Глава тринадцатая
Старший инспектор Гамаш стоял на рю Шербрук в центральном районе Монреаля и разглядывал тяжелую церковь красного кирпича на другой стороне улицы. В большей степени она была построена не из кирпича, а из громадных кубов камня цвета бычьей крови. Он сто раз проезжал мимо этой церкви на машине, но так толком ее никогда и не видел.
А вот теперь рассмотрел.
Она была темной, уродливой, отталкивающей. Она не говорила о спасении. Даже не шептала о нем. Она кричала о каре и покаянии. О преступлении и наказании.
Она была похожа на тюрьму для грешников. Немногие входили туда легким шагом и с беззаботным сердцем.
Но теперь в нем шевельнулось еще одно воспоминание. О яркой церкви, сверкающей, хотя и не пламенем. И об улице-реке, и о людях-камышах.
Эту церковь он видел на мольберте в комнате Лилиан Дайсон. Незаконченную работу, в которой уже угадывалась рука гения. Если до этого у него и оставались какие-то сомнения, то они исчезли, когда он увидел натуру. Лилиан взяла здание, городской вид, который большинству людей навевал дурные предчувствия, и преобразовала его в нечто живое и динамичное. И очень привлекательное.
На глазах Гамаша машины превратились в непрерывный поток. А люди, входящие в церковь, – в камыши. Они вплывали внутрь, их влекло туда.
Как и его.
– Привет, добро пожаловать на собрание.
Не успел старший инспектор Гамаш войти в церковь, как его уже встретили приветствия. Люди по обе стороны от него протягивали руки, улыбались. Он старался гнать от себя мысль о том, что в их улыбках есть какая-то сумасшедшинка, но двое-трое из них явно были не в своем уме.
– Привет, добро пожаловать на собрание, – сказала молодая женщина и повела его через дверь вниз по лестнице, в грязноватый, плохо освещенный подвал.
Здесь был застоялый воздух, пахло долгими годами курения и плохим кофе, кислым молоком и потом. Потолок был низкий, и все имело такой вид, словно на нем осел слой грязи. Включая и большинство людей.
– Спасибо, – сказал Гамаш, пожимая руку своей сопровождающей.
– Вы здесь в первый раз? – спросила она, внимательно вглядываясь в Гамаша.
– Да. Не уверен, что оказался там, где мне надо.
– У меня тоже сложилось такое впечатление. Но попробуйте. Давайте я вас познакомлю кое с кем. Боб! – прокричала она.
Появился пожилой человек с неровной бородкой и в разномастной одежде. Он помешивал кофе пальцем.
– Я оставлю вас с ним, – сказала молодая сопровождающая. – Мужчины должны держаться мужчин.
Старшему инспектору оставалось только догадываться, в какую историю он вляпался.
– Привет, меня зовут Боб.
– Арман.
Они обменялись рукопожатием. Рука Боба казалась липкой. И сам Боб казался липким.
– Вы новенький? – спросил Боб.
Гамаш наклонился к нему и прошептал:
– Это Общество анонимных алкоголиков?
Боб рассмеялся. Его дыхание пахло кофе и табаком. Гамаш выпрямился.
– Можете не сомневаться. Вы попали куда надо.
– Вообще-то, я не алкоголик.
Боб посмотрел на него с лукавством:
– Конечно, вы не алкоголик. Может, выпьете кофе и поговорим? Собрание начнется через несколько минут.
Он принес Гамашу кружку кофе. Вернее, полкружки.
– На всякий случай, – объяснил он.
– На какой случай?
– Белой горячки. – Боб обвел Гамаша критическим взглядом, отметил слабый тремор руки с кружкой. – У меня была. Приятного мало. Когда вы пили в последний раз?
– Сегодня днем. Пиво.
– Всего одно?
– Я не алкоголик.
Боб снова улыбнулся, обнажив желтые зубы – те немногие, что остались.
– Это означает, что вы уже несколько часов трезвенник. Молодец!
Гамаш почувствовал, что доволен собой, и порадовался, что не выпил тот стакан вина за обедом.
– Эй, Джим! – окликнул Боб седоволосого голубоглазого человека в другом конце комнаты. – У нас новенький.
Гамаш повернулся и увидел, что Джим пытается в чем-то убедить молодого человека, который никак не хочет убеждаться.
Молодым человеком был Бовуар.
Старший инспектор улыбнулся и перехватил взгляд Бовуара. Жан Ги встал, но Джим снова усадил его.
– Идите сюда, – сказал Боб и повел Гамаша к длинному столу, заваленному книгами, брошюрками и жетонами.
Гамаш взял один.
– Это жетон для новичков, – заметил он, разглядывая точно такой же жетон, какой был найден в саду Клары.
– Вы вроде бы сказали, что не алкоголик.
– Я действительно не алкоголик, – подтвердил Гамаш.
– Значит, вы очень догадливы, – сказал Боб, хохотнув.
– И у многих есть такие штуки? – спросил Гамаш.
– Конечно. – Боб вытащил из кармана сверкающую монетку, посмотрел на нее, и его лицо смягчилось. – Взял его, когда пришел на мое первое собрание. С тех пор он всегда со мной. Это что-то типа медали, Арман.
Он вложил свой жетон в руку Гамаша.
– Нет-нет, сэр, – возразил Гамаш. – Я не могу принять такой подарок.
– Вы должны это сделать, Арман. Я даю его вам, а вы когда-нибудь сможете отдать его кому-нибудь другому. Прошу вас.
Боб сомкнул пальцы Гамаша на жетоне и тут же отвернулся от него к длинному столу.
– И еще вам понадобится вот это. – Он протянул ему толстую синюю книгу.
– У меня уже есть. – Старший инспектор раскрыл сумку и показал Бобу лежащую в ней книгу.
Брови Боба взметнулись.
– Тогда вы могли бы взять это. – Он дал Гамашу брошюрку под названием «Живи без алкоголя».
Гамаш достал расписание собраний, найденное им в доме Лилиан, и новый знакомый посмотрел на него именно таким взглядом, какой и предполагал увидеть Гамаш, – недоуменным.
– И вы по-прежнему утверждаете, что вы не алкоголик? Я не знаю трезвенников, которые носят с собой книги АА, жетон новичка и расписание собраний. – Боб просмотрел расписание. – Я вижу, вы отметили целую кучу собраний. Включая и женские. Нет, честно, Арман.
– Это не мое.
– Понятно. Вашего друга? – с бесконечным терпением спросил Боб.
Гамаш сдержал улыбку:
– Не совсем так. Молодая женщина, которая нас познакомила, сказала, что мужчины должны держаться мужчин. Что она имела в виду?
– Вам явно нужно об этом знать. – Боб помахал расписанием перед носом Гамаша. – Здесь не место для знакомств. Некоторые мужчины приударяют за женщинами. Некоторые женщины хотят найти бойфренда. Думают, это их спасет. Не спасет. Все наоборот. Избавиться от алкоголизма нелегко и без амурных дел. Поэтому мужчины в основном общаются с мужчинами. А женщины – с женщинами. Так легче сосредоточиться на самом важном.
Боб уставился на Гамаша жестким взглядом. Пронзительным взглядом.
– Мы относимся друг к другу по-дружески, но настроены серьезно. Цена вопроса – наша жизнь. Ваша жизнь поставлена на карту. Алкоголь убивает нас, если мы ему позволяем. Но поверьте, если даже такой старый алкаш, как я, может избавиться от этого, то вы точно можете. Если вам нужна помощь, то я к вашим услугам.
И Арман Гамаш поверил ему. Этот липкий, растрепанный коротышка спас бы ему жизнь, если бы смог.
– Merci, – искренне сказал Гамаш.
У него за спиной раздался стук молотка по дереву – несколько резких ударов. Гамаш повернулся и увидел почтенного пожилого человека, который сидел в передней части комнаты за длинным столом. Рядом с ним уселась пожилая женщина.
– Собрание начинается, – прошептал Боб.
Гамаш повернулся в другую сторону и увидел, что Бовуар пытается перехватить его взгляд и машет, показывая на место рядом с собой. Предположительно освобожденное Джимом, который сидел с кем-то еще в другой части комнаты. «Видимо, он отступился от Бовуара, сочтя этот случай безнадежным», – подумал Гамаш, направляясь на свободное место.
Боб не оставил Гамаша и уселся по другую сторону от него.
– Так проходит земная слава, – прошептал Гамаш, наклоняясь к Бовуару. – Вчера ты был художественным критиком из «Монд», а сегодня – алкаш.
– Я в хорошей компании, – заметил Бовуар. – Вижу, вы обзавелись приятелем.
Бовуар и Боб улыбнулись и кивнули друг другу.
– Мне нужно поговорить с вами, шеф, – прошептал Бовуар.
– После собрания, – сказал Гамаш.
– Мы должны остаться? – с обреченным лицом спросил Бовуар.
– Тебе не обязательно, – сказал Гамаш. – Но я останусь.
– Я тоже, – вздохнул Бовуар.
Старший инспектор Гамаш кивнул и протянул Бовуару жетон новичка. Тот осмотрел кругляшку и удивленно поднял брови.
Гамаш почувствовал прикосновение к своей правой руке, повернулся и увидел улыбающегося Боба.
– Я рад, что вы остаетесь, – прошептал он. – И даже убедили остаться этого молодого человека. И отдали ему ваш жетон. У вас твердый характер. Мы вас вылечим.
– Как это мило, – сказал Гамаш.
Председательствующий на собрании Анонимных алкоголиков поприветствовал всех и попросил минуту тишины, за которой должна последовать молитва о душевном покое.
– Господи, дай мне душевный покой… – начали они хором.
– Та самая молитва, что на жетоне, – тихо сказал Бовуар.
– Да, – подтвердил Гамаш.
– Это что? Какой-то культ?
– Молитва еще не создает культа, – прошептал в ответ Гамаш.
– Вы получили свою долю улыбок и рукопожатий? Это что такое было? Только не говорите, что эти люди не занимаются контролем сознания.
– Счастье – это тоже не культ, – прошептал Гамаш.
Но, судя по виду Бовуара, он не поверил боссу. Он подозрительно огляделся.
В комнате было полно народа. Мужчин и женщин разных возрастов. Некоторые из сидевших сзади время от времени выкрикивали что-то. Возникали споры, но их быстро улаживали. Остальные улыбались, слушая председателя.
Бовуару все они казались слабоумными.
Какой человек будет счастлив, сидя в отвратительном церковном подвале в воскресный вечер? Только алкаши, наркоманы и слабоумные.
– Он не кажется вам знакомым? – показал Бовуар на председателя собрания, одного из немногих, кто казался разумным.
Гамашу тоже так подумалось. Этот человек лет шестидесяти с небольшим был чисто выбрит, красив. Седые волосы аккуратно подстрижены, очки одновременно классические и модные, легкий свитер, кажется кашемировый.
Одежда небрежная, но дорогая.
– Может, это какой-то доктор? – спросил Бовуар.
Гамаш обдумал эту идею. Может, и доктор. Скорее психотерапевт. Специалист по пагубным привычкам, ответственный за эту группу алкоголиков. Гамаш собирался поговорить с ним после собрания.
Председатель представил свою секретаршу, которая, пытаясь найти нужную ей потерянную бумагу, зачитывала вслух бесчисленные объявления, большинство из которых устарело.
– Боже мой, – прошептал Бовуар. – Неудивительно, что люди пьют. Тут посидишь немного, так еще и утопишься.
– Ш-ш-ш, – прошипел Боб, смерив Гамаша строгим взглядом.
Председатель назвал сегодняшнего выступающего, сказав что-то про «опекуна». Бовуар застонал и посмотрел на часы. Он был какой-то нервный.
Некий сутулый молодой человек пробрался в переднюю часть комнаты. Голова у него была обрита наголо, на черепе татуировки. Одна из них – рука с выставленным средним пальцем. На лбу было вытатуировано «Fuck you».
Все лицо в пирсинге – нос, брови, губы, язык, уши. Гамаш не знал, что это – мода или самокалечение.
Он посмотрел на Боба, но тот спокойно сидел рядом, словно перед ним только что прошел не татуированный клоун, а его собственный дедушка.
Ни малейшей тревоги на лице.
Может, у него опухоль мозга? Мозги размягчились от алкоголя, и человек потерял связь с реальностью. Всякую способность чувствовать опасность. Потому что если от кого и исходила угроза, то в первую очередь от этого парня, собиравшегося выступать.
Гамаш посмотрел на председателя, который сидел во главе стола и пристально вглядывался в молодого человека. У председателя, по крайней мере, вид был настороженный. Он все фиксировал.
«А как иначе, – думал Гамаш, – если ты опекаешь молодого человека, который, судя по его виду, способен на все».
– Меня зовут Брайан, и я алкоголик и наркоман.
– Привет, Брайан, – сказали все, кроме Гамаша и Бовуара.
Брайан говорил полчаса. Рассказал о том, как рос в Гриффинтауне. Его родила мать-наркоманка, воспитывала алкоголичка-бабушка. Отца не было. Его отцом, его братьями, его учителями стала банда.
Его рассказ был усыпан бранными словами.
Он рассказывал о том, как грабил аптеки, дома, о том, как проник как-то ночью в собственный дом и ограбил его.
В комнате раздался смех. Вообще-то, люди смеялись на протяжении всего рассказа. Когда Брайан сказал им, что оказался в психиатрическом отделении и доктор спросил, сколько он выпивает, а Брайан ответил, что по стакану пива в день, со слушателями случилась истерика.
Гамаш и Бовуар переглянулись. Даже председателя это развеселило.
Брайана лечили шоковой терапией, он ночевал в парках на скамейках, а в один прекрасный день оказался в Денвере. Этого он до сих пор не мог объяснить.
Опять веселье слушателей.
Брайан угнал машину и сбил ребенка.
Бежал с места преступления.
Ему тогда было четырнадцать. Ребенок умер. Как и смех в комнате.
– И даже тогда я не перестал пить и колоться, – признался Брайан. – Это ребенок был виноват. Его мать была виновата. Моей вины в том не было.
В комнате воцарилось молчание.
– Но потом я понял, что в мире не хватит никаких долбаных наркотиков, чтобы я забыл о том, что сделал, – сказал он.
Теперь тишина была полная.
Брайан посмотрел на председателя, который выдержал его взгляд и еле заметно кивнул.
– Знаете, что в конечном счете поставило меня на колени? – спросил Брайан у собравшихся.
Никто не ответил.
– Мне бы хотелось сказать, что чувство вины или совесть. Но нет. Меня подкосило одиночество.
Боб, сидевший рядом с Гамашем, кивнул. Задумчиво закивали люди, сидевшие впереди. Они склоняли голову, словно под тяжким грузом. А потом с трудом поднимали ее.
– Я был так одинок. Всю жизнь.
Он опустил голову, демонстрируя громадную черную свастику, вытатуированную на макушке.
Потом он снова посмотрел на собравшихся. Посмотрел в упор на Гамаша, затем отвел глаза.
Они были печальны. Но в них было что-то еще. Блеск. Уж не безумия ли?
– Но теперь мое одиночество кончилось, – сказал Брайан. – Всю жизнь я искал семью. Кто бы мог подумать, что ею станете вы, алкаши долбаные?
Публика разразилась громогласным смехом. Молчали только Гамаш и Бовуар. Брайан перестал смеяться, оглядел присутствующих.
– Я чувствую себя здесь как дома, – тихо произнес он. – В этой говенной дыре, в церковном подвале. С вами.
Он неловко поклонился и на мгновение обрел вид мальчишки, каким был или мог бы стать. Юным, двадцатилетним. Застенчивым. Красивым. При всех своих пугающих татуировках, пирсинге и одиночестве.
Раздались аплодисменты. Наконец председатель встал, взял со стола жетон и заговорил, держа его в руке:
– Это жетон новичка. С одной стороны на нем верблюд, потому что верблюд может идти двадцать четыре часа без единого глотка. Как и вы. Мы можем научить вас не пить, сначала хотя бы один день. Здесь есть новички, которые тоже хотят получить жетон?
Он поднял жетон, словно это была церковная облатка.
И посмотрел прямо в глаза Арману Гамашу.
В этот момент Гамаш понял, что за человек председательствует на собрании и почему он показался ему таким знакомым. Это был не психотерапевт и не доктор. Это был главный судья Квебекского верховного суда Тьерри Пино.
И судья Пино явно узнал его.
Наконец судья Пино положил жетон, и собрание завершилось.
– Не хотите кофе? – спросил Боб. – Мы тут небольшой компанией собираемся в «Тим Хортонс». Будем рады.
– Возможно, я увижу вас там, – сказал Гамаш. – Спасибо. Мне пока нужно поговорить с ним. – Гамаш показал на председателя, и они обменялись прощальным рукопожатием.
Когда Гамаш с Бовуаром подошли к длинному столу, председатель оторвал взгляд от бумаг.
– Арман. – Он встал и посмотрел в глаза Гамашу. – Добро пожаловать.
– Merci, Monsieur le Justice.
Главный судья улыбнулся и подался вперед:
– Это анонимное общество, Арман. Вы, наверное, слышали.
– Включая и вас? Но вы председательствуете на собрании алкоголиков. Они наверняка знают, кто вы такой.
Судья Пино рассмеялся и вышел из-за стола:
– Меня зовут Тьерри, и я алкоголик.
Гамаш вскинул брови:
– Я думал…
– Что я тут председательствую? Трезвенник во главе алкоголиков?
– Человек, ответственный за собрание, – сказал Гамаш.
– Мы тут все ответственны, – сказал Тьерри.
Старший инспектор выразительно посмотрел на какого-то мужчину, вступившего в спор со стулом, на котором сидел.
– В разной степени, – признал Тьерри. – Мы по очереди председательствуем на собраниях. Очень немногие здесь знают, чем я зарабатываю на жизнь. Большинство знает меня как старого простака Тьерри П.
Но Гамаш знал этого юриста, знал, что никакого «старого простака» здесь нет.
Тьерри перевел взгляд на Бовуара:
– Вас я тоже видел в суде.
– Жан Ги Бовуар, – представился Бовуар. – Инспектор отдела по расследованию убийств.
– Конечно. Как же я сразу вас не узнал! Никак не ждал увидеть вас здесь. Правда, и вы тоже не предполагали увидеть здесь меня. Так что вас сюда привело?
– Одно дело, – сказал Гамаш. – Мы можем поговорить приватно?
– Безусловно. Идемте со мной.
Тьерри провел их через заднюю дверь, потом по ряду коридоров, каждый последующий грязнее предыдущего. Наконец они оказались на запасной лестнице. Судья Пино показал на ступени, словно приглашая их в ложу оперы, и сел на одну.
– Здесь? – спросил Бовуар.
– Боюсь, ничего приватнее не найдется. Так о чем вы хотели поговорить?
– Мы расследуем убийство женщины. Это случилось в одной из деревень в Восточных кантонах, – сказал Гамаш, садясь на грязную ступеньку рядом с главным судьей. – Она называется Три Сосны.
– Я ее знаю, – сообщил Тьерри. – Там есть замечательное бистро и книжный магазин.
– Верно, – сказал слегка удивленный Гамаш. – Откуда вы знаете Три Сосны?
– У нас домик неподалеку. В Ноултоне.
– Так вот, убитая женщина жила в Монреале, но оказалась в этой деревне. Рядом с ее телом мы нашли вот это. – Гамаш протянул судье жетон новичка. – А это мы обнаружили в ее квартире вместе с несколькими брошюрами. – Он дал Тьерри расписание собраний. – Сегодняшнее собрание было обведено кружком.
– И кто она такая? – спросил Тьерри, разглядывая расписание и жетон.
– Лилиан Дайсон.
Тьерри взглянул в умные карие глаза Гамаша:
– Вы это серьезно?
– Вы ее знали.
Тьерри П. кивнул:
– А я еще удивился, почему ее сегодня нет. Обычно она присутствует.
– Давно вы ее знаете?
– Дайте-ка сообразить. Несколько месяцев. Не больше года. – Тьерри вперился в Гамаша. – Насколько я понимаю, ее убили.
Гамаш кивнул:
– Ей сломали шею.
– Это не падение? Не несчастный случай?
– Определенно нет, – сказал Гамаш.
На его глазах «старый простак» Тьерри исчез, вместо него появился главный судья Квебека.
– Есть подозреваемые?
– Сотни две. Там собрались люди отпраздновать успешную персональную выставку.
Тьерри кивнул:
– Вы, конечно, знаете, что Лилиан была художницей.
– Знаю. Но откуда это знаете вы?
Гамаш вдруг инстинктивно насторожился. Этот человек, хотя и был главным судьей, знал убитую и деревню, где случилось убийство.
– Она сама сказала.
– Но я думал, у вас тут все анонимно, – заметил Бовуар.
Тьерри улыбнулся:
– У одних людей языки длиннее, чем у других. Лилиан и ее опекун оба художники. Я слышал их разговор за кофе. Со временем люди здесь узнают друг друга лично. А не по откровениям.
– По откровениям? – переспросил Бовуар. – Это что?
– Простите. Это выражение, которое используется в АА. Откровение – это то, что вы слышали сегодня от Брайана. Вообще-то, это выступление, но нам не нравится такое название. Напоминает театральное представление. Поэтому мы называем это откровением.
Мимо проницательных глаз главного судьи Пино не прошло выражение лица Бовуара.
– Вы находите это забавным?
– Нет, сэр, – тут же сказал Бовуар.
Но они все знали, что он солгал. Ему это казалось забавным и нелепым.
– Мне тоже так казалось, – признал Тьерри. – До того, как я вступил в АА. Мне представлялось, что слово «откровение» забавно. Отговорка для глупцов. Но я ошибался. Ничего труднее мне в жизни не доводилось делать. В наших откровениях мы должны быть совершенно и жестоко честными. Это очень мучительно. Как это было мучительно для Брайана сегодня.
– Зачем это делать, если оно так мучительно? – спросил Бовуар.
– Потому что это приносит освобождение. Никто не может причинить нам боль, если мы сами готовы признаться в своих ошибках, раскрыть свои тайны. Это очень действенно.
– Вы открываете людям свои тайны? – спросил Гамаш.
Тьерри кивнул:
– Не все. Мы не печатаем объявление в «Газетт». Мы делимся с людьми в АА.
– И это помогает вам излечиться от алкоголизма? – спросил Бовуар.
– Помогает.
– Но некоторые признания просто ужасны, – сказал Бовуар. – Взять того же Брайана, который сбил ребенка. Мы можем его арестовать.
– Можете. Но его уже арестовывали. Он даже сам сдался. Отсидел пять лет. Вышел года три назад. Он прогнал своих демонов. Это не значит, что они не могут вернуться. – Тьерри Пино посмотрел на старшего инспектора. – Вам это хорошо известно. – Гамаш выдержал его взгляд, но ничего не сказал. – Но эти демоны на свету ослабевают. Вот о чем идет речь, инспектор. Выгнать все ужасы из тайников, где они прячутся.
– Если вы их не видите, это еще не значит, что вы от них избавились, – возразил Бовуар.
– Верно, но пока вы этого не сделаете, у вас вообще нет никакой надежды.
– Лилиан выступала недавно с откровениями? – спросил Гамаш.
– Нет, насколько мне известно.
– Так что о ее тайнах никому не известно?
– Только ее опекуну.
– Это вроде как вы с Брайаном? – спросил старший инспектор, и Тьерри кивнул в ответ:
– Мы в АА выбираем одного человека, и он становится для нас кем-то вроде наставника, проводника. Мы называем его опекуном. Такой опекун есть у меня. И у Лилиан. У нас у всех есть.
– И вы все рассказываете этому опекуну? – спросил Гамаш.
– Все.
– А кто был опекуном Лилиан?
– Женщина по имени Сюзанна.
Двое полицейских ждали. Ждали фамилии. Но Тьерри просто посмотрел на них в ожидании следующего вопроса.
– Не могли бы вы уточнить? – спросил Гамаш. – Сюзанн в Монреале пруд пруди.
Тьерри улыбнулся:
– К сожалению, не могу. Я не могу назвать вам ее фамилию, но я могу сделать кое-что получше. Я вас с ней познакомлю.
– Parfait, – сказал Гамаш, вставая.
Он постарался сделать вид, будто не заметил, что его брюки слегка прилипли к ступеньке и пришлось их отдирать.
– Только нам нужно поторопиться, – сказал Тьерри и пошел вперед широкими быстрыми шагами, чуть ли не переходя на бег трусцой. – Как бы она не ушла.
Они быстро прошли обратным путем по коридорам и вскоре вернулись в большую комнату, где недавно проходило собрание. Она была пуста. Исчезли не только люди, но и стулья, столы, книги, кофе – всё.
– Черт, – сказал Тьерри. – Мы опоздали.
Какой-то человек убирал кружки в шкаф. Тьерри подошел к нему, потом вернулся:
– Он говорит, что Сюзанна в «Тиме Хортонсе».
– Если вы не возражаете… – Гамаш показал на дверь, и Тьерри опять возглавил шествие – теперь они направлялись в кофейню.
Они ждали на тротуаре разрыва в потоке машин, чтобы пересечь Шербрук, когда Гамаш спросил:
– Какого вы были мнения о Лилиан?
Тьерри посмотрел на Гамаша – старший инспектор видел у него такой взгляд, когда он сидел в своем судейском кресле и судил других. Он был хорошим судьей.
Потом Тьерри вернулся к наблюдению за дорогой, но при этом заговорил:
– Она была очень энергичная, всегда рада помочь. Часто по собственному почину бралась готовить кофе, расставлять стулья, столы. Подготовка собрания требует немалых сил. А потом все нужно привести в порядок. Не все хотят помогать, но Лилиан никогда не отказывалась.
Трое мужчин, увидев просвет между машинами, устремились через четыре полосы проезжей части и благополучно перебрались на другую сторону улицы.
Тьерри помедлил, повернулся к Гамашу:
– Это очень грустно. Она понемногу возвращалась к жизни. Она всем нравилась. Мне нравилась.
– Вы говорите об этой женщине? – спросил Бовуар, вытаскивая фотографию из кармана. Он не мог скрыть удивления. – О Лилиан Дайсон?
Тьерри посмотрел на фото, кивнул:
– Да, это Лилиан Дайсон. Трагическая история.
– И вы говорите, что она всем нравилась? – гнул свою линию Бовуар.
– Да, – ответил Тьерри. – А что?
– Понимаете, – сказал Гамаш, – ваше описание не совпадает с тем, что говорят другие.
– Вот как? А что говорят другие?
– Что она была жестокой, склонной к интриганству, даже наглой.
Тьерри ничего не ответил, он просто повернулся и пошел по тротуару. Пройдя еще квартал, они увидели вывеску «Тим Хортонс».
– Вот она, – сказал Тьерри, когда они вошли в кофейню. – Сюзанна, – позвал он и помахал.
К ним повернулась плотная женщина с коротко подстриженными черными волосами. Лет шестидесяти с небольшим, по прикидке Гамаша. Много безвкусных побрякушек, блузка в обтяжку и легкая шаль, юбка, которая могла бы быть дюйма на три длиннее. За этим же столиком сидели шесть других женщин разного возраста.
– Тьерри. – Сюзанна вскочила со стула, обняла Тьерри, словно и не видела его только что. Потом обратила умный вопрошающий взгляд на Гамаша и Бовуара. – Новая кровь?
Бовуар ощетинился. Ему не понравилась эта вульгарная, дерзкая женщина. Громкоголосая. И к тому же она решила, что он – один из них.
– Я видела вас сегодня на собрании. Все в порядке, милок, – рассмеялась она, увидев реакцию Бовуара. – Любить нас нет нужды. Нужда в том, чтобы излечиться от алкоголизма.
– Я не алкоголик.
Даже для его собственных ушей это прозвучало так, словно у него во рту был дохлый жук или комок грязи и он наконец дождался удобного момента, чтобы сплюнуть. Но она не обиделась.
Гамаш сурово посмотрел на Бовуара и протянул руку Сюзанне:
– Меня зовут Арман Гамаш.
– Вы его отец? – Сюзанна кивнула на Бовуара.
Гамаш улыбнулся:
– К счастью, нет. Мы пришли сюда не как анонимные алкоголики.
Его строгие манеры, казалось, возымели эффект, и улыбка сошла с ее лица. Глаза смотрели внимательно.
Настороженно, понял Бовуар. То, что ему поначалу показалось признаком идиотизма, на самом деле было чем-то другим. Эта женщина умела слушать. За смехом и внешней бравадой крылась напряженная работа мозга. Яростная.
– Так что же вы хотели? – спросила она.
– Не могли бы мы поговорить приватно?
Тьерри оставил их и присоединился к Бобу, Джиму и еще четверым мужчинам, сидевшим за столиком в другом углу кофейни.
– Хотите кофе? – спросила Сюзанна, когда они уселись за уединенный столик неподалеку от туалетов.
– Non, merci, – отказался Гамаш. – Боб был так мил – уже успел меня напоить, хотя кружка и была полна лишь наполовину.
Сюзанна рассмеялась. Бовуару показалось, что она слишком много смеется. Любопытно, что прячется за этим смехом? Он в жизни не видел такого смешливого человека.
– Говорил про белую горячку? – спросила Сюзанна и, когда Гамаш кивнул, с симпатией посмотрела на Боба. – Он ведь живет в Армии спасения. Посещает семь собраний в неделю. Предполагает, что каждый, кого он встречает, – алкоголик.
– Ну, бывают предположения и похуже, – заметил Гамаш.
– Так чем я могу быть вам полезна?
– Я служу в отделе по расследованию убийств Квебекской полиции, – сказал Гамаш.
– Вы старший инспектор Гамаш? – спросила она.
– Да.
– Что я могу для вас сделать?
Бовуар с радостью отметил, что она стала менее веселой и более настороженной.
– Я хотел поговорить с вами о Лилиан Дайсон.
Глаза Сюзанны широко раскрылись.
– Лилиан? – прошептала она.
Гамаш кивнул:
– К несчастью, ее убили вчера вечером.
– Боже мой! – Сюзанна прикрыла рукой рот. – Ограбление? Кто-то проник в ее квартиру?
– Нет. Похоже, это не было простой случайностью. Это произошло на вечеринке. Ее нашли мертвой в саду. Со сломанной шеей.
Сюзанна выдохнула. И закрыла глаза.
– Простите. Я потрясена. Мы только вчера разговаривали с ней по телефону.
– О чем?
– Да просто так – как дела и все такое. Она мне звонит несколько раз в неделю. Ничего важного.
– Она не говорила про вечеринку?
– Нет, ничего такого она не говорила.
– Но вы, вероятно, хорошо ее знаете, – сказал Гамаш.
– Да.
Сюзанна посмотрела в окно, на проходящих мимо мужчин и женщин, погруженных в свои мысли, в свой мир. А мир Сюзанны изменился. Теперь это был мир, в котором существовало убийство. И не существовало Лилиан Дайсон.
– У вас был когда-нибудь наставник, старший инспектор?
– Да. И до сих пор есть.
– Тогда вы знаете, насколько тесными бывают такие отношения. – Она посмотрела на Бовуара, и взгляд ее смягчился.
– Знаю, – ответил Гамаш.
– И я вижу, что вы женаты. – Сюзанна показала собственный безымянный палец без кольца.
– Верно, – сказал Гамаш, задумчиво глядя на нее.
– Теперь представьте сочетание этих отношений, углубленное. То, что происходит между опекуном и подопечным, не похоже ни на что в мире.
Бовуар и Гамаш уставились на нее.
– Что вы имеете в виду? – спросил Гамаш.
– Это близость без сексуальности, доверие без дружбы. Мне ничего не нужно от того, кого я опекаю. Ничего. Кроме честности. Я хочу для него одного: чтобы он вылечился. Я ему не муж и не жена, не лучший друг и не начальник. Он ни за что не отвечает передо мной. Я его просто направляю и слушаю.
– А что получаете от этого вы? – спросил Бовуар.
– Собственное отрезвление. Один пьяница помогает другому. Мы можем морочить голову многим людям, инспектор. И нередко делаем это. Но друг друга нам не обмануть. Мы знаем друг друга. Мы, видите ли, довольно безумные люди, – сказала Сюзанна, чуть усмехнувшись.
Для Бовуара это было не в новинку.
– Лилиан тоже была безумна, когда вы познакомились? – спросил Гамаш.
– О да. Но только в том смысле, что у нее было искаженное восприятие окружающего мира. Она приняла столько плохих решений, что просто не представляла, как принимать хорошие.
– Насколько я понимаю, в рамках ваших взаимоотношений Лилиан посвящала вас в свои тайны, – сказал старший инспектор.
– Да.
– И какие были тайны у Лилиан Дайсон?
– Не знаю.
Гамаш посмотрел на эту толстушку.
– Не знаете, мадам? Или не скажете?
