В харчевне заказали плов, лобио, зелень — и все, что к этому положено из напитков, хоть Лева не знал, кто будет платить: у него в кармане осталось тридцать рублей с мелочью. Однако по логике событий угощение должен ставить, разумеется, китаец Су, спасенный и выкупленный от смерти. Су Линь угадал его мысли и самонадеянно похлопал по своей нарядной куртке, лежавшей рядышком на стуле.

— Не волнуйся, товарищ. Су Линь — богатый человек.

Вряд ли, подумал Лева, там что-нибудь осталось после братьев Арслановых. А вот что крыша у тебя поехала, это точно. Вслух сказал:

— Называй меня просто Левой, друг. У нас не принято говорить «товарищ». Все стали господами.

— Хорошо, Лева. — Китаец не переставал улыбаться с той минуты, как они вошли в заведение, но улыбка не делала его привлекательным, напротив, наложенная на синяки и ссадины придавала его облику какой-то потешно-устрашающий вид, словно бедняжка Су был ожившим персонажем одного из дешевых американских ужастиков. В этом, кстати, не было ничего удивительного: подобные существа встречаются нынче в Москве на каждом углу. Лева охотно с ними общался, чувствуя в них что-то родное. Он и сам многим нормальным людям, вероятно, представлялся выходцем из какого-то ненастоящего мира.

Однако вскоре все эти мелкие наблюдения перестали его занимать. Буквально через двадцать минут он оказался перед неожиданным выбором: остаться до конца своих дней вольным бомжом либо рискнуть башкой и взамен получить мешок денег и еще кое-что, туманно называемое положением в обществе. Кто-то другой мог не поверить изувеченному китайцу, но Лева прекрасно видел, что Су Линь не врет и за ним действительно стоят силы, позволяющие ему вести себя с такой очаровательной беззаботностью, едва вырвавшись из когтистых лап азеров. Все, что он говорил, было такой же правдой, как и то, что они сидели над тарелками жирного плова, а на дворе закруглялось третье тысячелетие.

Китаец сказал, что их фирма совсем недавно вышла на российский рынок, но установила много важных связей и перспективы у нее блестящие.

— Как называется фирма? — спросил Лева, прожевав очередную порцию сочного риса с кусочками нежнейшего мяса.

— Корпорация «Витамин». Это условно. У нас много названий, Лева.

— Вы торгуете витаминами?

— Не только, Лева. У нас много товара. Весь очень хороший и необходимый для россиянина. — Улыбка китайца сделалась необъятной, и он подмигнул собеседнику, для чего ему пришлось прикрыть оба глаза.

— Ничего, если буду называть тебя Саней? — спросил Лева. — Мне так проще, чем товарищ Су или господин Су. Как-то не звучит для уха.

— Называй, как хочешь, Лева. Я все равно пойму.

— Скажи, Санек, — Лева налил водки в чайную пиалу, китаец не пил крепкого, изредка прихлебывал гранатовый морс, — как же ты нарвался на азеров? Что у вас общего? Витамины?

— Нет, Лева, не витамины. Я на них не нарывался. Они сами меня поймали. Это очень дикие люди, Лева. Я ходил по рынку, никого не трогал, они спросили: чего вынюхиваешь, узкоглазая крыса? Я немного обиделся, ответил невежливо. Тогда они решили убить маленького китайца Су. Я мог с ними справиться, Лева, но лучше пусть думают, китаец мертвый.

— Ты мог справиться с тремя?

— Конечно. Это нетрудно. Но зачем лишний шум и кривотолки, верно?

Таракан опять поверил, выпил водки и доел плов. Он чувствовал, что задает слишком много вопросов, причем все какие-то второстепенные. Водка мутила рассудок. Чудные видения вспыхивали перед глазами, словно бенгальские огни. Удача рано или поздно улыбается человеку, важно только ее не прозевать, разглядеть в любом обличье. Почему бы ей, увертливой стерве, не быть похожей на китайца с разбитым лицом? Что-то ведь подсказало Леве заплатить за него выкуп.

— Давно живешь в Москве, Санек?

— Я учился в университете. Потом уезжал. Теперь снова вернулся. У вас как шутят? Москва-Пекин — на жопе блин. Правильно, Лева?

— Не совсем так, — Лева смутился, и его симпатия к любезному китайцу приобрела созерцательный оттенок. Водка в нем уже верховодила, хорошо ему было, уютно, тепло, сытно — жить бы так да жить. Он вытащил сигарету, и Су Линь поспешно щелкнул зажигалкой, откуда только взялась?

— Последнее чего спрошу, Саня, — важно протянул Таракан. — Зачем я тебе понадобился для твоего «Витамина»? Ты же толком про меня ничего не знаешь, а вроде как доверяешься. Почему?

Впервые с золотистого китайского личика слетела счастливая улыбка-маска, он ответил с покоряющей серьезностью:

— У нас, Лева, мало честных, простых россиян, которые нам помогают.

— Я не такой уж простой и честный, как тебе показалось.

— Нет, Лева, ты не прав. Ты увидел мертвого, убитого китайца и отдал за него последние деньги. Это благородный поступок. На него способен только порядочный человек. Да и то не всякий. Вот я, если хочешь знать, не подошел бы близко, если кого-то убивают. А ты подошел. И отдал деньги. И еще задолжал. Спасибо тебе, Лева. Китайцы всегда отвечают на добро добром и на удар отвечают ударом. Но не всегда сразу. И то, и другое — не всегда сразу. Как и русские.

— Когда он шарахнул кирпичом, я думал, тебе хана.

— Да, — согласился Су Линь, — это было неприятно. Ничего, у китайцев крепкие черепушки.

Из дальнего угла приблизился хозяин заведения Казбек, пожилой, тучный, рыжеволосый аджарец. В руках нес графинчик с фирменным рубинового отлива вином. Лева церемонно представил ему китайского гостя, назвав его на сей раз почему-то Симоном, оба обменялись вежливыми улыбками, но особой радости ни у того, ни у другого Лева не заметил. Он пожаловался Казбеку:

— Представляешь, старина, Симошу чуть не замочили братаны Арслановы.

— Да, я в курсе, — Казбек сокрушенно покачал головой. — Это опасные люди. Может быть, Лева-джан, вам лучше уйти через кухню?

— Обижаешь. Мы не зайцы, чтобы бегать от азеров. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Это кто сказал, Казбек?

— Великий человек сказал, великий. Наверное, Пушкин, — Казбек разлил рубиновую жидкость по хрустальным бокалам, — Извините, господин Су, но я не советовал бы вам задерживаться здесь надолго. Сегодня плохой день. Братья обязательно вернутся, чтобы проверить. Это очень упрямые люди. Они всегда возвращаются.

Китаец, чье лицо превратилось в одну огромную, сверкающую во все стороны улыбку, успокоительно заметил:

— Не волнуйтесь, досточтимый, мы вас не подведем. Мы уйдем незаметно. У нас много дел впереди.

— Дел невпроворот, — веско подтвердил Лева. — Хочешь с нами в компанию, Казбек? Витаминами торговать?

— Разрешите предложить маленький тост, — подняв руку с бокалом, рыжий Казбек мгновенно преобразился в величественного, доброжелательного тамаду, отбросив все несущественные житейские хлопоты, — Маленький, но идущий от чистого сердца. Пусть все хорошие люди, которые пьют это замечательное вино, никогда не узнают вкуса беды, а если узнают, то пусть беда приключится не с ними, а с теми плохими людьми, которые мешают вечному празднику жизни. За вас, дорогие друзья!

Все трое чокнулись и выпили. Растроганный, Лева заметил:

— Глубоко копнул, старина. Молодец.

Китаец добавил:

— Очень хорошо. Русский, китаец — братья навек.

— Не забудь про аджарцев, — поправил Лева. — Другое дело азеры. С ними нам не по пути. Чересчур они злые.

Через пять минут они покинули гостеприимную харчевню. Перед тем как уйти (черным ходом), Су Линь, переменив счастливую улыбку на загадочную, нащупал в рукаве куртки какое-то невидимое глазу отверстие и ловко выудил оттуда пятидесятидолларовую ассигнацию. У Левы челюсть отвисла от изумления.

— Никогда бы не поверил, — сказал он искренне, — что Арслановы могли так проколоться.

Покачивало Леву Таракана, в голове погромыхивало, но не настолько он был пьян, чтобы не понять: крепко вляпался. Догулять бы до вечера, а там придется надолго забиваться в глубокую нору, может быть, даже район менять. Для натурального бомжа, привыкшего к напряженной, духовной сосредоточенности, это хлопотно, это все равно, что переселиться за границу, куда-нибудь на Гавайи. Но чувствовал: придется. Иначе — амба. Обозначился не по чину, наследил, сунул пятак, куда не следует, за это наказывают жестоко. Помощи ждать неоткуда, да и на что она ему? Помощь тому нужна, у кого есть будущее, у бомжа его нет. Суть его бытования как раз в том и состоит, что будущее мертво, глухо, так уж сумей порадоваться текущей минуте, какую послал Господь. Не сумел, сплоховал, перекрыла злая сила радость, как кислородный шланг, и бомж спекся, потек сизым дымком к небесам, как будто и не существовал на земле: не вздохнет о нем никто, не зальется слезой, не улыбнется вдогонку.

Китаец Су помог ему сесть в такси и дворами отвез куда-то на Юго-Запад: Лева быстро потерял ориентиры. По дороге весело, с сочувственной гримасой выспрашивал, где Лева живет, чем добывает средства к существованию, какая у него профессия, с кем поддерживает дружбу. Лева, погруженный в меланхолию, отвечал скупо: с жильем все в порядке, хорошее жилье, с бабками тоже ажур, на жратву и водку хватает, а профессия такая, что лучше не вспоминать, засмеют.

— Какая же, Лева?.

— Была в России наука, — пересиливая пьяную сонливость, объяснил Лева, — в ней и работал. Не поверишь, дружище Су, большая была в России наука. По всему миру гремела.

— Я знаю, Лева. Ваши вожди всю науку пропили… Не засыпай, пожалуйста, уже приехали.

На Юго-Западе (кажется, возле проспекта Вернадского) завернули в какой-то офис, где было много людей и много казенного вида мебели. Китайца встретили с почтением, даже засыпающий Лева это приметил. Пожилая женщина, которую китаец называл Томушкой, отвела их в отдельный кабинет и усадила в кожаные кресла, при этом так лебезила перед китайцем, так нелепо кокетничала, вертела жирным задом, что Леве стало противно. Он не мог понять, куда и зачем его привезли, и на уме было только одно: покемарить бы часок-другой. Горячий плов, закуски, водка и вино, бессонная ночь — все как-то враз подействовало. Но ему было неловко перед новым китайским другом. Он сказал заискивающе:

— Дал бы ты мне поспать, дружище Су, и я снова к твоим услугам. Поедем азеров бить или витаминами торговать, что захочешь.

Су Линь забавно, пискляво захихикал: он понимал, улавливал Левин немудреный юморок.

Томушка поставила перед ними чашки с кофе, но Лева не глядел в ее сторону: глупая баба, тьфу!

— У тебя есть документы, Лева? — спросил китаец. — Хоть какие-нибудь?

— Откуда? Все изъято при обыске.

Не успел договорить, засек вспышку: кто-то его щелкнул пару раз.

— Ну зачем? — поморщился Таракан. — Так мы не договаривались.

— Будут новые документы, Лева, — радостно закудахтал китаец. — Лучше прежних. Без документов плохо, на работу не возьмут. У нас на фирме строго. У нас все по закону… Пей кофе, Лева, пей. Горячий, сладкий.

Лева послушно поднял чашку, и тут в комнате появился еще один китаец, старый, даже с белой бородкой. Китайцев с бородкой Лева по жизни еще не видел. Этот новый китаец обошел его со всех сторон, цокая одобрительно языком, но не произнося ни слова.

— Товарищ, вам кого? — спросил Лева. Но это была его последняя осмысленная фраза. В кофе, похоже, подмешали какой-то гадости, по комнате поплыло голубоватое мерцание, и он, едва поставив чашку на стол, с облегчением выпал в осадок.