Глава тридцатая
В желтом беспокойном разливе станционных огней было видно, как резкий порывистый ветер гнул к земле тяжелые тучи.
Бестолково раскачивались жестяные плафоны тускло горящих ламп, и по блестящему от сырости перрону скользили причудливые тени. Часовой с винтовкой старательно вышагивал взад и вперед по пустынному перрону, стуча коваными каблуками сапог.
Станция была большая, со множеством запасных и подъездных путей, на которых стояли воинские эшелоны с пушками и гаубицами, с запломбированными товарными вагонами, с теплушками, откуда выглядывали головы перевозимых лошадей.
Ближе к главным путям застыл длинный состав с лесом. К составу был прицеплен окутанный парами паровоз. В отблесках паровозной топки можно было увидеть черные лица машиниста и кочегара. Ожидая разрешения на отправку, они ужинали. А впереди паровоза мерцали настороже сигнальные огни стрелок.
Оттуда, от стрелок, вдруг послышался тревожный оклик:
– Стой! Кто идет?
– Офицер! – спокойно ответил голос.
– Пароль?
В ответ – молчание.
– Пароль говори! Стрелять буду!.. – напрягся голос у часового. Машинист в промасленной кожаной фуражке высунулся из окошка паровозной будки, с любопытством глянул туда, откуда доносились голоса. В расплывшемся свете сигнального огня вырисовывалась стройная фигура незнакомого человека. Это был Кольцов. Он спокойно стоял, засунув руку в карман плаща.
– Болван! Сейчас же веди меня к караульному начальнику! – повелительно прикрикнул он на часового, вставшего против него с винтовкой наизготовку. Часовой тотчас поднес к губам свисток. Раздалась тревожная трель вызова.
Грузно перепрыгивая через рельсы, к месту происшествия спешил караульный начальник – фельдфебель. Следом за ним бежал солдат с винтовкой. Фельдфебель подскочил к Кольцову злой, взбыченный, готовый ринуться на него.
– Кто таков? – тяжело дыша, спросил он.
Кольцов пренебрежительно проговорил:
– Фельдфебель, не тыкай! Я – офицер! – и властно потребовал: – Проведи меня к начальству!
…Впереди сердито вышагивал фельдфебель, за ним, зябко кутаясь в воротник плаща, Кольцов, замыкал это шествие солдат с винтовкой. Они прошли по мокрому перрону и свернули в помещение станции.
Фельдфебель тщательно и громко, чтобы слышали в помещении, вытер ноги и вошел в большую, ярко освещенную комнату с зашторенными окнами. Здесь, среди дыма и окурков, сидели два офицера и несколько чинов станционной администрации.
– Так что, ваше благородие, человека задержали на путях! – усердно доложил он старшему здесь по чину – капитану с прической «под бобрик». – Ругаются! Говорят – офицер!..
– Давай его сюда!
Фельдфебель приоткрыл дверь и приказал солдату:
– Введи задержанного! – а сам опять замер у дверей с ретиво-одеревеневшим выражением лица.
Кольцов в сопровождении солдата вошел в комнату, не спеша и спокойно огляделся. Головы сидящих медленно повернулись к нему. Капитан – видимо, самый старший здесь, – прищурясь, оглядел Кольцова, на мгновение с недоумением задержал взгляд на его офицерском плаще без погон и сквозь зубы спросил фельдфебеля:
– Как он оказался на территории станции?
– Не могу знать, ваше благородие! – вытянулся фельдфебель.
Капитан резко повернулся всем телом к Кольцову и так же сквозь зубы спросил:
– Документы какие-нибудь имеются?
Кольцов покровительственно усмехнулся:
– Конечно, господин капитан!
Он расстегнул плащ, под ним блеснули адъютантские аксельбанты. И тотчас все сидящие в комнате многозначительно переглянулись. А капитан начал загипнотизированно подниматься со стула.
Кольцов с изящной небрежностью достал из нагрудного кармана мундира удостоверение, протянул его офицеру.
– Прошу, капитан!.. Жарковато у вас, однако. – И он деловито стянул с себя отсыревший плащ.
Все присутствующие в комнате на мгновение застыли.
Кольцов спокойно стоял и ждал, когда капитан вернет ему удостоверение. Сверкающие аксельбанты, большие цветные шевроны на рукавах мундира и шитые золотом погоны придавали ему такой внушительный и строгий вид, что никто не удивился, когда капитан торжественно и радостно объявил:
– Господа, знакомьтесь! Старший адъютант его превосходительства генерала Ковалевского капитан Кольцов.
Загремели стулья. Все присутствующие в комнате вскочили. А фельдфебель, уже давно стоявший навытяжку, угрюмо скосил глаза на солдата-конвоира и хрипло прошептал:
– Пшел вон отсюда!
Солдат неловко схватил винтовку за ремень, повернулся и, согнувшись, на цыпочках, изо всех сил стараясь оставаться незамеченным, вышел, вернее, выкрался из комнаты.
– Присаживайтесь, господин капитан! – услужливо предложили Кольцову сразу несколько человек, а капитан с прической «под бобрик» гостеприимно пододвинул к нему кресло: – Вот сюда, пожалуйста, здесь удобнее и светлее!
Кольцов великодушно принял предложение, сел, по-хозяйски откинулся на спинку кресла, достал портсигар, закурил и не мешкая перешел к делу:
– Итак, доложите, господа, как подготовились к прохождению литерного!
Капитан с прической «под бобрик», не заставив себя ждать, расстелил перед Кольцовым большую карту станции.
– Здесь, господин капитан, мы выставили три поста. – И он указал участок на карте. – К станции здесь примыкают пустыри, и такая мера предосторожности не будет излишней. Часовые стоят на расстоянии прямой видимости.
– Очень хорошо! – довольно кивнул Кольцов и небрежно указал дымящейся папиросой на другой участок карты: – А здесь что?
– Тоже пост. Охраняется выходная стрелка… А здесь вот стоит эшелон с лесом. Направляется в район Ростова.
– Не задерживайте его, господа. Места под Ростовом степные, леса нет, а он там сейчас крайне необходим.
– Выпустим сразу же, господин капитан, как пройдет литерный. Понимаем… Видите ли, тут у нас одноколейное плечо до самого Изюма. Мосты через Роганьку и Северный Донец еще полностью не отремонтированы, сшили на одну нитку.
– Даже если б и два пути, – решил вставить авторитетное слово поручик в кожаной куртке, видно, специалист по боевой технике. – У тяжелых танков далеко за края платформы выступают спонсоны с пушками. – Он даже обрисовал пальцами очертания танка «марк-1». – Если какое-то бревно у встречного высунется… сами понимаете.
Кольцов согласно покачал головой и сказал:
– Что ж, господа, у вас все отлично продумано и организовано. – И сделал многозначительную паузу. – Об этом я доложу.
На стене с отчаянной назойливостью затренькали две серебряные плошки путейского телефона в огромном деревянном ящике. Пальцы Кольцова слегка дрогнули.
– Слушает Харьков-товарный, – ответил капитан. – Так! Вас понял! – и, повернувшись к Кольцову, удовлетворенно доложил: – Через двадцать минут литерный поступает на наш перегон!
Кольцов встал, за ним поднялись и остальные.
– Занимайтесь своими делами, господа! – небрежно махнул рукой Кольцов. – А я, с вашего позволения, пройдусь по территории станции. – Увидев, что капитан собирается последовать за ним, Кольцов великодушно запротестовал: – Нет-нет! Вам, господин капитан, надо быть на месте, мало ли какой звонок. Я вот с караульным начальником пойду.
Кольцов надел плащ, и они с фельдфебелем вышли.
– Это тот самый состав с лесом? – спросил Кольцов у фельдфебеля, когда они спускались с перрона.
– Так точно. Задержан до прохождения литерного.
Кольцов бросил мгновенный оценивающий взгляд. Изгибаясь, эшелон вытянулся вдоль станции. Прокопченный паровоз, пыхтя, стоял под парами в нескольких десятках метров от стрелки, выводящей на главный и на сотню верст единственный путь, по которому поезда шли в одну и другую сторону, строго чередуясь. Достаточно перевести стрелку – и состав выйдет на этот путь, и уже никакая сила его не остановит в этой тьме.
Перешагивая через рельсы, они подошли к паровозу, и их окутало облако стравленного пара.
– Не балуй! – крикнул фельдфебель в будку, осветившуюся вдруг бликами горящей топки. – Пройдет встречный – сей секунд будь готов!
Чумазая фигура сделала успокоительный жест.
У стрелки фельдфебель обменялся паролем и отзывом с часовым.
Кольцов, строго вглядываясь в простецкое, деревенское лицо новобранца, спросил:
– Каков твой объект, солдат?
Часовой, боясь в чем-либо преступить устав, вопросительно посмотрел на фельдфебеля.
– Отвечай их благородию, – разрешил караульный начальник.
– Мой объект есть эта стрелка! – громко доложил часовой.
– А дальше на выходе есть охрана? – спросил Кольцов у фельдфебеля.
– Никак нет, ваше благородие. Там больше стрелок нет.
– Безобразие! – возмутился Кольцов. – Нет, вы подумайте! Ставят караул у стрелки, которая и без того видна, а весь главный путь и даже семафор никем не охраняются. За это под суд отдают. Ведь литерный с минуты на минуту выйдет на перегон!
– Ваше благородие, я здесь ни при чем… Мне приказали!.. – взмолился фельдфебель.
– Ты все напутал, болван! – болезненно поморщился Кольцов и махнул возле самого носа фельдфебеля лайковой перчаткой. – «Приказали»! Не это тебе приказывали! Выход надо охранять! Сейчас же отправь этого, – он кивнул на часового, – к семафору!
– Слушаюсь, ваше благородие! – Фельдфебель обернулся к часовому и заорал: – Ну что стоишь как истукан, прости господи! Слышал, чего приказали их благородие? Шаго-ом марш к семафору! И смотр-ри там у меня!..
Последних слов фельдфебеля солдат уже не слышал. Придерживая одной рукой винтовку, другой – полу шинели, он во весь дух мчался к семафору. Кольцов достал портсигар, вынул папиросу. На лице его мелькнуло подобие улыбки. Он протянул портсигар фельдфебелю.
– Закуривай, служба!
– Премного благодарен, ваше благородие, – почтительно привстав на носки, кончиками пальцев взял папиросу фельдфебель.
Они закурили. Постояли немного молча.
– Ты вот что! Где стоят конские вагоны – видел? – спросил Кольцов.
– Так точно! Видел!
– Иди туда и прикажи, чтобы дневальные позакрывали двери всех вагонов. Пока не пройдет литерный, из вагонов чтоб никто никуда! Понял? – тоном, не терпящим возражений, произнес Кольцов.
– Понял, ваше благородие! – осовело взглянул на капитана караульный начальник.
– Потом вернешься к семафору, я тоже туда пойду.
Фельдфебель козырнул и, круто повернувшись, побежал в сторону удаленных запасных путей.
Кольцов выждал некоторое время, пока не стихли вдали шаги фельдфебеля, и подошел к стрелке. Постоял, оглядываясь и прислушиваясь. Взялся за рукоять рычага с противовесом и, поднатужившись, перебросил его в противоположную сторону. Резким металлическим звуком щелкнули рельсы, открывая выход с запасного на главный путь.
Затем Кольцов, пригибаясь, побежал к паровозу. Машинист и кочегар не особенно удивились, увидев офицера, влезающего по лестнице на паровоз. Плащ у него был расстегнут, блестели аксельбанты, и они поняли, что это важный чин.
Кольцов встал боком в тени тендера, заваленного углем, и жестко приказал:
– Трогайте!
Железнодорожники оцепенело уставились на него. Лицо Кольцова стало почти неузнаваемым, словно каменным от напряжения. Руки он держал в карманах плаща.
– Без жезла дежурного по станции не имею права, – первым опомнился машинист, испуганно глядя на Кольцова.
– Даю полминуты. И гарантирую жизнь. Трогайте!
Рука кочегара потянулась к паровозному гудку.
– Руки прочь! – яростно крикнул Кольцов, выхватывая пистолеты. – Застрелю!.. Трогайте! Ну!
Машинист криво усмехнулся. Он уже начинал догадываться о происходящем. Неторопливо вращая колесико, он открыл клапан давления пара и взялся за реверс.
– Трогай! – еще раз повторил Кольцов и поднял на уровне груди оба пистолета.
Паровоз шумно выбросил сильные струи белого, как кипень, пара. Задрожал, пробуксовывая колесами. Гулко громыхнули буфера. И весь состав натужно тронулся с места.
От перрона к паровозу суматошно ринулись люди. Впереди всех – капитан. Он на ходу расстегнул кобуру и, что-то истошно крича, выхватил револьвер.
Кольцов, молниеносно вскинув пистолет, выстрелил.
Капитан ошалелыми глазами посмотрел на паровоз.
Под дулом одного пистолета Кольцов держал машиниста и кочегара, а из второго не целясь стрелял в сторону бегущих.
Паровоз постепенно набирал ход, колеса простучали по стыкам стрелки – и он оказался на главном пути. Изгибаясь, следом за ним выкатывались на главный путь платформы, груженные огромными бревнами.
– Больше угля! – скомандовал Кольцов кочегару.
Кочегар взялся за лопату и открыл топку. Яркий свет залил кабину паровоза… У семафора стоял часовой, которого прислал сюда фельдфебель, и с детским, тупым изумлением смотрел на проплывающий паровоз. Потом мимо него замелькали платформы с лесом. А когда уплыл вдаль красный фонарь хвостового вагона, постовой, обалдело поморгав глазами, вскинул винтовку. Поднимая тревогу, три раза выстрелил в воздух.
Вскоре всадники на всполошенных конях проскакали мимо часового вслед за удаляющимся в ночи составом…
«Ну вот и все, точка… Никакая сила нас теперь не остановит!» – торжествуя, подумал Кольцов. Обернувшись к железнодорожникам и перекрывая гул топки, крикнул:
– Поднимайте до отказа давление и прыгайте!
Машинист посмотрел на манометр, перевел взгляд на кочегара. Тот молча бросал уголь в топку.
Поезд бешено мчался по степи, и стук его колес слился в протяжный гул. Все больше отставали от поезда всадники, круто осаживали коней и в бессильной ярости палили вслед ему из коротких кавалерийских карабинов.
Стриженный «под бобрик» капитан вбежал в станционное помещение, бросился к телефону. Долго и бестолково с остервенением крутил телефонную ручку.
– Чугуев! Чугуев!.. Чугуев? Закройте выходной! Остановите литерный! Перегон занят! – закричал он. – Занят, говорю, перегон, так вас… Что-о? Только что проследовал?
Он грузно осел в кресло, глядя остекленевшими глазами на телефонную трубку. Отшвырнул ее, как отбрасывают ненужную, бесполезную вещь, – и она бессильно повисла на шнуре. Положил голову на стол и так застыл в неподвижности. Свое ближайшее будущее он представлял отчетливо: трибунал, расстрел. И он уже бессилен что-либо изменить в своей судьбе. Ибо до его ареста оставались минуты… «Из пункта А в пункт Б…» Как давно это было – гимназия, воинское училище! Жизнь казалась вечностью… «Из пункта Б в пункт А…» Когда же они встретятся?.. Когда? До ареста капитана оставалось ровно столько времени, сколько понадобится этим двум бешено мчащимся навстречу друг другу поездам.
А затем раскололось небо, взметнулся ослепительно-яркий огненный смерч. От страшного взрыва содрогнулась земля…
