Я очнулся на большой чугунной кровати, украшенной четырьмя шарами, напоминающими по прямой ассоциации яйца. Я задумчиво покачался на мягкой перине, кровать отзывчиво заскрипела. Сколько металла ушло на это чудо техники? Скорее всего, шары похожи на яйца только по форме, а по содержанию напоминают кладбищенскую ограду. На такой кровати можно зачать, родиться и умереть. Проницательная народная мудрость украсила место зарождения жизни и место вечного покоя одинаковыми шарообразными символами.

Я вспомнил приключение в пирамиде и содрогнулся. В основе любой религии лежит нечеловеческое начало. Трудно осознать такие омерзительные факты, как совокупление Исиды с мертвым телом Осириса и зачатие Гора, который оживил своего отца не менее удивительным образом. Чудесный ребенок засунул в рот мертвого бога отрезанный член. По другой версии, свой вырванный глаз. Боги, конечно, не люди, но все равно неприятно. Хотя, скорее всего, речь идет об обычной космогонии, запечатленной в доступных человеческому мышлению образах.

Вся древнеегипетская культура изрядно отдает некрофилией. Одно название «Книга мертвых» многого стоит. Умные египтяне рассматривали жизнь исключительно как подготовительный период к смерти. Звучит, несомненно, заманчиво, хотя несколько простовато. Это все равно, что воспитывать ученика начальных классов. Давай, не ленись, зубри 15 лет, зато потом человеком станешь, будешь хорошую зарплату получать. Если бы, действительно, знать, что впереди вечная жизнь.

Верят же арабские террористы, что их душа летит прямо в небеса из разорванного в мелкие клочки тела. А там их поджидают райские гурии, имеющие самовосстанавливающуюся девственность. Что делают, чертовки, что делают! Впрочем, что они могут делать с душой? Даже подумать страшно. Главное больше израильтян с собой прихватить. За это и наградят. Какая наивность и безграмотность. Нужно читать книги, где написано «что внизу, то и наверху». Вдруг и на том свете кругом одни евреи. Будут тогда этому террористу не гурии, а фурии. Что говорить, восточный фатализм. Сидит арабский мечтатель на улице в старом Иерусалиме, пьет кофе, курит гашиш, а через улицу пролетают детские еврейские головы, как журавли на восток.

Взять хотя бы основной евангелический принцип, который старательно замалчивается всеми христианскими церквями. Речь идет о мытарствах в настоящем времени и награде в грядущем мире. Очень хорошая парадоксальная идея. Правда, немного затасканная, к тому же изрядно отдающая коллаборационизмом. Главное, вовремя сбежать с тонущего корабля.

Впрочем, глобальное предательство всегда выглядит как грандиозный подвиг. Кто, например, считает Ноя предателем рода человеческого? А двенадцать апостолов? Они же святые люди! В какие выси заносит мысль, когда думаешь о судьбе обыкновенного человека. Допустим, что награда действительно велика. Самое подлое, с точки зрения обывателя, что страдать будет он, а награждать будут совсем чужого человека, в которого воплотится его душа. Это не оговорка. Душа действительно может воплотиться, да еще как!

Все религии бесчеловечны, везде свои ужасы. Взять хотя бы непорочное зачатие. Нет, об этом лучше помолчать из уважения к женщинам. Достаточно вспомнить воскрешение уже смердящего Лазаря, который выходит из могилы, покрытый саваном и трупными пятнами. Не отсюда ли пошли легенды о зомби? Все религии толкуют о смерти. Мумии, пирамиды, встающие из могилы мертвецы, ангел смерти. Интересно об этом поговорить с Кривым. Господи, в каком мире находится Ида? Дверь отворилась с ужасающим скрипом и в комнату вошла буфетчица, держа в руках поднос, на котором я разглядел яичницу, два ломтя белого хлеба и большую чашку, издававшую густой аромат крепкого кофе.

— Доброе утро, господин следователь, — поздоровалась она. — Как спалось?

— Просто замечательно, — бодро ответил я, а про себя подумал, что дочь государя снова принесла яйца.

— В нашей стране самый гуманный секс и самый ненавязчивый сервис, — ласково произнесла Анастасия, поставив поднос на низ моего живота.

Пока я обдумывал значение сказанных слов, дверь заскрипела снова, и в проеме показалась голова гигантского человека, чье лопающееся от избыточного здоровья лицо покрылось тонкой сетью красных прожилок. Мы молча уставились друг на друга.

— Отдыхайте, отдыхайте, — милостиво позволила голова и исчезла.

— Это мой муж, — сказала буфетчица, словно извинившись.

— Да ну! — удивился я, глотнув замечательно крепкий напиток и подумав, что все же умеют варить кофе в наших гостиницах. — Он что, индеец? Вождь краснокожих?

— Шутить изволите, — обиделась Анастасия. — Местный он, только здоровья в нем много. Кровь с молоком.

— Как же ты с ним спишь? — поинтересовался я.

— А вот это уже не ваше дело, — сказала изменившаяся в лице буфетчица и решительно направилась к двери.

— Погоди, — смутился я. — Черт за язык дернул. Я не хотел тебя обидеть.

— Да ладно, — махнула рукой она. — Разве я обижаюсь? Вы ешьте, ешьте, а то яичница остынет.

— Слушай, а Ида сегодня работает.

— Не знаю, — сказала Анастасия, немного подумав. — Я-то выходная.

— Почему же тогда работаешь? — удивился я.

— Я не работаю. Я гостей принимаю.

— Каких гостей?

— Вас! Каких же еще?

— Нас? — удивился я, чуть не поперхнувшись куском яичницы. — Так мы, то есть я, у тебя дома, а не в гостинице?

— Конечно, дома, — обиделась буфетчица. — Где вы видели, чтобы в гостинице было такое чистое белье?

Я посмотрел на постель и понял, что она совершенно права, ибо ни в одной гостинице не может быть такого свежего белья. Не только постель, но и вся комната была отмечена удивительной неестественной чистотой. Дощатый пол, выкрашенный красной краской, просто блестел, а побеленные разведенной известью стены отливали синевой. Я содрогнулся от ужаса и робко спросил:

— Давно я здесь?

— Да вас вчера привез судейский конюх. Разве не помните?

— Конечно, помню, — печально произнес я, хотя отчетливо помнил, что он отвез меня в гостиницу.

— Да вы ешьте, а то яичница остынет, — ласково сказала буфетчица, и мне захотелось прижаться к ее большим грудям, чтобы не думать больше о карлике и его лошадином члене. Я с вожделением посмотрел на эту аппетитную женщину, но она ушла, улыбаясь, несомненно, подняв мое настроение. А ведь правда, что Анастасия, дочь государя, была несколько полновата.

— Это вечное желание черни изнасиловать царицу или, по меньшей мере, великую княжну, — раздался в моей голове знакомый насмешливый голос.

«Господин интеллектуал изволит умничать! — мысленно воскликнул я. — А где ты был, паскуда, когда меня ассирийцы хотели голой жопой на кол посадить, а египтяне норовили яйца отрезать?»

— Ты что, парень, совсем ополоумел? — удивился он. — Я еще понимаю про Анастасию, она из нашего времени. Но при чем здесь древние народы?

— Сам ты где шлялся? — недружелюбно спросил я, обиженный тем, что моя тонкая ассоциативная игра, основанная на совпадении имен, оценена столь низко и гнусно.

— Искал голову, — тихо ответил он.

— Чью голову?

— Не твою же.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я, чувствуя, что голова становится пустой и легкой.

— Ничего! — эхом зазвенел в пустоте отчетливый голос второго.

— Господин следователь, пора вставать! — заглянула в комнату Анастасия. — Привезли тело.

— Господи, боже мой! Какое еще тело?! — вскочил я с кровати и потянулся за джинсами, из которых выпал и глухо ударился об пол пистолет. Я поднял оружие и проверил обойму. Все было в порядке. Я быстро оделся, засунул пистолет за пояс и вышел на улицу. Через дорогу напротив стояла грузовая машина. Солдаты, одетые в пятнистые защитные комбинезоны, заносили в открытые ворота гроб, обитый красной материей. На армейских плечах угрожающе болтались короткоствольные десантные автоматы.

— Кого хоронят? — спросил я у стоящей на крыльце Анастасии.

— Как это кого? — удивилась она, и скорбное выражение на ее лице сменилось растерянностью. — Господина полковника. А вы разве не на похороны приехали?

Я не ответил, ибо испытал странное облегчение, узнав, что хоронят неизвестного офицера, а не невинно убиенного Марка. В глубине души я боялся, что привезли тело моего друга. Чертовщина какая-то! Не мог же он уйти с проломленной головой? Хотя в моей журналистской практике был случай, когда муж выбросил жену с третьего этажа. А она встала и пошла в милицию, даже не захромав. Нужно позвонить Тимуру.

— У вас есть телефон? — спросил я буфетчицу.

— Что вы, — всплеснула она руками, — теперь телефоны только у бандитов имеются.

Во дворе показалась вдова, поддерживаемая под локоть высоким мужчиной. Она была одета в черное платье и издали казалась очень молодой и бледной.

— Пойдем туда, — нетерпеливо воскликнула Анастасия, — посмотрим поближе.

— Иди, ради бога, — махнул я рукой, раздраженный ее напряженным сочувствием. Даже не сочувствием, а созерцанием, наблюдением со стороны, сладостной жаждой хлеба и зрелищ. Все же в русском языке есть прекрасные слова «зрелище», «ристалище», «урочище» и так далее.

Что это второй говорил об изнасиловании? Да я не то что ту или эту, но и любую Анастасию без явно выраженного согласия пальцем не трону. Я вообще не понимаю, зачем насиловать, если они сами дают? Какой дурак сказал, что каждая женщина тайно мечтает быть изнасилованной? Кто-то с пьяных глаз ляпнет, а потом повторяют сто лет.

Ведь это даже представить тошно, что можно так унижать человека. С другой стороны, все эти подростковые игры в «не надо», «я тебя прошу, я тебя очень прошу, я тебя последний раз прошу». Может быть, женщины хотят более явной демонстрации мужского начала? Но не до такой же степени. А все же солдатня не изнасиловала великих княжон. Совесть не позволила или большевички?

Со двора напротив раздались глухие крики. Это рыдала молодая вдова, упав на кумачовый гроб. Мне захотелось подальше уйти от скорбного места, но я остановился как вкопанный, не пройдя и десяти шагов, зачарованный небывалым зрелищем, открывшимся из приоткрытых ворот соседнего двора. Уродливая горбатая старуха, несомненно, похожая на ведьму из моих снов, держала в одной руке топор, а другой придерживала лежащего на колоде огромного индюка.

— Прости, Гриша, меня, дуру грешную, — надрывно причитала она. — Видит Бог, что хотела тебя сохранить до рождества, но ради такого случая придется тебя на небеса раньше срока отправить.

Индюк покорно лежал на колоде, внимательно прислушиваясь к хозяйскому голосу, скосив продолговатый глаз к небу, куда его обещали отправить. Старуха ударила, коротко взмахнув топором. Голова индюка отлетела в одну сторону, а сам он побежал или даже полетел в другом направлении, часто и шумно махая крыльями.

«Ни хрена себе — прости Гриша», — подумал я.

— Врешь! — крикнула старуха, победно взмахнув топором. — Без головы далеко не уйдешь!

Однако Гриша все еще бежал, расплескивая по двору невинную кровь, словно хотел убежать от смерти. Его сильное тело не могло примириться с таким резким прекращением жизни и рефлекторно махало крыльями, пока не налетело на кусты, где запуталось и затихло. Старуха внимательно следила за кровавым действием с торжественностью, подобающей казни Карла Стюарта. Надо же! Не успел уйти с похорон, как попал на казнь. Настоящий «всадник без головы».

Нужно немедленно позвонить Тимуру и узнать, что случилось с телом Марка. Не на небеса же он вознесся. Что у него общего с Иисусом, кроме национальности? Сильно захотелось курить. Я полез в карман и достал изрядно помятую пачку сигарет, в которой оказалась одна сломанная сигарета и одна целая папироса, чье происхождение выглядело весьма сомнительным. Я давно не курил папирос и не знал, откуда она взялась. Я поджег остаток сигареты и сделал несколько затяжек, а затем пошел по улице в поиске телефона.

В селе было много незнакомых, но не очень назойливых запахов. Тревожно лаяли собаки, на лужайке паслись козы, валялись в грязи пережившие пасху свиньи, петухи зорко и гордо оглядывали свои гаремы. Удивило множество старых изб с облупленными покосившимися стенами. Некоторые крыши настолько прохудились, что поддерживались досками. На скамейке сидел бородатый лысый старик, гревший на солнце остывшие кости. Сквозь порванные носки виднелись желтые загнутые ногти.

— Здорово, дед, — вежливо, но по-свойски поздоровался я, успев его опередить, поскольку в деревне все норовят поздороваться первыми.

— Здравствуй, здравствуй, — произнес он с некоторой долей злорадства.

— Не подскажешь, откуда можно позвонить?

— Иди в управление, — сказал дед. — Испытай судьбу. Как пройдешь мимо пруда, сразу сверни налево и вперед. Дай закурить!

— Да вот, одна папироска осталась, — сказал я, показывая пустую пачку.

— Последнюю даже милиция не забирает, — обиделся он и сразу потерял ко мне интерес. Я пошел дальше и увидел, что возле большого амбара сидела худая девочка, которой на вид было 15–16 лет.

— Эй, городской, — позвала она. — Почему у тебя глаза черные? Грязью испачкал?

— Дура, — сказал я, но остановился, заинтересованный яркой метафорой.

— Пойдем со мной, — предложила девочка, кивнув на приоткрытую дверь, за которой заманчиво подрагивала прохладная темнота. — Увидишь то, что никогда не видел.

— Давай, показывай, — сказал я, последовав за ней и присев на одну из гор насыпанного зерна.

— Поцелуй, тогда покажу.

— Ты же малолетка, — засомневался я.

— А целоваться всем хочется.

— Показывай, что я никогда в жизни не видел, — сказал я, осторожно поцеловав ее сухие горьковатые губы.

— А вот столько хлеба сразу не видел, — радостно сказала она, разводя руками.

Я повалил ее на зерно и сжал упругую неподдающуюся плоть под платьем. Девочка выгнулась, запрокинула голову, вскрикнула, выскользнула из моих объятий и побежала вниз. С еще более высокой горы стремительно неслась огромная женщина с поднятой деревянной лопатой. Я попробовал вмешаться.

— Убью, говнюк, — прошипела она, не останавливая движения, и я невольно опустил руку.

Поиски телефона привели меня к небольшому, но невероятно грязному пруду, поросшему темно-зелеными водорослями и прочей водоплавающей нечистью. В черной илистой воде кормилось великое множество белых уток. Запущенные берега со склоненными к воде плакучими ивами показались мне привлекательными, поэтому я присел, чтобы побыть наедине с природой, которая, впрочем, довольно отчетливо воняла тиной.

Сидеть на сырой земле было неудобно, поскольку спереди на живот давил пистолет, а сзади что-то подпирало ягодицу. Я достал из заднего кармана увесистую пачку долларов в банковской упаковке, на которой чернилами было написано «10 000». Ни хрена себе! В гостинице вроде были рубли, а теперь доллары. Но я ничего не имею против метаморфоз такого рода. Хотя, с другой стороны, что в этой дыре можно купить за доллары. Еще чего доброго убьют. Впрочем, у меня есть пистолет.

«Гуся подстрелить, что ли?» — мелькнула шальная мысль, и я обвел птичье стадо заинтересованным взглядом. Интересно, по какому признаку хищники выбирают жертву? Ведь долго выбирают, медленно подкрадываясь, чтобы не ошибиться. А другие животные отбегают на десяток шагов и останавливаются, ибо точно знают, что сегодня не их черед. Они с большим любопытством, может быть, даже с удовлетворением рассматривают, как пожирают тело их товарища. Какая странная жизнь у антилоп — все время ощущать себя жертвой. Наверное, так жить проще, хотя, конечно, страшнее. Они, в отличие от людей, видят, кто на них охотится.

Опять захотелось курить. Я достал странную папиросу и внимательно осмотрел, а затем понюхал. Табак, пахнувший какими-то ароматическими добавками, был забит в гильзу неплотно, что вызывало некоторые подозрения. С другой стороны, папироса могла просто рассыпаться. Не попробуешь — не узнаешь, что это на самом деле. Я сделал несколько затяжек терпкого дыма, с явным травяным привкусом. «Наркота», — подумал я и сильным щелчком отбросил окурок в пруд, где он качался в темной воде, как никому не нужный обломок кораблекрушений.

Пока я предавался размышлениям, на пруд упал клочковатый туман. В одном месте плавали утки, а в другом клочья сизого дыма. Вдруг что-то испугало уток, и они бросились в разные стороны, издавая пронзительные обиженные крики. По воде шел человек. Я замотал головой и не на шутку рассердился. Надоели эти христианские аллюзии. Все хотят походить на Иисуса, но не до конца. Проповедовать — это одно, а на крест — совсем другое дело. Даже в такой вонючей дыре нет покоя. А может, он плывет на чем-то? Вроде идет босыми ногами по кромке вод. Присмотрелся — увидел потертые джинсы, а верхнюю часть тела скрывал туман.

Неожиданно я почувствовал такой нестерпимый страх, что навел оружие на идущую прямо на меня фигуру. Я не просил о чуде, поэтому не нуждаюсь в демонстрации сверхъестественной силы. Я сижу на берегу, и меня не касаются ходящие по воде существа. Оставьте меня в покое, иначе я могу испугаться и выстрелить, что крайне нежелательно, ибо нельзя совершать необратимых поступков. Впрочем, может быть, он нематериальный, поэтому стрелять по нему все равно, что в туман. С другой стороны, возможно, я уже совершил необратимый поступок, когда поднял оружие.

Пистолет в моей руке задрожал и раздался оглушительный залп. Я тупо посмотрел на предохранитель, а потом догадался, что стреляли на кладбище. Утки снова пронзительно завопили и бросились к берегу. Туман поднялся вверх, и я увидел, что идущий по воде человек лишен головы. Тогда я резко поднялся и пошел по берегу мимо низко склонившихся плакучих ив. Главное — уйти подальше от проклятого пруда и не оборачиваться, несмотря на жгучее желание еще раз увидеть феномен и убедиться, что он меня не преследует. Однако я хорошо помнил о судьбе жены Лота.

Отойдя на безопасное расстояние, я немного успокоился, хотя, если судить здраво, то человек, идущий без головы, выглядит одинаково странно на воде и на суше. Лысый дед советовал свернуть налево и идти вперед. Сзади раздался цокот копыт, и знакомый лошадиный голос произнес совершенно банальную фразу, от которой я вздрогнул всем телом:

— Здравствуйте, господин следователь. Далеко ли путь держите?

— Здравствуй, здравствуй, — растерянно произнес я, увидев притормозившего лошадь карлика. — Вот, ищу телефон.

— Тогда вам нужно в правление, — сказал он, тараща немигающие птичьи глаза. — Садитесь, подвезу.

Конюх легко стегнул лошадь вожжами, и колеса противно заскрипели. Мои руки зарылись в душистом сене и сами нашли удивительный журнал, называемый «ВОИНСТВЕННЫЙ БОГОБОРЕЦ». Прежде всего, я обратил внимание на необычную полиграфию, напоминающую старинные книги. Затем удивился бумаге с голубым отливом, которая одновременно была тонкой и прочной. Иллюстрации были похожи на фотографии с претензией на художественность или на картины, которые выглядят как фотографии.

— Откуда это у тебя? — изумился я.

— А, это, — поморщился карлик, — предыдущий клиент забыл.

— Можно почитать? — робко спросил я, понимая, что за эту вещь готов отдать очень многое.

— Даже не знаю, а вдруг хозяин вернется. Думаете, это хорошо будет? — засомневался конюх. — Впрочем, воля ваша. Читайте, если хотите.

— Спасибо, — сказал я и с удивлением начал читать оглавление.

 

Тема номера: Исторические перспективы учения секты минеев с точки зрения мудрецов Третьего храма. С небес в преисподнюю. Два лица мессии.

Политика: Правые радикалы призывают найти и обезвредить носителей нечеловеческого компонента, внедренного в человечество.

Наука и техника: Сенсационная гипотеза, согласно которой Вавилонская башня строилась не вверх, а вниз — в преисподнюю.

Судебная хроника: Оправдание первородного греха.

Все о человеке: Сексуальные извращения людей поколения потопа.

Спорт: Чемпионат мира по полетам во сне.

Юмор: Хроника последних событий.