Этой ночью в «Гранд Вавилоне» должен был состояться грандиозный бал, для которого был снят Золотой зал — громадный салон, пристроенный к отелю, хотя вряд ли являющийся по сути его частью и уж, во всяком случае, гораздо менее предназначенный для избранных, чем сам отель.

Теодор Рэксоул ничего не знал о готовящемся празднике, кроме того, что это — увеселение, которое мистер и миссис Самсон Леви устраивают для своих друзей. Кто такие мистер и миссис Самсон Леви, он и слыхом не слыхивал, и никто не мог ему сказать о них ничего, кроме того, что мистер Самсон Леви — выдающийся член той части Фондовой биржи, что фамильярно прозвана «Каффир-С ркерс», а его жена — решительная леди с орлиным носом и множеством бриллиантов и что они очень богаты и очень гостеприимны.

Теодор Рэксоул не хотел, чтобы этим вечером в его отеле шел бал, и перед обедом он почти уже принял решение: Золотой зал должен быть закрыт, бал запрещен, а мистеру и миссис Самсон Леви остается лишь назвать сумму понесенных ими расходов. Причины подобного решения были следующие: во-первых, Рэксоул был угнетен и расстроен; во-вторых, ему не нравилось имя Самсона Леви; и, в-третьих, он хотел показать этим так называемым плутократам, что их богатство для него ничего не значит, что с Теодором Рэксоулом им не удастся делать то, что им хочется, и что он, Теодор Рэксоул, может купить их всех с целым «Каффир-С ркерс» в придачу. Но что-то удержало его от этого: подобное самоуправство могло бы сойти ему с рук в Америке, на этой земле свободы, но никогда не сошло бы в Англии. Инстинктивно он чувствовал, что есть вещи, которые невозможно делать в Англии, и это как раз одна из них.

Итак, бал состоялся, и ни мистер, ни миссис Самсон Леви даже не заподозрили, что они на волосок избежали участи оказаться в больших дураках в глазах тысячи или около того гостей, которых они в тот вечер созвали в Золотой зал «Гранд Вавилона».

Золотой зал в «Гранд Вавилоне» был построен специально как бальный зал. Его окружал балкон, который поддерживали арки, украшенные позолотой и ляпис-лазурью, и с этого балкона те из гостей, кто не умел или не хотел танцевать, могли обозревать всю картину бала. Это знали все, и многие использовали это преимущество. Но никто не знал того, что выше балкона в стене было маленькое зарешеченное окошко, сквозь которое администрация отеля могла присматривать не только за танцующими, но и за теми, кто находился на балконе.

Для непосвященных может показаться невероятным, что общество, собравшееся в столь великолепных и знаменитых апартаментах, как Золотой зал «Гранд Вавилона», могло нуждаться в том, чтобы за ним присматривали. И тем не менее это было так. Через это маленькое окошко можно было увидеть странные происшествия и неожиданные лица, и не один европейский детектив бодрствовал здесь с результатами в высшей степени удовлетворительными.

В одиннадцать часов Теодор Рэксоул, находившийся в дурном расположении духа, и Нелла смотрели в маленькое зарешеченное окошко. Они бродили вдвоем по коридорам отеля, все еще непривычным для них, и совершенно случайно натолкнулись на небольшую комнату, из окошка которой открывался превосходный вид на бал мистера и миссис Самсон Леви. В этой маленькой комнате было совсем темно, если не считать проникавшего сюда света бальных канделябров.

— Хотела бы я знать, которая из них миссис Самсон Леви, — сказала Нелла, — и подходит ли ей это имя. Тебе бы не понравилось, если бы у тебя было имя вроде этого, отец? Нечто такое, что люди ухитряются носить вместо имени Рэксоул…

До них доносился звук виолончелей и мягкий, приглушенный гул голосов.

— Уф! — сказал Теодор. — Будь они прокляты, эти вечерние газеты! — воскликнул он без всякой связи, но искренне.

— Отец, ты сегодня вечером просто ужасен. Что такое сделали вечерние газеты?

— Ну, моя юная леди, они попросту затравили меня. После смерти молодого Диммока они словно с цепи сорвались.

— Но, отец, ты конечно же не ожидал, что дело обойдется без прессы. Ну а кроме того, раз уж речь зашла о газетах, то ты должен быть рад, что мы сейчас не в Нью-Йорке. Только представь себе, что могла бы сделать наша дорогая старая «Геральд» из маленькой выходки, которую ты позволил себе вчера вечером.

— Это правда, — признал Рэксоул. — Случись это в Нью-Йорке, все было бы точно так же. Но хуже всего то, что Вавилон уехал в Швейцарию.

— Почему?

— Не знаю. Думаю, внезапно потянуло в родные края.

— Ну а тебе-то какая разница?

— Никакой. Только я чувствую нечто вроде одиночества. Я чувствую, что нуждаюсь в человеке, на которого можно было бы опереться в управлении отелем.

— Отец, если ты это чувствуешь, то ты, должно быть, болен.

— Да, — вздохнул он, — я признаю, что со мной творится что-то странное. Но ты ведь не станешь отрицать, Нелла, что мы попали в самую гущу весьма подозрительных дел.

— Ты имеешь в виду бедного мистера Диммока?

— Частично Диммока, а частично и кое-что еще. Прежде всего загадочно исчезает эта мисс Спенсер или как там ее настоящее имя. Затем в твою спальню бросают камень. Затем я ловлю этого мошенника Жюля с Диммоком за какими-то сомнительными делами в три часа утра. Затем прибывает твой драгоценный князь Эриберт без всякой свиты, что, я уверен, является чрезвычайно странным и неподобающим для особы его ранга, и, более того, я застаю свою дочь в весьма интимной обстановке с упомянутым князем. Затем умирает молодой Диммок, и должно начаться следствие, а затем князь Эуген со свитой, которого ожидали к обеду, так и не появился…

— Князь Эуген не приехал?

— До сих пор нет, и дядя Эриберт чертовски о нем беспокоится и рассылает телеграммы по всей Европе. В общем, творятся хорошенькие дела.

— Ты и в самом деле думаешь, что между Жюлем и бедным мистером Диммоком что-то было?

— Думаю?! Я знаю! Говорю тебе, я видел, как этот негодяй прошлой ночью за ужином подмигнул Диммоку, что может означать…

— Значит, и ты заметил, как он подмигнул, папочка?

— А разве ты тоже?

— Конечно, папочка. Я собиралась рассказать тебе об этом.

Миллионер хмыкнул.

— Посмотри-ка, отец, — внезапно прошептала Нелла и указала на балкон прямо под ними. — Кто это?

Она указала на человека с лысиной, который, опершись на балконные перила, неподвижно всматривался в бальный зал.

— Ну, кто это?

— Не Жюль ли?

— Клянусь бородой пророка, это он!

— Возможно, мистер Жюль — гость миссис Самсон Леви.

— Гость или не гость, но он вылетит из этого отеля, даже если мне самому придется вышвырнуть его.

Теодор Рэксоул исчез без лишних слов, Нелла последовала за ним. Но когда миллионер добрался до балкона, не смог найти и следа Жюля ни наверху, ни в самом бальном зале. Не произнося вслух ни звука, но тихо шепча про себя злобные проклятья, он тщетно искал официанта повсюду, а затем наконец, пройдя по лабиринту коридоров и лестниц, вернулся на свой наблюдательный пост, чтобы заново осмотреть поле боя с выгодной точки обзора. К своему удивлению, он обнаружил в маленькой, темной комнате человека, который всматривался в окошко точно так же, как делал это он сам несколько минут назад. Услышав шаги, человек обернулся.

Это был Жюль.

Мгновение они обменивались взглядами в полутьме.

— Добрый вечер, мистер Рэксоул, — спокойно сказал Жюль. — Я должен извиниться за то, что нахожусь здесь.

— Сила привычки, я полагаю, — сухо сказал Теодор Рэксоул.

— Именно так, сэр.

— Мне помнится, что я запретил вам входить в этот отель.

— Я думал, что этот приказ относится только к моим профессиональным обязанностям. А здесь я по приглашению, как гость мистера и миссис Самсон Леви.

— В вашей новой роли частного лица, не так ли?

— Совершенно верно.

— Но я не разрешаю частным лицам заходить сюда, мой друг.

— За то, что я нахожусь здесь, я уже извинился.

— Ну а теперь, извинившись, лучше отправляйтесь-ка отсюда, вот вам мой бескорыстный совет.

— Спокойной ночи, сэр.

— И еще скажу вам, мистер Жюль: если мистер и миссис Самсон Леви или кто-либо еще из евреев или христиан опять пригласят вас в мой отель, вы весьма обяжете меня, отклонив приглашение.

— Спокойной ночи, сэр.

После того как пробило полночь, Теодор Рэксоул удостоверился, что в списке гостей, приглашенных мистером и миссис Самсон Леви, несмотря на его обширность, не содержится даже упоминания о такой важной персоне, как Жюль.

Он допоздна не ложился спать. А точнее, он бодрствовал всю ночь, ибо давно уже развил в себе способность легко обходиться без сна, если чувствовал к тому склонность или если того требовали обстоятельства. Он ходил взад и вперед по своей комнате и размышлял, как могли размышлять лишь немногие помимо Теодора Рэксоула. В шесть часов утра он предпринял прогулку по своим владениям и наблюдал, как принимают продукты, прибывшие из Ковент-гардена, из Смитфилда, из Билингсгейта и из прочих мест. Он нашел кухонное производство весьма интересным и отметил про себя, что следует здесь изменить: кому увеличить заработную плату и чью заработную плату уменьшить. В семь часов утра ему случилось стоять около багажного лифта и быть свидетелем того, как огромное количество багажа спускается и исчезает в фургоне Картера Патерсона.

— Чей это багаж? — по-хозяйски осведомился он.

Служащий, ведающий багажом, с огорченным выражением лица объяснил ему, что этот багаж принадлежит многим гостям, что он будет послан в самых различных направлениях и что подобное количество багажа покидает отель в этот час каждое утро.

Теодор Рэксоул ушел восвояси и позавтракал одной чашкой чая и половинкой тоста.

В десять часов ему сообщили, что его желает видеть инспектор полиции. Инспектор прибыл, как он сказал, за тем, чтобы присмотреть за доставкой тела Реджинальда Диммока в морг для вскрытия. Специальный экипаж ждет у служебного входа в отель.

Инспектор также принес повестки для него и князя Эриберта Позенского, а также для швейцара — все они должны присутствовать при расследовании.

— Я думал, что тело мистера Диммока уже перевезено ночью, — сказал Рэксоул.

— Нет, сэр. Дело в том, что фургон для перевозки был занят.

И инспектор подмигнул ему с профессиональной улыбкой, но Рэксоул, возмущенный, сухо предложил ему идти выполнять свои обязанности.

Через несколько минут принесли записку от инспектора, где тот просил мистера Рэксоула оказать любезность и спуститься на первый этаж. Рэксоул спустился. В прихожей, где было оставлено тело Реджинальда Диммока, находились инспектор, князь Эриберт и два полисмена.

— Итак? — сказал Рэксоул после того, как они с князем обменялись поклонами. Затем он увидел гроб, стоящий на двух стульях.

— Я вижу, гроб уже доставлен, — заметил он. — Очень хорошо. — Он подошел к гробу.

— Он пуст, — бессознательно проговорил он вслух.

— Именно так, — сказал инспектор. — Тело покойного исчезло. И его высочество князь Эриберт сообщил мне, что он, несмотря на то что занимает комнату прямо напротив, на противоположной стороне коридора, не может пролить никакого света на происшедшее.

— На самом деле не могу, — сказал князь, и, хотя говорил он спокойно и с достоинством, в его голосе слышалось глубокое страдание и даже угнетенность.

— Ну, черт возьми… — пробормотал Рэксоул и замолчал.