– Вот, собственно, мы и на Бродвее…

Готовый к очередному шквалу впечатлений, Владимир Александрович усиленно завертел головой – и тут же столкнулся со встречным прохожим. Пришлось торопливо, но вежливо извиняться.

– Слушай, я все никак понять не могу – когда надо говорить «экскьюз ми», а когда «сорри»… – потирая ушибленное плечо, догнал Виноградов спутника. – Нам что-то в школе пытались втолковать, но не очень внятно.

– Элементарно, товарищ майор! – ухмыльнулся тот. – Если ты уже сделал гадость, скажи «ай эм сорри», а когда еще только готовишься – наоборот. Например, в сабвее протискиваешься к выходу – что будешь кричать?

– Экскьюз ми?

– Правильно! А вот если все-таки кому-то ногу отдавил, то сообщи, что очень сожалеешь…

– Спасибо, теперь, кажется, запомню. – Очередной урок практического языкознания подошел к концу. Можно было заняться осмотром достопримечательностей.

Неизвестно почему – то ли из-за того, что вышли они на самую знаменитую улицу Нью-Йорка не в самом выигрышном месте, то ли из-за дождя, – но какого-то особенного трепета Бродвей у Владимира Александровича не вызвал.

Небоскребы, конечно… магазины… Но Пятая, например, по которой прошлым вечером прокатил его Рэмбо, выглядела куда шикарнее. Да и Мэдисон-авеню – тоже! Только значительно позже, навсегда покидая Америку, начал он понимать бестолковую прелесть вечерней толпы у театров, нескончаемого потока плывущих, как рыбы на нерест, машин, и даже уличные приставалы казались всего-навсего персонажами очередного веселого мюзикла. Долго потом, закрыв глаза, мог Виноградов мгновенно представить: веселое мельтешение желтых такси, неповоротливые бока «кадиллаков», тысячи тысяч опутавших ветви холеных деревьев электрических огоньков. И лица… Люди, множество разного возраста и цвета кожи людей, объединенных каким-то особенным, чисто бродвейским предвкушением неминуемого счастья. Это было потом. А на этот раз Владимир Александрович почти равнодушно следовал за своим провожатым – не медленнее и не быстрее, чем местные, занятые собой жители.

– Давай-ка побыстрее! – Они поднялись до Сорок второй улицы, и Рэмбо решил перейти на другую сторону. Мысль эта явно пришла ему в голову поздновато – светофор уже предупреждал, что торопиться не имеет смысла.

– Эх, мамочка родная… – Не хотелось казаться провинциалом, поэтому, чудом выпрыгнув из-под набравшего скорость автобуса, бравый майор очутился на противоположном тротуаре. – Здесь все так бегают?

– Нет, только когда надо провериться. – Сопровождающий не спеша, обстоятельно оглядел отсеченную потоком автомобилей публику. – Все в порядке, кажется…

– Да кому мы нужны, – не слишком уверенно пожал плечами Виноградов. – Рано еще вроде! Я слышал, у них бюрократии не меньше, чем в России.

– Дурак – понятие интернациональное… Но можно и на профессионала нарваться. Хотя здесь та же беда – ребята потолковее в коммерческие структуры подаются. На государство работать невыгодно. Аналитик из ЦРУ получает раза в три меньше, чем такой же «головастик» в банке. Да и престижа того, что раньше был, – нету! Приключения не в моде… Сюда сворачивай, налево.

Теперь они двигались в сторону Гудзона.

– Здесь где-то автобусный терминал? – припомнил туристическую схему Владимир Александрович. Но почти сразу потерял интерес к географии. – Ого! Нью-Йорк – город контрастов…

– Любуйся. У нас такого нет… Пока.

Всего в паре шагов от интеллектуального Карнеги-холла, можно сказать, просто в тени всемирно известных небоскребов Манхэттена, раскинул свои кварталы не менее легендарный «Пип-лэнд». Похотливо подмигивали бесчисленные вывески крохотных видеосалонов и сомнительных магазинчиков, в ассортименте имелись: видеокассеты на любой вкус, экипировка для самых фантастических способов удовлетворения половых страстей и отдельные кабинки, в которых всего за двадцать пять центов разрешалось целую минуту любоваться отрывками из порнографических фильмов.

Пахло жареными сосисками и развратом, но ни то ни другое активного неприятия не вызывало.

– Хочешь заглянуть? Время позволяет.

– Да не знаю даже, – смутился Виноградов. Собственно, ничего против он не имел – чисто в познавательных целях, разумеется. – Как-то с одной стороны… Сорри?

Чуть поодаль от входа в очередной эротический театр с живыми девочками на пути Владимира Александровича оказалась довольно смазливая мулатка.

– Она спрашивает, не хочешь ли ты потрогать? – перевел Рэмбо.

– Чего потрогать? – растерялся майор.

Понявшая все без перевода девица откинула полы плаща и продемонстрировала, что именно может потрогать любой желающий.

– И сколько это стоит? – коронной фразой из лексикона советских моряков отреагировал Виноградов.

– Пятерку всего, – заверила собеседница.

– Знаешь, за пять долларов ты сама у меня потрогай! – обиделся Владимир Александрович. Вероятно, это прозвучало не безупречно с точки зрения грамматики. Зато от души.

В растрепанных чувствах Рэмбо и Виноградов проследовали дальше.

– Надо же… Среди бела, можно сказать, дня.

– Вообще-то, у них здесь проституция запрещена. Очень строго наказывается, запросто можно в тюрягу загреметь. Причем не только девка влетает, но и клиент! Так сказать, за поощрение и соучастие. – Почувствовав некоторое недоверие со стороны спутника, искушенный в местных реалиях Рэмбо продолжил: – А ты знаешь, что здесь спиртным по воскресеньям не торгуют напрочь? Хоть тресни… Хуже, чем у нас при Горбачеве. А если кого застукают, что несовершеннолетнему продал, – все, кранты. Лицензии лишат моментом, без разговоров. Формально, если ты даже пиво из банки в садике пьешь, могут арестовать за оскорбление общественной нравственности.

Виноградов молча кивал – а что тут скажешь?

Так, незаметно, они пересекли Восьмую авеню и зашагали, как здесь выражаются, вверх, на север.

– Вон, ты спрашивал, автобусный вокзал. Отсюда завтра поедем…

– Там вроде Гарлем дальше? Говорят, опасно?

На Рэмбо теоретические познания гостя впечатления не произвели:

– Не так страшен черт… Впрочем, пешком отсюда можно, конечно, дойти – к утру! Если прямо и никуда не сворачивать. Но нам поближе надо.

– Это хорошо. – Владимир Александрович не очень любил осматривать достопримечательности из окон экскурсионных автобусов. Он считал, что новые города следует узнавать пятками, но одно дело туризм, а другое… Честно говоря, он несколько устал и проголодался. – Это очень неплохо, что поближе.

С каждым пройденным кварталом облик Манхэттена стремительно менялся. Теперь вокруг спутников теснились закопченные корпуса каких-то фабрик, складские заборы и гаражи. С набережной дуло, прохожих становилось все меньше, а мусора на тротуарах – все больше.

Стемнело. Наконец Рэмбо скомандовал:

– Постоим! Покурим…

Естественно, ни тот ни другой за сигаретами в карман не полезли.

– Чисто? Как ты думаешь? – Там, дома, Владимир Александрович почувствовал бы слежку на уровне подсознания. Здесь – лучше было положиться на опыт спутника.

– Вроде не пасут… Дама ждет-дожидается нас! – Проследив за направлением кивка, Виноградов увидел припаркованную среди многочисленных автомобилей «тойоту». Под дворник кто-то просунул уже пестрый рекламный буклетик. – Двинулись.

Ресторанчик оказался японский, из недорогих. Приняв у посетителей одежду, стриженая тетечка в абсолютно современном джинсовом сарафане сноровисто уволокла пальто и куртку в темную глубь гардероба – и тут же вернулась, протягивая жетончики.

– Ей уже нужно давать чаевые? – Виноградов все путался в местных традициях. Особенно это касалось неизбежных встреч с представителями разнообразного сервиса: официантами, таксистами, подносчиками багажа.

– Пока нет, – отрицательно помотал головой провожатый. Вслед за возникшим из небытия улыбающимся потомком самурая они прошли в небольшой, столиков на пять-шесть, зал. Глаза постепенно привыкали к уютному полумраку.

– Добрый вечер. Позволю себе вас познакомить – Володя! А это – очаровательная Оля…

– Очень приятно.

– Здравствуйте. – Голос у Ольги оказался очень симпатичным. Как и все остальное – фигурка, глаза, волосы до плеч… Виноградов решил, что новая знакомая на редкость привлекательна. Впрочем, возможно, тут сказывалось почти недельное воздержание.

– Мы присядем? – Тот, кого Владимир Александрович называл Рэмбо, уже занял место лицом к выходу.

– Интересно, Сереженька, что бы ты стал делать, если бы я сказала «нет»? – прищурилась девушка, и из этой фразы Виноградов сделал сразу два вывода. Во-первых, что спутника знали здесь под его настоящим именем, а во-вторых – собеседнице не чужда ирония. Как известно, считающаяся верной спутницей ума.

– Но ты же ведь нас не прогонишь?

– Да уж… Ладно, за опоздание – оплачиваешь ужин!

– Нет проблем. – Рэмбо хозяйским жестом переправил Виноградову поданное японцем меню: – Выбирай! Ты, кстати, что взяла?

– Суши, естественно, – пожала плечами Ольга. – Не вареники же со сметаной.

– Смешно… Выпьешь?

– Нет, наверное… Вы впервые здесь, Володя? – Это прозвучало так сочувствующе, с таким пониманием, что Виноградов решил не пыжиться:

– Я, вообще, в первый раз в японском ресторане. Поэтому целиком полагаюсь на вас.

– Отлично. Возьмите тогда мисо-суп и суши. Ассорти, то есть разного понемногу, на пробу. Как считаешь, Сергей?

– Абсолютно! И саке…

– Я не очень люблю теплую водку, – решился подать голос дебютант. Что такое саке, он все-таки слышал.

– Сравнил, тоже мне! – Рэмбо сделал заказ, и почти сразу же перед Ольгой поставили деревянный подносик. На нем двумя аккуратными шеренгами выстроились некие подобия рисовых котлеток, каждую из которых венчал аппетитный ломтик даров моря.

Виноградов сглотнул слюну.

– Это не нам еще, – разочаровал его спутник. – Сейчас пока выпьем для аппетита…

– Ладно, мальчики. По поводу знакомства… Я тоже с вами глоточек, чисто символически.

Следующие полчаса Владимир Александрович изучал премудрости обращения с пластмассовыми палочками – вилку ему не позволили взять принципиально. Осьминоги и прочая рыбная снедь понравились.

А вот экзотическое подобие буро-зеленой горчицы с соевым соусом вызывало нездоровые воспоминания. И требовало постоянной нейтрализации – для чего, в конце концов сообразил он, и использовалось жидкое пламя пахучей японской водки.

– Уф-ф… – Сытость способствовала благодушию, но пора было и о деле подумать. Рэмбо вытер губы салфеткой и жестом отогнал подскочившего официанта. – Что с нашей проблемой, Олечка?

– Я могу говорить? – Собеседница вопросительно подняла брови.

– Совершенно свободно. Володе доверяй, как мне.

– А кто сказал, что я тебе доверяю? – Ольга сделала вид, что шутит. – Ладно! Тот парень, который вас интересует, – он действительно здесь. Его прячут где-то неподалеку, видимо – в Нью-Джерси.

– Откуда информация?

– Тебе важен источник? Или степень достоверности?

– И то, разумеется, и другое.

– Вы не первые, кто интересуется этим человеком. Наши пытались до него добраться, но… Не получилось. Никто не хочет связываться с ФБР.

– Даже за большие деньги?

– Даже за очень большие деньги! Сереженька, на этом деле двое уже оказались за решеткой. Один – в Мексике…

Только сейчас Владимир Александрович сообразил, что кажется ему несколько странным в Ольгиной манере говорить. Нет, фразы она строила безупречно, с грамматикой тоже все было в порядке – но вот мелодика речи, интонации выдавали в ней человека, не один год прожившего в чужой языковой среде. В общем, это было по-своему мило.

Перехватив заинтересованный мужской взгляд, собеседница продолжила:

– Скорее всего, ты забыл, Сережа… Но это очень серьезная организация! Можно запросто остаться без вида на жительство. Не говоря уже о прочих пакостях.

– Простите, Ольга. Вы упомянули о наших предшественниках… Кто они?

– Не известно. Эти контакты прошли помимо меня. Предположительно российские криминальные структуры… Собственно, я думаю, что вам виднее. Верно?

– Хорошо! – увел разговор от рискованного поворота Рэмбо. – Что еще? Ни за что не поверю: ты – и больше ничего не знаешь… Ну? Не огорчай меня перед Володей.

– Есть один паренек на Брайтоне… Говорят, он когда-то встречался с тем, кто вас интересует. Еще в Союзе. Но есть мнение, что теперь этот парень подстукивает.

– Фэбээровцам? – удивился партнер Виноградова. С таким диагнозом в русской мафии Нью-Йорка долго не живут.

– Почему? Возможны варианты, нами многие теперь интересуются. И ФБР, и просто полиция, и налоговые всякие службы… не говоря уже о «нравах» и «наркотиках»! – Ольга лукаво покосилась на Рэмбо: – Узнаешь – расскажи, хорошо? Вот адресочек.

– Если получится, – кивнул тот, записывая данные.

– А если не получится, мы и так узнаем. По тому, чьи легавые арест произведут.

– И не стыдно тебе двух таких гарных хлопцев на мины посылать? – отсмеявшись невесело, поинтересовался сосед Виноградова. – Совесть не замучает?

– Сами проситесь… Вольному – воля!

– Земля – крестьянам, вода – матросам… Ладно, и на том спасибо. Иди, я рассчитаюсь.

– До свидания, мальчики. – Без лишних слов Ольга встала, качнула бедрами и направилась к выходу. Она так и не обернулась до самой двери – но, уже исчезая, послала через плечо остающимся некое подобие воздушного поцелуя.

– Хороша, стерва! – припечатал тот, кого она называла Сергеем. – Ох хороша… Было время, я с ней спал.

– Разве с ней заснешь? – по-казарменному поддержал тон Виноградов. Когда-то их познакомили в тренировочном лагере – там инструктор по кличке Рэмбо занимался с будущими охотниками на людей…

А самим Владимиром Александровичем некто Полковник как раз собирался рассчитываться – за чужие непомерные амбиции и собственную банальную жадность.

Обоим повезло. Милицейский майор в очередной раз выбрался из передряги, оставив на Кавказе два зуба и последние иллюзии. Вскоре он уже – в свободное от службы время – принимал дела по хлопотному и опасному туристическому агентству, жертвой которого чуть было не стал. А Рэмбо в числе немногих профессионалов успел выбраться из-под обломков нелегального бизнеса – работал тренером, частным охранником, контрабандистом… В конце концов угодил под следствие и был вовремя извлечен из-за решетки предусмотрительным Виноградовым.

Собственно, выполняя задания нового босса, он уже с лихвой окупил суммы, внесенные Владимиром Александровичем в качестве залога и потраченные на адвокатов. Предполагалось, что по результатам этой последней акции решится вопрос о назначении Рэмбо руководителем американского «представительства»… Благо подходил для этой миссии бывший инструктор идеально – и по личным данным, и по анкетным.

– Ты, значит, давно ее зацепил?

– Еще до знакомства с Полковником! Году, кажется, в девяностом. Я тогда только-только приехал, на курсы ходил английского… И она тоже.

Собеседник мечтательно закатил глаза:

– Эх, времечко было! Это сейчас они чуток поумнели, а тогда Штаты просто считались страной непуганых идиотов. Не так, конечно, как в семидесятые, но тоже хватало – только не ленись. Народ кругом доверчивый, сытый… Помню, скажешь: «Горбачев, перестройка…», а они уже чековые книжки достают.

– Но ведь ты до сих пор не гражданин США… То, что в аэропорту показывал, – как называется? Ведь не паспорт?

– Нет, это грин-карта, вид на жительство. Ты в партии состоял, Саныч?

– Было дело. Даже секретарем бюро выбирали!

– Вот, эта штука – вроде кандидатской карточки. Если за испытательный стаж обойдешься без нарушений – станешь полноправным членом КПСС, получишь партбилет и все прочее. Только здесь срок подольше – пять лет.

– А тебе сколько осталось?

– Если все обойдется, чтобы – тьфу-тьфу-тьфу! – не сглазить, то в этом августе обзаведусь паспортом.

– Здорово. – Честно говоря, именно этот фактор и послужил определяющим при выборе Организации. Предусмотрительный Рэмбо, несмотря на перипетии последних месяцев, умудрился не засветиться у иммиграционных властей.

По документам он числился скромным рекламным агентом мелкооптовой фирмы в Квинсе. Работа требовала разъездов, в том числе и заграничных, но налоги со своего скромного заработка кандидат в американцы платил исправно, приводов в полицию не имел и в аморальном поведении не замечался. Словом, с точки зрения правительства США, он почти уже созрел для активного участия в строительстве капитализма.

– Чего же тебе здесь-то не сиделось? – Виноградов имел в виду вовсе не конкретный ресторан, и собеседник его понял.

– Скучно! В Штатах можно жить. Отдыхать на пенсии… Но зарабатывать деньги надо там, где пахнет жареным. Я имею в виду большие, серьезные деньги – ведь для обычного сытого существования и тут запросто хватает, помереть не дадут.

Выпитая рисовая водка грела изнутри, уходить не хотелось. Напротив, хотелось вести разговоры – неторопливо и обстоятельно.

Рэмбо по имени Сергей посмотрел на принесенный счет:

– Нормально… Еще чего-нибудь хочешь?

– Спать, – честно сознался Владимир Александрович. Все же восьмичасовая разница во времени ощущалась. – А так – нет, спасибо. Кстати, на чем ты ее зацепил?

– Ольгу? – Собеседник оторвался от содержимого своего кошелька. – Подожди секундочку…

Наличных, судя по всему, хватало, у бывших русских долгие годы сохранялась привычка таскать с собой на всякий случай ненужную, по местным меркам, сумму в «зелени».

– Добавить? У меня есть.

– Брось, я пока при деньгах. А тебе экономия – приложишь счет к отчету за командировку, хозяева не обеднеют. Или ты принципиальный?

– Во всяком случае, не настолько, – отмахнулся Виноградов, пряча листок в карман. – В конце концов, у нас был деловой ужин.

– А что касается Ольги… Я ей сделал «легенду» хорошую и нужные документы. Большинство наших тогда и не знало толком, что нужно, чтобы на статус беженца подать. Приезжали в Штаты по туристическим визам или, как она, в порядке обмена студенческого. А возвращаться не хочется! И старались остаться всеми правдами, а чаще неправдами… Так вот, Ольгу я сделал пострадавшей от геноцида – якобы ее семья из Баку от погромов сбежала. И дедушку-диссидента придумал, и еще кое-что…

– Проглотили? – удивился Владимир Александрович.

– А кто проверял толком? Это теперь уже черта с два на халяву проскочишь, а тогда еще путч августовский как нельзя кстати… Всех чуть ли не скопом оформляли. Короче, через некоторое время пришлось объяснить девочке, что она на крюке – по самые гланды.

Собеседник поморщился:

– Американцы народ такой – доверчивый, но странный, не очень любят, если выясняется, что их надули. И если бы я куда надо насчет Ольгиных документов шепнул – все, дело о депортации возбудили бы моментально. Какой там статус! Какое гражданство! А она привыкла уже… С тех пор и работает на меня. Пришлось, правда, от постели отказаться, по принципу несмешения личного с общественным, но оно того стоит.

– Что она о тебе знает?

– Ничего. Кажется, считает меня кем-то вроде агента КГБ. Или еще какой-нибудь нашей разведки. С тех пор как Ольга поступила на работу в «Славянскую галерею», ее информация стала весьма специфической.

– Догадываюсь, – кивнул Владимир Александрович. Под крышей всемирно известной респектабельной фирмы укрывался мозговой и финансовый центр некоего сообщества, отчего-то иногда именуемого «русской мафией». «Славянская галерея» прокручивала и отмывала колоссальные суммы, имея представительства в пятнадцати штатах и филиалы по всему миру. Репутация учредителей считалась безупречной, и судебные иски против досужих журналистов неизменно заканчивались триумфом.

Сергей извинился и направился в туалет:

– Подожди меня! Сейчас уже пойдем.

– Да, конечно… – Владимир Александрович до сих пор не мог до конца осознать, что все окружающее – взаправду, не понарошку. Что действительно он, майор милиции Виноградов, скромный винтик огромной и страшной машины, сидит сейчас в японском ресторане, за тысячи миль от дома – и, раздвинув бамбуковые шторки, увидит через окно не привычный пейзаж Веселого поселка или улицу Захарьевскую, а космические, неземные силуэты пресловутых небоскребов. И что всего четверть часа назад компанию их покинула несостоявшаяся пока американка, получающая зарплату от соотечественников из мафии, но готовая при случае оказать услугу и российской спецслужбе… А ночевать он сегодня будет не где-нибудь, а на Лонг-Айленде, в домике человека с киношным прозвищем, которому мало паспортов России, Эстонии, Кипра на собственное имя – так еще хочется стать полноправным гражданином Соединенных Штатов!

К тому же подбрасываемый в кровь адреналин постоянно сбивал с толку расстроившиеся биологические часы: здесь еще стремительной чередой неслись события, а в Питере уже сонно царил третий час ночи…

…Выходя из метро неподалеку от знакомого офиса, Виноградов и представить себе не мог, что именно в этот момент экипаж «скорой помощи» извлекает из-под горы металлического хлама его умирающих коллег.

– Это хорошо, что ты приехал. Проходи.

– Здравствуйте. – Владимир Александрович подержал протянутую руку. При этом представилась реакция шефа, вздумай он не выполнить приказ. Да еще переданный по экстренной связи! Картинка вышла неприглядная.

– Как здоровье? Как служба? Читал ваш последний номер, неплохо там про конную милицию! – Подобное вступление означало, что основной разговор предстоит в бункере.

А пока следует соблюдать приличия.

– Присаживайся. – Наконец все предписанные ритуалы были соблюдены. – Ужинал? Или прямо с выезда?

– Не успел. Я вообще-то домой собирался.

– Ничего, – рассеянно кивнул ушастый. Непонятно, к чему это относилось, но на угощение Виноградов и не рассчитывал. – Есть серьезный заказ. И очень срочный! По твоей как раз линии.

– Слушаю. Постараемся выполнить.

– Тут даже не столько в деньгах дело, хотя и насчет этого тоже все в порядке…

На этот раз ушастый был, против обыкновения, тороплив и многословен. В его изложении события развивались следующим образом.

Некий довольно высокопоставленный офицер из РУОПа, Регионального управления по борьбе с организованной преступностью, получил взятку. Сам по себе данный факт был достаточно отвратителен, но относился скорее к личной биографии негодяя, тем более что ни Служба собственной безопасности, ни Инспекция по личному составу ничего об этом не пронюхали. Поражала воображение сумма: ни много ни мало полмиллиона долларов США. Даже у не очень искушенного в среднерыночных ценах на продажных сотрудников МВД человека возник бы вполне резонный вопрос: за что?

Причина выяснилась довольно быстро. Руоповец отвечал за охрану и безопасность особо ценных и важных свидетелей на стадии расследования и в судебных процессах по деятельности преступных сообществ. В том числе и по так называемому «делу поволжцев».

Владимир Александрович помнил: серия сокрушительных ударов, задержания, аресты всех авторитетов и большинства рядовых бойцов крупнейшей на Северо-Западе страны организованной преступной группировки. Брали с поличным и безошибочно – кого с наркотиками, кого с пистолетом в кармане… Полыхали засадами одна за другой конспиративные хаты, арестовывались счета подставных коммерческих фирм.

Из секретнейших тайников при стечении прессы извлекали радостные оперативники золото – килограммами, валюту – чемоданами, а количество обращенных в доход государства рублей уже было сопоставимо с дефицитом бюджета.

Сомнений не оставалось – кто-то братву сдает… И в Петербург срочно прибыла «ликвидационная комиссия» из небольшого поволжского городка. Тихий городок этот, расположенный на берегах великой русской реки, дал родине нескольких видных ученых, одного композитора и бесчисленное множество разлетевшихся по стране бандитов.

На воле к тому моменту оставался единственный из авторитетов местного филиала группировки, которого сгоряча отправили на тот свет – о чем немедленно и с облегчением проинформировали томящихся за решеткой соратников. Разумеется, все формальности были соблюдены – перед смертью под страшными пытками бедолага признался в предательстве, но… на следующее утро собиравшихся отбывать в родные края «ликвидаторов» арестовали. Всех и сразу, что называется – по горячим следам.

Покойный был посмертно амнистирован. И на самом высоком уровне поволжские приняли решение любой ценой докопаться до правды.

Только действовали теперь значительно осторожнее.

Обратились к местным бандитам, связались с ворами… Те, отодвинув временно на второй план суровые законы конкуренции, вызвались помочь. И в конце концов вывели партнеров на уже упоминавшегося продажного мента.

Дальше – дело техники. К исходу месяца руоповец получил в камере хранения Московского вокзала потрепанную спортивную сумку, чуть ли не доверху набитую пачками сотенных и пятидесятидолларовых купюр. А взамен оставил несколько стандартных магнитофонных кассет. Качество записи было не идеальным, большинство голосов принадлежало начальству РУОПа и операм, но вот их собеседник… Поначалу это расценили как провокацию – кто-то хотел подставить знаменитого лидера местных поволжских по кличке Кальмар. Но обиженный недоверием офицер предъявил дополнительные доказательства: ксерокопию собственноручной подписки Кальмара о сотрудничестве с органами внутренних дел, несколько сделанных им же черновых набросков структуры отмывания нелегальных доходов, а также оперативную видеосъемку, запечатлевшую подследственного в момент интимного свидания с женой. Любовная сцена происходила прямо в кабинете того самого чиновника РУОПа, а сервировка стола наталкивала на догадку, что Кальмар вовсе не пухнет с голоду.

В принципе, это ни о чем не говорило – в наших тюрьмах сидят по-разному. За большие деньги можно не только с законной супругой переспать… А за очень большие – и вообще взвод фотомоделей доставят, на выбор. Но вот только к этому именно «подогреву» никто из братвы отношения не имел! И когда напуганная до судорог женщина подтвердила, что в Большой дом ее в обстановке строжайшей тайны доставляли чуть ли не десять оперов и что муж строго-настрого запретил упоминать о свидании даже детям…

Словом, предателю в погонах можно было верить.

Получалось, что Кальмар, задержанный одним из первых, на сделку с милицией пошел почти без сопротивления. То ли надоела ему хлопотная жизнь на грани между пулей конкурентов и проволокой зоны, то ли понял, что вовремя надо соскочить с несущегося к обрыву поезда… А может, просто сломался какой-то невидимый стержень, позволявший матерому авторитету держать в подчинении и себя, и обкуренных, признающих только закон силы боевиков.

Во всяком случае, Кальмар ссучился… В отличие от легендарного Ваньки Каина, грабителя и душегуба, переметнувшегося некогда из мира московских воров в большие полицейские чины, он погоны надевать не собирался.

Не требовалось ему это!

В обмен на головы бывших соратников лично прибывший из Москвы генерал, заместитель начальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью, гарантировал бывшему противнику безопасную жизнь по чужим документам и неприкосновенность лично его, Кальмара, сбережений – пусть даже тех, что случайно достанутся следствию. И разумеется, отпущение всех совершенных грехов.

Для вывода ценного негласного свидетеля предусматривался целый комплекс мер – от инсценировки очереди из автомата при попытке к бегству до выдачи абсолютно чистого загранпаспорта и изменения дактилоскопических карт. Кое-что предстояло сделать косметологам и парижскому представительству банка «Креди ля Русс»…

Осуществлением этой программы, в силу своих должностных обязанностей, и занимался корыстный офицер в момент, когда поволжские предложили ему целую сумку долларов. Собственно, дело близилось к завершению – и заснятый на пленку визит супруги был чем-то вроде ностальгического прощания Кальмара с прошлым. На пороге, так сказать, грядущей жизни…

Вскоре Кальмара убили. Убили страшно и, к искреннему удивлению сотрудников милиции, по-настоящему. На столике в камере нашли недоученный им текст новой биографии.

А еще через несколько дней исчез тот самый сотрудник РУОПа. Просто-напросто растворился во времени и пространстве, озадачив не только родных и близких, но и непосредственное начальство.

– Они его до сих пор ищут! Всех бандитов на уши поставили.

– Да и не только… – Владимир Александрович вспомнил, что писали на тему бесследного исчезновения офицера спецслужбы газеты. «Криминальное обозрение» тоже не осталось в стороне – затеяли собственное журналистское расследование, но потом прошло негласное указание – свести инцидент к бытовухе. И виноградовский репортер, чтобы не остаться в дураках, вовремя сошел с дистанции.

Естественно, к подлинной подоплеке событий никого из пишущей братии и близко не подпустили. Даже теперь майор не очень понимал, для чего ушастый сейчас посвящает его в подробности.

– Я должен дать утечку по этой версии? – Иногда статус Владимира Александровича, как заместителя редактора полумилицейского еженедельника, использовался для корректировки общественного мнения в нужную сторону. Тем более что материалы осведомленного «Криминального обозрения» охотно перепечатывались другими изданиями.

– Нет. Наоборот, скорее… – Собеседник сделал паузу, потом продолжил: – Помните стишок детский: «…ищут пожарники, ищет милиция…»? Дескать, ищут – и не могут найти скромного героя… Так вот, вам теперь тоже придется подключиться.

– Этого негодяя, что ли, искать?

– А что вас смущает? – ответил вопросом на вопрос негласный шеф Владимира Александровича.

Виноградов наморщил лоб:

– Кто заказчик?

– Какая вам разница?

– Я на бандитов не работаю. Принципиально.

– Надо же! – всплеснул руками ушастый. – Бедняги, они, наверное, волосы на себе рвут от горя… Не волнуйтесь, во всяком случае поволжским он уже ни к чему. А остальным группировкам – тем более.

– И все-таки… кто платит?

– Этакий вы настырный! Хотите, я скажу, что это международный сионизм? Или Всероссийское общество глухих?

При таком ответе настаивать не имело смысла, и дисциплинированный Виноградов, вздохнув, попытался зайти с другой стороны:

– Сколько они готовы выложить?

– Достаточно. Призовой фонд стоит того, чтобы в этом поучаствовать… – По негласным законам этики полагалось озвучить сумму. – Семьсот пятьдесят тысяч долларов. Плюс – накладные расходы.

– Это больше, чем он с собой уволок, – удивился Владимир Александрович.

– Ошибаетесь. Ошибаетесь… Пол миллиона он только от бандитов получил, за голову Кальмара… – Собеседник неожиданно расхохотался: – Смотрите, какой каламбурчик получился!

Виноградов оценил:

– Обычно больше головы ценятся щупальца…

– Ну, щупальца – это скорее по поводу того парня, которого тебе придется разыскивать… Помнишь, я говорил про договоренность покойника с генералом? Насчет личной, неприкосновенной доли Кальмара?

– Помню. РУОП дал гарантии.

– Эта проблема тоже находилась в ведении беглеца. Он обеспечивал аккумулирование наличных долларов и переброску части средств Кальмара за рубеж. Чтобы тот проще мог легализоваться.

– Классно! – Теперь пасьянс разложился перед майором во всей своей задуманной беглецом красе. – Лихой парень.

– Там, по прикидкам, еще примерно миллион.

– Это расчеты… заказчика?

– И наши тоже! – Эта тема явно не входила в перечень обсуждаемых, и Виноградову пришлось смириться.

В конце концов, начальству виднее.

Ушастый продолжил:

– Те, кому по штату положено его искать, ничего ни про взятку, ни про присвоенные бывшим коллегой деньги не знают. А мы знаем… Кроме того, есть кое-какая информация помимо этой… – Виноградов разочарованно прислушался к наступившей паузе. Однако продолжение последовало: – Скорее всего, ваш будущий подопечный в Штатах.

– В Америке? – Владимир Александрович сразу же начал перебирать в памяти их реальные возможности за океаном.

Получалось негусто: Рэмбо, еще пара человек… Конечно, команда Полковника когда-то работала и в США, но с тем наследством, которое досталось Виноградову… Впрочем, не исключено, что у собеседника есть козыри, о которых майор и не догадывался.

– У вас ведь приличный английский?

– Бытовой. Грамматика слабая, но люди понимают. – Владимир Александрович вспомнил, как в бытность свою начальником отделения убалтывал иностранцев, пришедших подавать заявления – о кражах, мошенничествах…

В большинстве случаев пьяные заморские гости сами провоцировали криминогенные ситуации, поэтому вешать на себя дурной глухарь желания не возникало. Судебной перспективы такие дела, даже при аресте злодеев, не имели: ни свидетелей, ни потерпевших.

Поэтому приходилось практиковаться в языке.

– Ладно, там подстрахуют.

– Кого подстрахуют – меня? В Америке?

– Что же поделаешь… Заказчик просил, чтобы некто Виноградов участвовал лично.

– Почему это? – насторожился Владимир Александрович. – Откуда он меня может знать?

Собеседник пожал плечами:

– Наверное, вы ему чем-то нравитесь… – Вторую часть вопроса он предпочел проигнорировать. И сразу же перешел к делу: – Завтра сдашь дела в редакции. Завтра они получат приказ о твоем откомандировании в Москву, на учебу. Что-то по линии бывшего политуправления, не помню, как сейчас называется… Послезавтра вылетишь, там встретят. Несколько дней, пока мы тут всякие визовые вопросы решим, организационные, потолкаешься на виду, на занятиях. Потом заболеешь.

– Чем это? – Как всякий относительно здоровый человек, Виноградов относился к медицине с пугливой настороженностью.

– Что-нибудь инфекционное. – Ушастый мстительно прищурился. – Дизентерия, к примеру, или просто понос… Да не дергайся ты! Только документы оформим, а на госпитализацию наш человек ляжет.

– Вечно вы, шеф, придумаете…

– Подробности позже. Деньги и все прочее… Перед вылетом нужно еще будет встретиться, а окончательно до ума доведем все в Москве. Спать любишь?

– Естественно!

– Придется потерпеть. Днем – учеба, вечером пьянки… чтобы политруки не подумали, что от коллектива отрываешься. А ночью готовиться будем.

Нельзя сказать, что перспектива манила. Но Париж, говорят, стоит мессы.

– Ладно, ступай… На колесах?

– Нет. Пришлось пешком… До завтра.

– Всего доброго, Владимир Александрович! Я найду вас, вероятно, после обеда… Счастливой охоты!

Виноградов тогда обернулся и уже на пороге бункера с удовольствием послал ушастого к черту.

– Эф-би-ай, – отозвался мужской голос в трубке.

– Ду ю спик рашен?

– Да, вы можете говорить по-русски… – Сотрудник Федерального бюро расследований не был соотечественником Владимира Александровича. Разве что в пятом поколении.

– Вы – Лэс Макдаффи?

Теперь, дозвонившись до ФБР, он уже довольно уверенно произносил написанную на клочке бумаги фамилию. А с первого раза это практически не получалось.

– Да, это я. Говорите!

– Моя фамилия Виноградов. Я звонил позавчера.

– Да, я помню. – Дружелюбие угадывалось даже сквозь чудовищный акцент.

– В прошлый раз вы сказали, что сами свяжетесь… Я оставлял в отеле номер телефона, по которому меня можно найти. Вы не звонили?

– Нет, я пока не звонил.

– К сожалению, я не слишком долго пробуду в Америке.

– Как вам понравился Нью-Йорк?

– Это прекрасный, фантастический город. Но я приехал по делу. По тому делу, о котором уже говорил…

– Я обязательно с вами свяжусь.

– Хорошо! Буду ждать. До свидания.

– Желаю вам всего хорошего! – Тон собеседника абсолютно не изменился.

Владимир Александрович в сердцах придавил рычаг уличного автомата:

– Вот сволочь… – и тут же испугался: а вдруг у них тут предусмотрена какая-нибудь защита от телефонных хулиганов? Сейчас как обрызгает краской вонючей или заорет на весь район, чтобы полиция подоспела.

– Не расстраивайся, Саныч. Это был дохлый номер. – Сергей по прозвищу Рэмбо еще раз сверился с расписанием. – Двинулись, а то опоздаем.

Действительно, к платформе уже подползала серебристая гусеница электрички.

– Долго нам ехать?

– Прилично. Другой конец… Но часа через полтора в общей сложности будем.

Разговаривали вполголоса – на всякий случай. Как успел заметить Владимир Александрович, вероятность в Нью-Йорке нарваться на человека, понимающего по-русски, была высока до смешного. Если раньше, говорят, бывшие граждане СССР встречались преимущественно в Бруклине или на дешевых распродажах центральных универмагов, то теперь и престижные пригороды, и деловой Манхэттен утратили безусловную монополию английского языка.

– Может, зря мы машину бросили?

– Не знаю… Честно говоря, я, наверное, первый раз за последние года четыре общественным транспортом пользуюсь. – Рэмбо полюбовался на купленные в кассе билеты. – Да это и дороже выходит! Тут без автомобиля – как голый. Хотя, конечно, если в трафик влипнешь…

– Куда влипнешь? – не понял Виноградов.

– Ну в пробку попадешь! Иногда по два часа добираемся, хотя пешком ходу минут десять.

– Понял… Ладно, ничего не поделаешь.

По счастью, спутник Владимира Александровича не злоупотреблял американизмами типа «юзаная кара» или «рефьюзник». Хотя было ясно, что в первом случае речь идет о неновом транспортном средстве, а во втором просто имелся в виду человек, которому долгое время отказывали в выезде из бывшего Союза, то есть «отказник»… Владимир Александрович понимал, о чем речь, но слух подобные выражения резали.

Впрочем, на эту тему в свое время высказался Маяковский – и ни убавить, ни прибавить…

– Саныч, я редко ошибаюсь в таких вопросах. Нас вели от самого отеля.

– Тот «шевроле» и такси желтое?

– Остальных я мог и не заметить.

– Значит, все-таки мною интересуются… – Виноградов вспомнил рыжего верзилу в холле – получалось, что вряд ли хвост привел за собой напарник. Но когда они отъезжали на взятой Сергеем в аренду машине, кто-то точно увязался следом. – Ты чистый был до этого?

– Проверялся! – пожал плечами тот. – Никогда нельзя быть уверенным, но ничего подозрительного…

Обнаружив «сопровождение», они не стали устраивать по городу автомобильные гонки. Это в кино хорошо, а взаправду – мигом очутишься в наручниках за нарушение правил дорожного движения.

– Потом никаких командировочных не хватит рассчитаться, а то и вышвырнут из страны без разговоров, – объяснил свое решение Рэмбо. Они как раз без аппетита пережевывали заказанную пиццу. – Цены здесь, однако… У нас процентов на двадцать дешевле.

Владимир Александрович сразу почему-то догадался, что Сергей имеет в виду не родную деревню на Псковщине, а забегаловки нью-йоркских окраин. Странно, но даже гамбургеры в демократичных «Макдональдсах» стоили по-разному – в зависимости от географического положения. Хоть и шла речь о считаных центах, но…

– Давай я позову, рассчитаюсь?

– Не надо, Саныч… Только башкой не крути! Мне тут одна парочка, что после нас пришла, отчего-то внушает смутные подозрения. – Сидя напротив Виноградова, Рэмбо имел возможность просматривать весь крохотный итальянский ресторанчик. И делал это достаточно профессионально. – Давай, как договаривались?

– Кепку жалко, – вздохнул Владимир Александрович. Он только вчера купил ее в негритянской лавке – цвета морской волны, с вышитым американским орлом. Всего-то за пять долларов!

Но делать нечего – оставив яркую свою красавицу на столе, майор встал и направился к туалету. Через пару минут к нему присоединился Сергей:

– Быстро, ноги отсюда!

Напарнику пришлось, руководствуясь им же самим разработанным планом, расстаться с очками от солнца. И со свежим номером «Нью-Йорк таймс»… Сейчас весь этот натюрморт создавал у заинтересованных лиц иллюзию недолгого отсутствия объектов наблюдения. Отлучившихся по нужде, но твердо намеренных доесть и допить все после возвращения.

Чувствовалось, что заведение Сергею знакомо: отогнув потаенный гвоздик, он открыл казавшуюся намертво заколоченной дверь и протолкнул Владимира Александровича в некое подобие кухонной подсобки: ведра, какие-то пластиковые флаконы с химикатами, жидкое мыло… Далее путь пролегал через два коридора – на улицу.

На счастье, по дороге им никто не попался.

– Как ты думаешь, мы оторвались?

– Должны, по идее… Минут пять пройдет, пока зашевелятся. Может, меньше – если ребята особо толковые.

– Ты хоть денег-то оставить не забыл?

– Положил двадцатку… чтоб не обижался.

Такой суммы вполне хватало, чтобы скрасить хозяину огорчение от того, что посетители не попрощались. В этом отношении самым уязвимым пунктом плана представлялась возможная встреча при выходе с кем-нибудь из особо бдительных официантов или грузчиков.

Сергея и Виноградова запросто приняли бы за очередных негодяев, пытающихся смыться не расплатившись. И уж что-что, а скандалить итальянцы умеют шумно!

– Как ты вообще-то попал туда?

– По направлению… Когда вид на жительство получил, всем предложили трудоустройство – кому что. Тогда, насколько я понял, тем, кто новой иммиграции из нашего соцлагеря содействует, разные льготы налоговые давали. Это сейчас наоборот, а до девяностого года выгодно считалось…

– Прости, а где мы сейчас едем? – После третьей пересадки Владимир Александрович уже вконец перестал ориентироваться. А вытащить из кармана схему не позволяло самолюбие.

– Линия «Джи» сабвея. Сейчас будет, кажется, Гринпойнт.

– Ага, понял. – Судя по количеству купленных Сергеем полуторадолларовых жетонов, кататься им еще предстояло долго. Впрочем, как и в Москве, поезда метро то и дело выскакивали на поверхность – и тогда взору пассажиров на какое-то время представал очередной урбанистический пейзаж. И вообще – все это мало походило на бесчисленные рассказики из советских газет об ужасах нью-йоркской подземки.

Ни уюта, конечно, ни красоты, но…

Довольно чисто, практически нет на стенах надписей – ни похабных, ни политических… Почти за два часа к ним не пристала ни одна чернокожая банда, а стрельба и вопли насилуемых обоего пола вовсе не перекрывали грохот прибывающих на станцию поездов. Словом, любоваться нечем, но ехать можно.

– Ты рассказывал насчет ресторана…

– А чего, собственно – все! Мне деваться некуда было, стал работать у итальянцев, за четыре с полтиной в час. Недолго, конечно, но… был такой эпизод в биографии.

– Просто – американская мечта! Но, во всяком случае, нам сегодня твое трудовое прошлое пригодилось.

Действительно, план строился именно на этом. Только работники ресторанчика знали про волшебный гвоздик, сокращавший путь между мужским туалетом и кладовой.

– Машину-то не угонят?

– Всяко бывает… Плевать, все равно не моя – из проката. Страховка есть! Хуже, если полиция придерется – с ними тут черта с два поспоришь, прилепят квитанцию, и привет. То за парковку, то еще за что-нибудь.

– Беспредельничают?

– Да не то чтобы… Кстати! Ты мне очень удачно напомнил. Ну-ка, пошли! Здесь выйдем.

Поднявшись на улицу, Рэмбо уверенно направился в сторону яркой витрины:

– Домой сувениры какие-нибудь потащишь? Выбирай. Здесь все, в общем, недорого.

В некотором недоумении Владимир Александрович вошел вслед за спутником в небольшой магазинчик. Он был явно ориентирован на гостей города: майки, футболки, открытки… Десятки разнокалиберных статуй Свободы, кофейные кружки с космическими пейзажами Даун-тауна, флаги, флажки, вымпелы. Все – от бутылочных открывашек до стилизованной под старину арфы.

– Присмотрел что-нибудь? – Вид у Сергея оказался довольный, явно не по ситуации.

– Пока нет… А ты? – Конечно, забота со стороны напарника умиляла, но не только же в заботе дело!

– Гляди! – Сергей спрятал в карман металлическую, полученную на сдачу мелочь и развернул фирменный пакетик. В руке оказалось нечто напоминающее бумажник. – Оба-на! – В следующий момент перед носом Виноградова матово заблестела чеканная бляха. Текст гравировки разобрать не удалось, но по форме это было нечто среднее между шерифской звездой и гербом Советской России.

Такие часто показывают в кино про полицию США.

– Может, ты еще пистолет водяной купишь? – поинтересовался Владимир Александрович. Но ирония не достигла цели.

– Нет, я хотел сначала, но потом передумал… Еще не поймут – и пристрелят сдуру. Здесь, знаешь ли, такие игрушечные пистолетики, что и не разберешь.

– Кто подстрелит-то?

– Да мало ли кто… – уклонился от ответа Рэмбо. – Посмотрим! Все, поехали.

Виноградову оставалось только пожать плечами. Скорее всего, местный напарник понимал, что делает.

– Я хочу все-таки переговорить с тем специальным агентом – с Макдаффи, кажется?

– Напрасно. Задницей чую – это само ФБР нам хвоста и приделало. После первого твоего звонка…

– Как тут телефоном-автоматом пользуются?

– Элементарно. – Рэмбо никогда не спорил с начальством. – Сейчас до станции доберемся, до Вудсайда, и звони себе на здоровье… Даже если точку засекут, то пусть гадают, куда мы собрались.

…Действительно, все вышло так, как он и предупреждал. Ничего, кроме досады и раздражения, разговор со специальным агентом ФБР не принес. То ли этот чертов Макдаффи не понимал, о чем речь, то ли вообще…

– Следующая – наша, – прокомментировал хрипы динамика виноградовский спутник.

– Да, я понял. – Владимир Александрович успел изучить схему метро города Нью-Йорка почти до отвращения.

Этнические, расовые и религиозные особенности различных районов здесь можно было изучать, не поднимаясь на поверхность. На определенных участках подземки в вагонах преобладали чернокожие, где-то их сменяли респектабельные обитатели небоскребов. Потом, соответственно, азиаты серьезного вида – или евреи с огромными пейсами и почти армейским единообразием в одежде. Сейчас вокруг были недавние соотечественники: интеллигентного вида пенсионер в кепке из каракуля, женщина с усталым лицом жительницы средней полосы, парень, листающий «Новое русское слово»…

Прилично одетая мама лет этак двадцати с хвостиком укоряла расшалившееся чадо:

– Мишенька, Мишенька, брось этот гарбидж! Фу, какой ты нехороший бой…

– Будет время – смотаемся на Брайтон-Бич. Это полный абзац! – шепнул Владимиру Александровичу искушенный спутник.

– А где? Далеко отсюда?

– Еще несколько остановок… Рассказывать нечего, надо видеть. – Рэмбо улыбнулся каким-то своим воспоминаниям.

– Дитмас! Дитмас-эвенью, – возгласила трансляция. Двери открылись, и они шагнули на платформу.

На этой остановке сабвей выходил на поверхность; чтобы попасть на улицу, требовалось, как ни странно, спуститься вниз по некоему подобию трапа.

Следуя за провожатым, Владимир Александрович успел окинуть взглядом панораму. Пыльные крыши, убогие вывески… Райончик был не из самых шикарных.

– Нет, здесь неплохо! – угадал мысли Виноградова спутник. – Не так уж плохо… Дальше вон туда – «черные» кварталы, а там кладбище.

Гость вздохнул – понимание местной логики в очередной раз оказывалось выше его сил. Вскоре они пересекли Оушн-парквей, и Рэмбо не преминул сообщить, что из-за преобладания здесь выходцев из СССР эту улицу народ переименовал из Океанской в Рашн-парквей, то есть в Русскую.

– Весной тут красота! Ветрено, правда, из-за Атлантики, но многие говорят, что Одессу напоминает. – Еще через сотню метров остановились. – Давай-ка обнюхаемся…

– Этот дом? – Нумерация зданий казалась бессмысленной, и за четыреста сорок седьмым запросто мог следовать четыреста пятьдесят третий.

– Этот! Вход с угла.

– Ты бывал здесь, что ли? – Виноградов решил не удивляться.

– Ерунда… Типовой проект, как у нас. Значит, договорились – молчишь и делаешь умное лицо?

– Попробую. Если получится…

План хоть и казался несколько мудреным, но другого все равно не имелось.

– Спаси Господи! – Они с решительно-равнодушным видом миновали нужную парадную и свернули за угол. Здесь имелся еще один вход, служебный, уже без кодовых замков и переговорных устройств.

Рэмбо надавил на кнопку, и откуда-то изнутри мерзко откликнулся звонок.

Пришлось подождать. С той стороны кто-то приблизился.

– Миссис Бэертковитч? – Напарник Виноградова произнес фамилию женщины именно так, с американским акцентом и придыханиями.

Из-за двери поинтересовались, что нужно. Владимир Александрович не был филологом, но заметил, что теперь уже в английских словах прозвучало приморско-местечковое произношение.

– Русски отдел! – В обоих словах Сергей сделал ударение на первом слоге, получилось диковато, но вполне естественно. Тем более что в дополнение к этому он коротким, нарочито привычным жестом продемонстрировал в глазок свой липовый полицейский жетон. И тут же сунул обратно в карман.

После секундного замешательства щелкнул запор, и на пороге предстала дама комендантского вида.

– Йес? – Лицо ее изобразило что-то отдаленно напоминающее улыбку.

По правде говоря, до этого Владимир Александрович с некоторым недоверием относился к изыскам напарника в области прикладной психологии.

– Поверь, старик, здесь совсем иное отношение к представителям власти! – убеждал его Рэмбо под грохот несущейся к Бруклину подземки. – Здесь можно плевать на законы штата, на налоги, на правила уличного движения, но, когда тебя взял за задницу конкретный полицейский, таможенник или инспектор по «социалу», лучше не делать лишних телодвижений. Народ приучен сначала подчиниться, а уж потом жаловаться адвокату, ходить по судам… А новые американцы вообще толком систему местную не знают. Коренные и то путаются – ФБР, отдел нравов, управление по наркотикам, ребята из налоговой! Шерифы всякие, полиция штата, города, графства… Поди разберись, кто на что право имеет и где – по стране или только, допустим, где-нибудь в Миннесоте. А тем более узнай, кому какой жетончик положен и чем удостоверения отличаются! Поэтому, как правило, предпочитают на рожон не лезть – чтобы потом не привлекли за какое-нибудь неповиновение или отказ сотрудничать с органами.

– А нас с тобой – не того? Наверняка же есть статья за какое-нибудь самовольное присвоение званий…

– Я и не буду говорить, что мы полицейские! Ляпну что-нибудь маловразумительное, а там разберемся. Надо будет не забыть только посмотреть фамилию, там указывают обычно рядом со входом…

Ничего другого Виноградов предложить не мог. И теперь практика триумфально, как писала когда-то «Правда», подтвердила теорию – посрамив скептиков и маловеров.

– Ду ю спик инглиш? – Переступив за порог, напарник деловито зашелестел страницами купленного по пути блокнота. Предусмотрительный Виноградов успел придать ему вид неновый, а Рэмбо заполнил какими-то символами и значками.

Дама ответила, что да, но не слишком хорошо. И с радостью приняла предложение перейти на русский.

Собственно, на этом вполне естественном решении домоправительницы, дававшем ей мнимые преимущества перед незваными гостями, в основном и строился план: изображать плохо говорящего на чужом языке американца проще, чем имитировать нью-йоркский акцент.

Словом, не прошло и четверти часа, как они втроем уже поднимались по металлическим ступенькам пожарной лестницы. Прежде чем с крохотного балкончика шагнуть вслед за спутниками в прохладу общего коридора, Владимир Александрович огляделся: посторонних глаз не было. Во всяком случае, ничего подозрительного…

Двор представлял собой обыкновенный кирпичный колодец, образованный глухими брандмауэрами соседних домов. Подобных обшарпанных стен с одним-двумя случайными окошками полно и на Петроградской стороне, и среди линий Васильевского острова.

Пахло мусором, где-то ревел грузовик.

Со стороны улицы обзор закрывала высокая ограда с аркой – в случае необходимости стоило попытаться перелезть на соседнюю лестницу и оттуда уже, по карнизу, дойти до крыши противоположного здания.

И далее – по обстановке…

Апартамент «2-С» оказался в конце коридора. Следуя полученным инструкциям, женщина сначала позвонила, потом для верности несколько раз ударила костяшками пальцев по дереву.

– О’кей! – кивнул Рэмбо. Поворот ключа – и они оказались в квартире.

Перепуганная дама тут же, не издавая ни звука, засеменила обратно, в свою полуподвальную каморку – ее миссия завершилась, и теперь нужно было только держать язык за зубами. На долгое молчание комендантши рассчитывать не стоило, но этого от нее никто и не требовал – лишь бы до возвращения жильца продержалась.

Хорошо, что в квартире оказался линолеум. Скрип паркета сейчас мог только раздражать.

Тихо, стараясь не побеспокоить даже клубящуюся в солнечном луче пыль, Рэмбо обследовал помещение. Света вполне хватало – он проникал через поднятые планки жалюзи, вырисовывая на противоположной стенке полосатый, слегка колеблющийся прямоугольник.

Собственно, это была не квартира даже в привычном для русского восприятия значении, а то, что в Штатах называют «студией». Единственная комната начиналась прямо от порога: она совмещала в себе функции прихожей, спальни, гостиной и даже кухни. За тоненькой дверцей располагался только совмещенный санузел с душевой кабинкой вместо ванной. Крашеные стены без обоев, трещина на потолке…

Имелся, впрочем, положенный джентльменский набор: телевизор, японский видик, проигрыватель для компакт-дисков и телефон с горящей в углу красной лампочкой. Если обладание импортной бытовой электроникой в бывшем СССР свидетельствовало о достатке, то здесь наличие этого минимума вещей подразумевалось само собой. Так же как микроволновая печь и двухэтажный холодильник в «кухонном» углу комнаты.

Мебель и посуда, напротив, казались оставшимися в наследство от прошлых жильцов – все дешевое, грязноватое. Да и вообще, тот, кто интересовал незваных гостей, не отличался особой любовью к порядку. Смятый ком одежды на стуле, разбросанные туфли, недопитый с завтрака кофе…

Женщины здесь если и бывали, то лишь эпизодически – об этом домоправительница не соврала, а значит, не имелось оснований сомневаться и в других ее сведениях.

Мелко, с комариным звоном завибрировало оконное стекло – это неподалеку пронесся состав подземки. Кто-то включил музыку – то ли в соседней квартире, то ли двумя этажами выше.

Виноградов с любопытством рассматривал фотографию покойного академика Сахарова, – наряду с православной иконкой и пестрым плакатом на тему борьбы со СПИДом, это было единственное, что украшало стены холостяцкого обиталища. Редкостная безликость – даже музыка и видеокассеты свидетельствовали скорее не о многогранности интересов хозяина, а о стремлении быть в курсе всего и сразу.

– Что? – одними губами спросил Владимир Александрович. Рэмбо, закончивший уже разбирать документы, отрицательно помотал головой. Потом поманил за собой Виноградова и переместился к телефонному аппарату: – Попробуем?

Это также было сказано отчетливым шепотом, но Виноградов все равно не понял.

– Что попробуем? – Телефон был как телефон, обычный кнопочный «панасоник». В России давно уже покруче есть – с определителем номера, с автоответчиком…

– Войс-мэйл, – показал Сергей на светящуюся кнопку.

Виноградов виновато поднял плечи, и напарник решил не тратить время на объяснение очевидных для каждого американца вещей.

Он снял трубку и набрал, сверяясь с прилепленной скотчем у аппарата табличкой, номер электронного коммутатора. После первого же гудка отозвался женский, записанный на пленку голос. Как понял Владимир Александрович, абоненту предлагалось набрать свой персональный код. Искомые четыре цифры оказались вписаны от руки в соответствующей пустой строчке – еще, видимо, при вселении жильца.

Кивнув одобрительно самому себе, Рэмбо набрал комбинацию. Электронная женщина сообщила, по-английски естественно:

– Для вас имеется два телефонных послания… два послания. Чтобы прослушать первое из них, нажмите кнопку «пи»… Для вас имеется два телефонных послания…

– Ну если вы настаиваете, – уже не сдерживая азарта, согласился партнер Владимира Александровича. – Жму «пи»!

Коммутатор отреагировал:

– Четверг, один час семь минут пополудни.

Затем, после звукового сигнала, заговорил опять женским голосом, но на этот раз другим, поразительно знакомым:

– Здравствуйте, господин Натанзон! Это русская служба доставки фирмы «Книжный мир»… Сообщаем, что заказанные каталоги прибыли, они уже в Нью-Йорке. Сегодня вечером я отправлю их по адресу. Прибытия следует ожидать, вероятнее всего, завтра, в любое время. Это – именно те экземпляры, фотографии которых вы видели, оба выпуска…

На этом месте Ольга замялась. Но продолжила:

– Хотелось бы предупредить, что и первый, и второй каталоги очень непросты в изучении… Будьте внимательны, желаем успехов. Ба-ай!

Опять раздался звуковой сигнал, и электронная телефонистка уведомила:

– Энд оф мессидж.

Но Владимир Александрович и без перевода понял, что послание окончено. Пока механический голос объяснял, какую кнопку надо нажать для прослушивания следующей записи, что сделать для повтора и как удаляется ставшая ненужной информация, Рэмбо только сопел, глядя на майора. Но потом не выдержал:

– Я не врубился… Тебе тоже показалось, что это?.. Какой Натанзон-то тут? Его же фамилия другая!

– Сматываться надо! – Первая заповедь драки в толпе: уйди с линии удара, потом разберешься, куда отвечать.

– Ага, сейчас… сейчас!

– Уходим так же, понял?

Рэмбо привык подчиняться, поэтому моментально отлип от клавиатуры и двинулся к двери. Но не менее дисциплинированный аппарат уже воспроизводил второй из зафиксированных звонков:

– Четверг, одиннадцать часов сорок минут пополудни… Би-и-ип!.. Хай, это я, Сникерс. – Голос принадлежал относительно молодому мужчине. Типичный фарцовщик из мелких, сказал бы майор Виноградов, услышав его где-нибудь в Киеве или Петрозаводске. – Витя, тут тебя какие-то типы спрашивали, двое. Интересовались, где живешь… Говорят, имеют деловое предложение, а по-моему, это или менты, или того хуже. Но я тебе не звонил, если что, – понял? Все, отзвонись, когда проявишься… Би-и-ип!

– Пошли, – взялся за ручку Владимир Александрович. – Быстро!

Однако первым выглянул в коридор напарник:

– Чистенько все, двигаемся… – Он успел уже краем платка протереть телефонный аппарат и теперь торопливо провел материей по тому месту, за которое хватанул засуетившийся Виноградов.

Майору милиции стало стыдно. Покинув чужие апартаменты, он вслед за Рэмбо направился к пожарной лестнице, налево вдоль ряда однообразных дверей. Но спуститься по ней им уже не довелось.

– Стоп! – Путь преградил абсолютно квадратный тип в сером костюме шестьдесят восьмого размера. За плечом у него виднелся краешек другой, не менее упитанной рожи.

– Сорри? – вопреки собственным филологическим наставлениям поинтересовался Рэмбо. Судя по торопливому топоту, путь назад тоже отрезали. – Вали отсюда, Саныч!

Это значило, что Виноградову самому следует принимать меры к собственному спасению – двоим уже было не оторваться. Бывший инструктор коротко, костяшками пальцев ударил ближнего противника в нос и тут же корпусом попытался пихнуть его на второго. Замысел казался неплохим – для Владимира Александровича на доли секунды открывался проход к балкону… Рывок – и все преследователи оказались бы сзади, а убегающий обычно имеет больше шансов, чем пустившийся в погоню.

Но вмешались законы физики: соотношение масс получилось не в пользу Рэмбо. Десятипудовая туша только качнулась и с ревом осела куда-то вниз. Виноградов, метнувшийся было в направлении лестницы, еле успел увернуться от летящего в голову кулака. Второй удар пришелся в плечо – хотя и по касательной, но довольно болезненно. Его соперник, конечно, уступал в весе тому, кого вывел из строя Рэмбо, но и Владимир Александрович давно уже предпочитал боевым системам оздоровительные.

Поэтому с третьего раза он получил бы плюху туда, куда целился нападавший:

– Н-на! – Тренер учил когда-то, что задирают ноги только пижоны. Для ног есть природой определенные мишени: пах, колено, голень… Поэтому ботинок майора с хлюпаньем врезался в главную из них.

– Йоб-пты-ть…

Противник принял позу Адама, лишившегося фигового листка, но с пути не убрался. Интересно, мелькнула случайная и неуместная мысль, замечалось ли кем-нибудь, насколько похожи по обе стороны океана мужские крики?

Сзади еще двое подоспевших со стороны парадного входа с переменным успехом метелили виноградовского напарника. Обмен ударами подходил к концу, и теперь в основном доставалось Сергею.

Ба-бах! Бах… ах-х… Пуля ушла за косяк, вырвав из коридорной стены здоровенный кусок штукатурки. Это достал пистолет «квадратный» с поломанным носом – он вовсе не намеревался никого убивать, просто напомнил о своем существовании.

В следующую секунду пострадавший от виноградовского ботинка все-таки взял реванш. Некоторое время Владимир Александрович находился где-то в другом измерении, а когда выплыл наконец из малинового, гудящего моря боли, на руках уже защелкивались наручники.

Рядом, уткнувшись неестественно вывернутым лицом в ковровую дорожку, лежал скованный тем же способом напарник.

Виноградов закрыл глаза. Так тоже было больно, но все равно… Разглядеть что-то с пола он не мог, а для любого движения требовалось нечто большее, чем добрая воля.

«Так я и думал, – привычно разочаровался Владимир Александрович. – Опять киношники обманули – тоже мне, правовое государство. Никто не зачитывает никаких прав, не предлагает звонить адвокату… Все как у нас – сначала в морду, потом разбираются. И ни значков никто не предъявил, ни документов. Беспредел! Интересно, за кого эти козлы нас приняли?»

Майора бесцеремонно перекатили на спину. Обшарили и, не найдя оружия, ограничились остальным содержимым карманов. Кто-то зашелестел его документами:

– Владимир Виноградов?

Пришлось поднять веки.

– Да… – Где-то в недосягаемой высоте угадывалась физиономия одного из тех, кто подоспел уже после начала шоу и занимался Сергеем.

– Вы можете идти?

– Не знаю… – Хотелось бы поинтересоваться: куда? и зачем?

Но любопытство здесь вряд ли приветствовалось.

Вообще-то, кроме заплывшего уха и неприятных ощущений в предплечье, жизнь отравляли только впившиеся в запястья наручники. Тут ребята явно перестарались.

– Гоу, гоу! – Виноградова оторвали от пола и поставили на ноги. Придерживаемый под локоток, он направился в указанном направлении. Впереди еще двое волокли обмякшее тело Рэмбо.

То ли здесь привыкли к пальбе среди бела дня, то ли просто по причине послеобеденного времени все находились на работе, но в коридор не высунулся ни один из жильцов.

Только уже очутившись, к собственному запоздалому удивлению, на балкончике перед пожарной лестницей, он начал соображать, что к чему. Обрезанный телефонный провод, отсутствие комендантши…

Где-то на Оушн-парквей заголосила полицейская сирена, но к происходящему в доме мадам Беркович это не имело ни малейшего отношения.