С утра опять зарядил дождь. Вид неба говорил, что лить будет от слезящегося рассвета до хлюпающих туманных сумерек. Зажав трубку между плечом и подбородком, Вексфорд одной рукой набирал номер в Сьюингбери, а другой старался опустить жалюзи. Он прислушивался к гудку, когда вошел Дрейтон.

— Миссис Энсти хочет вас видеть, сэр. Она ждет внизу.

Вексфорд положил трубку на рычаг:

— В кои веки гора идет к Магомету.

— Я провожу ее к вам?

— Минутку, Дрейтон. — Слова Вексфорда звучали как приказ, довольно резко и с оттенком предостережения: — Хорошо провели вчерашний вечер?

Будь это возможно, лицо Дрейтона стало бы еще более непроницаемым и настороженным.

— Да, благодарю вас, сэр.

В окно барабанил дождь. В кабинете стало совсем темно, словно в половине десятого утра уже опустились сумерки.

— Мне кажется, вы все еще не обзавелись знакомствами среди молодых людей в нашей округе? — Вопрос вроде бы подразумевал отеческую сердечность, но Вексфорд умудрился вложить в него угрожающую нотку.

— Вы правы, сэр.

— Жаль. Честное слово, у моей дочери полно знакомых. Они то и дело собираются на… нет, не на тусовки, Берден сказал, это неправильно, — на вечеринки у нас дома. Вполне приличные ребята, если не обращать внимания на шум. Я полагаю, шум вас не пугает?

Дрейтон изображал статую молчания.

— Присоединяйтесь-ка к молодому обществу в один из ближайших вечеров. — Серые глаза Вексфорд а холодно взглянули на Дрейтона. — Приходите один, — добавил он.

— Да, сэр, спасибо. Буду очень рад.

— Прекрасно, я скажу Шейле, чтобы позвонила вам. — Суровость исчезла из его голоса, ее заменила привычная учтивость. — А теперь зовите миссис Энсти.

Из-за дождя у старшего инспектора появилось неприятное ощущение замкнутости пространства, в котором он находится, как бывает при клаустрофобии, — будто со всех сторон его обступили непроницаемые стены воды. Он слышал, как вода низвергается вниз по водосточным трубам, поливает нагие каменные фигуры на барельефах. Жаль, что дождю никогда не удается их как следует промыть, он лишь оставляет грязные потеки на плечах и бедрах. Вексфорд включил свет. Пришел Берден, почти сразу за ним появилась миссис Энсти. Оба гостя походили на обитателей подводного царства. На руке миссис Энсти висел зонтик, с которого струйки воды сбегали ей на ноги.

— Я должна была прийти, — начала миссис Энсти, — для меня это очень важно. После вашего ухода я долго думала, что это за девушка, о которой вы говорили. — Ее смех напоминал журчание воды — такие же чистые булькающие звуки, только слегка неуверенные. — Я села на первый автобус. — Она сбросила серый плащ и сняла со своих каштановых волос ужасный пластиковый колпак. На носу у нее остались капли, и она сморщилась, как маленькая собачонка. — Джеф и девушка. Мне не понравилось это. Собака на сене, вы скажете? Пусть так, но мне нужно повидать его. Я ждала достаточно долго. Сейчас я иду к нему, но решила сначала заглянуть к вам. — Она неожиданно снова почти истерически рассмеялась. — У него появилась девушка?

«Первый вестник дурных новостей». А дальше как? Что-то насчет голоса, звучащего потом вечно как мрачный колокол тревоги. Но это неважно. Только сегодняшняя боль имеет значение. Впервые после разговора с Верденом о смерти Смита Вексфорд осознал, что «первым вестником» должен стать он. То, что миссис Энсти лишь бывшая жена, не имеет значения — он не сомневался в этом.

— Так появилась или нет? — повторила она вопрос умоляющим голосом.

— Я не смог его повидать, миссис Энсти…

Никакой лжи, никакого увиливания. С этой женщиной такое недопустимо. Берден отвернулся.

— Почему вы молчите? Что-то случилось… — Она встала и стиснула пластиковый колпак. — Он заболел, он…

— Он умер.

Не важно, готов человек или не готов, все равно это — удар. Подготовиться к таким словам невозможно. Пока эти слова не произнесены, надежда не сдается.

— Мне очень жаль, — быстро сказал Вексфорд. — Я очень сочувствую вам. Коронарная недостаточность, около года назад. Уверен, все произошло мгновенно.

— Он не мог умереть! — Слова ее в точности повторили мысль Вердена. Для Вердена эта смерть превращала в бессмыслицу его теорию. У нее тоже была своя теория — теория воссоздания своей жизни?

— Боюсь, это именно так.

— Нет! — В ее голосе Вексфорд слышал близкую истерику, как будто электрические провода уже начали искрить, и вот-вот их пробьет.

— Сядьте, прошу вас. Сейчас я принесу вам чего-нибудь выпить.

Почти с ужасом он смотрел, как она вслепую шарила у себя за спиной, отыскивая стул, на котором сидела; как, отбросив стул в сторону, нетвердыми шагами подошла к стене. Со сжатыми кулаками она ударилась головой о штукатурку, затем руки сами собой взлетели вверх и с силой забарабанили по твердой поверхности.

Вексфорд сделал шаг в ее сторону.

— Лучше позвать кого-нибудь из женщин-офицеров, — бросил он Вердену.

Потом она начала кричать — это был пронзительный хриплый вопль безумного человека.

Женщина-полисмен взяла у миссис Энсти чайную чашку и дала свой чистый носовой платок взамен насквозь мокрого.

— Немного полегчало?

Норин Энсти кивнула. Она сидела с розовым, распухшим от слез лицом. По щекам катились слезы. Даже волосы, казалось, намокли от слез, а не от дождя — от слез и горя.

Внезапно она заговорила вполне связно:

— Теперь мне уже никогда не попросить у него прощения. — Секунду она как будто прислушивалась к только что произнесенным собственным словам, затем разразилась рыданиями. Они были безостановочны, как кровь, бьющая из вены. — Я больше не стану плакать. — Но рыдания рвались из нее. Наконец она справилась с собой. — Я сойду в могилу, — сказала она, — а он так и не узнает, что я жалела о случившемся.

Вексфорд кивнул женщине-полисмену, и та с чашкой и мокрым платочком в руке вышла.

— Он простил вас, — сказал Вексфорд. — Разве он не отдал вам квартиру?

Она едва ли слышала его.

— Он умер, а я даже не знала.

Вексфорд вспомнил о двух женщинах, провожавших Смита в последний путь, — старушке-соседке и машинистке, работавшей на покойного.

— Вы ведь даже не знаете, что я ему сделала? Мы были женаты восемь лет, прекрасная счастливая пара.

Так говорили все вокруг, и это было правдой. — От сдерживаемых рыданий голос ее дрожал. — Он любил делать мне подарки. Он называл их «подарки-не-ко-дню-рождения». «И не надо, чтобы у тебя было столько дней рождения, — говорил он, — не то слишком быстро постареешь». — Качая головой из стороны в сторону, она закрыла рукой глаза. — В доме, где мы жили, располагалась и его контора. По соседству был гараж. Он был виден из окна. Я бросила работу, я преподавала, — зачем, если хватало денег Джефа. — Она говорила отрывисто, как будто делала над собой усилие. — В гараже работал механиком Рей Энсти. Я часто смотрела на него. Вы знаете, как они лежат на спине, когда чинят машину, и смотрят вверх? Боже мой! — Она содрогнулась. — Зачем вам все это слышать. Я лучше пойду. — Ее вещи все еще были мокрыми — плащ и зонтик, с которого на пол уже натекла лужица, похожая на волдырь. Она слабо оперлась о подлокотники и начала искать сумочку.

— Мы отвезем вас домой, миссис Энсти, — мягко сказал Вексфорд. — Но не прямо сейчас. Вы не хотите отдохнуть? Но вначале ответьте на два вопроса.

— Он умер. Он теперь вне досягаемости. Зачем он был вам нужен?

— Я думаю, — медленно проговорил Вексфорд, — нам нужен второй ваш муж.

— Рей?

— Где он, миссис Энсти?

— Не знаю, — устало ответила она. — Я не видела его несколько месяцев. Он бросил меня в конце минувшего года.

— Вы говорили, он механик. Он и сейчас работает в гараже?

— Думаю, да. А что он еще умеет?

Ее перчатки валялись на полу. Она подняла их и посмотрела, как на мокрых мертвых тварей, поднятых драгой со дна пруда.

— Значит, все это время вам нужен был он?

Ее лицо стало мертвенно белым, она с усилием поднялась из кресла.

— Вы искали моего мужа, а не Джефа? — Вексфорд кивнул. — Что же он сделал? — хриплым голосом спросила она.

— Пропала девушка, возможно, она убита…

— Нож, — сказала миссис Энсти.

Взор ее стал блуждающим. Вексфорд сделал еще один шаг и подхватил ее, когда она начала падать.

— Где ваша сестра ремонтировала свой автомобиль? — спросил Верден.

Марголис оторвался от своего позднего завтрака, состоявшего из кофе, апельсинового сока и неаппетитных, сваренных вкрутую яиц. Всем своим видом он выражал беспомощность и апатию.

— В каком-то гараже, — ответил он и добавил: — А разве не у Коуторна?

— Послушайте, мистер Марголис, вы должны это знать. Свою-то машину вы где ремонтируете?

— Этим занималась Энн. Она за всем следила. — Художник поставил скорлупки от яиц в рюмочки неразбитыми концами кверху, словно ребенок, придумавший первоапрельскую шутку. — Что-то недавно было такое… — Он запустил пальцы в свои длинные волосы, и над головой у него образовалось нечто похожее на растрепанный нимб. — Какая-то неприятность. Вроде бы она говорила, что обратится к кому-то другому. — Он поставил поднос на подлокотник дивана и встал, чтобы стряхнуть крошки с колен. — Нет, не помню… — пробормотал он.

— Она отогнала чинить машину к этому Рею, мистер Марголис, — неожиданно вмешалась миссис Пенистен. — Вы же это знаете. Почему вы никак не возьмете себя в руки? — Пожав плечами, она взглянула на Вердена и возвела очи к потолку. — С тех пор как она ушла, он просто развалился на части. Ничего не могу с ним сделать.

Она пристроилась возле Марголиса и устремила на него долгий, исполненный отчаяния взгляд. Вердену она напомнила мать или няню, собирающую капризного дитятю в гости, особенно когда она наклонилась над Марголисом и, укоризненно покачивая головой, одернула на нем полу халата, из-под которого высунулась пижамная штанина.

— Рей, а как фамилия?

— Не спрашивайте меня, любезный. Вы знаете, она всех звала только по именам. Мне известно только, что месяца два назад приходит она домой и говорит: «Ну все, хватит с меня Рассела с его ценами. Пусть теперь Рей ремонтирует мне машину». — «А кто такой Рей?» — спрашиваю я, а она только смеется. «Это не важно, миссис Пенистен. Скажем так — милый юноша, от меня без ума. Если я скажу вам, кто он такой, он может потерять работу».

— Приходил ли он сюда заниматься ремонтом?

— Нет, любезный. Ведь здесь нет оборудования. — Миссис Пенистен обвела взглядом студию и окно, словно хотела сказать, что ничего полезного для нормального человека ни в доме, ни в саду не найти. — Она всегда отгоняла к нему машины сама. Он жил где-то поблизости. Где-то совсем рядом. Я видела, как она уезжала к нему, но, когда она возвращалась, меня уже здесь не было. Вот он, — она ткнула локтем в хилые ребра Марголиса, — он все время дома. Да что толку: ничего вокруг не видит и не слышит.

Берден оставил их сидящими друг подле друга. Миссис Пенистен уговаривала Марголиса допить кофе. От сильного дождя дорожка стала скользкой, под ногами валялось множество лепестков с фруктовых деревьев. Гараж стоял распахнутым настежь, и Берден впервые увидел собственную машину Марголиса — машина была зеленая.

Он принялся прокручивать в мозгу сценарий преступления. Теперь, как ему казалось, он понимал, почему в деле фигурировали черная и зеленая машины и где до глубокой ночи находилась машина Аниты. От возбуждения он почти бежал по дорожке к калитке. Он распахнул ее, и тут же терновый куст окатил его таким количеством воды, словно кто-нибудь спрятал в его ветвях ведро специально для Вердена.

Так, наверно, должен чувствовать себя психиатр, думал Вексфорд. Норин Энсти лежала на кушетке в комнате для отдыха и смотрела в потолок, а Вексфорд сидел рядом и не мешал ей выговориться.

— У него всегда был нож, — говорила она. — Я увидела его в самый первый день, в первый раз, когда он вышел из гаража. Джеф работал в нижнем этаже. Я носила ему туда кофе, а через какое-то время начала носить его и Рею. Как-то он сам поднялся на второй этаж. — Она помолчала немного, покачивая головой из стороны в сторону. — Боже, он был прекрасен. Не просто красив — прекрасен, само совершенство. Таким бы надо быть людям, я такою никогда не была. Не слишком высокий, темноволосый, рот — будто алый цветок…

Вексфорду не хотелось ее прерывать, но пришлось. Нет, он не был настоящим психиатром.

— Сколько ему лет?

— На десять меньше, чем мне, — ответила она, и Вексфорд понял, что ей больно говорить это. — В тот день он поднялся наверх. Мы оказались с ним в квартире вдвоем, и у него был этот нож, небольшой нож с пружинкой. Он вынул его из кармана и положил на стол. Я никогда не видела ничего подобного и даже не знала, что это такое. Мы почти не разговаривали. Да и о чем нам было говорить? Что между нами общего? Он сидел, улыбался и делал довольно двусмысленные намеки. — Она хотела засмеяться, но вместо смеха у нее вырвался стон. — Я умирала от желания. — Отвернув лицо к стене, она продолжала: — За несколько месяцев до этого у меня появилась золотая зажигалка, и, помнится, я дала Рею прикурить от нее. Он сказал: «Нет, зажги сигарету у себя во рту». Посмотрел на зажигалку и спросил: «Это он подарил тебе? Он что, дарит тебе игрушки, потому как не может дать ничего другого?» Это было не так, но могло так выглядеть, я вела себя так. «У меня тоже есть игрушка», — сказал он, вынул нож и поднес к моему горлу. Выскочило лезвие. Я сидела не двигаясь — лезвие могло вонзиться в меня. Боже мой, я преподавала девочкам в школе французский. Мой мир был так спокоен, так приличен. Я должна была бы закричать, позвать на помощь, не правда ли? А вместо этого я готова была умереть от его руки… С радостью. После, когда он ушел, на шее у меня осталась кровь от маленькой царапины. Я знаю: он смотрел на кровь все то время, пока удовлетворял свое желание.

— Смит развелся с вами? — спросил Вексфорд, чтобы что-то сказать.

— Он все понял. Это не составило труда. Я никогда не умела скрывать своих чувств. Джеф был готов простить меня и начать все сначала. Не мог поверить, что я хочу выйти за мужчину десятью годами моложе, да еще — рабочего из гаража… А я сходила по нему с ума. Знала, что он садист и идиот. Он все время резал меня с тех пор, по-настоящему резал.

Она расстегнула платье. Над левой грудью, под ключицей, виднелся небольшой белый шрам. Впервые за все годы своей службы Вексфорд почувствовал дурноту, будто кто-то сзади сдавил ему пальцами шею.

— Вы все это время были несчастны?

— Счастливой с ним я никогда не была. — Она говорила чуть ли не извиняющимся тоном. — Ни одной минуты. Он ненавидел Джефа. Вы знаете, что он вытворял? Он взял себе его имя, любил притворяться Джефом.

Вексфорд кивнул — он предполагал нечто подобное.

— Когда звонил телефон, он снимал трубку и этаким безразличным голосом произносил: «Джеф Смит слушает». Затем поправлялся и говорил, что ошибся. Однажды он отнес в чистку кое-какие вещи, грязную рабочую одежду, а когда я пришла забрать их, не могли отыскать квитанцию. Оказалось, квитанция выписана на Смита. Когда ввязывался во что-нибудь грязное и недостойное, он всегда назывался Джефом Смитом. Однажды к нам пришла девушка — не старше семнадцати лет — и спросила, не здесь ли живет Джеф Смит. Он бросил ее, а она хотела заполучить его обратно, хотя и с нею он баловался ножом. Она показала мне шрам на шее. Я сказала ему, что он плохо кончит однажды — убьет одну из своих девиц или кто-то из них заявит в полицию.

— Да, он зашел чересчур далеко, — сказал Вексфорд.

— Ему нужно было видеть их кровь. — Она говорила совершенно спокойно.

Не в первый раз Вексфорд подумал о том, что человек ко многому привыкает и, привыкнув, уже не чувствует ни страха, ни жалости, ни возмущения.

— Я сжилась с мыслью, — продолжала миссис Энсти, — что однажды ему встретится девушка, которая не поддастся его чарам, а просто испугается и, может быть, даже обратит нож против него самого. Он ведь не очень сильный физически — небольшого роста, довольно хрупкого телосложения. Его сила в другом. Я стала выбрасывать ножи, но он всегда доставал новые. Потом он бросил меня.

— Примерно в это же время вы и потеряли зажигалку.

Норин Энсти приподнялась на локте, повернулась и спустила ноги на пол.

— Я думала об этом, — проговорила она. — Почти наверняка ее взял Рей. Он таскал наши с Джефом вещи, пока мы еще не развелись. Я не сумела бы доказать этого, но уверена, что так и было, — пропадали драгоценности, кое-что еще. — Она вздохнула, на секунду закрыла лицо руками и тут же опустила их. — Я думаю, Джеф тоже догадывался. Об очень многом мы знали оба, но никогда не обсуждали этого. О, как ужасно! — Она заплакала, сжав кулаки и вдавив их в колени. — Как ужасно! Я хочу найти его могилу, лечь на нее и крикнуть туда ему, что я раскаиваюсь!

Как же много раскаивающихся женщин, подумалось Вексфорду, — Норин Энсти, променявшая любовь на мерзостное ее подобие, Руби Бренч, предавшая старого мошенника. А Анита Марголис? Мертвые не испытывают сожалений. Она уже не могла сожалеть о том, что однажды затеяла опасную игру с мужчиной и ножом.