Глава 21

Семейные связи

Весной 1983 года душевный порыв побудил меня отправить Стиву фотографию нашего четырехлетнего ребенка, надевшего огромные черные очки с прикрепленным к ним большим пластиковым носом. Лиза была забавна и мила – маска с очками делала ее похожей на Стива, – поэтому я сфотографировала ее и отправила ему копию с запиской: «Я определенно думаю, что она похожа на тебя». Эта фотография, должно быть, привела его в благостное состояние духа, поскольку две недели спустя он выслал мне еще 500 долларов.

На эти деньги я переехала обратно в Менло-Парк и сняла комнату в доме друга. Спустя месяц Стив появился, чтобы отвезти нас и показать его новый дом в Вудсайде. Это произошло примерно за год до того, как его выгнали из Apple, когда в профессиональном плане дела у него шли не очень хорошо. Он стал добрее. Мы поехали на его приземистом «Порше» в центр Вудсайда и повернули налево на Маунтин-Хоум-роуд. Оттуда мы сделали резкий поворот направо и вкатились через античные каменные ворота на длинную подъездную дорогу нового владения Стива. В целом вид был сказочно колоритный, словно мы попали в имение зачарованного принца из сказки «Красавица и чудовище».

Выстроенный в испанском стиле особняк, занимающий территорию размером семь акров, явился продуктом богатой истории когда-то процветавшего города Вудсайда. Стив провел нас по территории и показал нам все: одну заплесневелую комнату за другой, включая ту, в которой находился самый большой на всем западном побережье концертный орган. Он стоял около двери и наблюдал, как мы с Лизой сели за орган, чтобы сыграть, а затем заглянули за искусственную панель – посмотреть на тысячи звучащих труб, занимавших всю стену. Трубы отличались по размеру (от издающих высокие звуки маленьких до гудящих огромных). Они были затейливыми, как тела насекомых. Потом на очереди была столовая, а затем гостиная – невероятно большой бальный зал с огромными зияющими каминами, как в фильме «Гражданин Кейн». Все это выглядело поразительно элегантно, словно обстановка была взята из другого времени и места, однако и в текущем она смотрелась фантастически. Потолки достигали футов двадцати в высоту, а эхо наших шагов было необыкновенно проникновенным. Я могла ощущать, как сила тяжести огромного внутреннего пространства давит на мои чувства. И в тот день я осознала, что его особняк несет на себе эфирный отпечаток простой и пустой грусти Стива. Он все еще был тем прежним Стивом.

В итоге мы вышли в боковой двор, чтобы посмотреть на бассейн – овал воды, окруженный барьером неравномерно положенного цемента. Он, казалось, плыл в центре моря из густого зеленого ползучего сорняка. Мы втроем подошли к краю бассейна, чтобы посмотреть, что внутри, и на дне увидели толстый слой из мертвых червяков. Это было крайне отвратительное и притягивающее зрелище, это массовое захоронение. Мы не могли оторваться. Подавленный и отчасти расстроенный, Стив сказал: «Я купил дом недавно, и у меня не было времени провести тут уборку».

Что означало – проведите в нем уборку.

Проснувшись на следующее утро, Лиза закричала, что ей приснился сон: «Мамочка! Мне приснилось, как все червяки в бассейне Стива превратились в драконов и улетели на небо!» «Вау», – сказала я в порыве восхищения ей. Я была очень сильно поражена и сообщила ей об этом. «Это восхитительно, дорогая». И я действительно имела это в виду. Юная психика Лизы уловила что-то в Стиве. Мне было интересно, каково это – обладать подобным восприятием своего собственного отца. Мы с Лизой уехали из города, когда ей было три. Теперь, в почти пять, она уже проявляла большую самостоятельность, разбиралась в происходящем. Она также могла высказать мне о нем свое мнение. Я улыбнулась ей в лицо, и пока гладила ее волосы, я думала: «Да, дорогая, твой папа может превращать мертвых червяков в драконов, которые взлетают высоко в небеса. Он не самый милый человек, однако он особенный, и он – твой».

* * *

Вернувшись в область залива, мы с Лизой пять раз за два с половиной года меняли место жительства. Я прикладывала все новые усилия, чтобы заставить Стива давать мне деньги, благодаря чему мы с Лизой могли достойно жить. У нас со Стивом были все причины для объединения усилий на благо нашей дочери. И хотя иногда он давал деньги так же легко, как кокосы падают с пальм, чаще всего он вел себя оскорбительно, был груб и бессовестно скуп. Однако я все равно вернулась к сотрудничеству с ним, чтобы улучшить нашу ситуацию: жизнь Лизы и мое материальное положение, душу и сердце Стива. Я не знала, что еще предпринять.

Каждый новый дом, в котором мы жили, был лучше предыдущего благодаря увеличивающимся, хоть и ненамного, выплатам со стороны Стива. Так продолжалось до тех пор, пока мы не переехали в дом на Ринконада-авеню в Пало-Альто, в котором прожили следующие десять лет. Наконец Стив по своим выплатам почти приблизился к тому, чтобы покрывать наши реальные расходы. Я абсолютно уверена, что именно его неудача в Apple убедила его пересмотреть свой взгляд на меня с Лизой и начать относиться к нам лучше… на какое-то время.

* * *

В течение первых четырех месяцев после возвращения из Тахо-Сити мы с Лизой трижды сменили место жительства, так как я пыталась создать нам счастливую и надежную среду. Мы переехали из Лос-Транкос-Вудс в Менло-Парк, а оттуда в восточную часть Пало-Альто. Я использовала адрес друга, чтобы включить Лизу в школьный округ Пало-Альто. Я выбрала альтернативную среднюю школу под названием Охлоун. Было известно, что школьный округ Пало-Альто является одним из лучших в стране, однако вскоре я начала тревожиться по поводу подхода школы к дошкольному воспитанию. Прежде и подумать не могла, что образование может вызвать у меня такие сильные эмоции.

В итоге произошло следующее: я не сомневалась в умственных и учебных способностях моего ребенка, однако я ставила под вопрос эмоциональный тон в классе и в школе в целом. И мне он не нравился. Поэтому в конце года обучения Лизы в детском саду я перевела ее в вальдорфскую школу, где она и пошла в первый класс. Я всегда чувствовала, что важно выбрать школу, которая отражает мою систему ценностей, и остановилась на Вальдорфе, поскольку заявленная цель этой школы провозглашает необходимость защиты эмоциональной жизни ребенка.

После недели обучения в вальдорфской школе вся жесткость, которую Лиза накопила, чтобы защитить себя от душевной боли, причиненной в «лучшем детском саду в Пало-Альто», выветрилась из нее. В прошлой школе «лучший детсадовский учитель» поощрял детей игрушками, чтобы заставить их читать, и это создавало конкуренцию. Лиза, которая по своей природе обладает очень сильным духом соперничества, была не готова читать, и она начала придираться к более слабым детям в классе, вероятно, из-за того, что чувствовала себя ущербной. В этом поведении я увидела черты Стива, и это насторожило меня: у них обоих так хорошо получалось соревноваться с другими. Тем не менее, когда Лиза оказалась в вальдорфской школе, она превратилась в самую милую, добрую, счастливую маленькую первоклассницу. Это была школа, которая содействовала формированию у ребенка целостной личности, где в классе и на игровой площадке поощрялись любовь и уважение. Это была настолько хорошая школа, что Лизе и ее друзьям не нравились перерывы на каникулы, поскольку они не хотели расставаться друг с другом.

В течение нескольких месяцев после перехода Лизы в вальдорфскую школу Стив наконец-то увеличил объем ежемесячных выплат, чтобы мы могли переехать в прекрасный многоквартирный дом в Пало-Альто. Он был так надежно построен и хорошо спроектирован, что возникало чувство настоящего дома. Мое душевное состояние улучшилось, и возникло ощущение безопасности и общего благополучия. Тем не менее мне часто не хватало денег на еду, оплату жилья и учебы Лизы в частной школе, не говоря уже о покупке мебели и новой одежды.

Вернувшись из Тахо, я нашла работу фрилансером – готовила рисунки для журнала, а также для книги об английской оккупации Китая. Мы так часто меняли место жительства, что заполучить работу на полную ставку было проблематично, а еще я не хотела оставлять Лизу на сорок часов плюс то время, которое я бы потратила на поездки до места работы и обратно домой. Я считала своей работой заботу о Лизе и добавляла к ней, в тех случаях, когда мне удавалось ее найти, подрядную работу по подготовке рисунков. Я также убиралась в домах, чтобы заработать дополнительные деньги, следить за своим временем и встречать ее после школы.

Однажды Стив попросил секретаршу позвонить мне и узнать, не хотим ли мы с Лизой посетить мероприятие Apple. Очевидно, когда мужчина вкладывает в свою семью деньги, он начинает больше интересоваться важными вопросами. Это приглашение дало мне понять, что Стив хочет видеть Лизу частью своей жизни. Я стремилась поддержать его усилия, чтобы он также чувствовал уважение и связь с Лизой. Я забрала ее на день из школы, и мы пришли и сели в передней части огромной аудитории, полной поклонников Apple, чтобы посмотреть открытие. Растерянной Лизе было некомфортно и непривычно видеть отца на сцене. Для меня это оказался новый опыт. Стив тараторил как пулемет, и, казалось, надо превратить уши в две параболические антенны, чтобы ухватить суть его слов и поспевать за скоростью его мышления. В его презентации не было ни одного лишнего слова или неверного звука. Она стала головокружительным потоком чистого контента. Неудивительно, что люди так им восторгались! Уже взрослой Лиза рассказала мне, как тревожилась в тот день. Кажется, маленькую девочку слишком удивило то зрелище. Мне следовало тогда это понять. Разными способами много лет я пыталась объединить их друг с другом с самыми лучшими намерениями, хотя все вечно получалось не так, как я хотела.

После мероприятия Apple я вернулась к вальдорфскому сообществу, чему очень радовалась. Эти умные и чуткие люди хотели узнать, как все прошло. Я была счастлива, что о Лизе так обстоятельно заботятся, что теперь у нас есть круг общения и я больше не наедине с проблемами. Я могла поделиться эмоциями и информацией. Эти люди были интересными и проявляли интерес к нам.

* * *

Позже Стив пригласил нас на завтрак в свой дом в Саратоге. Было утро субботы, и я купила по пути к нему ягод. Его дом поражал красотой и размерами. Красота дает мне прилив сил, однако мы с Лизой жили настолько близко к состоянию нищенствования, что красота, с которой я не сталкивалась уже длительное время, потрясла меня, потряс этот дом с фотографий в Time. В сознании Стива все было очень просто: он имел право на все это богатство. А мы нет. Я подавила порыв гнева: проще сдержаться, чем ругаться с ним. На кухне я указала на кофеварку эспрессо и сделала какой-то едкий комментарий, чтобы смягчить свое горе. Он сказал: «Я больше никогда не буду ее использовать», намекая на то, что он и эспрессо не слишком хорошо сочетаются. Да уж! Затем он показал нам прочее убранство двухэтажного дома. Ему установили сауну, и он объяснял, как важно для него расслабляться. Его непринужденное безразличие к нашим потребностям заставило меня чувствовать нас сиротами.

После завтрака из ягод, орехов, домашнего хлеба с джемом и свежевыжатого апельсинового сока мы отправились на прогулку, и Стив начал возбужденно рассказывать мне, что он нашел свою мать. А найдя, узнал, что у него есть младшая сестра c растрепанными волосами рыжего цвета и она – писатель, живущий в Нью-Йорке. По его жестам мне представилось темно-рыжее афро.

Я заслушалась его, и мы остановились. Так как мы стояли, Лиза попробовала залезть на двенадцатифутовую ограду вдоль мощеной дороги. Мы стояли в тени, а ограда скрывала чей-то задний двор в богатых окрестностях Саратоги. Солнечные лучи, падающие на листья, лежащие на заграждении, делали его похожим на окно с цветными стеклами. Я понимала, почему она хочет на него залезть. Сама Лиза была ростом сорок пять дюймов и могла подняться лишь на четыре-пять футов, прежде чем отходила и пробовала снова. Это была благородная попытка. Я держала руки вытянутыми, чтобы защитить ее от возможного падения, пока Стив продолжал говорить. Он сказал, что его сестру зовут Мона: прекрасное, старомодное имя, и я подумала, что у их матери была поэтическая жилка. Однако еще это созвучно с «моно»: один ребенок. Интересно, как бы она назвала своего сына, если бы оставила его. Уж точно не Стивом, с этим электризованным звуком эс.

Стив рассказал мне, что его родители поженились после того, как его усыновили. Он говорил без остановки, я почти не успевала задуматься, что это значило для него. Когда человек не делает пауз в повествовании, это свидетельствует о стремлении минимизировать влияние более фундаментальной реальности. Сейчас воспоминание о горечи его потери почти парализует меня. Как он смог жить с таким знанием и чувством того, что его бросили, которое должно было возникнуть в нем? В то время отдельные журналисты писали о том, как гиперактивность в Кремниевой долине была связана со стремлением избежать чувств, возникающих по поводу смерти. Думаю, в случае Стива речь скорее шла об уклонении от чувств, связанных с рождением и с матерью. Может быть, это все одно и то же.

Стив улыбался и крутил руками в воздухе, пока рассказывал свою историю, поскольку теперь он был знаком с этими двумя людьми: матерью и сестрой. Я не верила своим ушам. «Как ты вообще нашел свою мать?» – спросила я. Все то долгое время, что я знала Стива, это была серьезнейшая проблема. Он ответил, что просто позвонил доктору, который заполнял его свидетельство о рождении. Логично, и интересно, почему он не сделал этого прежде.

Когда он позвонил доктору, уже пенсионеру, Стив назвал свое имя и спросил, может ли тот сказать, кто его мать. Доктор извинился и ответил: «Мне жаль, парень. Я помог появиться на свет сотне детей. Я просто не помню тебя». И затем, в своем стиле, Стив сказал: «Послушайте, я дам вам мою контактную информацию. Пожалуйста, запишите ее, и если вы вспомните хоть что-нибудь, любую деталь, просто напишите или позвоните мне». Доктор согласился и всё записал, а затем они попрощались. (Все это происходило до того, как изобрели электронную почту!)

Стива переполняли эмоции, и он говорил так, словно в этот момент открывал коробку с драгоценными подарками. И все это время Лиза штурмовала вершину ограды со смелой улыбкой на лице при каждой новой попытке. Ее старания заслуживали похвалы и напомнили о моем бывшем парне-скалолазе, который научил ее правильно лазать: Лиза не просто рвалась к заграждению, она применяла полученный навык. Она целилась высоко, пытаясь забраться туда, где ярко и красиво; это также поражало меня.

Стив поведал, что доктор написал ему письмо сразу после разговора. Оно начиналось со слов: «Стиву Джобсу в случае моей смерти…» В нем доктор признался, что прекрасно знал, кем являлся Стив, и что его мать прожила с ним и его женой последние месяцы своей беременности, до самых родов. Доктор раскрыл имя матери, подписал и адресовал письмо, положив его в верхний ящик своего стола. В ту ночь у доктора случился обширный инсульт или сердечный приступ (я не помню, что именно), и он умер. Так Стив узнал правду о своем происхождении.

Ух ты! Я была в смятении, мы молча смотрели друг на друга. В итоге я прямо спросила: «Что ты сделал, убил его?!»

У меня оставались сомнения, что он говорил мне правду, поскольку я вообще не могла проверить его рассказ. По лицу Стива казалось, что он не врет. Возможно, что доктор лишь ждал, когда Стив позвонит, подумала я про себя, чтобы он мог двигаться дальше. Вообще, случаи, подобные этому, действительно происходили со Стивом и, честно говоря, довольно часто. Несомненно, его быстрое восхождение на мировую сцену было невозможным без некоего обмана, но его рассказ оказался уж слишком мрачен и выходил за все возможные рамки. Меня не переставал мучить вопрос: каково даже без злого умысла стать помехой на его пути?

Стив всегда ясно давал понять, что встреча со своим биологическим отцом в его намерения не входит. Он опасался, что тот будет использовать сына ради денег. Иметь подозрения по отношению к людям и обстоятельствам и безупречно разбираться в их мотивах было в духе Стива. Но слова о биологическом отце настораживали. Стив был очень высокого мнения о себе, это утомляло. Слово «неприкасаемый» приходит мне на ум. Стив, золотой мальчик, думает, что его отец недостоин его. Хорошо известно, что биологическая мать Стива отдала его на усыновление, поскольку ее отец не любил его отца. Биологический дедушка Стива также не хотел своего внука. Забавно, как эта модель воспроизводит сама себя.

Позже я где-то прочла, что Стив пожал руку своему биологическому отцу, хотя они оба не были в курсе, кем они друг другу приходятся. В ресторане его отца, где Стив часто обедал, между ними сформировалось уважение. Хочется верить, что Стив и его отец обрели душевную гармонию с помощью этого рукопожатия.

В тот день в Саратоге Стив буквально светился, говоря о своей биологической матери: «Моя мать похожа на студента-выпускника!» Он повторил те слова раз пятнадцать, что встревожило меня. Считаю, что, повторяя много раз свои слова, люди пытаются заглушить правду о том, с чем сталкиваются, путем перегрузки своего разума повторением отдельных слов и фраз. Или стараются донести до себя послание, которое пока не могут или не хотят услышать. Я не вполне понимала, что все это означало для него, однако я всегда считала Джобсов скорее бабушкой и дедушкой Стива. Должно быть, контрастная живость этой моложавой женщины произвела очень сильное впечатление на Стива. Продолжая рассказ, он сказал, что книга Моны Симпсон «Где угодно, только не здесь» уже двенадцать недель не покидает список бестселлеров.

Это действительно была изумительная сказка.

Позднее на той неделе, как только выдалась свободная минута, мы с Лизой отправились в книжный магазин Printers Inc. в Пало-Альто, чтобы найти книгу Моны. Я не могла позволить себе купить ее, поэтому мы сели на пол и начали разглядывать черно-белую фотографию автора книги прямо на месте. Связь с утерянной семьей была восстановлена. Я не знаю, что это значило для шестилетней Лизы. Она лишь начала открывать для себя собственного отца. Однако мы сидели вместе, и я озвучивала свои мысли, ища черты Стива в лице Моны. Лиза была невероятно мила, отмечая вместе со мной схожие детали. Мы обсудили, что Мона не носила прическу в стиле «афро», как говорил Стив. Я не могла разглядеть сходства из-за веснушек Моны и ее светлых, кристальных глаз с пышными ресницами. «Они не очень-то похожи», – сказала я Лизе. Но несколько лет спустя я, Мона и Лиза отправились в поездку в Монтану, и там, разговаривая с ней поздно ночью, когда Лиза уже уснула, я наконец-то смогла разглядеть, что у нее была такая же челюсть, как у Стива, и такие же ближневосточные губы перевернутой формы. Мне понадобилась комната потемнее, чтобы, не отвлекаясь на цвет ее волос, разглядеть схожую структуру костей лица и контуры губ и так наконец увидеть их сходство.

* * *

Лиза ходила в вальдорфскую школу, когда история об увольнении Стива из Apple была растиражирована на первых страницах газет. Я помню, что родители в школе искренне сочувствовали и были сильно возмущены тем фактом, что Стива уволили из компании, которую он создал. «Бедняга, – заявляли они. – Это неправильно! Это просто несправедливо!»

Меня занимали две мысли: что Стив всегда был шедеврален в своем умении завоевывать сердца людей (не последним из которых являлось мое) и что, если он вел себя с людьми в Apple так же ужасно, как с нами, возможно, он заслужил то, что с ним произошло. Я была поражена, что Скалли удалось это провернуть. Но тогда я промолчала. Будь у меня шанс поведать, кем он являлся, я бы не знала, как это сделать, да никто и не стал бы слушать. Даже тогда я понимала, что имею дело с огромной общественной предвзятостью. Это был мир мужчин, и даже в вальдорфской школе действовали те же правила, что и везде. Так что именно в комитете родительского контроля этой школы я училась слушать и ничего не отвечать. Сострадание – удивительная и прекрасная вещь, и так как никто даже представить себе не мог, каким ужасным был Стив, я просто кивала в ответ на восхитительное чувство заботы, изъявляемое по отношению к нему. Эта школа была кладезем мудрости, и эти люди научили меня слушать. Поэтому в хорошем настроении я молчала и мирилась с двойными жизненными стандартами в знак признательности за доброту как таковую.

* * *

После ухода из Apple Стив продал дом в Саратоге и переехал в свой дом в Вудсайде. Это сблизило его с нами. Теперь у него было больше свободного времени, он чаще встречался с нами и в результате видел, где он мог больше помочь.

Стив признался мне: «Было ужасно ходить на работу каждый день перед тем, как меня выгнали, поскольку все ненавидели меня». Затем он сказал мне, что Скалли везде рыскал и общался с людьми, чтобы настроить их против Стива. Его слова заставили меня сопереживать ему: он был честен, и я чувствовала его уязвленность. Я представила всю ту работу, которую Скалли пришлось проделать, чтобы посеять семена раздора, группа за группой, и заручиться поддержкой людей, чтобы избавиться от Стива. Но ведь Стив сделал со мной то же самое, только все было много хуже, и я носила нашего ребенка. Как он мог быть настолько глуп, ожидая с моей стороны слепой лояльности, хотя сам не проявлял ничего подобного по отношению ко мне?

Весь следующий год я наблюдала, что Стив справлялся со своей неудачей с большим изяществом, и это напомнило о стихотворении, которое он прибил к двери, когда мы жили вместе летом 1972 года. Там говорилось, что боль заставляет наши чувства расти, и я возвращалась к этим словам в течение многих лет. Не очень понимаю, что он имел в виду, поскольку утратила способность ясно мыслить из-за всего, через что Стив заставил меня пройти, но я думаю, что для него боль была трансцендентна. И в этом мы сильно отличались друг от друга: он, в отличие от меня, брал на себя слишком много.

* * *

Через год с небольшим после того, как мы впервые услышали о существовании Моны, Стив представил нас друг другу. После нашего знакомства завязались длительные взаимоотношения, в которых Мона старалась позаботиться обо мне в интересах благополучия Лизы. Однако не обходилось без неприятных ситуаций, которые не столько умаляли мою привязанность, сколько усиливали мое любопытство: что же происходило у этих двух одаренных брата и сестры, что так действовало мне на нервы?

И Стив, и Мона жили публичной жизнью, и, выступая на публике, они порой создавали образы, не соответствующие реальности. Мона написала основанный на жизни Стива роман «Обычный парень», одним из персонажей которого была мать главного героя. И люди верили, что под ее маской скрываюсь я. Мона имела склонность очень негативно изображать типаж матери в своих произведениях, и поскольку она так хорошо передала образ Стива, люди полагали, что под видом вымысла она раскрыла и мой. Во многих произведениях Моны поднимается тема отречения, особенно со стороны матери. Это сложный момент, поскольку автор должен уметь писать свою историю, однако эта книга очернила и выставила нас с Лизой в неправильном свете.

Во время первой встречи Мона уставилась на Лизу и словно всосала всю ее до капли в свои огромные кристальные голубые глаза. Иными словами эту сцену и не описать. Мне стало слегка неловко, однако я сдерживалась, не желая даже допускать, что Мона мне не нравится. Вместо этого я представила, как много лет должно было пройти и сколько перемен произойти, чтобы все мы собрались в одной комнате, и что же это должно было значить для них троих – встретиться спустя столько времени. С того дня начались ухаживания тети за моей дочерью, имеющие литературный характер. Я видела, как Стив смиренно улыбался; он сохранял спокойствие. Казалось, Мона была идеалом тети, и она наполнила жизнь моего ребенка своей любовью, подарками и заботливостью. Благодаря этому я ощущала, что меня значительно сильнее поддерживают, и чувствовала себя гораздо счастливее. Казалось, в моей жизни наступают хорошие времена.

Тогда мы со Стивом начали поиски дома, чтобы у нас с Лизой появилась стабильность. Но каждый дом, который я находила и который мне нравился, Стив либо не одобрял, либо затягивал с предложением о его покупке. Казалось, он впадал в апатию, когда дело доходило до помощи нам. Я могу представить, что ему, возможно, было ужасно неловко всякий раз, когда он действовал в наших интересах. У Стива имелось много обличий, и мне требовалось множество усилий, чтобы разобраться с каждым из них. Зачастую казалось, что у его отстраненности и пренебрежительности нет предела. И я действительно не знала, как себя вести при этом. Несомненно, существует множество обличий Крисанн, которым было трудно взаимодействовать с ним по всем своим собственным причинам. Так что мы прекратили идти по пути наименьшего сопротивления, и я сняла дом с тремя спальнями в старом районе Пало-Альто у родителей одного из учеников вальдорфской школы.

Этот дом мне действительно нравился, и мы были очень счастливы, прожив там много лет. Стив нанял Тома Карлисли, своего дизайнера интерьеров, работавшего с ним для магазинов NeXT и Apple, чтобы освежить это место. Том недавно для себя открыл краску персиково-розового цвета, которой очень хотел воспользоваться. Он сказал мне, что краска меняет цвета на стенах, пока солнце движется по небу, и я согласилась. Поразительно, он был прав: цвета действительно менялись. Том также настоял на отделке деревянных полов и покраске их в белый цвет, а также на замене старых вентилей, осветительной арматуры, розеток и выключателей на новые. Когда ремонт уже был почти закончен, Стив сказал, что «дом выглядит слишком претенциозно», будучи так, и это, делало его идеальным. Я была счастлива. Впервые у меня возникло ощущение, словно с материальной стороны дела шли на лад. Стив также нанял садовника и помощника садовника, чтобы они облагородили ландшафтную архитектуру. Они сделали это настолько хорошо, что внешний облик дома все еще выигрывает от проделанной тогда работы. В течение года после переезда Стив купил мне «Ауди» и наконец-то увеличил объем алиментов. Я все еще помню ощущение счастья от появления новых вещей, которые сделали нашу жизнь заметно лучше.