то, раз Альфонси работает на Лиотара, то почему бы адвокату не быть в курсе дела?
— Никто к вам больше не заходил?
Мегрэ показалось, что Фернанда заколебалась, прежде чем ответить. Впрочем, может быть, это было лишь следствие усталости, о которой свидетельствовало измученное лицо жены Стевельса. Фернанда налила себе полную чашку кофе. Видно, ей приходилось поддерживать свои силы основательными порциями этого напитка.
— Нет, не заходил никто.
— Вы объяснили мужу, почему больше не приносите ему еду?
— Да, я его предупредила. Благодарю вас.
— По телефону вам кто-нибудь звонил?
— Нет, кажется, никто. Иногда, правда, раздается звонок, но пока я поднимусь наверх и возьму трубку, телефон уже молчит.
Тут Мегрэ вынул из кармана фотографию Альфреда Мосса.
— Этот человек вам знаком?
Фернанда взглянула на снимок, потом на комиссара и ответила совершенно спокойно и естественно:
— Конечно.
— Кто же это?
— Брат моего мужа Альфред.
— Давно ли вы его видели?
— Вообще-то я редко его вижу, иногда он по году у нас не показывается, ведь обычно он живет за границей.
— А вам известно, чем он занимается?
— Не сказала бы, но Франс говорит, что бедняга Альфред — неудачник и что ему в жизни никогда не везло.
— Муж рассказывал вам о профессии брата?
— Знаю, что Альфред был цирковым акробатом, пока не упал и не сломал себе позвоночник.
— А что он делал потом?
— Кажется, работал кем-то вроде импресарио.
— Знали ли вы, что его фамилия не Стевельс, как у брата, а Мосс? Вам объяснили почему?
— Да.
Фернанда ответила не сразу, вначале она взглянула на фотографию, которую Мегрэ положил на стол рядом с кофейными чашками, затем встала, чтобы выключить газ под кастрюлей с водой.
— Кое-что мне пришлось домыслить самой. Если бы вы, господин комиссар, спросили Франса, он бы, наверное, рассказал об этом подробней. Я уже говорила вам, что родители Франса были очень бедные люди, но это лишь часть правды. В действительности его мать занималась в Генте или, вернее, в пользующемся дурной славой предместье этого города тем самым ремеслом, которым прежде занималась и я. Но вдобавок она еще и пила. Мне кажется, что мать Франса была полупомешанная. У нее было семь или восемь детей, а кто отцы большинства из них, она так и не знала. Франс, когда вырос, сам выбрал себе фамилию Стевельс, а мать носила фамилию Мосселар.
— Она еще жива?
— По-моему, умерла. Но Франс об этом не говорит.
— Поддерживает ли Стевельс отношения с братьями и сестрами?
— Не похоже, чтобы он с ними общался. Навещает нас один Альфред, да и то это бывает очень редко. Судя по всему, у Альфреда периоды преуспеяния чередуются с периодами нищеты, так как иногда он имеет цветущий вид и хорошо одет, приезжает на такси и привозит подарки. А временами, когда является к нам, выглядит очень уж жалко.
— Когда вы видели Альфреда Мосса в последний раз? — спросил Мегрэ.
— Дайте подумать… Ну по меньшей мере месяца два назад.
— Он обедал у вас?
— Конечно, как всегда.
— Скажите, пожалуйста, не пытался ли ваш муж под каким-либо предлогом отсылать вас из дому во время визитов брата?
— Нет. А зачем? Бывало, они оставались в мастерской вдвоем, но я слышала снизу, из кухни, все, о чем там говорилось.
— О чем же братья беседовали?
— Да так, о том о сем. Альфред любил вспоминать время, когда он работал акробатом в цирке. Вспоминал страны, в которых побывал. Обычно именно Альфред намекал на какие-то случаи из их детства, вскользь упоминая и о матери. Поэтому я кое-что о ней и знаю.
— На много ли Мосс младше Стевельса?
— На три или четыре года. Иногда Франс провожал Альфреда до угла, и тогда, естественно, я не слышала, о чем они говорили.
— Обсуждали ли братья когда-нибудь деловые вопросы?
— Нет, никогда.
— Приводил ли к вам Мосс друзей или подруг?
— Нет, при мне он всегда бывал у нас один. Кажется, Альфред был когда-то женат, но я в этом не уверена, хотя, по-моему, он намекал однажды на это. Во всяком случае, Альфред любил какую-то женщину и страдал от этой любви.
В маленькой кухне без окон, которая всегда освещалась электричеством, было тепло, уютно и спокойно. Мегрэ хотелось, чтобы тут оказался и Франс Стевельс, дабы он смог с ним поговорить, причем столь же непринужденно, как и с его женой.
— В прошлый раз вы сказали мне, госпожа Стевельс, что муж без вас не ходил никуда. Но ведь ему время от времени приходилось наведываться в банк.
— Ну, какой же это выход в город! Банк в двух шагах от нас, на той стороне площади Вогезов.
— Значит, вы со Стевельсом были с утра до ночи вместе?
— Можно сказать, что так. Я, конечно, ходила за продуктами, но всегда в ближайшие магазины. Раз в месяц, правда, ездила в центр за какими-нибудь покупками. Вы же сами видите, господин Мегрэ, что я не кокетка.
— Разве вы никогда не навещали родственников?
— Кроме матери и сестры, у меня в Конкарно нет никого. Но и к ним я съездила только потому, что получила известную вам ложную телеграмму.
Казалось, Мегрэ был несколько раздосадован.
— Словом, у вас не было определенного дня, когда бы вы обязательно уходили из дому?
— Нет. Но, конечно, кроме дня стирки.
— Разве дома вы не стираете?
— Где ж тут стирать? Ведь за водой надо подниматься в мастерскую, да и развешивать белье в мастерской невозможно, а в подвале оно не высохнет. Летом раз в неделю, а зимой раз в две недели я отправляюсь стирать в плавучую прачечную на Сене.
— В какую именно?
— Неподалеку от сквера Вер-Галан. Стирка занимает у меня полдня. На следующий день я забираю белье — оно уже сухое и его можно гладить.
Услышав это сообщение, Мегрэ явно расслабился, с удовольствием раскурил трубку, и взгляд его оживился.
— Значит, раз в неделю летом и раз в две недели зимой Стевельс оставался здесь на весь день один?
— Нет, конечно, не на весь день.
— Когда же вы отправлялись в прачечную — утром или во второй половине дня?
— Во второй половине. Я пробовала было ездить туда по утрам, но из-за домашних дел это оказалось не совсем удобно.
— А брали ли вы с собой ключ от входной двери?
— Конечно, брала.
— Часто ли вам приходилось им пользоваться?
— Что вы имеете в виду, господин комиссар?
— Госпожа Стевельс, я хочу знать, случалось ли вам, вернувшись из прачечной, не заставать мужа дома?
— Редко.
— И тем не менее — случалось? — настаивал Мегрэ.
— Пожалуй, что да.
— Это было недавно?
Мегрэ и Фернанда, видимо, подумали об одном и том же, поскольку она после некоторого колебания сказала:
— На той неделе, когда я ездила в Конкарно.
— В какой день недели у вас стирка?
— В понедельник.
— Стевельс возвратился домой намного позже вас?
— Ненамного, пожалуй, через час.
— Вы узнали у него, где он был?
— Я у него никогда ни о чем не спрашиваю. Франс полностью свободен — уж мне ли задавать ему вопросы?!
— Не знаете ли вы случайно, госпожа Стевельс, был ли ваш муж где-нибудь поблизости от дома или уезжал в другой район Парижа? Разве вы не беспокоились?
— Когда Франс возвратился домой, я стояла на пороге мастерской и видела, что он вышел из автобуса на остановке на углу улицы Фран-Буржуа.
— Откуда шел автобус — из центра или от Бастилии?
— Из центра.
— Насколько я могу судить по этой фотографии, оба брата одинакового роста, не правда ли?
— Да, но Альфред кажется более худым, так как лицо у него продолговатое. И к тому же он более крепкого сложения, чем Франс. Однако лица у них абсолютно непохожие, разве что оба рыжие. Но зато со спины сходство поразительное, так что даже я иногда их путала.
— Как обычно был одет Альфред, когда приходил к вам?
— Я же говорила вам, господин комиссар, — как когда…
— Как вы думаете, приходилось Моссу одалживать у брата деньги?
— Порой я об этом подумывала, но теперь мне кажется, что вряд ли. Во всяком случае, в моем присутствии разговор об этом никогда не заходил.
— Когда в последний раз Мосс приходил к вам, на нем был синий костюм?
Фернанда посмотрела комиссару прямо в глаза. Она поняла.
— Я почти уверена, что Альфред был в темном костюме, но скорее в темно-сером, чем в синем. Когда живешь при электрическом освещении, не обращаешь внимания на цвета.
— Как вы с мужем распоряжались деньгами?
— О каких деньгах вы спрашиваете?
— Стевельс давал вам деньги на хозяйство раз в месяц?
— Нет, когда у меня деньги заканчивались, я просила у него еще.
— И Стевельс молча вам давал деньги?
Фернанда порозовела.
— Франс — человек рассеянный, и ему всегда казалось, что накануне он уже дал мне денег. Поэтому он всегда с удивлением говорил: «Как, опять?»
— А на ваши личные расходы — на платья, на шляпки?
— Но ведь я трачу так мало!
Вдруг Фернанда сама начала задавать комиссару вопросы, словно она давно ждала удобного момента.
— Конечно, господин Мегрэ, я не так умна, — заговорила Фернанда, — но и не такая уж дурочка, хотя бы потому, что меня за минувшее время подолгу допрашивали вы, ваши инспекторы, а вперемежку с этим расспрашивали журналисты, ближние и даже дальние соседи. Недавно, например, семнадцатилетний юноша, изображая из себя детектива-любителя, остановил меня на улице и стал задавать вопросы, вычитывая их из своей записной книжки… Так что ответьте мне, господин комиссар, честно и прямо: вы действительно считаете Франса виновным?
— Виновным в чем?
— То есть как это в чем? В том, что он убил человека и сжег труп в топке калорифера!
Мегрэ задумался. Он мог, разумеется, сказать в ответ что угодно, но ему хотелось все же быть с Фернандой искренним.
— Я пока не знаю ничего.
— Почему же в таком случае вы держите Франса в тюрьме?
— Госпожа Стевельс, во-первых, это зависит не от меня, а от следователя. А во-вторых, учтите, что все материальные, так сказать, улики свидетельствуют против вашего мужа.
— Тоже мне улики — зубы! — с иронией процедила Фернанда.
— А пятна крови на синем костюме? А пропавший чемодан?
— Чемодан! Да я его ни разу в жизни не видела!
— Это неважно. Зато его видели другие. Видел инспектор полиции! И не забывайте еще об одном факте, госпожа Стевельс: вас, между прочим, ложной телеграммой вызвали из Парижа как раз в тот самый день, когда, по нашим предположениям, и произошло убийство. А теперь скажу вам по секрету, что, если бы это находилось в моей компетенции, я лично предпочел бы видеть Стевельса на свободе. Однако, исходя из интересов вашего же супруга, я призадумался бы, стоит ли его освобождать. Вспомните, что произошло вчера.
— Да, я тоже об этом подумала.
— Виновен Стевельс или нет, но похоже, что есть люди, которым он мешает.
— Зачем же вы принесли мне фотографию его брата?
— Потому что, вопреки тому, что о нем думаете вы, брат вашего мужа довольно опасный преступник.
— Неужели убийца?
— Нет, это маловероятно. Такие люди, как Мосс, убийцами становятся редко. Но его разыскивает полиция трех или четырех стран: Мосс вот уже более пятнадцати лет занимается воровством и мошенничеством. Вас это удивляет?
— Нет.
— Не было ли у вас на этот счет каких-либо подозрений?
— Когда Франс сказал мне, что его брат — несчастный человек, мне показалось, что он употребляет слово «несчастный» не в том значении, которое ему обычно придают. Вы думаете, господин комиссар, что Альфред способен похитить ребенка?
— Повторяю, я ничего пока не знаю. Кстати, не слышали ли вы что-нибудь о графине Панетти?
— Кто она такая?
— Очень богатая итальянка, которая жила в отеле «Кларидж».
— А что, ее тоже убили?
— Возможно. Хотя допускаю, что она просто наслаждается карнавальным сезоном в Каннах или в Ницце. Вечером я буду знать это точно. А сейчас позвольте мне еще раз взглянуть на учетные книги вашего мужа.
— Пойдемте в мастерскую. Мне хотелось задать вам уйму вопросов, но сейчас они почему-то не приходят на ум. Когда я одна, вопросов возникает множество. Пожалуй, мне надо их записывать, как это делал юноша, вообразивший себя детективом.
Подойдя к лестнице, Фернанда пропустила комиссара вперед. В мастерской она сняла с полки большую черную книгу, которую полиция изучала уже пять или шесть раз. На последних страницах имелся список старых и новых клиентов переплетчика в алфавитном порядке. Фамилия Панетти там не значилась, равно как и фамилия Кринкер.
Почерк у Стевельса был бисерный, острые буковки наезжали одна на другую, а «р» и «т» он писал как-то странно.
Мегрэ спросил:
— Госпожа Стевельс, приходилось ли вам слышать о некоем Кринкере?
— Насколько я помню, нет. Поймите, господин комиссар, мы с Франсом проводили целые дни наедине друг с другом, но я не считала себя вправе задавать ему вопросы. По-моему, вы забываете, что я отличаюсь от подавляющего большинства жен. Вспомните, где Франс меня подобрал! Его поступок удивлял меня все эти годы. И только полчаса назад — во время нашего с вами разговора — мне пришла в голову мысль, что он сделал это, думая о своей матери.
Не дослушав излияний Фернанды, Мегрэ вдруг бросился к наружной двери и резким движением открыл ее. В пальто из верблюжьей шерсти на пороге стоял Альфонси. Комиссар схватил бывшего инспектора полиции за воротник.
— Ну-ка, зайди сюда. Стало быть, ты опять взялся за свое! Разве у тебя нет другого дела, кроме как целыми днями бегать за мной?
Альфонси попытался освободиться, но Мегрэ держал горе-сыщика железной хваткой, встряхивая его при этом, будто имел дело не с человеком, а с огородным пугалом.
— Говори быстро, что ты здесь делаешь?
— Жду вашего ухода.
— Чтобы докучать этой женщине?
— Это мое право, раз уж она меня пускает…
— Что ты вынюхиваешь?
— Спросите у мэтра Лиотара!
— Кто бы тебя ни послал — Лиотар или не Лиотар, — заруби себе на носу: если ты еще раз за мной увяжешься, сразу же будешь арестован за сутенерство!
И то была отнюдь не пустая угроза, ибо комиссар знал, что сожительница Альфонси почти все ночи проводит в разных кабаре на Монмартре и не отвечает отказом, если какой-нибудь иностранец приглашает ее к себе в отель.
Довольный тем, что выпроводил Альфонси, Мегрэ вернулся к Фернанде, а бывший инспектор полиции побрел под дождем к площади Вогезов.
— Госпожа Стевельс, какие вопросы задает вам Альфонси?
— Всегда одни и те же. Он хочет знать, о чем вы меня спрашиваете и что я вам отвечаю. А также — что вы у нас осматривали.
— Теперь-то, думаю, уж он оставит вас в покое!
— Вы полагаете, господин комиссар, что мэтр Лиотар вредит моему мужу?
— Во всяком случае, сейчас мы ничего с Лиотаром поделать не можем.
Прежде чем распрощаться с Фернандой, Мегрэ еще раз спустился на кухню, чтобы взять забытую там фотографию Мосса. На набережную Орфевр он, однако, не поехал, а заглянул в сапожную мастерскую на противоположной стороне улицы. Хотя было только девять часов утра, сапожник, судя по запаху, успел уже опрокинуть несколько стаканчиков белого вина.
— Приветствую вас, господин комиссар!
Обе мастерские находились визави, так что, когда сапожник и переплетчик поднимали от своей работы глаза, они могли лицезреть друг друга на весьма близком расстоянии, равном ширине улицы Тюренна.
— Вы случайно не запомнили в лицо кого-нибудь из клиентов Стевельса? — спросил Мегрэ сапожника.
— Запомнил кое-кого.
— Не этого ли? — и комиссар сунул сапожнику под нос фотографию Мосса.
Из дома напротив за ними с беспокойством наблюдала Фернанда.
— Я его называю клоуном.
— Почему же?
— Не знаю. У него голова, как у клоуна.
Вдруг сапожник почесал за ухом, на минутку задумался и радостно заявил:
— Угостите-ка меня, господин комиссар, стаканчиком, и я вам кое о чем расскажу. Вот увидите, что денежки ваши даром не пропадут. Хорошо, что вы показали мне этот снимок! Когда я назвал его клоуном, мне внезапно пришла в голову мысль о чемодане. Вы спросите, отчего же? Да потому, что клоуны обычно выходят на манеж с чемоданом!
— Только клоуны-буфф.
— Клоуны-буфф или просто клоуны — это одно и то же. Ну что ж, пойдем выпьем?
— Попозже.
— Вы мне не доверяете? Напрасно. Я — человек кристально честный! Ну, ладно. Этот ваш тип — наверняка человек с чемоданом.
— Какой еще там человек с чемоданом?
Сапожник лукаво подмигнул комиссару:
— К чему эти ваши хитрости, господин комиссар? Вы думаете, я не читаю газет? Вспомните, что писали еще в самом начале! И не меня ли прибегали спрашивать, видел ли я, как Франс, его жена или кто-либо еще выходили из дому с чемоданом?
— Значит, вы видели, как человек, чью фотографию я вам только что показал, выходил от них с чемоданом?
— В тот день — нет. Во всяком случае, я этого не заметил. А вот в другие дни…
— И что — он часто приходил?
— Представьте себе, часто.
— Раз в неделю? Или раз в две недели?
— Возможно. Утверждать ничего не стану. Я ведь знаю, как меня станут потрошить адвокаты, когда дело попадет в суд присяжных. Этот человек приходил часто — вот все, что я могу сказать.
— Когда вы его видели: в первой половине дня или во второй? — настаивал Мегрэ.
— Вот тут отвечу точно: во второй половине дня. И скажу почему. Потому что я помню, что видел его, когда уже был зажжен свет. Значит — во второй половине дня. Он всегда приходил с чемоданом.
— Коричневым?
— Вполне вероятно, ведь большинство чемоданов коричневые. Он заходил в мастерскую, садился в угол, дожидался, пока будет закончена работа, брал свой чемодан и уходил.
— И подолгу он оставался у Стевельса?
— Да как сказать. Больше часа — это уж точно. Иногда мне казалось, что он сидел там до самого вечера.
— Приходил ли этот человек по определенным дням?
— Не знаю.
— Подумайте, пожалуйста, хорошенько, прежде чем ответить на мой новый вопрос, — сказал Мегрэ. — Вы когда-нибудь видели этого человека в мастерской в то время, когда госпожа Стевельс находилась дома?
— Когда Фернанда была дома? Погодите, погодите… Что-то не припомню. Однажды, по крайней мере, я видел, как этот человек и Стевельс вышли вместе и Франс запер дверь на ключ.
— Это было недавно?
— Дайте подумать. Но когда же мы с вами пойдем все-таки выпить, господин комиссар?
Пришлось Мегрэ пойти с сапожником в кафе «Великий Тюренн», где любитель горячительных напитков с торжествующим видом уселся за стол и выпалил:
— Два коньяка! За счет комиссара!
Выпив обе рюмки, сапожник хотел было снова завести разговор о клоуне, но неожиданно для себя обнаружил, что Мегрэ за столиком уже нет.
Когда комиссар проходил мимо переплетной мастерской, Фернанда стояла у окна. Она посмотрела на Мегрэ с упреком. Однако начатое следовало довести до конца, и Мегрэ заглянул к консьержке, которая как раз в этот момент чистила картофель.
— Да это никак вы, господин комиссар! Какими судьбами снова в наших краях? — съязвила госпожа Салазар, обиженная тем, что полицейские давно уже обходили ее комнатушку стороной.
— Вам знаком этот человек? — спросил Мегрэ, показывая ей фотографию.
Консьержка вытащила из ящика стола очки и водрузила их на нос.
— Имени его я, конечно, не знаю, но если это вас интересует, то я его видела. Разве сапожник вам о нем не рассказал?
Госпожа Салазар была определенно задета тем, что ее опрашивали не первой.
— Часто ли вы видели этого человека?
— Видела, вот и все, что могу сказать.
— Кто он, клиент переплетчика?
— Надо думать, что клиент, ежели ходил к нему в мастерскую.
— А просто так, без дела, он к Стевельсу разве не заходил?
— По-моему, иногда он у них обедал. Впрочем, я ведь не интересуюсь частными делами свбих жильцов!
Выйдя от консьержки, Мегрэ снова перешел улицу и направился в писчебумажный магазин, затем посетил хозяина картонажной фабрички и торговку зонтиками. Все встречи проходили по одному и тому же сценарию: из кармана вынимался фотоснимок и собеседники комиссара внимательно изучали показываемый им портрет. Одни сомневались, другие утверждали, что лицо человека, изображенного на фотографии, им знакомо, но вот где и при каких обстоятельствах они его видели, припомнить не могли.
Прежде чем отправиться восвояси, комиссар решил еще разок заглянуть в кафе «Табак Вогезов».
— Не знакома ли вам случайно эта личность? — спросил он хозяина, протягивая тому снимок.
Ни секунды не колеблясь, хозяин ответил:
— А-а! Человек с чемоданом!
— Что вы хотите этим сказать?
— Уж не знаю, что он продает, но наверняка ходит от двери к двери. Этот тип захаживал сюда часто, и всегда после обеда. А пил только минеральную воду с клубничным сиропом, объяснив мне, что у него язва желудка.
— И подолгу он сидел у вас?
— Иногда минут пятнадцать, иногда дольше. Но вот что — он садился всегда возле окна, на одно и то же место. «Естественно: отсюда хорошо виден угол улицы Тюренна», — подумал Мегрэ, а хозяин кафе «Табак Вогезов» продолжал:
— По-видимому, он ждал определенного срока, когда должен был идти к клиенту. Однажды, не так давно, этот человек провел здесь около часа, а потом попросил жетон для телефона.
— Кому звонил, не знаете?
— Нет. Он вышел из кабины и тут же удалился.
— В каком направлении?
— Я не обратил внимания.
Тут как раз в кафе вошел один из завсегдатаев-журналистов, и хозяин спросил шепотом:
— Могу ли я рассказывать о нашем разговоре, господин комиссар?
Мегрэ пожал плечами. Теперь было бессмысленно пытаться сохранить тайну, поскольку обо всем уже знал сапожник, от которого трудно было ожидать сдержанности. Поэтому Мегрэ сказал:
— Валяйте, рассказывайте, если хотите!
Когда комиссар Мегрэ вошел в кабинет Люка, старший инспектор разрывался между двумя телефонными трубками. И комиссару пришлось подождать, пока он закончит оба разговора.
— Я все еще охочусь за графиней, — вздохнул Люка, вытирая пот со лба. — В управлении спальных вагонов железнодорожной компании, где графиню Панетти хорошо знают, мне сообщили, что вот уж несколько месяцев услугами компании она не пользовалась. Тогда я связался по телефону с администрациями почти всех шикарных отелей в Каннах, Ницце, Антибе и Вильфранше. Безрезультатно. Опросили и владельцев казино, но графиня нигде не появлялась. Лапуэнт, который хорошо говорит по-английски, как раз сейчас звонит в Скотланд-Ярд. Вступили мы в контакт и с итальянской полицией.
Прежде чем направиться к следователю Досену, Мегрэ поднялся к Мёру, чтобы возвратить ему ненужные фотографии.
— Ну что, ничего не вышло? — огорченно спросил Мёр.
— Нет, отчего жё, в одной из трех пачек оказалась подходящая фотография. Это совсем неплохой результат. Теперь остается поймать двух других. Но, боюсь, антропометрии они не подвергались никогда.
В полдень местопребывание графини Панетти все еще не было обнаружено. Между тем у закрытых дверей кабинета Мегрэ уже мыкались в ожидании комиссара два итальянских журналиста. Чувствовалось, что оба они весьма взволнованны.
