Глава вторая
Стокгольм и в самом деле показался им не хуже Парижа. У каждого из этих двух городов была своя, очень индивидуальная красота.
Париж при всем изяществе и архитектурной изысканности его домов и соборов, при всей живописности улиц и улочек казался тесным и многонаселенным. Застроено было все, что можно было застроить, дома тесно жались друг к другу.
Стокгольм был совсем иным. Дома здесь не лепились один к другому, а словно бы вежливо уступали часть своей территории широким улицам и площадям. Архитектура была тоже скупая, не суетливая, дома монументальные, основательные. Глаз здесь отдыхал. Город чем-то напоминал гордого бородатого викинга, прочно стоящего обеими ногами на отутюженных балтийскими водами каменных глыбах.
Аппелбергсгатан, семнадцать они отыскали довольно легко. Но господина Эспера Эгирюта дома не застали. Их на пороге встретила высокая и худая женщина, не знавшая ни французского, ни русского языка. Они с трудом выяснили, что ее брат Эспер не так давно ушел в море, и она уже около месяца не имеет о нем никаких вестей.
Не хотелось думать, что Эспер погиб, но и надеяться им больше было не на кого и не на что. Ждать невесть чего было бессмысленно. Эспер может вернуться через день или через неделю, а может и вовсе не вернуться. Лучше всего брать свою судьбу в свои собственные руки.
И теперь все свое время они стали проводить в порту в надежде на случайную удачу.
Стокгольм со всех сторон омывается тихими водами большого судоходного озера Меларен. С морем город связан узкими проливами и шхерами. По ним, в самый его центр, в Стаден, приходят надменные белоснежные пассажирские пароходы и тяжелые трудяги-торгаши, распространяющие экзотические запахи далеких южных стран. В этом порту Кольцову и Миронову делать было нечего.
На городской окраине, в заливе Стремен, был свой порт, точнее, примитивные причалы, к которым жались маломерные пароходики, которые в свои лучшие времена бороздили озеро Меларен. Иные смельчаки выходили отсюда в Балтийское море и таскали грузы от Треллеборга и до Лулео – самого северного порта в Ботническом заливе. Но большей частью шведские мореходы сновали неподалеку от Стокгольма, среди финских Андских островов или ходили к Готланду и обратно. Все это были домашние плавания. В Финский залив дальше Гельсингфорса с некоторых пор они старались не соваться. Немногие возвращались оттуда живыми, еще меньше – с товаром.
В этом порту Кольцов и Миронов провели два дня. Они надеялись отыскать здесь, среди капитанов бесчисленного количества фелюг, баркасов, яхт и небольших пароходиков, какого-нибудь отважного шведского парня, который бы рискнул одолеть Финский залив и доставить их Петроград. Конец их пути был уже совсем близок, но и так же далек, как и тогда, когда они покидали Париж.
Большинство здешних судов имели жалкий вид. Судя по всему, они уже давно не покидали свою стоянку. Многие были ободраны, с проломленными бортами, с выбитыми оконцами, в их каютах играли рваными занавесками сквозняки.
Несколько заякоренных пароходиков покачивались возле берега на воде. Эти были чистенькие, умытые частыми здесь дождями. Еще несколько суденышек стояли на берегу, на самодельных стапелях. Возле каждого из них, словно жуки-скарабеи, трудились по несколько шведов: смолили днища, красили палубные надстройки – готовили их для продажи или к выходу в море. Кольцов и Миронов наблюдали за их работой.
– Спроси, не собирается ли кто из них сходить в Петроград? – попросил Кольцов Миронова.
– Что мы сможем им заплатить?
– Ничего. Деньги их вряд ли заинтересуют. Но можем пообещать.
– Что? И кто в наше время верит обещаниям?
– Но вы ведь поверили мне?
– Это – особый случай. Если откровенно, я не очень вам верил. Просто другого выхода у меня не было.
– Может, и у них так. Мы можем пообещать им льняное семья. Во все времена днища морских судов красят льняным маслом. Оно в Швеции идет на вес золота.
Миронов попытался завязать разговор на французском языке со шведами, хлопочущими возле судов. Но никто из них не отозвался. Лишь с некоторой враждебностью оглядели иностранцев и так же молча продолжили свою тоскливую работу.
И они все поняли. Если среди шведов и есть отважные мореходы, которые бы рискнули пойти в Петроград, то все равно без помощи Эспера Эгирюта, хорошо знающего русский и желающего помочь, самостоятельно им таких людей не найти. Но если он не погиб, кто скажет, когда он вернется?
Миронов напомнил Кольцову о Ленарте Ульсоне. Может, стоит обратиться за помощью к нему? Кольцова это предложение не заинтересовало. Он подумал, что их интересы с интересами маклера вряд ли совпадут.
– Что же делать? – растерянно спросил Миронов.
– Один мудрый человек как-то сказал: если у тебя не одна и не две, а целая гора проблем, решай их пошагово.
– Как это?
– Подумаем.
Собственно, вариант остался только один. Его они тоже обговаривали в Париже. Надо было в Петроград добираться через Финляндию. Риски оставались прежние. Несмотря на то, что война в России шла к успешному завершению победой большевиков, Финский залив все еще частично был закрыт. Вход в российские воды, собственно, в Петроград денно и нощно продолжали сторожить корабли Антанты. Финны тоже не особенно жаловали большевиков своей добротой. Хотя Кольцову и было доподлинно известно, что после разгрома Юденича Финляндия осторожно заявила, что отказывается сотрудничать с русской белогвардейщиной.
Размышляя так и эдак, они поняли: прежде всего, надо переправиться в Финляндию. Сделать это можно, не прибегая к риску. Каждые сутки из Стокгольма в Гельсинфорс отправлялся пассажирский пароход. Жестокого пограничного контроля здесь не было. Сойти в Гельсинфорсе на берег будет не труднее. Потом, на попутках, до самой советской границы. Перейти ее не составляло труда… А от границы до Петрограда рукой подать.
Словом, прав был тот мудрый человек, который изобрел формулу: решать проблемы надо по мере их поступления.
Когда все уже было окончательно решено и они собирались отправиться в порт за билетами, к ним наведался Ленарт Ульсон. Он был не один. Следом в их гостиничную комнату ввалился крепкий высокий парень со шрамами на лице и с перебитым носом. Вероятно, еще совсем недавно он был боксером.
– Доброе утро! – на хорошем русском поздоровался боксер. – Господин Ульсон попросил меня помочь ему в общении с вами.
Ульсон согласно закивал и стал что-то торопливо говорить боксеру на шведском языке.
– Господин Ульсон очень сожалеет, что во время вашего совместного путешествия вы не до конца познакомились. О себе он кое-что вам рассказал. И он также хотел бы знать, чем занимаетесь вы, ваши интересы, ваш статус.
Ульсон поднял вверх палец, и переводчик смолк на полуслове. Ульсон добавил несколько слов, вероятно, что-то уточнил.
– Он говорит, что интересуется всем этим вовсе не из праздного любопытства. У него имеется для вас одно очень небольшое, но весьма приятное предложение.
– Чем занимаюсь? – улыбнулся Кольцов. – Тем, чем занимаются сейчас в России почти все. Воюю. Это на сегодняшний день мое основное занятие. В этом мои интересы. Этим определяется и мой статус. У моего спутника все примерно то же.
– Вы возвращаетесь из Парижа. В основном же люди бегут в Париж. Из этого господин Ульсон сделал заключение, что вы – военный чиновник.
– Можно сказать и так, – сказал Кольцов.
– Поскольку вы обратно возвращаетесь в Россию, надо думать, вы – сторонник большевиков.
– Почему же – сторонник? Я большевик.
– Петроград – место вашего постоянного пребывания?
– Может, вам и мой домашний адрес сказать? – снова улыбнулся Кольцов. В его голосе прозвучала ирония, которая не ускользнула от уха Ульсона. Он заволновался, стал о чем-то горячо убеждать переводчика.
– Вероятно, я не совсем корректно спросил, – сказал переводчик. – Господина Ульсона интересует: Петроград – конечный пункт вашей поездки? Или же вы отправитесь дальше?
– Дальше.
– В Москву?
– Прежде всего. Возможно, и еще дальше. Как решат мои руководители. Все зависит от многих обстоятельств. И прежде всего от обстановки на фронтах.
– Спасибо. Господин Ульсон выяснил то, что хотел. И теперь он хочет кое-что спросить вас о своем предложении. Не изыщете ли вы там, в Москве, для господина Ульсона немного времени? Он хочет попросить вас встретиться с господином Воровским. В его бытность в Стокгольме господин Ульсон много раз с ним встречался и разделял его идеи. Особенно те, которые касаются международной торговли. Они провели вместе с господином Воровским за шахматами немало чудесных вечеров.
– Я очень рад за господина Воровского. Ему повезло с собеседником, – высказал комплимент Ульсону Кольцов. – Но господин Воровский сейчас занимает очень высокий правительственный пост и, боюсь, у него почти не остается времени на то, чтобы предаваться приятным воспоминаниям.
– Нет, господин Ульсон не это имел в виду. Он хочет передать господину Воровскому письмо для руководителей нового русского государства. Оно содержит деловые предложения шведских предпринимателей. Война в России кончается. Так оценивают события военные обозреватели.
– Спасибо за хорошую весть, – посветлел лицом Кольцов. – Я уезжал из Москвы в те дни, когда шли тяжелые бои в Таврии, под Каховкой.
– Врангель надеялся вырваться на правый берег Днепра и затем начать новый военный поход. Газеты пишут, что ему это не удалось, и ему не остается ничего иного, как попытаться спрятаться в Крыму. Так пишут газеты. Господин Ульсон уверен, что Врангелю уже ничто не поможет. Англия и Америка прекратили ему всяческую помощь.
– И тем не менее Петроград все еще в блокаде. В Финском заливе стоят американские и английские военные корабли.
– Это – инерция. Они скоро уйдут.
– Инерция? Но мы так и не смогли никого найти, кто бы захотел переправить нас в Петроград. Боятся.
– Если вы договоритесь с господином Ульсоном, он примет эту заботу на себя, – уже от своего имени сказал переводчик. – Я слышал, он наводил кое-какие справки о капитанах, которые не побоялись бы отправиться в Россию.
– Будем считать, что мы уже почти договорились. Мы передадим письмо лично в руки господину Воровскому. И еще скажем много хороших слов о господине Ульсоне. И все же, более подробно, о чем письмо?
– Шведские предприниматели заявляют о своей готовности торговать с вами на взаимовыгодных условиях. Всего лишь.
– Это и так понятно. Зачем письмо? – удивленно спросил Кольцов.
– Они хотели бы подтолкнуть оба правительства на скорейшие переговоры, – перевел боксер слова Ульсона. – Зачем письмо? Справедливый вопрос. Предприниматели попросили господина Ульсона принять в этом деле участие потому, что он в свое время хорошо знал господина Воровского. Авторы надеются, что имя господина Ульсона придаст некую весомость их письму, и, соответственно, рассчитывают на некоторые преференции.
– Где же они были раньше, ваши промышленники? – с печалью в голосе спросил Кольцов. – Боюсь, сейчас в приемной наркома Внешторга товарища Красина очередь из иноземных промышленников. И все они рассчитывают на преференции.
– Это переводить? – спросил боксер.
– Не нужно. Это я сам с собой.
– Господин Ульсон спрашивает, каким будет ваше решение?
– Скажите, что мы договорились.
В заливе Стремен покачивался на волнах небольшой пароходик. Его словно бы только сейчас спустили на воду с какой-то рекламной открытки. Все надстройки выкрашены дорогой водостойкой белой краской, палуба – коричневой охрой. «Арвика» – было крупно выведено на его бортах.
– Сванте, правда, что ты продаешь свою «Арвику»? – донеслось с берега до пожилого капитана Сванте Странда, протирающего ветошью окно капитанской рубки. Седой Сванте сунул в карман куртки ветошь, сбил на затылок свою модную, но уже порядком выгоревшую на солнце капитанскую фуражку, и лишь после этого спросил:
– Разве я похож на сумасшедшего? Какой воробей на своем грязном хвосте принес тебе эту новость?
– Маклер Ульсон в казино интересовался тобой, – последовал ответ с берега.
– Хочешь, скажу тебе правду? Ульсон хочет женить своего сына на моей дочери, – добродушно пояснил капитан.
– Но ведь у тебя нет дочери!
– Он-то этого не знает.
– Да ну тебя с твоими шутками! Я тебе серьезно! Стели на сходни ковер! Бьюсь об заклад, он к тебе сегодня придет!
И Ульсон действительно под вечер отыскал на причале «Арвику». Прежде чем ступить на ее борт, долго и шумно обивал обувь от песка. Сванте на этот шум вышел из своей каюты на палубу.
– А я все думаю, к чему бы это мой кот сегодня так усердно умывается? Интересно, есть где-нибудь на свете говорящие коты? Я бы завел себе такого: чтоб заранее предупреждал меня о визите незваных гостей, – ворчливо, но добродушно сказал капитан «Арвики».
– А я – не гость.
– Но пока и не хозяин. Прошел слух, что ты хочешь купить мою «Арвику».
– Ну и что ты на это скажешь?
– Мне об этом даже говорить лень.
– И все же, покажи свою посудину, – попросил Ульсон.
– В Стадене на причале стоит океанский лайнер. Лучше сходи на него.
– У меня деловой интерес, Сванте. Сколько тонн поднимает твое корыто?
– Сто пятьдесят тонн перевозил.
– По Меларену?
– Не только. Ходил до Ханко.
С палубы они спустились в каюту. Ульсон обратил внимание на неубранную постель, на которой, свернувшись калачиком, спал красивый черный кот.
– Ты что же, здесь и живешь? – поинтересовался Ульсон.
– Дома не высыпаюсь: не хватает шума моря, – пояснил Сванте. – И к тому же Корсар не терпит одиночества.
Ульсон вслед за Сванте ходил по пароходику, придирчиво рассматривал его свежевыкрашенные внутренности. В машинном отделении провел пальцами по движку.
– Сколько лошадей? – поинтересовался Ульсон.
– Сколько ни есть, все мои, – начал выходить из себя Сванте. – Слушай, Ленарт! Ты не цыган, моя «Арвика» не лошадь. Что ты заглядываешь ей в зубы? Или хочешь нам с «Арвикой» что-то предложить?
– Я пока не знаю, под силу ли твоей «Арвике» мое предложение? Да и выглядишь ты слишком сытым. Нужна ли тебе работа?
– Покажи мне здесь, в Стремене, хоть одного ненормального, который бы в наше время отказался от работы, – сказал Сванте и тут же добавил: – Конечно, если за нее хорошо заплатят.
И он не мигая смотрел на маклера, ожидая, что за работу он предложит.
– Нужно сбегать в Петроград, – будничным тоном сказал Ульсон.
– Разве ты неграмотный, или не читаешь газет? Там стреляют. Бертиль Франксен и Альберт Якобсон еще весной пошли туда и до сих пор не вернулись. Ставлю сто крон против кроны: они уже давно кормят рыбу.
– А разве ты ничем не рискуешь, когда ходишь по Балтике или по Финскому заливу? И получаешь за это сущие гроши.
– Ты хочешь сказать…
– Твоя работа будет хорошо оплачена. И твой риск тоже.
– И застрахуешь «Арвику»?
– И застрахую «Арвику».
– Так, – Сванте вынул из бокового кармана своей куртки сигару, закурил. И стал молча смотреть на тихие воды залива.
– Что ты раздумываешь? – начал выходить из себя маклер. – Поскорее хватайся за этот канат.
– Я курю.
– Кури. Но не молчи.
– Я пока никуда не спешу. – И после долгого молчания Сванте вновь повторил: – Вряд ли ты найдешь сейчас хоть одного придурка, который бы согласился идти в Петроград.
– Но ты-то, я надеюсь, в своем уме?
– Поэтому я и думаю. Скажи откровенно, кто нанимает меня? Не ты же?
– Какая тебе разница? Деньги плачу я. Скажу больше, я войду с тобой в долю.
– Понятно, – Сванте обернулся к Ульсону и, глядя ему в глаза, с легкой угрозой в голосе предупредил: – Но имей в виду. Если ты загрузишь «Арвику» оружием, она не сдвинется с места. Такой у нее характер.
– Война у них там кончается. И им теперь нужен хлеб. Ты повезешь туда сельскохозяйственный инвентарь. Им он сейчас нужнее оружия.
– Наполовину ты меня уже уговорил. Теперь ответь мне, а чем я смогу загрузиться в этой нищей и разоренной стране? Идти оттуда порожняком тоже стоит недешево.
– Ты забыл, Сванте, что мы всегда возили из России? Льняное семя. За годы войны его у них там никто не покупал. Там его море. Ты забьешь им свое корыто доверху.
– Может, и ты пойдешь со мной? Кто поможет мне там договориться?
– С тобой пойдут в Петроград двое русских. По-моему, они оба – комиссары.
– Я слышал, у них теперь там все комиссары, – и Сванте вдруг с опаской спросил у Ульсона: – Слушай, Ленарт! А не конфискуют они там мою «Арвику»?
– Нет.
– Это не их, это твои слова.
– А страховка! По ней ты получишь вдвое больше стоимости твоей калоши.
– Ну, хорошо. Только добавь чуток денег за двух пассажиров. Их же надо кормить по первому классу.
– Сговоримся.
