ГЛАВА XXIV
Учение Адама Смита о поземельной ренте
«Только такая часть продукта почвы,
– говорит Ад. Смит, —
обыкновенно привозится на рынок, текущей цены которой достаточно на возмещение капитала для доставления сюда хлеба, вместе с обычною прибылью на него. Если текущая цена выше этого, то излишек ее естественно отойдет в поземельную ренту. Если текущая цена не выше, то хотя бы товар и мог быть доставлен на рынок, но он не может принести никакой ренты землевладельцу. Будет ли цена выше или не будет, это зависит от спроса».
Эта выдержка естественно ведет читателя к заключению, что автор ее не мог быть в затруднении относительно природы ренты, и что он должен был видеть, что качество земли, которая может быть обращена в обработку по требованию общества, зависит от «обыкновенной цены ее продукта», если «этой цены достаточно для возмещения капитала, который должен быть употреблен на возделывание ее, вместе с обыкновенною прибылью на капитал».
Но, по мнению Смита, «на некоторые части продукта почвы спрос должен быть всегда такой, который давал бы более высокую цену, чем сколько достаточно для доставления этого продукта на рынок», а пищу он считал одною из таких частей.
Он говорит, что
«каково бы ни было положение почвы, она, большею частью, производит более значительное количество пищи, чем сколько достаточно для наиболее щедрого содержания труда, необходимого для доставления этой пищи на рынок. Итак, излишка всегда более, нежели требуется для возмещения капитала, употребляющего этот труд, вместе с прибылью на капитал. След., всегда есть налицо остаток, составляющий ренту землевладельца».
Но какие доказательства представляет он в пользу этого мнения? Одно только утверждение, что
«наиболее бесплодные болота Норвегии и Шотландии служат известного рода пастбищем скоту, молока и приплода которого всегда более чем достаточно не только на содержание всего труда, необходимого на уход за ним и на уплату обыкновенной прибыли фермеру или владельцу стада или табуна, но и на доставление землевладельцу известной маленькой ренты».
Но да позволено мне будет усомниться в этом; я полагаю, что в каждой стране, от самой дикой до наиболее утонченной, существует почва такого качества, которая не может доставлять продукта более, нежели достаточного для возмещения употребленного на нее капитала, вместе с обыкновенною и среднею в этой стране прибылью. Все мы знаем, что в Америке много земли, но никто не придерживается мнения, что начала, регулирующие ренту, отличны в этой стране от господствующих в Европе. Но если бы было справедливо, что Англия так далеко подвинулась на пути обработки земли, что в то время не оставалось уже совсем такой почвы, которая не приносила бы ренты, то все-таки было бы верно, что подобная почва должна была существовать здесь прежде, и даже самое существование или не существование такой почвы не представляет вовсе важности по отношению к этому вопросу, потому что решительно все равно, затрачивается ли в Великобритании какой-либо капитал в старую или в новую почву, восстановляющую только капитал с обыкновенной прибылью. Когда фермер сговаривается о найме земли на семилетний или на четырнадцатилетний срок, он может предложить употребить на нее 10,000 ф. капитала, зная, что по существующей цене хлеба и сырых произведений он будет в состоянии восстановить ту часть капитала, которую он принужден израсходовать, уплатить свою ренту и получить обыкновенную прибыль. Он не употребит 11,000 ф., если только последняя 1,000 ф. не может быть затрачена так производительно, чтобы доставить ему обыкновенную прибыль на капитал. В своем расчете относительно того, может ли он употребить эту сумму или нет, он обращает внимание исключительно на то, достаточна ли цена сырья на восстановление его издержек и на прибыль, так как ему известно, что ему не придется платить дополнительной ренты. Даже по превращении срока аренды рента не возрастет, ибо если землевладелец потребует ренты, ссылаясь на затрату добавочных 1,000 ф., то фермер может извлечь их обратно: употребляя в дело эту сумму, он получает, согласно предположению, не более как обыкновенную, среднюю прибыль, которую может приобрести и при всяком другом употреблении капитала; таким образом, его нельзя принудить к уплате ренты за упомянутое употребление, если только цена сырых произведений не продолжает возвышаться, или, что то же самое, если не понижается обычный и общий уровень прибыли.
Если бы Адам Смит обратил внимание на этот факт, со свойственным ему пониманием дела, то он не стал бы утверждать, что рента образует одну из составных частей цены сырого продукта, ибо цена повсюду регулируется выручкою с той последней части капитала, за которую нигде не платят ренты. Если бы он обратился к этому началу, то он не стал бы проводить различия между законом, регулирующим ренту с рудников, и законом, регулирующим поземельную ренту.
«Доставляет ли какую-нибудь ренту угольная копь,
– говорит он, —
зависит частью от ее богатства, частью от расположения. Тот или другой рудник может считаться богатым или бедным, смотря потому, больше или меньше минерала доставляет он на известное количество труда, чем добывается таким же количеством труда в большей части других рудников того же рода. Некоторые очень выгодно расположенные угольные копи не могут подвергаться разработке вследствие того, что содержат слишком мало угля. Выручка не покрывает расходов. Они не могут приносить ни прибыли, ни ренты. Продукта других едва достаточно для уплаты за труд и для возмещения, затраченного на разработку их капитала, вместе с обыкновенною прибылью. Они приносят некоторую прибыль предпринимателю, но не приносят ренты землевладельцу. Разрабатывать их с выгодой может один только землевладелец, который, будучи сам предпринимателем, выручает обыкновенную прибыль с употребленного в дело капитала. Таким образом, разрабатываются некоторые угольные копи в Шотландии, и не могут подвергаться какой-либо иной разработке. Землевладелец не допустит к делу никого без уплаты известной ренты, но уплаты ее нельзя ни от кого потребовать».
«Другие угольные копи в той же стране, хотя и достаточно богатые, не могут эксплуатироваться по неудобству их расположения. Обыкновенное или даже меньшее обыкновенного количество труда могло бы доставить в подобной копи достаточно минерала для покрытия расходов; но такого количества минерала нельзя было бы продать во внутренней стране, слабо населенной и лишенной хороших дорог и водяных сообщений».
Весь закон ренты разъяснен здесь превосходно и вполне наглядно, но каждое слово применяется столько же к земле, сколько и к рудникам; Смит, однако, утверждает, что
«имения на поверхности земли подчинены другим законам: продукт и рента их находятся в соответствии не с относительным, а с абсолютным их плодородием».
Но предположим, что нет земли, которая не приносила бы ренты; в таком случае сумма ренты с худших участков соответствовала бы излишку ценности продукта над расходом капитала и над обыкновенною прибылью с капитала; то же самое правило регулировало бы поземельную ренту с участков лучшего качества или более благоприятно расположенных, и след., рента подобной земли превосходила бы ренту упомянутой худшей на сумму преимуществ, которыми обладает первая; то же самое может быть сказано об участках еще лучшего качества и т. д. до самых плодородных. Итак, не одинаково ли справедливо как то, что часть продукта, которая должна быть уплачена в виде поземельной ренты, определяется относительным плодородием почвы, так и то, что часть продукта, уплачиваемая в виде ренты с рудников, определяется относительным богатством рудника?
После того, как Ад. Смит объяснил, что существуют рудники, которые могут подвергаться разработке только своих владельцев, ибо доставляют не более того, что достаточно на покрытие расходов предприятия, вместе с обыкновенной прибылью на употребленный капитал, можно было бы ожидать, что, по его мнению, цена произведений всех рудников регулируется именно этими особенными рудниками. Если старых копей недостаточно на доставление требуемого количества угля, то цена угля возрастет и будет продолжать возвышаться до тех пор, пока владелец новой худшей копи не найдет, что разработка последней доставит ему обыкновенную прибыль с капитала. Если копь его достаточно богата, то употребить в нее капитал владельцу станет выгодно прежде, чем цена угля достигнет значительной высоты; но если она бедна, то очевидно, что цена должна продолжать возрастать до тех пор, пока может доставить средства для уплаты за расходы и для получения обыкновенной прибыли на капитал. Итак, ясно, что цену угля регулирует всегда наименее плодородная копь. Но Ад. Смит держится другого мнения; он полагает, что
«наиболее богатая угольная копь регулирует цену угля всех других соседних копей. Как владелец копи, так и предприниматель одинаково находят, что, продавая несколько дешевле всех своих соседей, один из них получит более значительную ренту, другой – более значительную прибыль. Вследствие этого соседи их по необходимости начинают продавать по такой же цене, хотя и не могут производить столь же дешево, и хотя это всегда уменьшает, а иногда и совершенно уничтожает их прибыль и ренту. Некоторые предприятия совсем покидаются; другие не могут давать ренты и, след., могут эксплуатироваться исключительно владельцами».
Если бы спрос на уголь уменьшился, или количество угля возросло вследствие применения новых технических процессов, то цена упала бы, и некоторые копи были бы покинуты; но, во всяком случае, цены должно быть достаточно для уплаты расходов и прибыли с той копи, которая подвергается обработке, не принося ренты. Итак, цену регулирует наименее богатая копь; Ад. Смит сам утверждает это в другом месте, где он замечает, что
«наиболее низкая цена, по которой может продаваться уголь в течение сколько-нибудь продолжительного времени, подобно цене всех прочих товаров есть та, которой не более как достаточно для возмещения капитала, потребного на доставление угля на рынок, вместе с обыкновенною прибылью. Цена угля той копи, с которой владелец не получает никакой ренты, но которую он или должен обрабатывать сам, или может оставить вовсе без разработки, должна вообще лишь немного превышать упомянутую цену».
Но то же самое обстоятельство, – именно, изобилие и следующая за ним дешевизна угля, от каких бы причин они ни произошли, – которое побудило бы оставить без разработки угольные копи, приносящие лишь незначительную ренту, или не приносящие ее вовсе, – если бы оно относилось к сырому продукту почвы, – сделало бы одинаково необходимым оставление без разработки и участков, доставляющих незначительную ренту или не доставляющих ее вовсе. Если бы, напр., подобно рису в некоторых странах, общей и обыкновенной пищей народа стал картофель, то, вероятно, немедленно была бы покинута четверть или половина той земли, которая находится в настоящее время в обработке, ибо если бы, как говорит Ад. Смит,
«один акр земли под картофелем стал производить 6000 единиц солидной пищи, или втрое более того, что производит акр земли под пшеницей»,
то в течение значительного времени не могло бы быть такого увеличения народонаселения, которое потребило бы продукт, доставляемый землей, употреблявшейся прежде на возделывание пшеницы; многие участки были бы, след., покинуты, и рента упала бы; количество земли и размер ренты за нее достигли бы прежней цифры не прежде, как по удвоении или по утроении народонаселения.
Сверх того, землевладелец не стал бы получать больше валового продукта в том случае, когда последний состоит из картофеля, которым можно накормить 300 человек, чем в том, когда он представляет пшеницу, которой хватает на продовольствие всего 100 человек, ибо, хотя издержки производства и уменьшились бы значительно от того, что задельную плату рабочего стала бы регулировать цена картофеля, более дешевая, чем цена пшеницы, и хотя, след., пропорция всего валового продукта, по уплате рабочему, и возросла бы сильно, но в ренту не отошло бы ни малейшей части этого увеличения; все неизбежно поступило бы в фонд прибыли, так как прибыль всегда возрастает при падении задельной платы и падает при ее возвышении. Возделывается ли пшеница или картофель – рента регулируется одинаковым законом: она всегда равняется разности между количествами продукта, получаемыми с равных капиталов на одной и той же земле или на землях различного качества, и след., пока обрабатываются земли одинакового качества, и нет различия в их относительном плодородии или преимуществах, рента всегда сохранит одинаковое отношение к валовому продукту.
Но Ад. Смит утверждает, что размер того, что поступает к землевладельцу, увеличится от уменьшения издержек производства, и что, след., землевладелец станет получать более значительную часть и более значительное количество продукта, находящегося в изобилии, нежели продукта, размер которого ограничен.
«Рисовое поле,
– говорит он, —
производит гораздо более пищи, нежели самое плодородное хлебное поле. Говорят, что обыкновенный продукт акра представляет две жатвы в год, от 30 до 60 бушелей каждая. Итак, хотя возделывание риса и требует больше труда, но по уплате за этот труд остается более значительный излишек; след., в странах, где растет рис, и где он представляет обыкновенную и любимую пищу населения, которою главным образом поддерживается существование земледельцев, – землевладельцу должна принадлежать более значительная часть этого большого излишка, нежели в тех странах, где возделывается хлеб».
Буханан также замечает, что
«совершенно очевидно, что если бы общею пищей народа стал какой-нибудь другой предмет, доставляемый почвою в большем изобилии, нежели хлеб, то рента землевладельца увеличилась бы в соответствии с таким изобилием».
Если бы главною пищей населения сделался картофель, то прошел бы значительный промежуток времени, в течение которого землевладельцы подвергались бы громадному понижению ренты. Они, вероятно, не получали бы даже та кого же количества предмета существования, какое получают теперь, между тем как цена этого предмета уменьшилась бы втрое в сравнении с настоящей. Но все мануфактурные товары, на которые расходуется часть ренты землевладельца, не понизились бы более того, на сколько упал бы входящий в их состав сырой материал, количество которого могло бы возрасти единственно от большого плодородия почвы, посвящаемой при таких условиях на его производство.
Когда, вследствие возрастания народонаселения, земля одинакового с прежней качества обращается в обработку, землевладелец не только получает прежнее количество продукта, но и по ценности получаемое им количество равняется прежнему. Итак, рента оставалась бы без изменения; но прибыль увеличилась бы значительно, потому что уменьшилась бы значительно цена пищи, а, след., и задельная плата. Высокая прибыль благоприятствует накоплению капитала. Спрос на труд продолжал бы возрастать, а увеличение спроса на землю доставило бы постоянную выгоду землевладельцам.
И в самом деле, те же земли могли бы обрабатываться гораздо лучше, при таком изобилии производимой ими пищи, и, след., при движении общества вперед, они доставляли бы более высокую ренту и служили бы существованию большего населения, чем прежде. Это не преминуло бы сделаться в высшей степени выгодным для землевладельца и подтвердило бы тот принцип, который, как мне кажется, установлен настоящим исследованием, что всякая необыкновенная прибыль по самой своей природе бывает непродолжительна, ибо весь излишек произведений почвы, за вычетом из него лишь такой умеренной прибыли, какой достаточно для поощрения накопления, должен, в конце концов, достаться землевладельцу.
При такой низкой цене труда, какую может причинить изобилие продукта, не только земли, уже находящиеся в обработке, приносили бы гораздо большее количество продукта, но на них могло бы употребляться много дополнительного капитала, и могла бы извлекаться из них большая ценность, а в то же время земли весьма низкого качества могли бы обрабатываться с высокою прибылью к великой выгоде как землевладельцев, так и всех потребителей. Машина, производящая важнейший предмет потребления, была бы улучшена, и услуги ее хорошо оплачивалась бы в соответствии со спросом на них. Сначала все выгоды доставались бы рабочим, капиталистам и потребителям, но, по мере возрастания народонаселения, они постепенно переходили бы в руки землевладельцев.
Независимо от таких улучшений, в которых общество заинтересовано непосредственно, а землевладельцы косвенно, – выгоды землевладельца всегда противоположны выгодам потребителя и мануфактуриста. Цена хлеба может непрерывно возрастать только вследствие необходимости в прибавочном труде на возделывание его, вследствие возрастания издержек его производства. Та же причина неизбежно возвышает ренту, и, след., в интересе землевладельца увеличение издержек производства хлеба. Но интерес потребителя не таков: ему желательно, чтобы хлеб был низок по отношению к деньгам и товарам, потому его хлеб всегда покупается за деньги или за товары. Точно также и мануфактурист не желает высокой цены хлеба, потому что дороговизна хлеба причиняет увеличение задельной платы, но не увеличение цены его товаров. Итак, не только должно быть отдано в обмен за потребляемый им хлеб большее количество принадлежащего ему товара, или, что одно и то же, ценность большей части этого товара, но должно быть отдано больше последнего или его ценности в виде задельной платы рабочим, за что капиталист не получит никакого вознаграждения. Таким образом, все классы, за исключением землевладельцев, понесут потери вследствие возрастания цены хлеба. Сделка между землевладельцем и публикою не похожа на торговую сделку, где можно утверждать, что и покупатель и продавец выигрывают одинаково: здесь потеря лежит всецело на одной стороне, выгода же всецело достается другой, и если хлеб мог доставляться дешевле посредством ввоза, то потеря для одной стороны вследствие запрещения ввоза значительно превышает выгоду для другой.
Ад. Смит никогда не проводит различия между низкою ценностью денег и высокою ценностью хлеба и вследствие того делает заключение, что выгоды землевладельца не противоположны выгодам остального общества. В первом случае ценность денег низка относительно всех товаров; во втором – ценность хлеба высока относительно всех других вещей. В первом случае относительная ценность хлеба и товаров продолжает оставаться прежняя; во втором – ценность хлеба поднимается как относительно других товаров, так и относительно денег.
Следующее наблюдение Ад. Смита применяется к низкой ценности денег, но оно совершенно неприменимо к высокой ценности хлеба.
«Если бы ввоз (хлеба) был всегда свободен, то наши фермеры и землевладельцы, вероятно, приобретали бы средним числом менее денег за свой хлеб, чем в настоящее время, когда ввоз большею частью в действительности запрещен; но приобретаемые ими деньги имели бы большую ценность, за них покупалось бы более товаров всякого другого рода и употреблялось бы более труда. Итак, действительное их богатство, действительный их доход были бы такие же, как и ныне, хотя и выражались бы в меньшем количестве серебра, и средства их и мотивы к возделыванию хлеба были бы уменьшены не больше чем в настоящее время. Напротив того, возвышение действительной ценности серебра, понижая до известной степени, денежную цену всех других товаров, вследствие понижения денежной цены хлеба, дает промышленности той страны, в которой имеет место, известные выгоды на всех иноземных рынках и вследствие того стремится к поощрению и к увеличению размеров этой отрасли промышленности. Но размер домашнего хлебного рынка должен находиться в соответствии с общей промышленностью страны, где хлеб возделывается, или с числом тех, которые производят что-либо иное для обмена за хлеб. Но внутренний рынок каждой страны, будучи самым близким и удобным, является наибольшим и самым важным хлебным рынком. Итак, то возвышение действительной ценности серебра, которое представляет следствие понижения средней денежной цены хлеба, стремится расширить наибольший и наиболее важный хлебный рынок и тем поощрить возделывание хлеба, а не помешать ему».
Высокая или низкая денежная цена хлеба, происходящая от изобилия и дешевизны золота и серебра, не представляет никакой важности для землевладельца, так как все продукты подвергаются одинаковому действию, как и указал Ад. Смит; но относительно высокая цена хлеба всегда бывает в высшей степени выгодна для землевладельца, потому что, во-1-х, она доставляет ему большее количество хлеба в виде ренты, а, во-2-х, каждая равная мера хлеба ставит в его распоряжение не только большее количество денег, но и большее количество всякого товара, который покупается за деньги.