В строительстве грядущего существенная роль принадлежит апостолам, чья судьба отмечена предопределенностью. Иисус изначально знает учеников, ибо видел их в ином времени и пространстве: «Прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницей, я видел тебя» (Ио.1:48). Они же, владея бессознательным знанием, едва услышав неминуемый зов, оставляют родных, привычные занятия и, как овцы, магнетически следуют за пастырем.

Выбор безусловен, поэтому безошибочен. Многие ученики, вникнув в странную проповедь, оставили учителя. Остались лишь те, кому от века уготовлено стать апостолами: «Не двенадцать ли вас избрал я?». Мир не знает Иисуса, но он знает мир, отвергая книжников и призывая простодушных людей, чтобы, преобразив их, поместить на уготовленное место в грядущем. Поскольку исчерпала себя мудрость мира сего и блаженны лишь нищие духом: «Вино молодое надобно вливать в мехи новые» (Мар.2:22).

Небожитель нуждался в посредниках, которые лишь поначалу служили этой роли, а затем преображенные, вкусившие небесного хлеба, стали чудотворцами. Ученики, несомненно, должны претерпеть метаморфозу, чтобы совершить предназначенные им деяния.

С обычной точки зрения процесс подготовки проходил неоднозначно, ибо за исключением Иуды Искариота никто не понимал ни слов учителя, ни его жертвенного служения. Удручающая нерадивость избранников объясняется тем, что общение с небожителем изменяло прежде всего не души, а тела, делая их способными к восприятию святого духа.

После трех дней пребывания на земле, которые люди воспринимают как три года, Иисус воскресает на небесах: «Изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу» (Лук. 13:32). Евангелическая хронология едва поддается анализу. Небожитель, очутившись в настоящем сущего мира, попадает в свое прошлое, поэтому ему открыты тайны грядущего.

Ситуация с эсхатологическим временем еще более запутанна, чем парадоксы Эйнштейна. Иисус оказывается и в своем прошлом, и в своем будущем относительно небес, которым суждено стать землей. Отсюда кощунственные слова: «Прежде нежели был Авраам, я есмь» (Ио.8:58). Будущее завещано и предопределено, ибо оно — прошлое.

В притче о злых виноградарях дан принцип метаморфозы космоса, где хозяин — Бог, виноградник — мир, виноградари — сильные мира сего, рабы хозяина — пророки, а возлюбленный сын — мессия. Если виноградари были злы изначально, то почему им доверили столь ценное достояние? Толковать притчу как простое проявление человеческой неблагодарности недостойно мудрости евангелия.

Заданный фактор времени дает возможность предположить, что работники могли забыть, или даже не знать своего хозяина, поскольку насаждение виноградника происходило еще до начала их бытия: «Человек отлучился на долгое время; и в свое время послал к виноградарям раба».

В начале мира они были достойны доверия, которое потеряли во время сбора плодов, но не потому что претерпели метаморфозу, а из-за отсутствия оной. Виноградник изначально отдан работникам, поэтому они справедливо полагают себя наследниками и избивают пророков, не признавая их полномочий. Люди не воспринимают Бога хозяином, поскольку полагают, что он посылает слуг собирать чужие плоды: «Господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал» (Мат.25:24).

Виноградари убивают сына не для того, чтобы завладеть миром, ибо он и так принадлежит им, а потому что видят в нем антагониста, посягающего на их собственность. В притче изложена неоднократно повторяемая в мировой истории ситуация неузнавания посланцев Всевышнего.

Иисус воспринимает течение времени иначе, чем ученики: «Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит жатва? А я говорю: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели» (Ио.4:35).

В результате смешения прошлого и будущего — жатва (конец мира) становится севом (началом творения). Однако соединение — «сеющий и жнущий вместе радоваться будут» — приведет к новому разъединению, когда сеющий станет жнущим, а жнущий сеющим, ибо они будут отделены и опечалены.

Учитель прямо говорит, что жатва — это люди: «Видя толпы народа, он сжалился над ними, что они были изнурены и рассеяны, как овцы, не имеющие пастыря. Тогда говорит ученикам своим: жатвы много, а делателей мало» (Мат.9:36).

Рыбакам Симону и Андрею сказано: «Идите за мною, и я сделаю вас ловцами человеков» (Мат.4:19). Апостолы, посланные на страшную жатву, побиваются людьми, как в притче о виноградарях, ибо они жнут там, где не сеяли.

Репрессии вполне закономерны, поскольку деятельность посланцев приводит к ужасным последствиям: «Предаст же брат брата на смерть, и отец — сына; и восстанут дети на родителей и умертвят их; и будете ненавидимы всеми за имя мое; претерпевший же до конца спасется» (Мат.10:21).

Посланцы, подобно учителю, губят мир ради создания нового, вызывая всеобщую ненависть, ибо люди воспринимают их появление как вторжение сатанинских сил: «Если хозяина дома назвали веельзевулом, не тем ли более домашних его?» (Мат. 10:24).

Посланные в мир собирать жатву одновременно являются семенем, которое в грядущем должно принести плоды: «Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод» (Ио. 15:16). Вспомним, что посеянное зерно должно умереть, поэтому Иисус говорит: «Симон, се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу» (Лук.22:31). По просьбе сатаны они должны претерпеть муку и умереть, чтобы принести плоды по воскрешению.

Апостолы обречены, но и избраны, ибо несут миру гибель, в которой спасение, и сами должны погибнуть, чтобы получить награду в будущей жизни. Их жертвенное служение предопределено и неизбежно: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мат. 10:28).

Ученики должны отречься от своего мира, потерять душу, чтобы, взяв крест, послужить грядущему: «Кто любит отца или мать более, нежели меня, не достоин меня; и кто любит сына или дочь более, нежели меня, не достоин меня» (Мат. 10:37).

Вспомним, что сатана сделал Иисусу предложение отречься от своей сущности, предлагая взамен власть над всем миром. Провидец знает о неизбежности космического переворота и отвергает искушение. По той же причине ученики готовы потерять душу ради приобретения будущего мира.

Избранники должны стать подобными наставнику, чтобы противостоять сущей реальности и соответствовать грядущему: «Если мир вас ненавидит, знайте, что меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Ио.15:18).

Избранники должны быть готовы к полному отчуждению от человечества. Положение в жизни следует выбирать с учетом грядущей метаморфозы, чтобы, превратившись в ничтожных и убогих, возвеличиться в иной жизни над сильными мира сего, которые обратятся в рабов.

В притче о званных на брак рекомендуется занять последнее место на пиру, поскольку впоследствии оно станет первым: «Всякий возвышающий себя унижен будет, а унижающий себя возвысится». Нельзя оказывать милость богатым, близким и равным себе, дабы не получить награду в настоящей жизни. Звать на пир нужно только нищих и увечных, ибо в будущем именно они станут богатыми и великими.

В притче о неверном управителе показан благоразумный слуга, который, лишившись возможности традиционно управлять домом, делает своему хозяину зло, понимая, что оно является добром. Списывая долги, слуга расточает имущество господина, делая его бедным, следовательно — богатым в будущем.

Отказавшись от всех сущих ценностей, апостолы перестают быть людьми и становятся равносильными Иисусу, обладая чудесными способностями в силу того, что пришли из иного мира: «На путь к язычникам не ходите и в город самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева: ходя же проповедуйте, что приблизилось царство небесное; больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте» (Мат. 10:5).

Посланцы идут в места, где нет нужды в мирских ценностях. Они совершают крещение над теми, кому оно уготовано. Иисус уходит от учеников, чтобы снова прийти к ним, но и апостолы отделяются от учителя ради соединения. Совершить переход в иной мир возможно только при помощи посредника: «Никто не приходит к Отцу, как только чрез меня» (Ио.14:6).

Если прошлое наставника — это будущее учеников, то справедлив и обратный вариант. Процесс взаимоотношений динамичен: Иисус возвращается на небеса, призывая адептов к себе, но в ином состоянии избранники посланы вперед — в свое будущее, чтобы обратить его в свое прошлое, где все явления принимают противоположные значения: «Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях» (Мат. 10:27).

Громадное логическое несоответствие между нечеловеческой властью апостолов, получивших возможность творить чудеса, изгонять бесов, воскрешать мертвых и тем, что, вернувшись, они вновь превращаются в несмышленых и беспомощных учеников, объясняется одной из хронологических лакун евангелия, временной петлей. Ученики, погибнув для мира, совершают в потустороннем существовании предназначенные им деяния и претерпевают крестную смерть, чтобы, воскреснув, вернуться в исходное состояние.

Перед пасхой Иисус умывает ноги ученикам, ибо превращается из господина в раба, из сына божьего в сына человеческого. Во время тайной вечери происходит окончательный взаимообмен: небожитель обретает мирскую плоть, чтобы, пострадав, занять уготовленное место в грядущем, а ученики получают астральное тело, подготовленное к восприятию святого духа.

Иисус отдает избранникам свое тело как хлеб, и душу (кровь) как вино; сообщив, возмутившись духом, что среди них предатель. Особый удел Иуды подчеркивается словами «обмакнув кусок», что указывает на совместное дарование души и тела Христа, в отличие от остальных учеников, получивших их отдельно. Учитель предельно ясно указывает на изменника, но возлежащие не понимают его слов, или не считают поступок Иуды предательством.

Если учитель отдал себя людям, приняв крестную муку, то и двенадцать избранников или один из них должны принести себя в жертву. Вероятно, Иуда, наиболее отмеченный жребием своего служения, перевоплотился полностью, а остальные ученики, совершили половинчатое преображение.

Если Иисус входит в мир, обретая физическое тело со всей слабостью человеческой природы, то Иуда выходит из мира раньше своих собратьев, теряя при этом плоть, становясь духовным существом: «Он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрел землю неправедною мздою, и, когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его» (Деян.1:17).

Во всех евангелических списках он указан последним, но мы знаем, что последние станут первыми, поэтому есть смысл иначе взглянуть на суть священного предательства. Иуда — первенец Иисуса, возлюбленный сын его, единственный из людей, удостоенный целования — мистического акта соединения. Он совершил предательство из любви, из глубокого понимания неотвратимости божественной воли, ибо в страдании — благо, а в смерти — воскрешение.

Иуда первым вместил необычную проповедь и подобно неверному управителю творит земное зло, являющееся небесным добром, ибо, предавая учителя, спасает его для будущей жизни: «Радуйся, равви!». Иисус сам благословил избранника для жертвенного служения: «Ныне прославился сын человеческий, и Бог прославился в нем; если Бог прославился в нем, то и Бог прославит его в Себе, и вскоре прославит его» (Ио.13:31).

Иуда стремился уберечь учителя от всякого благодеяния, чтобы не повредить его грядущей славе. Он назван вором, поскольку, собирая мирские богатства, рисковал жизнью, чтобы, обездолив учителя, сделать его еще более совершенным. Самый преданный ученик, названный при целовании другом, получивший на тайной вечере лучший удел, удостаивается Чести предать Иисуса на смерть, тем самым совершив для него величайшее благо.

Не такую веру имели до времени остальные апостолы. Петр, не пожелавший крестной муки искупителя, назван им сатаной, ибо думал о человеческих делах, а не о божественных. Необходимо обладать иной, перевернутой, неощутимой верой: «Если бы вы имели веру в зерно горчичное и сказали смоковнице сей: «исторгнись и пересадись в море», то она послушалась бы вас» (Лук. 17:6).

Такой чудотворной верой обладал последний апостол, поэтому смог совершить свой жертвенный подвиг. Отдав учителя на заклание, убедившись, что он осужден, следовательно, смерть и воскрешение неотвратимы, Иуда добровольно уходит из жизни, избрав самый неблагоприятный для иудея способ самоубийства — повешение на древе — своеобразное самораспятие.

Не ради денег совершил страдалец предательство, а во имя спасения мира: «Согрешил я, предав кровь невинную». Апостол Павел полагал, что для вознесения Христа некто должен сойти в ад и принести себя в равноценную жертву, чтобы искупить собой искупителя. Такое жертвенное служение совершил Иуда, избрав участь сына погибели, дабы дать возможность возвеличиться Иисусу. Это поднимает его до уровня спасителя, ибо и предать Христа, и крестить его, могут только равновеликие.

С позиций эсхатологической логики отречение Петра — есть признание, а бегство учеников — приближение к учителю. Мера предательства Иуды выше, следовательно — больше и награда. Если Петру вручены ключи рая, то Иуде наверняка назначены двери ада. Но в грядущей метаморфозе мира небо и преисподняя вновь поменяются местами, поэтому Иуда будет воскрешен из мертвых и вознесен на небо тем, кого он воскресил своим жертвенным служением: «Никто не знает сына, кроме отца; и отца не знает никто, кроме сына и кому сын хочет открыть».

Во время космического переворота вознесенный Капернаум низвергнется в ад, а достигшие преисподней удостоятся небес, ибо относительно вновь возникшего мира — движение вверх приводит вниз, свет оказывается тьмой, а живые — мертвыми. В подобной ситуации ошибся царь Вавилона, надеясь, приблизившись к звездам, поставить престол свой на тверди небесной: «Как упал ты с неба, денница, сын зари!» (Ис. 14:12).

Сошедший небожитель встречает сатану внизу — в пустыне, но, совершив преображение на земле, он воспринимает искусителя как спадшего с неба. Чрезвычайно сложно зафиксировать в сознании постоянные метаморфозы евангелических персонажей. Это было нелегко и две тысячи лет назад: «Многие из учеников его, слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать?» (Ио.6:60).

Иисус существовал одновременно в двух противоположных состояниях. Отсюда временная неуязвимость и склонность к постоянным перемещениям: «Дух дышет, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь откуда приходит и куда уходит» (Ио. З:8). В ряде эпизодов ученики не узнают своего наставника, а обычные люди вообще не знают всемогущего чудотворца и целителя. В какой Иерусалим въезжал Иисус на молодом осле? Какой народ стелил перед ним одежды и срезанные ветки, восклицая: «Осанна сыну Давида»?

Могут ли одни и те же люди признавать пришельца мессианским царем и требовать его распятия? Если следовать традиционным представлениям, то всенародно прославленный чудотворец был совершенно безвестным человеком. Смешение времен приводит к тому, что Иисус обвиняет иудеев в покушении на его жизнь, а они еще не знают о своем намерении: «Не бес ли в тебе? кто ищет убить тебя?» (Ио.7:20).

В одном мире спаситель всенародно прославлен, в ином — его видят лишь бесы, слепые и прокаженные, а для остальных он остается бесплотным и невидимым существом. Не каждый может знать небожителя, но только кому дано свыше, ибо действие евангелие разворачивается одновременно в нескольких мирах.

В одном из них Иисус — мессианский царь, в другом — богохульник. В одном состоянии, он чист и безгрешен, а в противоположном — сосуд зла. Если он экзорцист, то и сам одержим бесом. Следует помнить, что противоположные качества постоянно переходят друг в друга. Отсюда динамичность, изменчивость и текучесть евангелических персонажей.

Трагедия Иисуса состоит в бесконечном одиночестве, поскольку в абсолютно чуждой реальности ни одно существо не могло понять его вещих слов. Он обреченно распределяет свою сущность между учениками: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мат. 12:25). И оказывается навсегда отделенным от них, ибо последователи не могут разделить ни мыслей, ни чувств учителя.

Раньше он плакал разве что предощущая воскрешение Лазаря, но перевоплощение дает возможность обрести вполне объяснимые эмоции. Страдалец в час горестного борения со своей слабостью просит единственно близких людей лишь бодрствовать ради него, но трижды находит их спящими. Ученики демонстрируют нечеловеческое бесчувствие, ибо противоположно воспринимают происходящее.

Взяв на себя грехи и болезни, искупитель преобразился в хтоническое существо, способное внушать ужас. Отсюда чрезвычайные меры при задержании. Вооруженные воины отступили назад и пали на землю, потрясенные внешним видом столь необычного человека.

Иисус, уклончиво отвечая на провокационные вопросы, не допуская прямого богохульства, довольно лояльно воспринимался иудеями, но после тайной вечери ситуация резко изменилась: «Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять меня! Каждый день бывал я с вами в храме, и вы не поднимали на меня рук» (Лук.22:52).

Вероятно, и ученики бежали в страхе от преображенного учителя, а не от стражников, ибо их никто не преследовал даже после попытки вооруженного сопротивления. И только у Петра хватило мужества тайком последовать за отрядом, чтобы видеть все до конца.

Трудно предположить, что столь избранный муж, будущий владыка рая, совершивший много подвигов ради веры, не только трижды отрекся от спасителя, но и стал клятвопреступником из-за едва ощутимой угрозы. Петр говорил правду, когда начал «клясться и божиться, что не знает сего человека» (Мат.26:74).

Иудеи преследовали Иисуса не потому, что видели в нем монстра, часть из них обладала возможностью узреть его неземную красоту. Первосвященники определили пришельца как посланника сатаны, поэтому пытались уберечь свой мир от губительного вторжения: «Что нам делать? Этот человек много чудес творит; если оставим его так, то все уверуют в него, — и придут римляне и овладеют и местом нашим и народом» (Ио. 11:47).

Если небожитель воспринимает настоящее состояние земли как преисподнюю, то иудеи аналогично относятся к царству небесному. Иисус — свет для грядущего мира, но относительно настоящего — он суд и тьма. Поэтому иудеи воспринимают новое учение как нестерпимую ересь, проповедь добра — как сущее зло, а самого проповедника — как посланца сатаны.

Все попытки объясниться с народом напоминают разговор глухого с немым. Услышав богохульные речи, побуждаемые справедливым гневом иудеи искореняют восставших на Бога, отражают вторжение ада, ибо для них закрыто грядущее. Отдавая на суд Христа, избивая апостолов и адептов новой веры, люди думали, что совершают богоугодное дело: «Наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу» (Ио.16:2).

Суд над Иисусом представлял феноменальный юридический казус, ибо подследственный реально не существовал в мире. Всенародно прославленный чудотворец оказывается совершенно неизвестным: «Первосвященник же спросил Иисуса об учениках его и об учении его» (Ио.18:19). Пришелец, признав свое мессианское достоинство, собственными устами произнес приговор. Санхедрин не нуждался в посредничестве римлян. Иудеи неоднократно хотели побить его камнями, но не могли уловить бестелесный призрак.

Узник, назвавший себя сыном Бога, должен понести неминуемое наказание. Но фарисеи лишь осуждают преступника и отдают его римской администрации. В реальной жизни столь необычная ситуация могла возникнуть, если бы ученые мужи полагали подследственного римским гражданином. Впрочем, мало ли язычников погибло в Иерусалиме тех лет за гораздо меньшее святотатство.

Новый Завет оперирует категориями, которые невозможно объяснить в рамках традиционных представлений. Мог ли кровавый римский наместник, услышав, что обвиняемый призывает к мятежу, запрещая платить подать, заявить: «Я не нахожу никакой вины в этом человеке»?

В каком мире иудеи были друзьями кесаря, которые заботились о его интересах больше, чем Понтий Пилат: «Если отпустишь его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю»? (Ио. 19:12). Мог ли иудейский первосвященник сказать: «Нет у нас царя кроме кесаря»?

Евангелие повествует о воистину удивительных происшествиях, ибо первосвященник Иерусалимского храма, однозначно почитавший одного лишь Бога царем Израиля, признает своим единственным владыкой языческого императора. А жестокий римский прокуратор, обязанный по долгу службы пресекать малейшие попытки посягнуть на интересы империи, убеждает иудеев, что виновник волнений является их мессианским царем: «И сказал Понтий Пилат иудеям: се, царь ваш» (Ио.19:14).

Невольно начинаешь думать, что иудеи ведут себя как римляне, а римляне как иудеи. Возможно, смешение противостоящих миров зашло уже так далеко, что заставляло людей амбивалентно воспринимать Христа, который соединял противостоящие миры, но разделял ранее единых людей.

Пилат полагает узника праведником и мессианским царем, а римские солдаты избивают помазанника и издеваются над ним. Одна часть иудейского народа видит Иисуса грешником, а Варавву праведником, другая — глубоко скорбит об участи небесного проповедника.

Пилат, знавший об относительности истины, еще более устрашился, услышав от новоявленных язычников, что перед ним сын божий. Римский наместник ищет любую возможность уйти от ответственности, отсылая опасного узника к Ироду, который в свою очередь отсылает заключенного обратно. И тогда Пилат, исчерпав все возможности противиться воле провидения, открывает для страдальца путь на Голгофу, а вместе с тем — и в бессмертие.

Иисус пришел не утешить людей, а возвестить незамедлительную гибель мира: «Не прейдет род сей, как все сие будет; небо и земля прейдут, но слова мои не прейдут» (Мат.24:34). Эти слова более долговечны, чем вселенная, которая обратится в противоположность в течение жизни одного поколения. С другой стороны — сказано, что конец света наступит, когда евангелие будет проповедано всему человечеству. Здесь нет противоречия, ибо говорится о двух мирах — погибшем и существующем ныне.

Если в начале сущей реальности проповедники нового учения избиваются всеми народами, то в преддверии очередной метаморфозы они должны свидетельствовать об истине. Не благую весть, а великую скорбь возвестил Иисус миру ушедшему в вечность: «Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою, или в субботу; ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет» (Мат.24:20).

Обетования свершились! Наша реальность — и есть обещанное царство небесное, поскольку мир евангелических событий погиб: «После скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблятся» (Мат.24:29).

Поколение, видевшее мессию, обречено, ибо он сводит с неба огонь. Уничтожение будет быстрым и внезапным, поэтому необходимо заранее приготовиться к неизбежной метаморфозе — погубить душу ради спасения в иной жизни, обрести грядущее в настоящем, подобно благоразумному рабу и мудрым девам: «Будьте готовы, ибо в который час не думаете, приидет сын человеческий» (Мат.24:24).

Первые христиане с блаженной улыбкой становились мучениками, ибо знали, что их награда на небесах. А добро сущего мира в будущем обернется злом: «Если враг твой голоден, накорми его, если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты собираешь ему на голову горящие уголья» (Рим. 12:20).

Избранные, удостоенные чести общаться с Иисусом, видели то, что тщетно желали многие пророки. Но в канун очередного переворота космоса уже апостолы не узнают нового мессию: «Придут дни, когда пожелаете видеть хоть один из дней сына человеческого, и не увидите» (Лук. 17:22).

Создается впечатление, что таинственного сына человеческого вообще никто не видел в мире, подлежащем суду, который состоит в разделении людей на козлищ и агнцев. Иисус не знает конкретный момент катастрофы. Следовательно — судия не он.

Искупитель, отвергнутый людьми и много от них пострадавший, уходит из мира, открывая дорогу антагонисту, который принял крестную муку в противоположном пространстве, поэтому является утешителем для претерпевших изменение и грозным судией для необращенных.

Если Иисус крестит народ огнем и духом, а затем воскресает на небе, обреченном превратиться в землю, то его небесный двойник приходит на землю, которая неминуемо должна стать небом. Сын обращается в отца, а отец в сына, ибо они одно.

Взойти на небо — означает спуститься в преисподнюю, а спуститься в преисподнюю — означает взойти на небо: «Восшел, что означает, как не то, что он и нисходил прежде в преисподние места земли? Нисшедший, он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все» (Еф.4:9).

В сознании людей двоится восприятие единого Бога, тем более расплывается образ мессии. В иудаизме разработана версия о двух помазанниках: погибающем и торжествующем. Христианская доктрина, основанная на эмпирической реальности, разносит во времени момент страдания и вселенской славы Христа. Судьба мессии непременно жертвенна, поскольку он противостоит человечеству своей надмирной индивидуальностью. Не менее ужасна судьба пророков, которые погибают за истину.

Мессия должен погубить обреченный мир и лично погибнуть, чтобы воскреснуть в будущем. Трагизм ситуации состоит в том, что он губит реальность, созданную при его посреднической деятельности, поэтому воспринимается людьми как посланец сатаны, противник Бога, антихрист. Его образ является основополагающей фигурой и одной из самых больших тайн христианства, ибо речь идет о двойнике искупителя: «День тот не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха» (2 Фес.2:3).

Появление антихриста также зависит от манифестации Христа, либо с противоположной точки зрения — узурпатора, присвоившего по инспирации сатаны все прерогативы спасителя. Апостол Павел указывает, что антагонист будет превозноситься не над Богом и святынею, а над тем, что «называется» Богом и святынею.

Антихрист — зеркальное отражение Иисуса, поэтому есть только одна возможность распознать апостолов ада: «Всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста» (1 Иоан.4:3). Следовательно, в преисподней также исповедуют спасителя, но пришедшего в духе, а не в плоти.

Соединившиеся миры образуют новое двойственное пространство, поэтому на землю приходят два посланника, которые кажутся антиподами. Любые оценки их деятельности весьма условны, ибо если в гибели спасение, то в спасении — гибель. И в наши дни мессия будет убит как антихрист, ибо пойдет против всего, что дорого человечеству.