Такую ассоциацию укрепил прожектор, вспыхнувший над зданием. Мощность осветительного устройства была невелика, оно разбрызгивало над пустырем желтоватый свет. Вспыхнули фары, габаритные огни под задним бортом окутал сизоватый дымок выхлопного газа. Кто-то пробежал от КПП к машине. Шевельнулся охранник на крыльце.

А потом начались безобразия. Персоналу «концлагеря» не спалось. Зычные возгласы порвали тишину. Кто-то смеялся, кто-то выражался грязными словами. Автоматчик спустился с крыльца, взял оружие на изготовку. Из-за угла вынырнули несколько его сослуживцев с оружием.

Какой-то мужчина вылетел из двери, ведущей в квадратное строение. Он не удержался на ногах, закружился и повалился в пыль. Этот человек был в трусах и майке, то есть практически раздет. Подскочили двое боевиков, принялись пинать его. При этом они что-то кричали, но слова не прослушивались. Негодяи вытолкнули из дома еще двоих, в том числе женщину.

Спецназовцы возмущенно заурчали. Сердце Вадима напряженно забилось, он с тревогой всматривался в несчастных людей. Нет, это вряд ли Катюша Савицкая – рост не тот, кость слишком широкая. Женщину тоже раздели до белья. Она кричала на истеричной ноте. Один из громил отвесил ей пощечину, и бедняжка повалилась на землю.

– Суки, что творят! – сдавленно прорычал Кротов. – Вадим, это могут быть наши ребята.

Капитан до боли закусил губу. Он не имел права вмешиваться. Это означало бы испортить все дело. Атаковать глупо, потому как карателей слишком много, стрелять издалека – полная чушь. Остальные тоже это понимали, злобно пыхтели, грызя травинки.

А на пустыре продолжалась расправа. Непонятно, чем эти трое насолили карателям, но глумились над ними азартно и со вкусом. Пинали, били по почкам. Мужчины прикрывали женщину, но их с гоготом отбрасывали в пыль. Какой-то подонок схватил несчастную за волосы, принялся вертеть вокруг себя. Ублюдки ржали в полный голос, острили, мол, всех этих тварей надо вывести на околоземную орбиту.

Вояк на пустыре скопилось не меньше десятка. Половина участвовала в забаве, остальные наблюдали, отпуская замечания. Пленники в долгу не оставались, покрывали своих мучителей крепким матом.

Все кончилось внезапно и страшно. Мужчин поставили на колени, прижали стволы к затылкам. Наступило молчание, даже женщина перестала кричать. Кошмарное состояние, когда не знаешь, выстрелят или нет. А если выстрелят, то когда? Сколько времени в запасе на то, чтобы подготовиться к смерти? Лучше уж в лицо смотреть!..

Вадим был уверен, что каратели не выстрелят или пальнут мимо. Прогремела очередь, и мужчина повалился с раскроенным черепом. Взвизгнула женщина, опять ударили выстрелы, и второй несчастный отправился за первым.

– Товарищ капитан, что же они творят? – проговорил потрясенный Илья Елисеев. – Неужели стерпим?

Толпа разразилась каким-то первобытным ревом. Обмякшую женщину швырнули на колени, ее голова поникла. Перед ней возник самый натуральный палач, кряжистый тип с засученными рукавами. Он широко расставил ноги и взмахнул чем-то вроде мачете или длинного тесака. Лезвие совершило пару круговых движений и с силой обрушилось на женскую шею.

Толпа гудела, улюлюкала. Мол, Тарас, ты мало каши ел, да и вообще мазила. Палач нанес второй удар!

Елисеев издавал какие-то подозрительные звуки. Данилевский оттянул затвор.

– Отставить! – зашипел Вадим. – Мужики, не надо. Перестрелять их мы все равно не сможем. Далеко, успеют разбежаться. Дело провалим, людей наших загубим. Не уйдет эта фашня, мы им все припомним!

– Как же так, товарищ капитан? – с заиканием спросил Елисеев. – А если это наши, из конвоя?

Оставалось надеяться, что это не так.

– Валите отсюда к едрене фене! Тут вам не цирк! – приказал капитан.

Товарищи отползли в лес, а Вадим задержался. Глаза его слезились от напряжения. Представление закончилось, слава богу! Погас прожектор, вторую партию обреченных из здания не выгоняли. Почему палачи с такой легкостью убивали пленных? Это лагерь смерти?

На электричестве в «Дубравушке» явно экономили. По мглистому пустырю сновали тени. Покойников тащили к грузовой машине, у которой поблескивали габаритные огни. Отвалился борт, тела загрузили в кузов. Охранники смеялись и шутили.

Машина развернулась на пустыре и выехала из лагеря. Через минуту она проскочила по дороге. Охрана закрыла ворота.

Вадим пополз к своим ребятам. Они рассредоточились в траве, дрожали от возбуждения.

– Товарищ капитан, что за хрень собачья? – пробормотал Елисеев. – Это же чисто Освенцим какой-то. Уничтожать эту шваль надо! Там же нацисты самые настоящие.

– Спокойно, сержант, не закипай, – пробубнил в усы Кротов. – Сейчас мы немного отлежимся, перекурим, а потом разнесем к чертовой матери эту богадельню!

– Товарищ капитан, без дураков, надо нейтрализовать этих гадов, пока они еще кого-нибудь не замочили, – строго заявил Полянский. – Ночь не вечная, скоро на спад пойдет. Маловато нас, конечно, на такую толпу…

– Вот именно, – проворчал Вадим. – Не хватало еще самим тут полечь.

Капитан отполз в ближайшую ямку и извлек рацию. Семеро на хуторе, всего пятнадцать – грозная сила, способная уничтожить убийц и вызволить пленников. Он вызвал майора Воронова и ничего не добился. Рация Вадима работала нормально, а вот та, которая была у майора, не проявляла никаких признаков жизни. Он попробовал еще раз, сменил канал на резервный, но эффект оказался тем же. Павла на связи не было! Спит, что ли? Заволновались остальные бойцы, стали подползать ближе.

– Давай-ка я попробую, – предложил Ершевич, доставая свое средство связи.

Чуть позже он с изумлением уставился на компактную радиостанцию «Нева», в которой царила тишина. Вызов шел нормально, но ответа не было.

– Они там что, белены объелись? – начал возмущаться Кротов.

– Звони по сотовому, Вадим, – бросил обеспокоенный Ершевич. – Делать больше нечего, ситуация экстренная.

Вадим несколько раз вызванивал абонента, но тот упрямо не желал отвечать.

Липкая змейка поползла по позвоночнику капитана. Остальные тоже хватались за телефоны, пользоваться которыми разрешалось только в крайней ситуации. Мобильники у всех работали нормально, да что толку.

Дурные предчувствия забирались в голову Архипова. Поставить глушитель помех на такой большой район заинтересованные лица не могли. Да и в чем смысл, если хочешь устроить засаду? Беда состояла в том, что все до единого средства связи у людей Воронова были просто-напросто выключены.

Шершавый ком пополз по пищеводу капитана. В первый момент Вадим был просто дезориентирован, хватался то за рацию, то за мобильник.

«Засада! Засада! – простучало у него в голове. – Но почему же с нами ничего не происходит?»

– Рассредоточиться! – приказал он. – Полянский – в лес. Сигнал опасности – двойная кукушка. Елисеев, держишь правый фланг, Данилевский – левый. Ершевич, Цымбал – наблюдать за лагерем. Макаров, Кротов – пулей на хутор. Выясните, что там стряслось. Да не светиться и рядом не идти. В случае засады сигнал шумовой гранатой. Уж постарайтесь успеть ею воспользоваться. Дорожка проторена, через двадцать минут вы должны быть на хуторе. Выполнять!

Ожидание было мучительнее, чем самый страшный бой. Он грыз спичку, не замечая, что сунул ее в рот вместе с серой. В «Дубравушке» воцарилась гробовая тишина. Едва виднелись силуэты охранников, кто-то изредка проходил по двору. Чувство, что к отряду подкрадывается неприятель, не работало, но легче капитану не становилось. Через двадцать минут Макаров и Кротов на связь не вышли, и ожидание превратилось в каторгу.

– Эх, тяжела жизнь российского спецназа в лесах Украины, – сдавленно пошутил Ершевич, вертящийся как на иголках. – Вадим, и почему мы план «Б» не проработали?

Еще через восемь минут переговорное устройство ожило и забухтело взволнованным голосом лейтенанта Макарова:

– Товарищ капитан, наши в засаду попали! Мы с Кротовым были на хуторе, здесь нет никого… вернее, почти никого. Только женщина, Анастасия Павловна, в погребе пряталась. Она испугана, но с головой все в порядке. Мы ушли, а минут через тридцать хутор подвергся нашествию. Налетели внезапно, десятка два. Это, похоже, украинский спецназ. Они неплохо подготовлены, скрутили нашего часового, навалились на спящих. Подробности неизвестны, женщина успела спрятаться. Всех наших связали и увезли, а также ее брата… ну, это тот мужик, который нас встретил. «Двухсотых» вроде не было, все живы, даже часовой. Засаду на хуторе не оставили, все чисто. Мы не понимаем, почему так. Факт, нас ждали, товарищ капитан. Не сразу вычислили местоположение, но как-то добрались. Может, решили, что Воронов и шестеро наших – весь отряд, других нет? Но ведь выпытают, узнают. Может, не сразу, но проведают обязательно. Товарищ капитан, наше руководство лопухнулось. Заложники из конвоя служат приманкой для спецназа.

Вадим уже все понял. Олигарх Грабовский не дурак. События на блокпосту у Холмодола подтверждают, что россияне раскрыли его планы. Значит, они наверняка в курсе, куда повезли заложников. Устроить засаду, захватить отряд в качестве моральной компенсации за провал под Холмодолом, а потом раздуть историю про скрытое российское вторжение.

Но почему в округе так тихо? Засада в лагере, а не в лесу? Или таковой вообще нет? Может, Макаров прав? Люди Грабовского посчитали всем отрядом семерых спецназовцев, захваченных на хуторе?

– Возвращайтесь! – проворчал Вадим. – Давайте побыстрее.

Он не имел права жертвовать остатками группы, но и проиграть не мог. Слишком много стояло на кону.

Отряд сменил позицию, переместился ближе к дороге. Макаров с Кротовым добрались благополучно. Они перебежали проезжую часть, нырнули в траву и через несколько секунд соединились со своими.

– Товарищ капитан, Вадим! – возбужденно прошептал Виталик Макаров. – В «Дубравушку», похоже, машина идет. Мы видели фары за деревьями. Она еще далеко, но через пару минут будет здесь. Мы тут с Кротовым грешным делом подумали…

Вадим и сам подумал о том же. Не лучшее дело – принимать решение под воздействием случайных обстоятельств, не имея времени на оценку обстановки. Но он уже распорядился и первым бросился исполнять собственное приказание! Группа, растянувшись в цепь, смещалась к дороге. Машина еще не вывернула из-за поворота, где-то гудела.

Вадим бежал по обочине к изгибу дороги, выстраивая в голове скороспелый план. При этом он нащупывал «ПМ» в кобуре под камуфляжной курткой, а в подсумке – глушитель к нему, хранимый отдельно от магазинов. Остальные летели за ним, потом начали отваливаться за обочину, прятаться в траве.

Прыгать за поворот уже было опасно. Вадим нырнул за куст у дороги и молниеносно оценил ситуацию. В округе темень, на виду лишь короткий отрезок трассы до следующего поворота, а там прямой пролет до лагеря. На воротах ничего не услышат. Акустики в лесу никакой, деревья и кустарники хорошо глушат звуки.

Капитан повалился на спину и принялся лихорадочно накручивать глушитель. Он оттянул затвор в тот момент, когда из-за поворота вывернул грузовой «Урал» с брезентовым тентом. Мертвецов увезли на другой машине, но роли это уже не играло. Двигатель рычал – никто не услышит хлопок. Когда машина поравнялась с ним, Вадим привстал и с двух рук, почти в упор, произвел выстрел в переднее колесо. Не дожидаясь эффекта, он бросился в канаву и затаился.

Эффект последовал незамедлительно. Порванное колесо спустило воздух. Машину затрясло, потащило в сторону. Она, сильно виляя, проехала несколько метров, потом водитель выжал тормоз. Стальная громадина остановилась, едва не залетев в кювет.

Водитель выдал порцию отборного мата, распахнул дверцу и спрыгнул на землю. Этот долговязый, неряшливо одетый воин зажег фонарик и разглядывал несчастье, свалившееся на его голову. Зажегся фонарик. Мат стал громче, живописнее. В густом словесном потоке было лишь одно относительно приличное слово – «охренительно». Резина протектора представляла жалкое зрелище. Машина перекосилась.

Отогнулся брезент кузова, оттуда высунулись две недовольные физиономии.

– Димон, что?.. – Других людей в кузове, похоже, не было.

В ответ последовала очередная порция отборной брани. Двое военнослужащих спрыгнули на землю и уставились на пробитое колесо как бараны на новые ворота.

– Здравствуйте, я ваша тетя. Димон, ты на хрена это сделал? – изрек один из них. – Пилот-одиночка, блин!

– А при чем тут я? – возмутился водитель. – Я еле тащился!

– Нет, это мы, – изрек второй. – Так что, Димон, толкать до КПП будем или колесо менять?

– Вываливай его! – буркнул незадачливый водила и потащился за домкратом.

Военные выбросили из кузова запасное колесо и установили его всей компанией, мешая друг другу. Испорченное они отправили в канаву своим ходом. К счастью, ни один боец российского спецназа при этом не пострадал – все успели расползтись. Бойцы ждали. Глупо было бы начинать раньше времени. Не самим же потом ставить это чертово колесо! Военные закончили работу, тяжело дышали.

– Поехали, Димон, – сказал сослуживец водителя. – Или для смеха еще чего-нибудь проткнем?

Из ночного марева как из параллельного пространства возникли смазанные тени. Военные, не успев ничего осознать, задергались, когда стальные удавки сжали им шеи. До греха спецназовцы дело не доводили, впрочем, вовсе не из жалости. Двое отключились, а третий – тот самый водитель в звании младшего сержанта – дергался словно в агонии, жадно хватал ртом воздух.

Он сдавленно захныкал, когда над ним склонились черные демоны. Это был рябой, какой-то синюшный парень лет двадцати семи в мятом камуфляже и давным-давно не чищенных сапогах. Водителя переполнял ужас. Его глаза бегали так, что чуть не вываливались из орбит.

«Еще один наймит Грабовского», – подумал Вадим и поморщился, разглядев эмблему на рукаве: пылающий трезубец.

Батальон специального назначения «Днепр» – еще одно детище одиозного украинского олигарха.

– Кротов – на дорогу, контролируешь ворота! – глухо распорядился Вадим. – Елисеев – туда! – Он кивнул на дорогу, убегающую в лес. – Сигнализируй, если поедет кто-то еще.

Две тени пригнулись и побежали выполнять приказание.

– Вы кто? – сдавленно прохрипел невезучий сержант, сделал попытку вырваться и охнул, задергался, когда недремлющий Ершевич резко ударил его в промежность.

– Правильно, Валера! – сказал Макаров и усмехнулся. – Ущеми ему достоинство.

Пленник застыл, пребывая во власти болевого шока.

– Не повезло тебе, приятель, – задумчиво проговорил Ершевич, доставая нож и упирая лезвие в горло сержанта. – Скажи, брат мой, ты человек верующий? – вкрадчиво спросил он.

Пленник захрипел, за что и получил ласковый предупредительный щелбан.

– Не убивайте! – просипел он. – Ничего не знаю, я простой водитель, меня мобилизовали.

– Чмо какое-то, – заявил Цымбал. – И ай-кью у него максимум полторы псаки.

– Ну а чего ты хочешь? – Вадим вздохнул. – Человек – самое несовершенное творение Господа нашего. Фамилия? – спросил он, склонившись над пленным.

– Чобот, – прохрипел парень. – Сержант Дмитрий Чобот.

– Сапог, стало быть. – Данилевский усмехнулся. – Валенок, короче.

– В общем, так, Чобот, – сказал Вадим. – Нам плевать, зачем ты пошел воевать – из хулиганских ли побуждений или еще каких. Хочешь жить – отвечаешь быстро и правду. В противном случае мы вносим тебя в санкционный список.

– И тут же ужесточаем эти самые санкции, – не преминул добавить Виталик Макаров.

– Сколько человек охраняет лагерь? – спросил капитан.

– Двенадцать, – пробормотал Чобот. – Караул, три поста, двое разводящих. В подвале трое стерегут.

– Еще что скажешь? – Вадим переглянулся с Ершевичем, и тот усилил нажим лезвия на трепещущее горло.

Тут-то и начали проясняться некоторые интересные подробности. Лагерь окружен колючей проволокой. Любое прикосновение к ней влечет за собой тревожный сигнал в караульном помещении. Собак в бывшем спортлагере нет. Попробуй найти в этой стране приличных кинологов и их подопечных, если карательная система только налаживается.

Бараки – бывшие жилые помещения для отдыхающих – фактически пустуют, не считая кухни и караулки. Заключенные содержатся в подвале административного корпуса, где раньше располагались склады. Там несколько изолированных помещений и большой зал. Освещение и бесперебойную работу периметра обеспечивает армейский дизель-генератор с запасами соляры.

В лагере содержатся заключенные, которые по той или иной причине интересны Виктору Степановичу Грабовскому. Сам он, разумеется, сюда не приезжает, действует через эмиссаров. У охраны есть ясное представление о том, кто из заключенных нужен ему для работы, а кто становится бесполезным балластом.

Дополнительных подразделений силовиков нет ни в Воронцовке, ни в Градове. Все сидельцы на месте, не меньше двух десятков. Из лагеря за сутки никого не увозили… во всяком случае, в живом виде.

Эта группа из трех человек на «Урале» ездила на продуктовый склад в соседний район, должна была доставить провиант на базу. Сломались в Дорогомирове, ремонтировались, оттого и ехали так поздно.

Этот перепуганный малый явно что-то недоговаривал. Капитану пришлось вежливо, очень деликатно попросить его не юлить, и сержант Чобот выдал все, что знал. Вокруг лагеря нездоровая активность. Парни говорили, что спецчасти проводят учения.

Утром прошедшего дня в «Дубравушке» появилось подразделение диверсионного отряда «Днестр» под командованием какого-то мрачного майора. Прибыли десять человек, все из себя навороченные, киборги какие-то, увешанные оружием. Покрутились какое-то время и пропали. Но никто не видел, как они покидали лагерь. Странные какие-то. Нет, не похоже, что они проводили учения.

– Все ясно, братцы, – выдал вердикт Вадим. – Грабовский понял, что мы знаем про «Дубравушку». Он резонно догадывался, нам поручат вытаскивать своих. Впрочем, полной уверенности у него нет. Часть отряда засела на базе, думаю, в одном из пустующих строений, другая прочесывала округу. Не думаю, что у них много грамотных профи, обложить лагерь они не могут. Воронов с парнями попались случайно, возможно, их кто-то сдал. Надеюсь, на допросе они будут настаивать, что забросили только семерых. Работаем, мужики! – спохватился Вадим. – Шальным везет, мы это сделаем. Объясните господину Чоботу, что ему лучше слушаться нас. Только так он имеет шанс увидеть маму.

Начиналась будничная работа спецназа. Вернулись Кротов с Елисеевым, доложили, что на дороге все спокойно. Вырубленных бойцов батальона «Днепр» связали, заткнули рты и оттащили в канаву.

Вадим связался с российским городком Донецком, уточнил координаты. Ответственные люди уверили капитана в том, что вертолет с украинской символикой взлетит через несколько минут. Время в пути – чуть больше часа. Площадка к его прибытию должна быть расчищена.

Время до рассвета еще оставалось. Громоздкий грузовик остановился у будки караульной смены. Свет в округе не горел, боевики экономили электричество. Только в будке что-то матово отблескивало. Вышел боец, весь расхристанный, с автоматом за плечом, поволокся к машине.

Сержант Чобот опустил стекло. Вадим сидел рядом с ним и чувствовал, как парень дрожал. Он придвинулся поближе, на всякий случай вдавил в ребро украинского сержанта острие ножа. Оконце в кузове за спиной водителя было открыто. Чобот знал, что его затылок находится под прицелом. Заниматься глупостями в этой ситуации мог только герой или полный идиот.

– Вернулись, Димон? – поинтересовался караульный, взбираясь с фонариком на подножку.

Он осветил бледное лицо водителя, увидел незнакомого офицера, сидящего рядом с сосредоточенной миной.

– А это кто такой? – насторожился боец.

– Открывай калитку, потом будешь выяснять, – проворчал Вадим.

– В Кружилине ко мне конвой посадили, – отозвался Чобот. – Приказ доставить трех важных заключенных. Полевые командиры террористов, под Донецком их взяли. Содержать отдельно от прочих, не бить, завтра к ним приедут. Генерал какой-то приказал.

– Понятно. – Караульный смутился и отвел глаза, не выдержав строгого взгляда Вадима. – А ты чего такой бледный, Димон?

– Живот болит. Несварение, мать его!.. – не отступая от сценария, пробормотал водитель.

Караульный согласно кивнул:

– Ага, всякой дрянью кормят. Я тоже давеча до сортира еле добежал.

Он спрыгнул на землю, обогнул машину, забрался на приваренную подножку-скобу и заглянул в кузов. У правого борта громоздились коробки – провиант для личного состава и заключенных. На полу лежали трое, лицами в дощатый настил, со связанными за спиной руками. Вокруг них на сиденьях сгрудились четыре бойца украинской армии. Все они держали автоматы наготове и раздраженно сощурились, когда по лицам забегал свет от фонаря.

Потом один приглушенно рыкнул:

– А ну-ка хорош светить, солдат! Слепой, что ли? Четвертым хочешь стать?

Караульный от греха подальше спрыгнул с подножки, снова обошел машину и спросил:

– А наши хлопцы где?

– В канаве, блин, лежат! – раздраженно отозвался Вадим. – В Кружилине остались ваши бойцы, что тут непонятного? Никаких посторонних при конвоировании опасных преступников быть не должно. Ты башкой когда-нибудь думаешь, боец? Утром вернутся ваши бездельники, не переживай. Скажи спасибо, что провиант ваш не выгрузили. Открывай ворота, чего завис?

Импровизация со скрипом, но удалась. Караульный растворился в чреве будки, через несколько мгновений обозначился с другой стороны, и створки ворот расползлись. «Урал», громыхая и лязгая, въехал на территорию бывшего спортивного лагеря. Боец закрыл ворота и, позевывая, вернулся в караулку.

Вадим приказал водителю остановиться. Чобот съежился, но послушно выжал тормоз.

В округе было тихо. В полумраке выделялись ряды одноэтажных строений, небольшой пустырь. Справа темнело приземистое здание административного корпуса, на крыльце которого покачивалась фигура часового. Любопытства этот парень не проявлял.

– Кротов, за мной! – приказал Вадим. – Глеб, возьми водилу за шиворот, а будет дергаться – стреляй в затылок!

– Понял, товарищ капитан. – Из оконца за спиной водителя высунулась рука и сжала ворот сержанта стальной хваткой.

Тот захрипел, когда собственный воротник впился ему в горло.

Вадим спрыгнул на землю и неторопливо направился к будке, прибежищу охранников. Кротов спрыгнул с кузова, пристроился в хвост. Заскрипела дверь, ведущая в душное помещение. Караульная будка по размеру чуть превышала собачью и особой роскошью не блистала. Складной стол, два стула, керосиновая лампа.

В углу притулилась лежанка, на которой кто-то посапывал. Двое на стульях повернули головы, нехотя поднялись. В глазах караульного, осматривавшего машину, мелькнуло удивление – вроде только что виделись.

– Капитан Василевич, – проворчал Вадим. – Отдел особых операций.

Конторы с таким звучным названием в украинских силовых структурах никогда не было, но это обстоятельство не играло никакой роли. Знакомый боец нахмурился, видно, почувствовал что-то неладное. Закряхтел, заворочался на лежанке помятый военнослужащий.

Третий судорожно спрятал в карман карточную колоду, вскочил, часто моргая, вытянулся по швам и выкрикнул:

– Слава Украине!

– Вот только давайте без этого вашего… – Вадим поморщился и всадил бойцу кулак под дых.

Удар был выверен и не раз испытан. Называть его щадящим не стоило ни в коем разе. Караульный, охнув, упал на колени, натужился. Физиономия парня побагровела. Следующий удар ребром ладони в район ключицы отправил стражника в глубокий сон.

Второй оторопел, открыл рот. Кротов резко выдохнул, по привычке вздул усы и нанес жестокий двойной удар в кадык. Боец обмяк, уронил голову. Спецназовец схватил его за грудки, чтобы тот не наделал грохота во время падения, и аккуратно пристроил к стене.

Вадим уже атаковал третьего, который сперва никак не мог подняться. Потом он увидел, что случилось с его товарищами, и окончательно передумал это делать. «Поздняк метаться», – как сказал бы любой по-настоящему культурный человек. Он был какой-то толстый, неповоротливый.

Вадим свалился на него с размаху. Заскрипели кости, из горла вырвалось что-то надсадное, дребезжащее. Он стиснул шею солдата не сильно, но вполне ощутимо, так, чтобы тот понял всю серьезность его намерений. Парню было далеко за тридцать, пухлощекий, весь обрюзгший. Он задыхался от страха и боли, о сопротивлении даже не помышлял.

– А ну-ка прекращай свои скрипичные этюды! – Вадим выдохнул и слегка ослабил хватку. – Спокойно, малыш, не нервничай. А как ты хотел? Служба в тылу тоже не сахар. Всякое бывает.

– Смотри, какая картошка в мундире, – заявил Кротов.

Он закончил свои дела и тоже навис над солдатом.

– Жиртрест, а туда же – некуда девать национальную гордость.

– Вы кто? Что это?.. – жалобно выдавил боец.

– Да все в порядке, дружок, – сказал Вадим. – Ты вышел на контакт с зелеными человечками.

– Умора! – Кротов хихикнул. – С зелеными человечками!.. Подожди. – Он задумался. – Так мы же, в натуре, и есть зеленые человечки.

– Вот и я о том, – согласился Вадим и снова наехал на добычу, сжал толстяку горло. – Взаимовыгодный контракт, дружок. Ты излагаешь чистую правду, а мы оставляем тебя в живых. Отвечаешь быстро, не растекаешься, договорились?

Толстяк энергично закивал. От нервного перегрева с ним происходили какие-то термические реакции. Он то краснел и распухал на глазах, то делался бледным и сморщенным.

– Сколько ваших в лагере? – Информация, полученная от Чобота, нуждалась в подтверждении.

– Двенадцать. И старший лейтенант Пузень, начальник караула.

– Кто еще, кроме заключенных?

– Больше никого. Крутились какие-то гражданские, но они уехали. Был генерал-майор Маслак, но тоже недолго. Еще эти трое, которые ездили за провиантом на… вашей машине.

– Где находится личный состав?

– Трое в караулке, двое на периметре, один на крыльце. Шестеро внутри административного корпуса. Из них трое отдыхают в хозблоке, один дежурит на входе, двое в коридоре.

– А теперь внимание, приятель! – Вадим навис над перетрусившим бойцом гранитным утесом. – Скажешь то, что мне не понравится, – задушу! Группа спецназа, прибывшая в лагерь… – Вадим сделал выразительную паузу. – Продолжать или сам сообразишь?

– Да, они здесь, – прохрипел солдат. – В желтом доме.

– Уже в дурке? – удивился Кротов.

– Так барак называется. Его когда-то в желтый цвет покрасили. Третий по счету, если от ворот смотреть. Утром прибыли, там расположились и почти не выходили. У них командир – майор Заяц. Он их вывел на улицу примерно час назад. Мы решили, что они уезжают. Но ему по рации кто-то позвонил, и он обратно своих парней загнал.

– Решили перестраховаться, еще посидеть, – сказал Кротов. – Задача усложняется, командир.

– Нам не привыкать, – заявил Вадим и пожал плечами. – Полагаю, война с украинским спецназом – это что-то незабываемое.

Точным ударом между глаз он отправил толстяка в нокаут и бегло осмотрелся. Три тела в живописных позах. Ну что ж, уже меньше. Глаз – алмаз. В ближайшие два часа они точно не очнутся. А потом долгое лечение в госпитале.

Выходя на улицу, он громко бросил:

– Героям слава! И больше не спать, бойцы!

Ремарка предназначалась часовому, торчавшему на крыльце, где его прикрывали темнота и столбик. Возможно, еще один бродил по периметру.

Продолжалась мягкая зачистка местности. Двое мужчин вскарабкались в машину. Грузовик покатил по дорожке вокруг спортплощадки и неухоженных клумб, развернулся и через полминуты задним ходом подъехал к крыльцу. Сержант Чобот машинально натянул стояночный тормоз и получил удар по загривку тупым металлическим предметом, как пишут в официальных протоколах. Вадим удержал его в сидячем положении, пристроил голову к задней стене кабины. Со стороны могло показаться, что водитель просто задремал.

Двигатель работал, светили фары. Поколебавшись, Вадим их выключил. Незачем привлекать к себе дополнительное внимание.

Метрах в ста за углом стояло вытянутое одноэтажное строение, со стен которого уже давно облупилась краска. Это и был тот самый желтый дом, третий в ряду, прячущийся за деревьями. В окнах плясали отблески. Ох уж эти специалисты по светомаскировке! На крыльце кто-то был.

«Не подходите, парни, – подумал капитан. – Потом поговорим. Рядовое событие. Прибыл грузовик, доставил очередных врагов Украины».

Никто не подошел. Вадим покинул кабину, с опаской посмотрел на небо. Еще немного, и оно начнет покрываться предутренней серостью. Бойцы ругались, стаскивая на землю так называемых пленных. Цымбал в запале увлекся, начал переигрывать, отвесил чувствительного тумака Елисееву, изображавшему особо важного врага. Илюша возмущенно замычал. На роль сепаратистов были отобраны исключительно молодые – Елисеев, Макаров и Данилевский. Веревки у них на руках были не затянуты, для освобождения требовалась пара секунд. Кляпы они тоже могли выплюнуть в любой момент. Награждая несчастных зуботычинами, спецназовцы потащили их к крыльцу.

Озадаченный часовой отступил к перилам и неуверенно произнес:

– Слава Украине…

– И тебе не хворать, добрый человек! – отдуваясь, буркнул Полянский, затаскивая на крыльцо упирающегося Макарова. – Звони, чего стоишь? Прибыло в вашем полку. Таких знатных упырей доставили!..

Часовой нажал на кнопку рядом с дверью. Секунд через двадцать заскрежетали запоры темницы, отворилась железная дверь. В проеме возник подтянутый боец при полном облачении. Он хмуро уставился на прибывших.

– Капитан Василевич! – сообщил Вадим. – Готовы апартаменты?

– Сержант Малютко… – Боец явно растерялся. – Нас никто не предупреждал, товарищ капитан.

– Вот же бардак! – разозлился Вадим. – Вам должны были позвонить! Это известные главари боевиков, их взяли по наводке нашего агента. Полковник Московченко мне лично вешал лапшу, что все готово к прибытию гостей! Какой же чертов бардак у вас тут творится, товарищи военные! На Россию равняемся? И что прикажешь делать, сержант Малютко? Террористов отпускаем, просим извинения за незаконное задержание?

– Нет, товарищ капитан. – Боец подвинулся, освобождая проход. – Вводите, что-нибудь придумаем. Я сейчас доложу старшему лейтенанту Пузеню.

Спецназовцы втащили товарищей в относительно широкий холл, в котором горела единственная тусклая лампа. Прапорщик Данилевский презрительно фырчал, изображая коммунара перед расстрелом. Сержант Малютко отвернулся и что-то бормотал в рацию.

Когда он закончил разговор, Вадим спросил:

– Вызвал начальство?

– Так точно, товарищ капитан. Начальник караула сейчас придет, поможет подобрать апартаменты… – Парень вдруг захаркал кровью, получив тупую травму живота, если говорить на языке тех же протоколов. Второй удар сбил его с ног. Третьего не понадобилось.

«Быстрее бы уж начинали панами друг друга величать, – недовольно думал Вадим. – А то дискомфортно бить людей, называющих друг друга товарищами».

Цымбал и Ершевич схватили страдальца за ноги, оттащили в темную нишу, где и начали производить упаковку. Вадим приоткрыл входную дверь и высунулся наружу. Часовой продолжал томиться на крыльце. Парню было скучно, он не знал, чем себя занять.

Капитан уже догадался, чем можно разнообразить его жизнь, и позвал:

– Эй, хлопец, зайди! Начальник караула зовет.

Боец шагнул навстречу неизвестности, даже не удосужившись пошевелить извилинами. Вадим запер за ним дверь, а Полянский сбил с ног и двумя ударами погрузил в коматозное состояние.

Потом он озадаченно почесал затылок, проверил у пострадавшего пульс, неуверенно улыбнулся и заявил:

– Очень странно. Он почему-то живой.

Этого парня бойцы тоже оттащили в нишу, связали собственным ремнем, заткнули рот головным убором. И вовремя!

Распахнулась дверь в глубине холла, и сумрачное пространство пересек невысокий, но подтянутый офицер с заспанным лицом.

Он подлетел, лихо козырнул:

– Здравия желаю, товарищ…

Удар пришелся ему прямо в лоб. Цымбал вывернул руку, провел подсечку, оседлал скакуна, который начал проявлять ненужную прыть, и треснул его по затылку, сбивая накал эмоций. Пленники в это время поспешно развязывались, извлекали из-под курток оружие. Елисеев метнулся через холл, занял позицию у двери. Макаров припал к другой. Судя по всему, это был проход в подвалы.

– Суки… твари! – Офицер вяло извивался. – Что происходит?

– Что надо, то и происходит, шановный, – невозмутимо проговорил Цымбал и нанес второй щадящий удар. – До майдана надо было думать, а сейчас уже поздно.

– Система требует сменить пользователя, – заявил Макаров.

– Да лежи ты! – возмутился Цымбал, когда неугомонный старлей снова начал брыкаться.

– А может, он хочет разнообразить свою сексуальную жизнь? – продолжал паясничать Макаров.

Впрочем, служебного рвения у офицера хватило ненадолго. Украинские военнослужащие ничуть не походили на мусульманских фанатиков, одержимых идеей и презрительно относящихся к собственной жизни. Щелканье курка, взводимого в опасной близости от уха, подействовало на старшего лейтенанта отрезвляюще.

Сразу выяснилось, что у Пузеня в Житомире прозябают жена и семеро по лавкам, которых надо хоть как-то кормить. Никакой он не фанат, плевать ему с высокого минарета на идеалы майдана. Этот офицер вообще тайно симпатизирует России и даже смотрит втихушку наши «героические» сериалы, скачанные из Интернета.

– Ладно, все, убедил. – Вадим улыбнулся, убрал пистолет и отстегнул рацию от пояса начальника караула. – Сейчас, не вставая, ты берешь эту штуку и отзываешь часовых с постов. Ровно через минуту они должны быть здесь. Если скажешь что-то не в тему, то на этой стене появится украшение из твоих мозгов. Жаль, что ты этого уже не увидишь.

– Но часовым нельзя покидать пост, – вяло запротестовал офицер. – Это запрещено уставом. Что я им скажу?

– Умный, да? – Макаров выразительно постучал кулаком по голове старшего лейтенанта. – Что им там охранять, если мы уже здесь?

– Говори, что хочешь, – заявил Вадим. – Родина-мать зовет или еще что-нибудь, нам без разницы. У тебя осталось три секунды.

Перепуганный лейтенант схватился за рацию и вполне справился с заданием. Не прошло и минуты, как в холл ворвались двое бугаев при автоматах и в полном обмундировании. Грозный вид им не помог.

У первого перепутались ноги, заскользили подошвы. Он треснулся об пол мягким местом, но еще не понял, что его проблемы только начинаются. Второй успел шагнуть вперед и сбросить с плеча автомат, но Макаров подсек его ногу и солдат с хрипом растянулся в шпагат. Хрустели и лопались сухожилия, боль была такая, что он мгновенно потерял сознание, но это не помешало Цымбалу оставить на его виске след от приклада.

– Надо же! – восхитился Макаров. – Мне кажется, он до этого не умел так садиться.

– Работаем, мужики! – поторапливал Вадим. – Внизу еще пара коридорных и отдыхающая смена, не считая буйнопомешанных, засевших в желтом доме.

Вот именно. Если те ребята обнаружат, что пропали часовые, то российскому спецназу может не поздоровиться. До молодежи дошло, что развязались они рано. Пленники попрятали руки за спины, остальные со свирепыми лицами погнали их в подвал.

Особого средневековья здесь не было. С чего бы? Лагерь строился не раньше семидесятых. Но подвал был относительно глубокий. Остатки штукатурки на стенах, плафоны, почерневшие от грязи. Лестница, отворот в коридор. В нем еще сохранились таблички на дверях: «Склад № 1», «Склад № 2».

В большом помещении, отгороженном приваренной решеткой, кто-то бурчал, стонал, издавал свистящий храп. Но туда еще нужно было дойти.

Нелегкий путь пролегал мимо удивленных коридорных. У обоих мужчин были скуластые неприятные лица, узко посаженные глаза. Они ничем не отличались друг от друга.

«Странно, – подумал Вадим. – Гражданская война уже началась, а брат на брата еще не пошел».

Он приложил палец к губам, не дойдя до охраны пары метров. Обилием ума это двое не блистали, вытянули физиономии. В спертом воздухе чувствовался запах спиртного, что тоже не могло не удивлять. Пьяная охрана и трезвый офицер? Он явно тут не в авторитете.

Короткой заминки хватило на то, чтобы сделать важное дело. Спецназовцы отрубили близнецов аккуратно, быстро, главное, бесшумно, на руки подхватили, чтобы падать было не больно. Караульные, сидящие в комнате отдыхающей смены, даже ухом не повели.

Впрочем, этим героям было не до службы. Трое мужиков вольготно сидели за столом, посреди которого торчал здоровый штоф горилки. Рядом красовались яства – сало, порезанное лохмотьями, килька в томате, оливки в банке. По маленькой комнате плавал дым дешевых сигарет. Тут же была печка и груда заплесневелых дров, мало актуальных в разгар лета. На полу валялась скомканная одежда, лом с кочергой, проржавевший топор.

Румяный здоровяк с массивным носом и закатанными рукавами громко икал. При этом он суповой ложкой вылавливал оливки из банки и с жадностью их ел. Этот экземпляр выглядел относительно трезвым. Остальные сидели спиной к двери и что-то пьяно бормотали. Камуфляж был расстегнут, ботинки они сняли. У ушастого типа с бритым черепом на правом запястье выделялась татуировка. Трезубец, стилизованный под вилы, поражал безобразного бурого медведя, символизирующего, видимо, Россию. У его сослуживца, сидящего рядом, шея свисала складками, и сам он уже почти засыпал. Заступать на дежурство текущей ночью мужчины явно не собирались.

Румяный экземпляр медленно поднял мутные глаза, обвел ими спецназовцев, похабно хрюкнул, вскинул руку в нацистском приветствии.

– Слава нации! – У него был басистый ломающийся голос.

– Смерть врагам, – согласился Вадим, выступая вперед и с любопытством озираясь.

Автоматы Калашникова стояли в ободранной пирамиде, довольно далеко от пирующих.

– Сообразили на троих, уроды! – брезгливо бросил Полянский.

– Ага, сообразительные, – согласился Макаров.

– Напились до зеленых человечков! – Ершевич сплюнул.

– Опять до них? – удивился Кротов и покосился на командира.

– Мы пришли, да, – с ухмылкой заявил Вадим.

Мускулистый здоровяк почувствовал приближение проблем, шумно втянул воздух волосатыми ноздрями, набычился.

– Что там, Леха? – с немалым трудом произнес татуированный тип.

– Оглянись и поймешь, – подсказал ему Елисеев.

Двое начали медленно поворачиваться. Режим тишины уже не имел значения – эти трое были здесь последней нечистью! Их сбросили со стульев и стали безжалостно бить. Они кричали, закрывались руками.

Мясистый мужик прыжком вылетел из-за стола, ощерился. Спецназовцы опомниться не успели, как у него в руке заискрилось, завертелось длинное лезвие.

«Самое настоящее мачете! Это же он обезглавил женщину!» – понял Вадим.

Возможно, кто-то успел бы выстрелить, и это было бы не самое лучшее решение. Пьяный мясник бросился на вооруженных людей, но тут отличился Рома Данилевский, много лет занимавшийся легкой атлетикой. Он совершил бесподобный прыжок куда-то вбок. В следующее мгновение ржавый топор, только что валявшийся в куче металлолома, уже летел, вращаясь, по выверенной траектории. Он вдребезги разбил обухом лоб ублюдка, швырнул его в груду тряпья.

Несколько мгновений спецназовцы смотрели на труп. Череп фашиста раскололся, как глиняный горшок, кровь текла рекой. Он валялся, раскинув конечности, и все еще продолжал сжимать мертвой хваткой свое мачете.

– Охренеть, Рома! – уважительно сказал Кротов. – Высокоточный боевой топор. Уважаю, брат!

– Он ведь получил по заслугам? – сглотнув, спросил молодой прапорщик. – Этот ублюдок казнил женщину. А двое других стреляли людям в затылок.

Помянутые «двое других», к сожалению, были не мертвы. Убивать людей, находящихся без сознания, российские спецназовцы не умели. Они проявили гуманность и тщательно обработали скотов прикладами, дабы их жизнь с текущего момента стала растительной и скучной.

Вадим посмотрел на часы. С момента сеанса связи с Донецком прошло тридцать минут. Волшебник в голубом вертолете уже находился в пути. Велик был соблазн освободить заложников, по крайней мере поговорить с ними, настроить на позитив, обещать скорое освобождение. Но капитан не мог терять время. Они еще не сделали самого главного.

Он лаконично отдавал приказы:

– Бой еще не выигран, не расслабляться! К заложникам не заходить. Ничего, потерпят.