14. Under the northern skies
Лабрадор – это строго три цвета: белый, синий, зеленый. Очертания гор тут от края до края покрыты елями, а добрую половину года и снегом. На этот кусок планеты словно обрушилось небо: берег океана, устья, озера, реки, одновременно широкие и быстрые, кажутся упавшими на Землю осколками небосвода. Встречающиеся камни, в зависимости от положения солнца, выглядят то бледно-бежевыми, почти белыми, перламутровыми, ледяными, то серо-голубыми, словно сланец, то желтыми, чуть зеленоватыми, как охра. Белый, синий, зеленый. Словно эмблема, словно знамя. Это, несомненно, цвета национального флага Лабрадора.
Здесь карта и местность совершенно естественно совпадают, они являются эманациями друг друга, точно так же, как я представляю собой эманацию Материнского Корабля, а он – мой протез.
«Додж-караван» – не внедорожник, и он тяжело нагружен. Моя маневренность из-за этого ограничена. Я с трудом еду по каким-то тропинкам, по едва проходимым дорожкам, порой еще покрытым толстым слоем наледи. Мне часто приходится поворачивать обратно из-за невозможности двигаться вперед.
Мы разбиваем лагерь на берегу рек, на горных перевалах, в чаще леса. В действительности я просто довольствуюсь тем, что описываю более или менее концентрические круги вокруг города Наташкан. Иногда я немного отъезжаю в направлении Кагаски или де ля Ромен, даже по побережью я не могу продвинуться дальше.
Я избегаю редких, уже открытых кемпингов. Сейчас мертвый сезон, и американский таможенник записал, что у нас есть палатка, разборный тент, разнообразные приспособления и оборудование для жизни на природе. А если американский таможенник их видел, то люди в темных костюмах могут узнать от него об этом.
Следовательно, я также избегаю адресов, отмеченных в туристическом гиде Квебека, и всех, за редким исключением, пунктов, до которых легко добраться.
Я хочу, чтобы они преследовали меня.
Но не нашли.
Пока не нашли.
Вот и все, отныне мы находимся под небом Севера, рядом с точкой встречи. Мы на севере неба, там, где мы покинем нашу земную оболочку.
Однажды, быть может, кто-нибудь расскажет эту историю про двух ангелов, один из которых упал с космического корабля, а другой – со взорванной башни.
Однажды, быть может, кто-нибудь сумеет рассказать, что же на самом деле произошло между человеком, который не был человеком, и маленькой девочкой, которая уже перестала быть маленькой девочкой.
Однажды, быть может, нас простят.
Однажды, быть может, нас даже смогут забыть?
Быть может, нам удастся убежать, и никто ничего не узнает об этом, даже эти люди, которые нас преследуют. Быть может, в конце концов получится так, словно нас никогда здесь и не было?
Итак, на границе двух провинций медленно проходят апрельские дни. Практически каждый день я ставлю и складываю палатку, перемещаю машину на тридцать или сорок километров в другую сторону и начинаю все заново. Мы живем, повинуясь течению времени и погоде. Всем телом мы чувствуем незаметное потепление, которое с каждым днем поднимает температуру воздуха на долю градуса по Цельсию. Мы живем вместе с весной, которая рождается нашим товарищем, нашим охранником, нашим лазутчиком.
Когда наступает конец месяца, я принимаю твердое решение.
Я подозреваю, что недели примерно четыре назад люди из американского правительства, скорее всего, обнаружили, что я пользовался кредитной картой в Тадуссаке. Они уже, наверное, там. Они, должно быть, патрулируют весь район. Скоро они доберутся до Наташкана.
Скоро они прибудут в Фермон.
Скоро они окажутся в опасной близости ко мне.
Опасной для них.
Я, как и собирался, поехал из Бэ-Комо по триста восемьдесят девятой дороге. Я несколько лихорадочно поглядывал то влево, то вправо, то в зеркальце заднего вида, то просто по сторонам, ожидая увидеть их на трассе, на парковке, у края тротуара, на лесной тропинке.
Их либо нигде не было, либо они очень здорово прятались, так же хорошо, как мы. Так же хорошо, как иголки в куче иголок.
Я не должен был ни на секунду забывать о том, что речь шла о профессионалах.
Я не должен был ни на секунду забывать об этом, поскольку я тоже профессионал.
Я помчался по триста восемьдесят девятой на крейсерской скорости, чуть меньше максимально дозволенной. Ошибка невозможна ни при каких условиях, все очень просто. Достаточно стать большей машиной, чем сами машины. На дорогу до Фермона я потрачу несколько дней, чтобы проверить надежность разработанной операции и обнаружить черные внедорожники и людей в костюмах за тонированными стеклами. В моей голове уже готовы все возможные защитные маневры, запасные маршруты, обходные пути.
Затем мне предстоит проверка местности. Ее ввод в картографическое запоминающее устройство.
Ну и, наконец, мой дальнейший план – поехать в Лабрадор, через Уобуш, и ждать там последних инструкций.
Я буду держать официальных охотничьих собак на расстоянии. Но я дам им возможность считать, что они меня окончательно выследили.
Что в некоторой степени соответствует истине.
Думая о том, что это означает в действительности, я испытываю даже какое-то несколько ироническое сострадание к ним.
Утром первого июня, как и предполагалось, мы приезжаем в Фермон. Я решаю спокойно пересечь весь город из конца в конец, чтобы мысленно закартографировать его, согласно своему обыкновению. Я никогда не забываю о том, что я – карта, декодирующая-запоминающая машина, постепенно расширяя круги вокруг населенного пункта. Я хочу знать все об этом маленьком кусочке Канадского щита, об этой крошечной части планеты, которую мы скоро покинем. А хочу я все знать об этой крохотной доле земного шара потому, что именно здесь назначено место последней встречи. Место встречи для последнего побега к звездам.
Конечно, все произойдет не в центре города. Моя проверка местности полностью посвящена обнаружению или необнаружению людей в темных костюмчиках.
А место встречи наверняка будет расположено где-нибудь в окрестностях города, в глуши дикой природы.
Окрестности города в такой стране, как Канада, могут находиться на расстоянии и в сто, и в двести, а то и больше километров. Я должен быть готовым к любому повороту событий, включая необходимость уехать в самую глубь Лабрадора. Поэтому я и колесил целыми днями по окрестностям города.
Все было возможно, поскольку все было предусмотрено. Спланировано до микросекунды искусственным мозгом Материнского Корабля.
Таким образом, могло произойти все что угодно.
В частности, чудо, дивное диво, свет, спускающийся с небес, чтобы забрать нас с собой.
Вечером пятого июня я решил пересечь границу провинции и найти мотель на дороге за Уобушем, где-нибудь на берегу реки Черчилл.
Завтра, шестого июня, наступит ее день рождения. Я хотел, чтобы в этот необыкновенный день мы, как никогда, стали иголками, погруженными в мир иголок.
Это будет ее последний день рождения на Земле. Я видел по ее глазам, что она прекрасно это осознавала. Это будет последний день рождения маленькой девочки, последний день рождения земного человека.
Мы отпразднуем его в сердце этой земли, которую скоро навсегда покинем.
Мы не знали, что небо станет участником праздника.
Началось все с волны. С электронов. Воздух кажется пресыщенным ими. Я чувствую, как луч странного магнитного поля беспрестанно пронизывает меня так, словно является неотъемлемой частью моего собственного тела.
Еще до того, как феномен стал видимым, я в ожидании поднял глаза к небу.
Люси следит за направлением моего взгляда, который устремлен вверх, в зенит, куда-то туда, где находятся мириады созвездий.
– Уже? – спрашивает она тихо.
Я улыбаюсь ей.
Нет. Это еще не час света, который спустится с неба, чтобы забрать нас с собой.
Это час, когда небо преисполнилось света, чтобы отдать его нам весь сразу, в последний раз.
Красота, дар Благодати, посетила нас, чтобы пожелать нам удачи, одарить нас своими чудесами.
Aurora borealis. Магнитный свет, исходящий от Северного полюса, пронизывает арктическую стратосферу и разливается до границ земной орбиты в кинематографии облаков и красок, явно не принадлежащих этому миру.
Оно пришло объявить нам, что отъезд не за горами, что отныне оно нам ближе, чем любое другое место на земном шаре. Потому что оно и есть земной шар, оно происходит из земного шара, оно в него вписывается, оно в него возвращается.
Извержение электрически заряженных частиц. Мельчайшие брызги света прорываются сквозь небеса. Заливающим нас ливнем лучей.
Северное сияние – несколько особый случай в метеорологии.
Метеорологии электромагнетизма.
Здесь возможны любые формы. Любые оттенки цветов, такие, какие можно и даже нельзя вообразить.
Гигантскими венками лежащие друг на друге слои фосфоресцирующего сине-зеленого, золотоносного желтого, фиолетового, доходящего до ультра, то плавно, то резкими толчками меняют форму. В них сияют всеми цветами радуги миллиарды бирюзовых пластов. Кобальтовое цветение, возникающее в гуще ливня серебряного излучения, смешивается с вибрирующими тысячью оттенков ляпис-лазури осьминогами. Концентрические волны, словно вырезанные из самого чистого кварца, набегают, неся на себе флотилии оранжевых слоистых и розовых перистых облаков. Изумрудное свечение формирует широкие вертикальные спирали, накидывающие на небо шлейф, насыщенный электрическим золотом. Длинные борозды сверкающей пыли воздвигают колонны солнечного огня, а потом преломляются в пожары, пожирающие созвездия целиком. Из медных кованых стен бьют свинцовые источники, от них отделяются облака голубого титанового льда. Складки сапфира струятся на витые кольца из лунной бронзы, в центре которых пульсирует чернильная, темнее самой ночи, чернота.
Появляются монохромные конструкции, то странные белоснежные круглые витражи, то перламутровые решетки, то флуоресцентные стены, то бриллиантовые спирали.
Сияние трехмерно, его возвышенности, впадины, рельефы, углубления – все укрепляет вас в мысли, что некий реальный мир входит в столкновение с нашим миром.
Каждое изменение, каждое движение, каждое возникновение-исчезновение обозначают особое возмущение электромагнитного поля.
Северное сияние – это карта. Оно позволяет увидеть квантовую территорию Земли. Оно дает возможность наблюдать за Землей на небесном экране, увидеть небо в тот момент, когда Земля поднимается к нему.
Оно – тайна, спрятанная в сердце Земли и раскрываемая при помощи дара Красоты.
Оно – для нас.
Только для нас.