Толпа под галлюциногенами понемногу рассеивается, каждый возвращает себе индивидуальную единичность в тот самый момент, когда умирает. Сорок восемь часов беспрерывного праздника, потом начинаются первые признаки заболеваний. Кривая растет вверх, взрывная динамика, экспресс-пандемия.

Мир – это праздник! Жизнь – это игра!

Танцоры гроздьями падают на пол своих колесниц, их рвет, изо рта у них идет кровавая пена, у них начинается понос. Женщины, дети, подростки, гомосексуалисты, гетеро-сексуалисты, сорокалетние и пятидесятилетние люди валятся, сгибаясь пополам, на асфальт, лежат без сил в углах улиц, привалившись к дверям, к витринам. Их глаза налиты кровью и полны паники.

Вы видите их, поскольку я о них пишу. Вы здесь, поскольку я здесь.

Ликующая толпа великолепно справилась со своей задачей. Мне оставалось лишь следовать за ней для того, чтобы ее обогнать. Мне оказалось достаточно смешаться с ней для того, чтобы поглотить ее всю целиком. Мне оказалось достаточно пройти сквозь нее для того, чтобы внедриться в нее навсегда.

Мне нужно было только находиться рядом с ней для того, чтобы она, словно страдая странной коллективной аутоиммунной болезнью, заразила себя сама.

Действие убийственных бацилл смешивается с эффектом от применения мощных психотропных средств, люди не знают, впали ли они в bad trip из-за приема галлюциногенов или все это происходит с ними в действительности.

Моя двойственность в последний раз пронизывает их мозг в момент смерти. Вымысел? Реальность? Многие из них не способны даже отчетливо понять, прошли они через это или нет. Некоторые не замечают ничего, кто-то проваливается в кошмар более настоящий, чем окружающий мир.

Они заражают друг друга всеми болезнетворными бациллами, посеянными мною в их сгрудившихся телах, которые теперь разлучит только смерть.

Посмотрите на эти искаженные конвульсиями лица, на полные исступления глаза, на сокращающиеся мышцы, на внезапно охватывающую тела лихорадку, на неожиданные обмороки или оцепенение, постепенно овладевающее людьми. Обратите самое пристальное внимание на все более жестокие приступы рвоты, на кровь, при каждом отхаркивании брызгающую во все стороны, распространяющую новые армии невидимых убийц. Понаблюдайте за лежащими на больших проспектах и на примыкающих к ним улицах телами, за остановившимися посреди проезжей части колесницами, за их свалившимся на землю грузом в виде неподвижных танцоров.

Сирены «скорой помощи» раздаются в Берлине, словно мощная, управляемая мною симфония. Во время бомбардировок русской и союзнической авиацией столицы рейха точно такими же завываниями мастерски дирижировал мой Брат.

Крики – страх, стоны – боль, жалобы – отчаяние, плач – паника, безмолвие – ужас.

Вот хорал, вот голоса, пришедшие из катаклизма, спрятавшегося под фальшивой памятью, вот реквием по Четвертому рейху, впитавшему от предыдущего трупа весь этот натурализм, романтизм, молодизм. Они как раз и руководили зарождением политического режима, который мой Брат спешно основал, а затем так же спешно разрушил.

Четвертый рейх – простая инвертированная копия предыдущего строя: те же массовые манифестации, та же смесь близорукого пацифизма и слепой жестокости, то же использование техники для рекламы и связи, та же трансцендентность при субституции, те же преступления, совершаемые против ума и красоты. В этом чувствуется рука моего Брата, знатока своего дела.

А я, с его полного согласия, пришел положить конец всем договоренностям, которых он с вами достиг. Я сниму показания со счетчиков, и, поскольку мой Брат все делает основательно, количество счетчиков, с которых надо снять показания, превышает все возможности исчисления.

Но я все-таки буду стараться изо всех сил.

Я попытался вам все объяснить. Я надеюсь, что вы поняли, насколько это важно: мне больше не нужны ни изображения, ни телевизионные экраны, ни навигаторы Интернета, мне не нужно больше hardware, я стал software вашего мозга.

Это и есть литература, возможность перенести мысль прямо в чужую голову, слово – в чужое тело. Картины видят глаза не того, кто пишет, звуки слышат не его уши.

Я – в вас. Со всеми другими.

Вы захотели последовать за мной, вы не знали, что моя конечная цель заключается внутри вас самих.

Я вам, однако, об этом говорил, теперь вы станете моими компаньонами. Вы все, я вам напоминаю, сводные братья и сводные сестры. Вы все вместе – одна большая и единая кровосмесительная семья. Вы все совершенно одиноки, бесконечно разделены и являетесь монолитной массой. Вы все – единый кислотный выброс, электронными завитками поднимающийся к небу. Вы двигаетесь, подчиняясь их ритму, но ваши головы ничего не воспринимают. Вы танцуете под сводом, усыпанным звездами, но не видите, как они падают на вас.

Здесь, в гуще Love Parade, я придумал игру. Захватывающую игру, в которую вы все будете вовлечены в качестве активных участников. Игру, которая даст вам возможность управлять жизнью и смертью, которые я в состоянии щедро распределять.

Жизнь и смерть тысяч индивидуумов.

Вы все поймете. Оставайтесь подключенными к Сети, включите телевизор, любой канал. Это не важно, я пишу это прямо у вас в мозгу. Вы – мои марионетки, и игра вам понравится так же, как она нравится мне, поскольку такова ваша роль.

Некоторые ученые идиоты считают, что писателю необходимо спрашивать себя о том, должен ли он действовать как некий Бог или демиург по отношению к персонажам и мирам, которые он описывает.

Это так глупо, что мне даже не смешно.

Конечно, писатель становится Богом или, скажем, демиургом во время своего творческого акта.

Только вовсе не по отношению к персонажам своего романа.

А по отношению к людям, которые его читают.

И я вам прямо сейчас это продемонстрирую.

Начнем нашу Большую игру Бессмысленной Логики с первой из моих новых машин. Моих массовых машин. Моих разрушительных стратагем высокой интенсивности.

Начнем с первой из тех двойственностей, что я подготовил, – так будет проще. Затем вам понадобится переходить на более высокие уровни сложности, как в любой компьютерной игре. Но сейчас Праздник – это мир, а Игра – это жизнь.

Игра ошеломляюще проста, как любой современный выбор, как любая телереальная передача, делающая из нас то, что мы есть: «Да. Нет».

Двоичная логика в самом чистом виде, диалектика как горизонт и как зенит.

Вы быстро научитесь.

Вы не забыли о том, что я, благодаря любезному содействию своего Брата, распространил серию высококонтагиозных бацилл? Я – завод по производству живых токсинов, если слово «живой» имеет для меня какой-то смысл. Ботулизм, сибирская язва, атипичная пневмония, чума, птичий грипп, туберкулез, клостридиоз. Я – бактериологическая бомба. Бомба, взрывающаяся внутри ваших организмов, невидимая бомба, становящаяся вами. Более того, я перешел на новую орбиту. Я решил поперчить бактериологию самыми лучшими из расщепляющихся материалов: кобальтом 60, полонием 210, радием, цезием и даже несколькими миллиграммами плутония. Обратите внимание на то, насколько далеко простирается мое стремление к совершенству и к праздничному досугу: к этой фатальной комбинации я добавил несколько унций очень сильных нервно-паралитических веществ, VX и зарин, хорошо известных практически мгновенным действием, особенно в замкнутом пространстве.

Микроорганизмы, радиация, нервно-паралитические вещества последнего поколения – вот точка пересечения всех невидимых войн, вот Демоническая Извращенная Троица, вот ваше будущее. Вот что такое жизнь, свет, химия, ставшие проводниками смерти, темноты, черной магии.

Вот он я, среди вас.

1. Я прогуливаюсь среди толпы, где-то в Мире, там, куда привел меня случай – единственный бог, в которого я могу верить. Я встречаюсь с танцующими или пролетаризированными массами, с колесницами, с утренними автобусами и вечерними субботними машинами. Я сталкиваюсь с проявлениями гордости, основанными на собственных ресурсах, с проявлениями этнической, сексуальной, культурной гордости или с официальными гуманитарными манифестациями. Я иду, иногда против течения, иногда отдаваясь динамике толпы.

2. При помощи возможностей, полученных мною от Брата, я полностью контролирую радиоактивные и пандемические выделения, я способен какое-то время сдерживать микробиологические потоки и смертельное излучение, но все-таки регулярно должен высвобождать их.

3. Благодаря очень простой системе, возникшей из мозгового процессора, коим является литература, я могу показать вам, словно маленьким лазерным лучом, группы мужчин и женщин, ставших моими потенциальными жертвами. Дыхание, небольшое количество пота, крошечные частички кожи, а теперь и распыление некоторого количества расщепляющихся или нервно-паралитических веществ: всего этого более чем достаточно, что я и продемонстрировал вам в Берлине. И как говорил злополучный союзник моего Брата: сегодня – Берлин, завтра – весь Мир. А со мной завтра – это сейчас.

4. Выбираете вы, я вам уже сказал, Дьявол – совершенный демократ, он доверится тому, что прочтет в ваших головах, так, словно вы подключены к моему старому сайту в Интернете.

5. Что, кстати, и происходит. Только теперь сайт находится во мне, вернее, сайт – это я, и вы подключены к моему мозгу, к моей машине, той, что пишет в вашем мозгу, в ваших мыслительных машинах.

Да. Нет. Вам нужно просто выбрать, зная, что я периодически должен освобождать свой организм от находящихся в нем болезнетворных бацилл и радиации. Да. Нет. Именно вы должны серьезно взвешивать свои решения, серьезно размышлять о своем выборе. Именно вы достойны стать богами на земле, чего вы, кажется, так желаете. Каждый раз, на каждом «этапе» игры, жизнь десятков тысяч человек находится в ваших руках: Осака, Москва, Каир, Париж, Стамбул, Нью-Дели, Шанхай, Буэнос-Айрес, Тегеран, Сидней, Лагос, Хельсинки, Вена, Куала-Лумпур, Бангкок, Нью-Йорк… Внимательно следите за моими перемещениями по земному шару, а главное, внимательно следите за маленькими красными огоньками на «индивидуумах», составляющих эти предназначенные для бойни массы, занятые праздничными воспоминаниями о самих себе. Не теряйте их из виду. Они показывают, насколько вы способны сознательно послать на смерть целые толпы для того, чтобы спасти другие толпы, притом что и первые, и вторые горды быть тем, чем они являются. Я обучаю вас естественному отбору. Я демонстрирую вам границу последнего отбора. Я вас знакомлю с миром, который вы создали при помощи моего Брата.

Мы в парижском метро. Среда, вечер. Шесть часов ровно, час пик. Вагоны и платформы заполнены людьми.

Линия Дефанс – Шато де Вэнсенн очень загруженная, пересекающая столицу через центр с востока на запад и обратно.

Я нахожусь здесь.

Здравствуйте всем.

Моя новая двойственность опирается на отношения между единичностью и статистическими массами. Я чувствую, что вам ужасно понравится.

Я в поезде линии номер один, вокруг меня спрессовано огромное количество материала. Это человеческие существа, не повинные ни в чем, кроме того, что они продолжают заниматься своими повседневными делами в то время, как царствование моего Брата, в виде шествия мерзостей, никогда еще столь полно не овладевало умами обитателей этой планеты.

Они ни в чем не виноваты. Совсем ни в чем, и на этот раз это – правда, в том числе и с точки зрения нашей бессмысленной логики.

Если только мы не придем к ее последней инверсии: оттого, что они ни в чем не виноваты и даже не способны ни на какое преступление, они и являются самыми невинными-палачами из всех, с которыми мы до сих пор сталкивались. Они ничего не сделали, ни за, ни против. Они ничего не видели, ничего не слышали, ничего не сказали. Они остались совершенно равнодушными. Они не только не ведают, что творят. Они не понимают, что, ничего не делая, они делают нечто демоническое, то есть дают парадоксальную жизнь Небытию, являющемуся нашим достоянием, моим и моего Брата. Они остались безучастными, они остались с самими собой – вот выбранная ими участь.

Но теперь я – в них, в их мире буржуазно-рабочих троглодитов, в туннеле, где поезд мчится от одной станции к другой.

Посмотрите теперь на их лица крупным планом, по очереди. Постараемся найти в них остатки их единичности, поскольку очень возможно, что она существует последние секунды.

Посмотрите, как все это просто. На половине тех лиц, которые вы рассматриваете, можно заметить маленькую световую отметку, как раз посередине лба, – знак огненно-красного цвета, в форме креста, как на прицеле. В крестах мы с Братом разбираемся прекрасно.

Каждый из отмеченных людей будет заражен моим бактериологическим-токсическим-радиоактивным набором. Другая половина останется в живых. Пока, во всяком случае. Вот так все просто, вы выбираете. Дьявол – демократ, он подчинится большинству без малейших колебаний, с нами большинство всегда право.

Праздник – это мир! Игра – это жизнь!

Я – software вашего мозга. Для того, чтобы играть вместе со мной, вам не нужно никакой технологии, кроме той, которой вас снабдила природа.

У меня больше нет ни камер, ни компьютеров, ни навигаторов. Я не только сам стал Интернетом во всей его полноте и каждой клеткой, его составляющей, но и имею доступ к мозгу каждого из вас, к памяти каждого из вас, к пропасти в каждом из вас. Вам нужно лишь силой воображения представить себе клавиатуру и экран, при помощи которых вы будете связываться со мной, осуществляя свое право голоса во время великих выборов.

Я – software вашего мозга, я пишу в нем все, что хочу, обо всем, что я делаю, обо всем, что я разрушаю. Я пишу в нем о том, чем вы являетесь.

Я думаю, вы это заслужили.

Посмотрите же на результаты вашего выбора в парижском метро.

В первом вагоне вы согласились с моим первоначальным отбором. За несколько минут половина пассажиров не только была заражена, но и, благодаря своим беспрестанным перемещениям под землей доброго старого города Парижа, перенесла вирусы и бацилл из одного конца города в другой, к самым отдаленным пригородам. Они умрут первыми.

Как этот маленький ребенок, который начинает громко плакать, и струйки крови текут из его широко открытого рта. Посмотрите на эту пару стариков, обнимающихся на полу, едва понимающих, что с ними происходит, и до последнего мига держащихся за руки. Вокруг них первые жертвы сибирской язвы, VX, полония или штамма туберкулеза падают и корчатся на земле. Остальные готовятся бежать со всех ног, как только откроется дверь, оставляя мертвых с полумертвыми, бросая их на произвол судьбы, пытаясь любой ценой спасти собственную шкуру. Они не знают о том, что их смерть лишь отсрочена.

Платформы в конце концов становятся похожими на странные поля боев сразу после невидимой атаки. Мужчины, женщины, дети, взрослые, молодые люди выплевывают куски окровавленных легких на большие рекламные плакаты. Кто-то шатается рядом с автоматом-распределителем и обрушивается на скамейку посреди широкой лужи мочи. Кто-то катается по полу с выпученными глазами и полным ртом горькой слюны. Я узнал, что некоторые, более удачливые, свалились на пути и умерли от электрошока или были раздавлены поездом. Так действительно получается умереть быстрей.

Конечно, голосуя, осуществляя вашу селекцию, вы выбирали тех, кто умрет, и тех, кто не умрет.

Но моя Игра – это жизнь, ее копия, более настоящая, чем сама жизнь. Никто не вечен в этом мире, все в конце концов умирают, это просто вопрос времени. Вы выбираете, если говорить точнее, между тем, кто умрет немедленно, и тем, кто умрет позднее. Между тем, кто будет подвергнут эвтаназии незамедлительно, и тем, кто, быть может, естественным образом доживет до своего последнего вздоха. Я сделал из вас врачей, врачей по своему образу.

Я целый день оставался в парижском метро, испробовал все действующие линии, испробовал также всех действующих людей. «Зази в метро», версия двухтысячного года. Раймон Кено, думаю, и вообразить не мог подобного римейка, с Харви Кейтелем вместо Филиппа Нуаре.

Большие рекламные плакаты, развешанные на стенах и в переходах пересадок, покрыты органическими веществами разнообразного происхождения, и везде, на каждой станции столицы, их первоначальное корыстное содержание заменено агитацией моего сайта в Интернете, отныне являющегося сетью мозга каждого из вас.

Ярко-красные, словно кровь, которую я у вас возьму, буквы напечатаны на серой стали дверей. Эти двери скоро откроются для всех вас там, где Работа делает свободным.

На каждой афише повторяются, словно мантра абсолютного рабства, следующие слова:

Приговорить вас – значит быть спасенным.

Вами.

Ваш выбор не всегда оказывался таким же, как в первом вагоне. Кое-кто изменил стратегию, пытаясь мне постоянно возражать. Другие, наоборот, без остановки поддерживали мои предложения, третьи, наконец, все время меняли мнение.

Например, эта маленькая девочка, лет десяти, со своей старшей сестрой, лет четырнадцати, занимающая заднее сиденье, линия номер семь, Мари д’Иври – Ля Курнёв, и бросающая на меня беглый взгляд в тот момент, когда я усаживаюсь напротив них. Посмотрите на их лица. Эбеновые волосы, зеленые глаза, бледная кожа. Искры ума и чувствительности, детский смех, вытяжка из хрусталя просыпающейся жизни.

Менее чем через десять минут их волосы выпадут, из глаз потечет кровь, изо рта пойдет ядовитая желчь, лица станут белее, чем нетронутый паковый лед.

Если, конечно, вы не решите, что они примут участие в следующем розыгрыше.

Я смею надеяться, что вы оцените по достоинству безграничную власть, которую я вам дал.

Вы уже давно о ней мечтали.

Вы о ней мечтали. А я сделал.

Как это грустно. Не хватило буквально нескольких голосов, и стрелка весов не склонилась в пользу двух маленьких девочек. То есть они примут участие в розыгрыше, который начнется так, как я описывал. Надо сказать, я хотел, чтобы они посоревновались с многочисленными младенцами возрастом в несколько месяцев и очаровательным малышом трех или четырех лет в сопровождении молодой мамы. Ничтожная разница в количестве голосов, отданных за каждый лагерь, показывает, до какой степени жесткой была борьба в ваших душах, жалким слугой которых я, простой писарь, являюсь.

Следовательно, наступает время перехода к моей следующей машине массового истребления.

Начиная с этого дня, моя игровая двойственность между единичностями и статистическими массами будет развиваться совсем в другом направлении. На этом этапе вас ждет особый уровень сложности.

Теперь вы будете выбирать между одной единичностью, уникальной во многих отношениях, и основной массой населения.

Вы должны будете определить, должен ли я казнить будущего Моцарта или будущих Ницше или да Винчи ценой спасения слепого стада города или этого делать не стоит.

Вы должны будете выбрать между одним невинным ребенком и ста тысячами взрослых, каждый из которых, как всегда, в чем-нибудь да виновен.

Вы должны будете выбрать между тем, что вы есть, и тем, чем вы могли бы стать.

Получить власть – легко, использовать ее и не погубить при этом свою душу – гораздо труднее.

К счастью для вас, вы свою душу уже давно продали.

В новостях дня моя прогулка по парижскому метро стала сообщением первостепенной важности. Точное число погибших неизвестно, так же как и количество зараженных. Служба общественной безопасности обратилась ко всем, кто мог находиться на определенных линиях в определенное время.

Чувствуется начало паники. Говорят о группах Аль-Каиды в Европе, о GSPC, говорят о коммандос, годами сидевших в подполье, спрашивают, как все эти бактерии и вирусы, не говоря уже о радиоактивных элементах, могли так соединиться. Общество задает себе те вопросы, которые только может задать.

То есть те вопросы, на которые оно не может дать ответа.

Поскольку единственный ответ на этот вопрос – это я. А я не произошел от вас. Это вы произошли от меня.

Парижское метро – это хорошо, но прогресс не должен останавливаться.

Авиакомпании и аэропорты, в свою очередь, отлично справятся с задачей, превратив мой последний спектакль в настоящий праздник мировидения, во время которого смерть будет равномерно распределяться по всей поверхности земного шара.

Психологическая пандемия, распространенная мною на североамериканском континенте, уже дает результаты, на которые я и не надеялся: crime clusters беспрестанно множатся, и на этот раз, похоже, их ничего не сможет остановить.

Говорят, что мое приключение в метро французской столицы дает плоды, непредвиденные для всех, кроме меня и Брата, хотя и мы не ожидали подобного.

Результаты отбора и споры, которые они спровоцировали среди голосующих, привели к особенно жестоким стычкам между этническими, религиозными и просто территориальными группами. Даже между мужчинами и женщинами. У нас есть великолепная возможность показать вам, из какого теста вы сделаны.

Начнете ли вы на этот раз самозабвенно убивать друг друга без нашего прямого в том участия? Сумеете ли вы найти необходимые аргументы для оправдания будущих массовых истреблений без подсказанных нами на ухо ключевых слов?

Что верно, то верно, за полвека вы добились успехов.

Отныне вы свободны, независимы.

Мой Брат правильно сделал, что взял себе отпуск.

Вы будете на высоте наших ожиданий, которые являются косметикой отчаяния.

Я не только мир, я – весь мир.

Я – его виртуальная сторона, вы об этом прекрасно знали. Я существую и в физическом обличье, вы это тоже знали. Отныне я есть в космополитическом плане, и вы не могли об этом догадаться: я – мир, я – в каждом из вас, я – нигде в частности, но я активен повсюду.

Я нахожусь одновременно в трех по крайней мере местах. Во всяком случае, братья и сестры, сосредоточимся на какое-то время именно на них.

Я иду по переполненным тротуарам широкого проспекта Буэнос-Айреса. Я лечу в большом, битком набитом пассажирском самолете из Китая в Малайзию. Я плыву на роскошном круизном лайнере в открытом море неподалеку от французских Антильских островов.

Это мои каникулы, это мой черед, я хочу сказать – ваш черед.

Демократия предполагает долевое участие, или это уже не демократия.

Буэнос-Айрес. Танго. Военные. Общий кризис. Буэнос-Айрес. Толпа на улицах. Все время то тут, то там проходит какая-нибудь демонстрация, человеческие массы находятся в постоянном движении.

Вот наш первый участок. Целый город или почти целый. Скажу прямо, со мной все может быть только целиком.

Целый город.

И этот ребенок. Подросток. Типичное дитя бедных пригородов большой метрополии.

Диего. Диего Скотт Версини. Ему тринадцать лет. Хорошее число. Он еще не знает об этом. Он – ничто. Он еще не знает об этом, но ему противостоит целый город.

Я сижу в кресле К-19 «Боинга-747» Сингапурских авиалиний, курсирующих между Шанхаем и Малайзией. Самолет переполнен. Большинство пассажиров – китайцы и малайские или индонезийские мусульмане. Несколько тайцев, два или три японца-бизнесмена. И еще эта очень старая, практически восьмидесятилетняя дама, которая была настоящим гением колоратурного сопрано в середине века, легшего на моего Брата столь тяжким бременем. Ее я противопоставил целому межконтинентальному самолету.

На «Lady D of the Seas» для совершения чудесного тропического круиза собралось более двух тысяч пятисот человек. Я подражаю Брату, одна моя рука держит «дайкири», другая небрежно свисает с подлокотника полосатого шезлонга, а солнце Гваделупы расплавляет море и окутывает меня мягким теплом. Круизный лайнер еще не знает об этом, но он уже находится на одной чаше весов, а один из его пассажиров – на другой. Вернее, одна из его пассажирок. Молодая девушка. Двадцать один год. Индуска, родившаяся в Нью-Дели, дочь крупного электронного магната Бангалора, с самым блестящим будущим.

Вы улавливаете?

Нет?

Вы увидите все уловки, на которые способен ваш разум, пытающийся придумать предлог для оправдания вашего выбора. Тут будет все. Чувства, рассуждения, расчеты, в основном идеологические, этнические, культурологические, религиозные, еще не знаю какие. Короче, весь набор того, из чего вы сделаны, обрекающий каждого играть со смертью других.

Например, молодой аргентинец, родом из бедных предместий города, обескровленного разоренной страной, вовсе не готовит себя к карьере героя-революционера. Это было бы слишком просто, тут ваш выбор был бы предопределен.

Нет, Диего Скотт Версини, как раз наоборот, превратится в один прекрасный день в мультимиллионера, причем в старых добрых американских долларах. Он станет лучшим футболистом всей первой половины двадцать первого века. Легенды о нем превзойдут славу Круиффа, Пеле, Марадоны, Дель Пьеро, Зидана, Рональдо, Бекхэма, Беккенбауэра, Рональдиньо. Он сделается самым великим игроком всех времен. Он одолеет Бразилию, Голландию, Шотландию, Португалию, Бельгию, Швецию, Уругвай, Мексику, Южную Африку, англичан, итальянцев, французов, испанцев, хорватов, русских, немцев, мадридский «Реал», «Барселону», «Манчестер юнайтед», «Арсенал», «Ливерпуль», «Ювентус», «Милан АС», «Интер», «Аякс», «ПСВ», «Баварию», «Шалке-04», московский «ЦСКА», «Динамо» Хьюстона, «Галакси» Лос-Анджелеса. Он будет играть во всех великих клубах и все их победит.

Да, легенда, уникальный случай. Последний футболист, самый великий из всех.

Если он останется в живых.

Если вы проголосуете за него. И следовательно, против целого миллиона человек, которые падут жертвами общего заражения в старом добром Буэнос-Айресе, где Диего Скотт Версини провел все свое детство.

То же самое относится и к нашей молодой индуске с парохода «Lady D of the Seas». Еще никто не знает, что она станет одним из величайших математиков грядущего века, что она одна произведет революцию в квантовой физике. То же относится и к старой леди известного возраста, чей ангельский голос услаждал эту бедную Землю.

Если вы решите спасти последнюю, я заражу четыреста с хвостиком отцов азиатских семейств, которые, кстати сказать, ничего никогда не изобретут. Старая дама, которая уже прожила свою жизнь, но чье имя останется в истории, против анонимного самолета, полного молодых предпринимателей, торговых представителей, туристов и нескольких эмигрантских семей.

Если вы выберете бедного уличного мальчишку из Буэнос-Айреса, я уничтожу Буэнос-Айрес целиком. Бедный мальчик, который станет очень богатым, против всего города, некогда очень богатого, а ныне погружающегося в нищету.

Если вы склонитесь к молодой индийской математичке, я истреблю примерно две тысячи пятьсот человек, привыкших к роскоши, к легкости и ждущему их неизменно светлому будущему. По сравнению с этим гибель «Титаника» покажется лодочной прогулкой на озере в Венсенском лесу. На корабле много детей, целые семьи высокопоставленных инженеров, крупных ученых, банкиров, промышленные короли, знаменитые артисты. Я вам их подробно показал, чтобы они тоже предстали перед вами во всех своих индивидуальных особенностях. Рандрашантия происходит из того же зажиточного социального среза, что и вся эта космополитическая аристократия.

В случае с самолетом я за fair-play. Пассажиры заразятся в последний момент, не буду же я спасать жизнь пожилой даме для того, чтобы вместе со всеми утопить ее в море.

Что касается остальных – no mercy. Заражение будет немедленным, отсрочки не получит никто.

Вы поняли, что мои пары единичность – анонимная масса будут ставить перед вами серьезную нравственную проблему. Неким, максимально демоническим образом я устроил так, чтобы каждая единичность, всегда с извращенной и разной двойственностью, значила почти столько же, сколько и целое стадо, положенное на другую чашу весов. Я вас хорошо изучил, я вас знаю досконально. Теперь вы являетесь детерминистическими и полностью детерминированными процессами.

Выбор ужасающе прост: да, нет. Но вы обнаруживаете, что он изобилует бесконечными возможностями, в каждом случае совершенно единичными.

Гениальный футболист – уничтоженный город.

Чудо математики – роскошный лайнер.

Бывшее уникальное сопрано двадцатого века – самолет популярной авиалинии.

Подумайте обо всем, подумайте хорошенько. Потому что я покажу вам то, что ждет этих людей, и единичности, и стадо, каков бы ни был выбор, который вы сделаете.

Удобно устроившись в шезлонге на верхней палубе «Lady D of the Seas», я оказываюсь ближайшим соседом юной Рандрашантии. Оцените тонкость ее черт, овал янтарного лица, черные, окаймленные чистым золотом глаза, рот, выделяющийся на фоне загорелой кожи.

Она красива. Она молода. Она – чудо, однажды она перевернет мир.

В определенный момент я ей тоже все объяснил. Естественно. Она – центральное устройство машины, составленной из всех вас. Она знает о том, что ее ждет, если вы все-таки решите спасти остальных пассажиров лайнера.

Но ни один их двух тысяч пятисот пассажиров не знает о том, что он делает, чем он является, какова его роль в Игре-которая-стала-жизнью. В этом отношении наше наказание оказалось просто образцовым: для них ничего не изменится, даже когда они впадут в агонию. Они будут умирать, не понимая, что с ними случилось, почему это с ними случилось, не понимая, что именно так и должно было случиться.

Не понимая, что нельзя оставаться под защитой Дьявола и ничего не делать.

Они забыли о том, что ничего не делать для нас – признак настоящего предательства.

Чтобы избежать побочных последствий и возможного падения самолета, я разделил пассажиров аппарата на две мишени разного типа. На летающий скот. Для них предусмотрены бактериальное и вирусное заражение, со штаммами относительно медленного действия, персонализированными по генетическому коду. Они почувствуют себя плохо после выхода из самолета, в аэропорту, в такси или в везущем их домой вагоне метро. Они начнут умирать через несколько часов, о них забудут через несколько дней.

И на леди Осборн. Мне надо будет лишь дунуть ей в лицо для того, чтобы летучие составляющие радиоактивного кобальта прямым потоком попали в ее легкие, а затем распространились по всему организму. Все произойдет довольно быстро. Вы уже наблюдали за воздействием на человеческий организм радиоактивных или мощных нервно-паралитических веществ? Посмотрите, например, на Рандрашантию, которая вдохнула большую дозу VX. Ее лицо, словно покрытое липким лаком, блестит и выделяет пот. Ее охватывают бесконечные приступы рвоты, ее желудок словно хочет вырваться наружу через рот. Кровь, розовая от органических веществ, выплескивается на палубу и бортовой ящик для хранения коек. Она задыхается от жидкостей, которые хотят как можно быстрее покинуть это тело, обреченное роковой отравой на смерть. Ее крики, ее конвульсии, ее громкие стоны искажают ее красивое лицо и пугают остальных пассажиров. Она смотрит на меня, кожа ее синеет. Она корчится неподалеку от моего шезлонга, потом смотрит на меня остекленевшими глазами, полными бесконечной грусти, такой же бесконечной, как жизнь, которую она не проживет. В конце концов она падает посередине палубы, ничего не успев мне сказать. Да и что, в любом случае, она могла бы мне сказать, кроме того, что все люди – сукины дети. А это я уже знаю.

Теперь обратим свое внимание на госпожу Катлин Осборн, бывшее колоратурное сопрано, соревнующееся с «Боингом» и его пассажирами. Какой же красивой она была, наверное, в молодости, полвека назад! Ее морщинистое лицо излучает ауру вечности, синие, кобальтовые, глаза сияют чувствительностью и умом, далеко превосходящим интеллект всех собравшихся здесь, в этом пассажирском самолете. Я говорю с ней о ее великолепной карьере, пришедшейся на начало шестидесятых – конец восьмидесятых годов. «Я начала карьеру во время ракетного кризиса, а закончила во время падения Берлинской стены», – говорит она мне с совершенно очаровательным смешком. Я отвечаю ей широким, радостным оскалом, щедрым, полным историй едва ушедшего века. Я намекаю на романсы Штрауса и Малера, на вагнеровские достижения, на историческое исполнение роли Изольды. Она мне нежно, почти по-матерински, улыбается. Под морщинами старой дамы я отчетливо вижу черты самой блистательной ученицы Элизабет Шварцкопф.

Красота в ее самом чистом виде, молодость, проявляющаяся с возрастом. Отбор, друзья мои люди, придумали вы.

Ее нейроны испытывают мощную атаку кобальта-60. Смерть наступает довольно быстро, прямо посреди полета. Мертвенно-бледное лицо, судорожно сжатый рот, из которого ползет пузырящаяся желтоватая пена. Она пристально смотрит на меня лазурным, постепенно угасающим взглядом, взглядом, словно говорящим «я понимаю». Она знала, чем она рисковала, рассуждая о классической музыке, я рассказал ей также и о том, что стояло на кону здесь, в воздухе. Она заразит, быть может, несколько стюардесс или одного стюарда, но самолет благополучно прибудет к месту назначения.

Наш юный Диего Скотт Версини согнулся пополам на тротуаре. Его обходит толпа, которую вы спасли, равнодушная к его хрипам и испражнениям. С ним я говорил о футболе, упомянул нескольких великих, легендарных игроков, стоя посреди города. Я обрисовал и ему детали операции, объяснил, каким образом он станет центральным устройством машины, являющейся миром, в какой степени его судьба находится в руках толпы, а судьба толпы – в его руках. Он практически не дрогнул. Я думаю, он доверял человечеству. И был совершенно прав. Может быть, он доверял и себе самому, верил в свои способности сверходаренного ребенка. Тут он ошибся.

Поскольку вы выбрали, как мне кажется.

Посмотрите на лицо ребенка, в котором смешалась испанская, итальянская и английская кровь. Обратите внимание на яркий блеск его глаз, полных взрывчатой жизненной энергии, энергии будущего, которое расщепляется, как сверхновая звезда. Посмотрите на его фигуру. Все в нем говорит о том, кем он станет, если вы дадите ему шанс. Его очень скоро прозовут «The Sniper». Все в нем ведет его к знаменитому Кубку Мира-2018, во время которого он уничтожит Бразилию, забив три из пяти голов своей команды, причем один – легендарный, в верхний угол ворот, ударом с места, с расстояния в тридцать метров, за минуту до окончания матча. Это очень красивый подросток. Буквально через пятнадцать лет он будет более знаменит, чем самые знаменитые актеры Голливуда, более богат, чем самые богатые рок-звезды, более известен, чем модели-транссексуалы. Его лицо воплощает в себе невинность детства, проведенного под лазурью южных небес. Его страна проваливается в черную дыру не-экономики, а его мечты восстают против реальности, которая состоит из вас, из Мира, Мира моего Брата.

Он одинок, уникален, беден. Он идет по улицам города. Город тоже одинок, беден и в своем роде уникален. Понятно, что вы выбрали. Ваша чистая совесть взволнованно ищет этическую соломинку, за которую можно схватиться. А в соломинках я знаю толк. Вы даже представить себе не можете, какое количество людей я повесил без суда и следствия на этих самых соломинках! Диего Скотт Версини покорил бы человечество своим талантом, но он резко сползает на землю по стене здания, ползет к подвальному окну, оставляя позади себя след из разнообразных органических веществ, беспрерывно исторгающихся из его тела. Он покрыт лихорадочным потом, глаза налились кровью, тело сотрясает конвульсивная дрожь. Розоватая, желтушная жидкость, выделяющаяся у него изо рта и ноздрей, постепенно заполняет его легкие и душит его. Он протягивает руку к толпе. Толпа проходит мимо. В этом мире стало слишком просто встретить кого-то, еще более бедного, чем ты.

Молодая индуска распростерлась у моих ног, медицинский персонал «Lady D of the Seas» суетится вокруг нее, но тщетно. Она умерла, зная, что две тысячи пятьсот человек выживут, потому что вы выбрали их вместо нее. Она умирает, зная, что это вы ее приговорили. Она испускает свой последний вздох, зная не только о том, до какой степени вы виновны, но и о том, до какой степени вы делаете все, чтобы скрыть это, особенно от самих себя. Она умирает, проклиная все человечество, – и она права.

Во всяком случае, с нашей точки зрения.

Вы спасли роскошный туристический пароход, воздушный коммерческий рейс и город homo lambda internationalis ценой жизни молодой женщины, которая однажды приобрела бы большее значение, чем Эйнштейн и Мария Кюри, вместе взятые, ценой жизни старой дамы, которая оставила свой след даже в музыке сфер, и ценой жизни мальчика, который скоро покорил бы всю планету своим талантом.

Это было предсказуемо.

Вы выбрали безопасность. Вы выбрали количество. Вы выбрали то, что вы есть сами.

Я должен сказать, что примерно этого и ожидал.