Глава 7 ХУДОЖНИК

Лехой его звали даже дети, хотя его ровесники давно имели детей и семьи. Этот человек жил одиноко и тихо, ни с кем не знакомясь и не ругаясь.

Соседи знали о нем очень мало. Лишь имя, какое назвал, и то, что переехал он в этот дом, отдал за него свою благоустроенную квартиру в центре города.

Прежние хозяева-старики устали от огорода и сада, от забот с постоянными ремонтами дома, на какие не хватало ни пенсии, ни здоровья. Да и общенья захотелось постоянного. Ведь в многоквартирном доме стоит двери открыть на лестничную площадку, соседи пчелиным роем обсядут. Здесь же, в своем доме, тишина… Никто не побеспокоится и не придет, коль не дашь повод.

Леха очень дорожил своим покоем и, не только соседей впустить, сам крайне редко выходил из дома.

Он наслаждался тишиной, отдыхал, лечил покоем душу и любил слушать в открытом окне соловьиные трели. Леха гасил свет в доме и долго вслушивался в ровное, безмятежное дыхание весны.

Человек устал от бешеного ритма жизни города. Он с самого рожденья жил в благоустроенной квартире — в самом центре, и каждая прожитая им минута была на виду и на слуху окружения. Другие — смирились и привыкли. Перестали обращать внимание на всех. Леха не мог. Тяга к уединению и одиночеству проснулась жгучей потребностью, конечно, не без причин.

Леха долго был таким, как все. С тою лишь разницей, что не умел быстро забывать обиды. Их он помнил даже ночами и ворочался от того, что получил их незаслуженно.

Зато теперь его никто не называл синим чулком и не крутил пальцами у виска, не смеялся над человеком в лицо.

Лешка словно получил бессрочный отпуск о бездушного непонимания, любопытства и пере судов.

Едва переехав в дом, он принялся обустраивать его на свой лад и первым делом повесил на окна бамбуковые занавески.

В доме у него было уютно и по-необычному комфортно. Даже не верилось, что человек живет одиноко, без семьи и хозяйки.

На столах — ни пылинки, на койке и диване ни единой морщинки. На креслах и стульях нет раскиданной одежды. Не валялись по, углам тапки. И каждая пара обуви знала свое место.

Когда-то Лешка был знаменитостью в своем городе, играл на саксофоне в оркестре. В основном — в горсаду на танцплощадке.

Это его увлечение дало не только известность, принесло неплохой доход. С человеком считались. На танцплощадке у него было много поклонниц таланта. Еще бы! Когда он выводил на своем саксофоне первые ноты знаменитого «Вишневого сада», в глазах девчат загорались восторженные огоньки, замирали сердца. О! Как любили его музыку ровесники! Лучшего исполнителя и не знал город. Лешка был кумиром. Он умел расшевелите своим саксофоном даже стариков, приходивших в горсад подышать свежим воздухом. Но, если они оказывались вблизи танцплощадки и их слух ловил Лехину мелодию, даже дряхлые старики вначале притопывали, потом вставали со скамеек» и, перебирая скрюченными ногами, трясли ягодицами, вспоминали молодость, забывали о возрасте и болезнях.

Леха своей музыкой умел остановить любую драку, успокоить всех, ему удавалось развеселить грустящих, зажечь улыбки на лицах.

Ему нравилось управлять настроением людей, оставаясь при этом непричастным к веселью или грусти танцующих. Он был исполнителем. Его бритую голову, шельмоватые серые глаза, невысокую худощавую фигуру знали все горожане и обожали человека за гений, подаренный свыше. Леху знали все. От стариков до пацанов, висевших на заборе танцплощадки. Наглядевшись на молодежь, они кривлялись и дергались так, что старики сдергивали их за портки и юбчонки на землю и ловили за уши, чтоб неповадно было вихляться на глазах старших столь похабно.

Стремительно летело время. И щемящую мелодию «Вишневого сада» сменил твист. Леха и тут превзошел все ожидания. Он заставлял людей врываться в общий круг, крутиться на одной ноге вприсядку, перекидываясь через руки партнеров, дергаться в ритм всем телом, словно впали в тяжелый эпилептический припадок. Старики, наблюдая за танцующими, неподдельно пугались:

— Что это с ими? Не иначе как младенческая их бьет? С чего их эдак выкручивает и корчит?

На смену твисту пришел рок-н-ролл. И тогда старики стали возмущаться:

— Мы терпели, когда на эти танцы молодые приходили, как последние похабники. Брюки и юбки в обтяжку, их танцульки ни на что не стали похожи. Все крутили задницами так, что в глазах рябило. Обезьяны против них — люди. Теперь и вовсе посбесились! Друг друга через себя швыряют, меж ног девок таскают, в припадке люди смирнее себя держат, чем эти на танцах. Нельзя больше терпеть распутство! Запретите! Закройте! Разгоните всех! И первым — Лешку! Это он всех с панталыку сбил заграничной музыкой! Нет в ем совести! — требовали старики, возмущаясь изменившимися нравами.

И городские власти прислушались к голосу народа, ветеранов. Организовали дружину, она отловила на танцплощадке всех парней в узких брюках и… разрезала, разорвала облегающие штанины. Забыв о нравственности, отпустили ребят по домам в таком виде, запретив им появляться в облегающем. Пригрозили подобной расправой и девчатам, всем, кто пришел в укороченной узкой юбке — пообещали расправу. На этот раз их просто выгнали с танцплощадки. Лехе досталось покруче прочих, и его доставили в милицию, откуда он вышел далеко не сразу, весь помятый, изорванный, в синяках и шишках. Его предупредили, если он еще хоть раз сыграет что-нибудь из недавнего репертуара, будет доставлен в милицию уже надолго.

Леха брел по улице, волоча за собой по улице изувеченный саксофон. Рубашка на нем была порвана переусердствовавшей милицией. Где-то на спине болтался обрывок галстука. На брюки и вовсе смотреть не хотелось.

А в городской газете прямо на первой полосе вышла погромная статья о Лехе, искалечившем нравы молодежи. Ретивый журналист не пожалел грязных эпитетов в адрес парня. И он в один день вылетел из кумира в подонки.

Лешка прочел статью в тот же день. Он никак не комментировал содержание, впервые плакал от обиды. Ведь только за деньги никто не сумеет спеть, сыграть — сердцем. Но разве объяснишь борзописцу? Ему приказали, дали задание — втоптать человека в грязь, взвалив на него всю вину и злобу толпы, сделать из него стрелочника. И журналист справился…

Лешка, придя к себе, надолго замкнулся, тем более что его предупредили о том, что оркестра больше нет и он уволен…

Все домашние отвернулись от него. С ним никто не разговаривал. И вместо утешения обвинили в том, что опозорил всю семью и из-за него в городе с родней перестали здороваться.

— Займись серьезным делом! Хватит дудеть на своей трубе. Пора за ум браться! — буркнул отец через неделю после случившегося. И Леха, подумав, запросился в Сибирь — к родному дядьке…

Он мог пережить и перенести многое, но не последнее, что услышал от нее… С нею он встречался три года. Ей признался в любви. Она была его музой и песней, смехом и весной. Он играл только для нее. Она была его крыльями, мечтою и грустью, жизнью и сказкой, самой прекрасной и светлой. Она первой отвернулась, отказалась и навсегда запретила даже вспоминать ее.

Леха еще не успел отойти от шока, как узнал, что его счастье уже принадлежит другому…

Он не поверил. Пошел в ресторан. И там увидел ее в свадебном платье, под руку с другим. Она глянула на него ненавидяще. И тогда стало понятно, что на этом празднике он не просто чужой, а лишний. И ушел не оглядываясь в непроглядную ночь.

Куда и к кому несли его ноги, Лешка и сам не знал. Он шел, не видя земли под ногами, не замечая людей, не слыша голосов. В голове, в душе и в сердце — звенящая боль.

— Ты что? Твою мать! Псих, что ли? Иль ужрался до усеру, козел? — схватил его за плечо здоровенный мужик и, отшвырнув с проезжей части дороги на тротуар, заскочил в машину матерясь.

Лешка пришел домой лишь под утро, и отец расценив его внешний вид по-своему, объявил, что с радостью отпустит сына в Сибирь к старшему брату. И в этот же день купил билет.

Парень без сожаления уезжал из города. Он ни с кем не простился. Никто его не провожал. И человек, отвернувшись от окна, ждал, когда за окном: вагона появятся новые города и люди.

Но и они не отвлекли Леху от невеселых мыслей. Уже в Свердловске его встретили свои, кого он не опозорил. И приведя в квартиру, посоветовали отдохнуть, оглядеться.

Лешка с месяц ездил с дядькой на работу. Тот был егерем и возил племянника в глухомань тайги, учил выживать в лесу:

— Знаю, Леха, что приключилось с тобой. Сбили птицу в полете, так ведь? А ты привык к небу и никак не можешь прижиться на земле, сыскать себя на ней. Все вверх смотришь, да взмыть боишься. А душа болит, привычного требует. Но ты оглядись получше. Глянь, соловей поет на березе. Летает. Но семью и детей имеет на земле. О ней его песни. А вон лось! Красавец! Мало равных ему родила земля! Этот никогда другой судьбы себе не захочет! Хотя и у него свои беды случались. Глянь, сколько шрамов на боках? А ничего! Зажило и забылось! Ты ж человек, умней должен быть! Не повезло в чем-то, сыщи себя в другом.

— Где? Все пусто в душе! Толпа предала и растоптала.

— Не смей так о всех судить! Не бывают негодяями все. Ты вот лучше подумай о своем месте среди человеков. Может, художником станешь? Это же близко к музыке. И коль трепещет она в душе — напиши картину, чтоб было в ней все…

— Не дано мне это!

— А ты пытался?

— Нет, честно говоря.

— Попробуй. Авось получится…

Лешка даже обиделся на егеря поначалу. Но… Как-то взял с собой в тайгу тетрадь и ручку. Хотел письмо написать своим. И засмотрелся на оленя, тот, не пугаясь человека, пил воду из родника. Лешка сделал набросок на листе. На другой день взял карандаши и ушел в тайгу на целый месяц. Вернулся успокоенным, притихшим, задумчивым, с кипой набросков, зарисовок, некоторые перенес на холсты. А дядька, собрав особо понравившиеся, решил показать их знатокам. К нему в зимовье круглый год заглядывали художники и писатели. Вот и решил проверить, послушать, что скажут они?

— Хватка есть! Но кисть пока не поставлена! Не нашел человек свою тему. Пусть подумает. Пока рано эти работы показывать…

— Все бы ладно! Но почему у его оленихи девчоночьи глаза? Ну не бывает у них голубых глаз! Этой важенке теперь бы облегашку и юбку с разрезом до самой, — смеялись художники-профессионалы.

— Вы только посмотрите вот сюда, на эту картину «Встреча на тропе». Видишь, рыси свиделись? Как хорошо схвачен момент! Шерсть дыбом, все тело к прыжку, к драке готово. В глазах злоба. А носы… Уже по ветру. И на мордах подобие улыбки. Нет! Есть дар Божий у человека! Несомненно есть! — сказал самый старый, известный всему Уралу художник. Он и подготовил Леху в институт. Внимательно, придирчиво следил за его учебой. И однажды жестко обругал его: — Освободи себя от прошлого груза! Раскуй, выплесни фантазию! Ведь художник не фотограф! Где твоя выдумка, мечта? Почему в твоих работах нет смеха и жизни? Зачем сплошная серость на холстах? Кому нужны эти старые слезы? Ты повесишь у себя дома такие холсты? Художник — это тот же музыкант, поэт и сказочник! Тебе только погосты оформлять. И монастыри, чтоб монахи все прошлое забыли. Твою картинку покажи ребенку, до ночи реветь будет! Это что за девушка у тебя? Почему на метлу похожа? В белом платье, а рожа как у волчицы? Ты что, из могилы ее поднял, не спрося разрешенья?

Лешка отвернулся, не хотел признаваться, что и теперь живет с болью в памяти: Светланка — чужая жена. Но старый художник понял без слов и сказал жестко:

— Надо уметь забывать свои горести, потому что никто из нас не живет для себя…

— Я уже жил для людей и был за это наказан! — поделился Лешка пережитым.

— И что с того? Отвернулась толпа. Но твои почитатели остались. Знай и впредь, не всякую картину понимают люди. Иную так облают, но что делать? У всех свои вкусы. Но художник — не осенний дождь, он солнечный луч в жизни человеческой. Когда станешь таким, забудешь прошлые обиды. И эту… Мимолетную связь. Она не песня, она — эхо. О нем не стоит помнить. Поверь, ты еще встретишь. Не у надгробья, среди тайги и цветов. Ее от тебя не оторвет никакая буря.

Лешка не поверил. Он согласился с тем, что его не любили. Но он и сегодня не мог забыть.

Парень учился на четвертом курсе, когда его работы взяли на выставку уральских художников. Лешка переживал, как оценят, как отнесутся к его работам. Но о них говорили мало. Ни одна не была продана. И парень задумался, а стоит ли продолжать?

— Леш! Пошли в горсад на танцы! — позвали его однокурсники

Нет! Не хочу!

— А в поход?

— Зачем? Я и так частенько бываю в тайге.

— Да, но один, — усмехнулась черноглазая Лариса и словно позвала за собой… -

Вскоре Лешка стал душою студенческих вечеров. Он снова вспомнил о саксофоне. Играл на нем в студенческом оркестре. А вскоре его приметили однокурсницы.

— Леш! Ты чем-нибудь сегодня занят?

— Хочу к дядьке сходить в зимовье.

— А меня с собой возьмешь? — смеялась Нина.

— Давай я провожу! — предлагала Нонка.

— Леха! Послушай! Возьми с собой Полину! — указывали ребята на высоченную белобрысую девку.

— Ты ее пусти впереди себя, сам следом! Польку если какой зверь увидит, враз со страху сам сдохнет. А кто живым останется, семью не создаст. Баб до смерти возненавидит.

— За что?

— Потому как она сама больше любой медведицы. А и росточком не обижена. Вот что в походе отмочила! Увидела рысь на макушке елки, сняла за самую что ни на есть. И к декану в спальный мешок засунула. Уж и не знаю, за что проучить решила. На счастье, декан по малой нужде отлучился. Зато когда вернулся, хотел влезть в мешок, вот тут-то рысь выскочила и на декана. Как кинулась. Тот со страху глаза выпучил, побелел и кричит: «Кыш, сука! Брысь, зараза! Я тебе…» А сам все, что не смог в кустах оставить, уронил возле мешка. Вонища адская! А рысь смотрит на декана дурными глазами, шипит. Ведь не своею волей к нему в спальный мешок попала. Ну, кто-то из ребят понял, что дело может плохо кончиться, и прогнал зверюгу. Но декан с той поры не только в тайгу, даже собственный карман вначале сто раз ощупает, прежде чем в него рукой влезть.

— Ну, а я при чем? — удивился Леха.

— Для тебя она всю тайгу с корнем вывернет, чтоб ты по ровной дороге прошел. Иль ты ничего не замечаешь, как любит Полька твою музыку?

— Она вчера опять отмочила. В красном уголке дверь захлопнулась, Поля слегка плечом надавила. Уж очень хотелось потанцевать. Вот только дверь в куски разлетелась. Но это мелочи…

Полина слушала молча. И все ж не выдержала. Подошла к парню, взяла за шиворот, так и вынесла в коридор:

— Будешь знать, мелкота, как на меня брехать! — вернулась к однокурсникам, села рядом с Лехой и сказала то ли в шутку, то ль всерьез:

— Ноги и голову оторву любой, какая вздумает отбить у меня Леху!

Студенты рассмеялись. Леха вздрогнул.

«Только этого мне и не хватало», — подумал в ужасе и отодвинулся от Полины подальше.

— Куда ты? Погоди! Я рядом хочу, с тобой! — поспешила девка подвинуться к Лешке, тот в ужасе вскочил, поспешил из аудитории в коридор. Полина за ним, под громкий хохот студентов.

— Да не бойся ты ее. Не гляди, что громадная. Не дичись девок! Полька первая хохмачка! Она только грозит. На самом деле ничего у тебя не откусит и не оторвет! — смеялись ребята.

Он не поспешил уехать из Свердловска даже закончив институт изобразительного искусства. Он работал в мастерской вместе со своим учителем, часто они рисовали на природе.

Лешка полюбил Свердловск, и на его холстах появлялись участки города, какие стали дороги и памятны по-особому. Эти картины он предъявил на выставку и с удивленьем узнал, что все они раскуплены в первый день. Особо готовился Лешка к выставке российских художников, намечавшейся через год в Москве. Глухие, нехоженные уголки тайги, виды города, лица горожан, все было в его работах. Но особо дорожил лишь некоторыми — снежной крепостью, где мальчишеский бедовый батальон отбивался снежками от бритоголовых парней. Дорога была и картина «Последний дружок», где под весенним теплом таял снеговик, а рядом с ним неутешно плакала девчонка…

Лешка и сам не помнил, как пришла к нему известность. Она не постучалась, не предупредила. Ворвалась и забрала из мастерской все картины. Их стали раскупать из-под рук. Его имя стало мелькать в прессе. Леху признали известные мастера кисти. Он работал много, тщательно. И вскоре понял, что музыка — его юношеское увлечение, было началом, подготовкой к нынешнему.

Лешка вернулся в свой город, когда слава о нем облетела Россию. Она опередила его возвращение в свой город, заговорила о человеке на множестве. встреч, на выставках и симпозиумах. Его назвали Почетным жителем города и предоставили одну из лучших квартир в самом центре. Его картины висели повсюду. Их покупали зажиточные горожане, даже не всматриваясь, не вдумываясь в смысл. Иметь Лешкины работы в домах считалось престижным и модным. За ценою не стояли. Познакомиться, общаться, дружить с человеком сочли за честь даже очень влиятельные горожане. Они приглашали художника в гости, прося изобразить и увековечить своих чад, родителей.

Человек соглашался, сжимая в кулак свою горькую память. Ведь именно они распорядились много лет назад оборвать его песню, заглушить, втоптать в грязь музыканта. Но за что? Да за то, что его голос был любим и понятен большинству. А этих взбесило превосходство мальчишки. Ему его не простили. Но втоптанный не погиб. Переболев, выжил и расцвел заново, на удивленье всем. И Леха, познав однажды цену зависти и злобы, стал крайне осторожным, недоверчивым.

Он не верил похвалам, восторгам. Уходил от множества приглашений и никогда никого не приводил к себе домой, никому не открывал душу. Был немногословным.

Конечно, в своем городе у него снова появились поклонницы. Совсем юные и дамы из высшего общества. Изящные, жеманные, крашеные кокетки. Они говорили о музыке и живописи, в каких ни черта не смыслили. От них пахло дорогими духами и дешевым содержанием. О! Как щебетали они о картинах Рериха! Вот только ни одной из них не видели и в глаза! Эти дамы названивали ему домой, приглашая на дни рождения и на вечеринки. Лешка иногда соглашался. Но чаще предпочитал другое. Переодевшись в джинсовый костюм, надев черные очки, шел к мосту. Туда, где вечером собирались сучонки всех возрастов, расцветок и веса. Там его никто не знал как художника. Да и скажи — не проявили б интереса. Там ждали мужчин, клиентов, способных платить. Увидев направляющегося к ним мужика, сучонки оживали, бросались к нему сворой. Выбирай любую. Хоть всех сразу! Не важно, сколько осилишь, лишь бы заплатил.

Леха выбирал одну из них. Он не любил скороспелок, не дозревших до совершеннолетия, и потому предпочитал бабенок от восемнадцати до двадцати двух, с тугим круглым задом, с торчащими, как яблоки, грудями, в меру трезвых. Сняв такую, вел в гостиницу и отводил душу до самого утра. На рассвете расставались, даже, не знакомясь. Зачем? Ведь оба остались довольны, чего еще желать? Зато без лжи и кривляний, без манерности и напускной влюбленности. Никто не лез в душу с глупыми вопросами.

Этих женщин Леха обожал. Они были просты, послушны и бесхитростны, ни на что не претендовали. Он никогда не торговался с ними и не обидел ни одну. Он был в меру ласков и требователен, кормил каждую, но не поил и не встречался ни с одной во второй раз.

Случалось какой-нибудь из этих женщин уснуть до утра на диване в мастерской. Лешка, пользуясь моментом, делал карандашные зарисовки. Потом переносил их на холст. Как восторгались этими картинами новые русские, пожилые коммерсанты, бизнесмены. Они платили за них большие деньги. И уносили, вспотев от счастья. Куда они потом девали их? Конечно, подальше от тещиных и детских, от глаз жены. Но именно эти картины пользовались особым спросом у мужчин.

Леха продавал их, нисколько не жалея. Если бы берег, в квартире и мастерской уже не осталось бы свободного куска стены. Он привык к такой жизни и ни за что не хотел менять свой уклад. Да и зачем? У него имелось все. Ни о какой семье он не мечтал, жил вольно и бездумно, без нужды и потрясений.

С тех пор прошли месяцы. И в канун Нового года пригласили Леху в теплую компанию. На мальчишник, в ресторан, уютный и маленький, с хорошей кухней, где после полуночи можно было увидеть стриптиз.

— Девки там, скажу тебе, классные! Если по кайфу — заклеить можно в натуре. Было бы чем платить. Место прикольное. Все не отходя от кассы. Мы — без бабья. Надо отдохнуть. Давай с нами, не пожалеешь. Ты ж творческая натура, наберешься новых впечатлений. Глотнем кислорода!

И Леха согласился.

В полутемном зале ресторана уже сверкала огнями украшенная елка. Тихо играла музыка. На столах вместо светильников — совсем по-домашнему, горели свечи, отражаясь звездами в глазах и в лицах.

За столами люди тихо переговариваются. Разбились на компании, изредка оглядываются на окружающих.

Лешка сел за стол. Разговор сразу завертелся вокруг предстоящих праздников. Мужчины, посмеиваясь, строили планы:

— Я от своей кикиморы на дачу смоюсь. Так надоели ее подруги, болтовня.

— А я на охоту, на зайцев.

— Может, на зайчих?

— Нет их возле меня. Сплошные пенсионеры.

— А ты отсюда прихвати с собой.

— Нет! Ну их на хрен! Заразы боюсь. Потом горя не оберешься.

Леха молчал, слушал. И вдруг почувствовал, как его тронули за плечо. Оглянулся. Официантка держала в руке красную розу:

— Вам просили передать.

— Кто? — огляделся Лешка. Но ни одного знакомого женского лица не увидел. — Вероятно, ошиблись, — оглянулся на официантку. Та пожала плечами.

— Ну, счастливчик! Ты нигде не пропадешь! Бабы сами тебе цветы дарят! Да еще не без намека! Красная роза — признанье в любви. Везучий черт! — позавидовали громко.

Лешка поставил розу в вазу на столе. Ему очень хотелось увидеть, кто же ее послал? Он стал внимательно рассматривать женщин за соседними столиками. Но нет, и они не обращали на него никакого внимания.

И только тех, за угловыми столами, не мог рассмотреть. Далеко и темновато, — отвернулся человек, и в это время небольшой оркестр заиграл веселую мелодию. Люди из-за столов вышли. Многим захотелось потанцевать возле готовой елки.

— Можно вас пригласить? — подошел Лешка к молодой женщине, надеясь, что это она передала для него розу.

— Отвали! Я не танцую. Я чуваков клею! Не возникай тут! — услышал в ответ внезапное и вернулся к столу. Вскоре к нему подошла официантка, подала записку: «Я за угловым столиком. Пригласи на следующий танец…»

— Ну и везет тебе, Лешка! Бабы в покое не оставят. Липнут, как мухи на мед. Откуда знают, что ты холостяк?

— Не в том суть. Его, будь женатым, друг у дружки отбивали б. Он смолоду был любимчиком бабьего рода. Есть в нем что-то особое, притягательное. Может, запах течки? — хохотали мужики. Лешке и обидеться стало некогда. Оркестр заиграл новую мелодию, и он поспешил к угловому столику.

Навстречу ему тут же встала миниатюрная женщина — в маске, белокурых кудряшках.

Оркестр фальшиво играл «Вишневый сад».

— Здравствуй, Алексей! — услышал знакомый голос, опередивший его вопрос.

— Светлана? — приостановился на миг.

— Я! А разве не могу потанцевать с другом юности? Ведь сколько лет не виделись? Ты даже не изменился. Все такой же. Годы не коснулись, не состарили, словно только вчера с тобой расстались. Ни сединки, ни морщинки в лице. Видно, легко, бездумно живешь, ни о чем не заботишься? Семья, дети есть?

— Нет никого, — попытался разглядеть лицо, но мешала маска.

— Где ты пропадал?

— В Сибири жил. На Урале. Там закончил институт. С увлечением молодости все порвано навсегда.

— С каким?

— С музыкой…

— А я-то подумала, что раздражен моей назойливостью. Не сочти такой. Просто иногда хочется отдохнуть, отвлечься от будничного быта. Не часто такое удается. А тут тебя увидела. Захотелось поболтать, если ты не против?

— Я повзрослел, возмужал, но не озверел!

— Следующий танец тоже мой! — попросила или потребовала. Лешка согласился.

— Леш, клеится баба. Но мы договорились на стриптиз! Отшей эту! Тут молодки будут. Задницы, как орех, так и просятся на грех! А эта коза уже потрепанная. Плюнь! Ну ее на хрен! Мы от своих таких же сорвались. Давай молодость вспомним! — предлагали мужики. Но он пошел пригласить ее на танец. Ведь обещал…

— Я не помешала твоим планам на этот вечер?

— Да их, собственно, и нет. Я, как всегда, сам себе хозяин.

— Завидую тебе! Мне б твою надежность и упрямство! Может, не было б в жизни ошибок! — дрогнул голос-колокольчик. У Лешки что-то внутри заныло, но он сумел сдержать себя и спросил:

— Что-то по тебе не видно, что жизнь наказывала или била. Все такая же веселая, нарядная?

— Надо держаться. Хоть из последних сил.

— Ты несчастна?

— Не совсем так. У меня семья. Муж и сын…

— Ты любишь их?

— Конечно.

— А как же понять красную розу? Ведь ты ее передала?

— Лешка! Любовь к семье, это совсем другое. Вроде обязательства, от какого не уйти. Оно что хомут — всегда на шее. К нему привыкаешь с годами. Ты — совсем другое! С тобой — юность, первая любовь, мечты! Вроде полета на неуправляемом планере. Тогда мы были так молоды и наивны! Вся жизнь казалась сплошной песней! — обняла Лешку за шею, положила голову к нему на грудь.

Лешка бережно обнял ее.

— Ты вправе презирать, ненавидеть за прошлое. Но больше, чем я сама себя, уже невозможно наказать. Кто знал, что все сложится вот так? Кто мог предположить? Я хотела наказать тебя! А проиграла сама — все эти годы, а может, и всю жизнь. Наказать сильнее уже невозможно, — всхлипнула Светлана.

— Пошли погуляем, тебе надо побыть на воздухе. А то вон какие черные слезы бегут из-под маски! — повернул ее к выходу.

— Погоди! Я оденусь! — пошла к столику, о чем-то коротко поговорила с женщинами, оставшимися за столом. И вскоре вышла из ресторана. — Куда пойдем? В наш парк? Но там увидят.

— Ты до какого времени свободна?

— До утра! Мои уехали в гости к свекрови. Приедут завтра к вечеру. Мне надо подготовить стол. С утра до вечера успею.

— Тогда поехали ко мне, — предложил, не надеясь на согласие. Но женщина только это и ждала. Такси, подхватившее их у ресторана, мигом домчало к дому. И Лешка, идя вслед за Светланой, не верил сам себе в случившееся.

«Битого не бьют. За что ее упрекать, если тогда даже родные отвернулись от меня? Она просила забыть саксофон и танцы, а свои отправили к черту на кулички. Она испугалась презренья города. И никогда не поехала бы в Свердловск. За это она уже получила сполна и пожалела о прошлом Свои не попросили прощения. Она нашла в себе силы», — открыл двери и впустил Светлану в квартиру.

— Как здорово у тебя! — огляделась восторженно. И стала рассматривать картины с девчоночьим; любопытством.

Переходя от одной к другой, она узнавала, как жил эти годы Алексей, что занимало внимание, кто стал дорог? Она смеялась и грустила, она искала саму себя хоть на кусочке холста, на маленьком наброске. Но тщетно… И Светлане стало холодно. Здесь ее не помнили, не любили, не ожидали. А- ведь она вскоре пожалела о случившемся, но Лешка уже уехал из города, а его родители отказались дать его адрес, потребовали забыть, не становиться на пути сына, не мешать ему. Добавив к сказанному пару крепких слов, отец велел забыть номер телефона и бросил трубку на рычаг.

Светланка тогда проплакала всю ночь. А через месяц поняла, что беременна, и смирилась, покорилась судьбе.

Прошли годы, прежде чем она услышала об Алексее. Одна из подруг принесла центральную газету, в ней была большая статья о художниках, где упоминался и он.

— Может, тезка? Но нет. Ведь вот фото. Его.

Потом, спустя годы, услышала о нем в своем городе. Увидеться не удавалось, звонить не решалась. И все же судьба свела.

— Садись к камину ближе, согрейся, — предложил запросто. И сам присел рядом: — Расскажи о себе, — попросил тихо, обняв за плечи. Светлана смотрела в огонь:

— О себе? Да что рассказывать? Живу, как все бабы. Девчонками мечтали о мужьях-рыцарях. А получили паразитов. Мой мне уже через месяц пощечину влепил. Приревновал к однокласснику ни с чего. Тобою попрекал долго. Все говорил, будто спас от позора. Облагодетельствовал. Ну, я взорвалась! Нагородила такое! Он мне и теперь припоминает сказанное. И отомстил. Через полгода пошел по бабам. Я не ревновала, его злило. Хотели разойтись, но родился Алешка. Да-да, я его назвала твоим именем, в память. Он нас от развода уберег. Сохранил семью. И муж как-то остепенился. Сын — его копия, но мой друг. Ему уже пятнадцать. Он знает все и очень жалеет меня. С отцом у него сложные отношения. Не знаю, кто в том виноват.

— Ты помнила меня? — повернул к себе лицо Светланы. Заметил частую сетку мелких морщинок, горестные складки вокруг губ и глаз.

— Леш, не надо о больном. Я виновата. Знаю, ничего не исправить, не изменить. Но сейчас мы вместе. В это плохо верится. Столько лет, а мы как когда-то. Как жаль, что нельзя вернуть время и вырвать из недр нелепую глупость.

— Светка! Ты все еще любишь?

Женщина посмотрела на него глазами, полными слез. Она устала от самой себя. Ей так надоело тянуть день ото дня постылую лямку семейной жизни.

— Ты знаешь, вчера я узнала, что муж завел новую любовницу…

— Решила отплатить ему тем же? — отшатнулся от женщины.

— Да нет же! Я впервые обрадовалась. До того злилась, переживала. Он постоянно имел женщин на стороне. Я боялась заразы. А тут… даже легче стало. Ведь не только он, я его не любила. Может, за все пережитое с ним не сумела привыкнуть? Конечно, он неплохо зарабатывает. Мы ни в чем не знаем нужды. И все же, нет самого главного. Нет тепла. Мы остыли друг к другу, не успев полюбить. У нас есть сын, дом, в нем все и ничего. А самое тяжкое, что нет желания что-нибудь исправить. Даже Алешка хочет поскорее вырваться из семьи, из дома. Говорит, что ему с друзьями лучше. Хорошо, хоть он не умеет врать. Хотя бы самому себе. Он устал от нас. Я понимаю, все когда-то кончится. И мы освободим друг друга.

— Каким путем? Что ты хочешь предпринять?

— Я не хочу стать виновницей разлада. Может, он уйдет к любовнице навсегда.

— Светка! Но ведь идут годы! Их не так уж много в запасе осталось!

— А что делать? Не уходить же самой после всего? Ведь столько прожито! И куда?

— Чем так жить…

— Теперь многие так мучаются.

— Присмотрись ко мне! — рассмеялся, как когда-то в юности.

— К тебе? Но ты же художник, человек несерьезной профессии. Сегодня меня, завтра другую музу полюбил. Для вас семья обуза. А мне надежность нужна. Молодость прошла. Нельзя повторять ошибки. Не всякую можно пережить, — усмехнулась грустно.

— Ой, какая ты старая! — рассмеялся Лешка, и Светлана, глянув на него, расхохоталась.

Они пили сухое вино, вспоминали прошлое. Рассматривали старые фотографии в альбоме.

— Вот ты! На лыжах! Помнишь — в лесу?

— А это в клубе — на концерте!

— Смотри! И эта сохранилась! На озере! А у меня эту фотографию муж порвал, — вздохнула горько, добавив: Сказал, что она неприличная!

— А любовницу иметь прилично?

— Все имеют их. Так он мне сказал.

— Сын о том знает?

— Наверное. Город не без слухов, как собака не без блох.

— И как он к этому относится?

— Не понимает его. Но муж считает, что когда вырастет, все образуется. Оно и впрямь, вот я у тебя! Кто поверит теперь, что меж нами ничего не было?

— Ну, раз так, терять нечего! — притянул к себе Светлану, целовал долго, как когда-то в юности в городском саду.

— Алешка, милый мой мальчишка! Ты прежний! Ты мой! Зачем судьба разлучила нас?..

— Но мы вместе, Светланка! Назло всему!..

…Утром, едва Алешка открыл глаза, увидел, что Светлана уже одета, собралась уходить.

— Ты снова покидаешь меня? Значит, опять играла в любовь?.

— У меня сын, Алеша! Да и если ты захочешь, мы можем встречаться часто. Ну пойми, к чему теперь трагедии? Судьба соединила нас, она же развяжет этот узел. Ты уже не тот юнец, все понимаешь. Так даже лучше. Я позвоню, когда мы сможем встретиться, — поцеловала уходя.

Алешка, оставшись один, долго сидел у остывшего камина, прокручивая в памяти случившееся:

«Выходит, я все эти годы любил ее? Конечно, любил. Иначе давно нашел бы другую, завел семью. Аи нет. Не смог. Не нашел равную. Ну и что теперь? Неужели через столько лет буду делить ее с каким-то гадом? Хотя, может, это я — гад? Ведь он ее муж, а я разбиваю семью! Но она сама ко мне пришла! Я не добивался расположения. Он изменяет Светке! Но у них сын! — корил себя Алешка, но внутренний голос упрямо твердил: — Это он отнял ее у меня! Не случайно сына назвала моим именем. Будь она счастлива, давно забыла бы меня. В конце концов — ей виднее! Женщина всегда права в своем выборе! Пусть она и решает», — успокаивал себя Алексей, а перед глазами стояло ее лицо. Усталое и счастливое. Ее голос:

— Я позвоню тебе!

Алешка оглянулся на телефон, он молчал.

Человеку показался вечностью весь следующий день. Ему звонили друзья, знакомые, почитатели и поклонницы, куда-то настойчиво звали, приглашали, он отказывался, находя всякие причины, старался никого не обидеть и ждал, как чуда, ее звонка.

«А может, придет? — вслушивался в звук поднимающегося лифта. И вздыхал — снова мимо, опять не повезло. — Нет! Она обязательно придет. А у меня ничего не готово! Как же это? — засуетился, накрыл на стол возле камина, нетерпеливо поглядывал на часы, на телефон, на дверь. Он даже побрился, переоделся так, словно собрался на торжественный прием. Но все молчало, кроме часов. — Неужели снова забыла обо мне? Поиграла, как со старой куклой и все на том, нашла замену — новую игрушку. Ей не впервой. Что ей предать ночь? Она предала целую юность! А я, дурак, сопли распустил. Поверил. Ах, несчастная! Я все тебе простил! А она какою была, такою и осталась. Видно, не зря муж изменяет ей. Лучшего отношенья не заслужила. Умеет от него ходить по ресторанам. Вот и дала ему повод. Зато и я идиот! Мог бы встретить Новый год как человек! С шиком, весело! Теперь сижу, что хмырь! Жду чуда в перьях! Вот дурак!» — решил позвонить приятелю, и только хотел набрать номер, телефон зазвонил:

— Алешка! Моего на всю ночь уволокли друзья! Я к тебе! Можно?

— А сын? Где Алешка?

— Он у бабки остался на все каникулы!

— Давай! Я жду! Хочешь, сам за тобой приеду!

— Не надо! Я мигом у тебя!

Алексей прилип к окну. Минуты показались вечностью, пока у дома затормозило такси. Он сразу узнал Светлану, она по-девичьи проворно выскочила из машины, влетела в подъезд и через минуту уже вошла в дверь:

— Ты ждал, Алешка? Какой ты нарядный! Для меня? — сверкнула радость в глазах.

— А я думала, потешишься и забудешь… У тебя было время обдумать все. Скажи, что ты решила? — глянул в глаза Светлане.

— Понимаешь, слишком много времени прошло. Оно изменило нас. Будь такое в самом начале, ушла бы не задумываясь к тебе. Теперь нас с ним многое связало. И разрывать все вот так, с наскоку — просто глупо. Давай пока оставим все как есть, — предложила улыбаясь.

— Светлан, я никогда не был вором. Не хочу обкрадывать твоего мужа. Если ты не можешь, давай сам с ним поговорю. Не умею и не хочу воровать дорогое. Я еще считаю себя человеком. Не делай из меня негодяя. Да и не смогу делить тебя с ним.

— А ты не делишь! Я с мужем давно не живу. Просто существую под одной крышей…

— Тем более, зачем тянуть? — удивился Алексей.

— Не только постель связывает семью…

— Сын? Алешка уже большой. Сама говоришь, что тяготит его домашняя ситуация.

— А куда ему деваться? К тебе он не пойдет. Это я знаю. Останется с ним. Какой бы ни был — он

отец. Я без сына не смогу.

— Я тоже не сумею жить вот так все время.

— Слишком мало времени прошло для такого разговора. По-моему, ты спешишь. Я уже знаю цену торопливости. Не хочу повторить ошибку. Давай приглядимся заново.

— Какая осторожная, осмотрительная стала. Где ты прежняя? Что от тебя осталось?

— Алешка! Зачем мы сегодня об этом говорим? Ведь через час — Новый год!

— Вот именно, самое время определиться на будущее! Поставить все точки. Чтоб завтра не жалеть ни о чем и не терять годы.

— Алешка! Я с тобой. Но погоди рвать меня на части. Давай порадуемся сегодняшнему дню. Ведь нам повезло! Я вырвалась к тебе!

— Украдкой! — буркнул хмуро.

— Не злись. Посмотри на часы. Всего-то полчаса остается!

Алексей понемногу успокоился. И выпив шампанского за год грядущий, поблагодарил судьбу за возвращенную любовь, эту внезапную встречу в ресторане он посчитал подарком года.

А утром проснулся уже один. Ушла Светланка, даже записки не оставила.

«Значит, вечером придет, — решил про себя. Но она не появилась, не позвонила. — Ладно, теперь сама постарается вырваться ко мне при первом же случае», — все же не решился выйти из квартиры и ждал. Ему звонили, но не Светланка.

Алешка вечерами уже не задерживался в мастерской. Домой бежал еще до сумерок. Но прошла неделя, а Светлана не звонила.

«Самому позвонить? Но ведь просила не делать этого. Говорила, что все испорчу. Значит, не стоит. А может, права она, пусть хотя бы ненадолго оставить все как есть? — думал Алешка и вспомнил слова Полины — своей однокурсницы, ее откровение и совет… — Ну что ж… Возможно, она права. Не стоит уговаривать, умолять. Надо успокоиться. И не гореть, не вспыхивать. Равнодушие больше всего разжигает бабенок. Тогда они изо всех сил пытаются вернуть утраченное. Если и это не поможет, значит, ничего в ее душе не осталось. Приклеилась случайно. Устроил ее как мужик, любовник от скуки, каким можно шепотом похвалиться с подругами. Они такие же. Все, как одна, несчастные. А копни дальше, никакую от мужа не оторвешь. Удобно пристроились. Иначе с чего вот так держится? Муж — всегда плох. И только любовник хорош! А значит, не стоит лезть в ту шкуру. Мне это вовсе ни к чему. Нельзя показывать бабенке, что она единственная и незаменимая, что на ней сошелся клином белый свет и коли уйдет — жизнь кончится. Наоборот стоит поступать с ними. Менять, как носки. И ни слова о чувствах. Ни одна того не стоит. Ведь я жил без нее столько лет, и ничего. Пора снова себя в руки взять. Да и к чему мне семья в таком возрасте? Это ж все с ног на голову!» — убеждал себя. И вечером, прямо из мастерской пошел к друзьям, засиделся у них допоздна. А вернувшись домой, нашел в почтовом ящике записку: «Я приходила. Тебя не застала. Где пропадал? Теперь не знаю, когда вырвусь. Светлана». Алешка грустно улыбнулся:

— Значит, так надо. Поймешь, бабонька, что ты — не вся жизнь, лишь короткий эпизод в ней…

На следующий день он получил хороший заказ, какой нужно было выполнить в короткое время, и человек работал до полуночи.

В мастерскую приходил с первыми лучами солнца и работал над панорамой, забывая об отдыхе. Лишь в выходные отдыхал. Да и то уходил за город, далеко в лес. Впитывал в себя его тишину и свежесть, слушал шепот ветвей, голос и смех лесной живности. Он любил наблюдать за природой. И часто мечтал, когда состарится, купит дом в лесу, в самом заброшенном и глухом уголке.

«Буду жить там вдали от всех, наедине с лесом. Без цивилизации и суеты, сокращающей жизнь. В лесу я снова стану человеком. Там не надо притворяться и врать, не надо никого ждать. Там все сурово и правдиво. Никто не придет, не помешает. Там жить и работать одно удовольствие. Нет забот, какие досаждают в городе. Впрочем, а кто мешает? Вот закончу панораму, и можно уходить в творческий отпуск», — усмехнулся Алексей собственным мыслям.

Через неделю он обнаружил в почтовом ящике еще одну записку: «Ты снова не ждешь меня и, вероятно, очень редко бываешь дома. Я звонила, но ты не поднял трубку. Пришла и тоже не застала. Наверное, появилось новое увлечение? Что ж, я не обижаюсь, выходит, все мужчины одинаковы. Не имею права упрекать тебя. И все ж обидно. Может, в следующий раз нам повезет увидеться».

— Теряешь терпение? Это уже хоть какой-то результат. Вашего брата на поводке крепко держать надо. Сама взмолишься, станешь проситься ко мне навсегда, если я тебе дорог. А коли устанешь и забудешь, что ж, пусть это случится теперь, чем позже. Проверка временем всегда была самой надежной. Да и мне нужно себя проверить. Если ты сегодня не хочешь идти навсегда, что ждать от тебя через годы?

Алексей теперь бывал дома лишь ночью. Работал до изнеможенья. Случалось, ночевал в мастерской. Мечта о доме в лесу заставляла забыть о многом.

«Если я нужен ей, сумеет найти», — решил человек. И в ближайший выходной снова заспешил в лес, где уже начинала оттаивать весна. Кое-где на подтаявших полянках появились подснежники. Белые-белые, хрупкие, робкие, как девчонки, поторопившиеся стать невестами, забыли, что ранними веснами случаются сильные холода. О, как часто, сорвав белую фату, они опутывают сединой головы и души… Оттаявшие сугробы пустили звонкую слезу. Бегут ручейки по лесу, обгоняя друг друга, поют, журчат на все голоса. Весна пришла. Во всякую ли жизнь?

Алешка сел на сухую траву. Вот здесь бы поставить домишко. Пусть маленький, но свой. Чтоб жить самому, без любопытных соседей, подслушивающих и подглядывающих в замочные скважины. От них нет покоя даже за закрытыми дверями. Сверху ругаются муж с женой. Каждый день скандалят. Обзывают друг друга так, что подобных гадостей алкаши бы постыдились. Муж, забыв имя жены, зовет ее только сукой, она его козлом, хорьком и мудаком. Ни дня на перемирие. Словно ничего светлого в их жизни не было. Сбоку дети играют в футбол прямо в квартире. Настоящий погром устраивают. Гремят падающие тарелки. А за стеной торжествующий вопль:

— Во влепил классно тебе! По самые яйцы!

— Держи, козел, сдачу! В натуре!

— Ну, прикольный! На хрена люстру сшиб? Пахан тебе вмажет до самой сраки!..

С другого боку старики. Тоже мир не берет. Все годы пенсию друг от друга прячут и каждый вечер пересчитывают.

— Евгений Борисович! А у меня пяти рублей не хватает. Утром были.

— Не брал. Ни копейки.

— А почему крестик не совпал? Я не так заклеивала. Верните мне мои деньги!

— Не брал. Честное слово даю.

— Куда же деться могли из квартиры?

— Ищи! Может, правда соседи заходили, они… Внизу алкаши звенят бутылками. Вечером приносят полные. Всю ночь пьют, поют, утром пустую тару сдают.

Гудит дом пчелиным ульем. Каждая семья в отдельной клетке. Отгородились стенами, дверями. А живут на слуху и на виду. Как в большой коммуналке. Рыгает с похмелья сосед в унитаз, а с первого этажа сжалившийся сосед зовет его, подлечить обещает. Чем? Одному Богу ведомо.

Кричит ребенок в соседнем подъезде ночью, все девять этажей просыпаются. Одни ругают, другие жалеют малыша. Всем утром на работу.

Вот и Лешка, всего два раза ночевала у него Светлана. Все тихо было. А соседи загадочно улыбаются. С браком поздравляют. Через стены видеть научились. И это престижный дом. В других, как слышал, еще хуже.

Алешка, конечно, научился абстрагироваться, иначе не выжить в многоэтажке, где собаки, превзойдя хозяев в габаритах, размере и весе, спокойно носятся по лестнице без намордников и ошейников, а разномастные кошки гадят на любой первый попавший под лапу половик. В лифт можно войти, только зажав накрепко нос. Он провонял псиной мочой.

В таких домах живет. большинство горожан. Лишь небольшая их часть поселилась в частном секторе. Там не у всех имеются удобства. Зато небольшие участки — возле каждого дома. Там старухи не сидят на завалинках целыми днями. А детвора не разучилась смеяться звонко, без мата. Там редко кто интересуется политикой, мало кто разбирается в искусстве. Их заботы совсем иные. Весь лоб в поту, а ладони в мозолях… ведь не на готовом живут. Свои дела требуют забот и ухода Здесь каждый сам себе и каменщик, и маляр. Хозяева… Этим не до подглядываний. На пустое нет ни сил, ни времени. Но уйти из квартиры в дом тоже не всяк решится. Вот и Алешка… Сам под себя квартиру подгонял. Каждую стену, всякий угол довел до ума. Как с таким расстанешься, да и зачем?

«Надо почаще в лес уходить. Домой возвращаешься совсем иным человеком», — думает, открывая дверь квартиры, и бежит к орущему телефону:

— Да, я! Где был? Гулял в лесу. Не веришь? Зачем мне врать? Я просто отдохнул. Хочешь приехать? Ну давай, приезжай, — ответил без восторга.

— Ты устал? Или я помешала твоим планам?

— Нет! Я ничего не намечал. Приезжай…

В этот раз он не спрашивал ее о семье, о том, что решила на будущее, какое место в своей семье отвела ему. Лешка и впрямь устал. Встретил Светлану без особой радости. И женщина насторожилась:

— У тебя появилась другая? Скажи честно!

— Мне не до того. Успокойся. Пока я одинок.

— Пока? Значит, что-то намечается?

— У меня много работы, надо уложиться вовремя.

— Вот и муж все время прикрывается работой, будто он самый занятой человек на свете. Видно, все вы мужчины — одинаковы.

— Светлана! Я хоть и не муж, но тоже не смогу посвящать тебе все. время. Есть и у меня свои заботы, дела и проблемы. Ведь я не требую от тебя невозможного.

— А жаль! Раньше ты был забавнее. Теперь не тот. И все же мне хорошо с тобой. Да и нужна каждому из нас какая-то перемена, — усмехалась, жаля Алешку за прежние отсутствия, за нынешнее спокойствие. Человеку от этих слов не по себе стало. Но решил подыграть:

— Я тоже так думаю. Вымотался за неделю, хоть в выходной надо вспомнить, зачем мужчиной родился. В лесу — душой очистился. Ночью нужно забыть всю неделю, чтоб завтра снова уйти в будни.

— Ну и ладно. Скрасить выходной тоже надо уметь. Их в нашей жизни не так много, — наблюдала за Алешкой, хотела угадать причину перемены. Ее злило, что он ни о чем не спрашивал и не просил. Не вымаливая, как раньше, следующую встречу, не любовался, не говорил комплиментов, ничего не предлагал, не звал к себе. И Светлана терялась в догадках.

Ее задела перемена в Алешке, и она решила почаще навещать его, вернуть его к прежнему, недавнему. Ведь вот уж сколько лет не слышала от мужа ласковых слов. А тут… Алешка! Едва раскрылся и вдруг умолк.

Светлана, уходя, предупредила Алексея, что постарается навестить его в середине недели.

Алешка улыбнулся краешком губ,

«Старый метод оправдался», — подумал молча. И спросил:

— Скажи точнее. Я допоздна на работе…

— Скорее всего, в четверг прибегу…

Алешка закрыл за нею дверь. И не придал значенья громкой брани, донесшейся с лестничной площадки, подумав, что снова верхние соседи выясняют отношения меж собой.

— Сука! Урою живьем! — донеслось знакомое. Через секунду захлопнулся лифт. Алешка выглянул в окно, чтобы увидеть Светлану. Ее долго не было. И вдруг… Он не поверил своим глазам. Рослый, грузный человек приволок Светлану к машине, открыл дверцу, кулаком вбил женщину в салон, подняв голову, встретился взглядом с Алешкой и, подняв кулак, прорычал на весь двор:

— Ну погоди, пидор! Я тебя достану!

Через секунды, резко развернувшись, машина умчала. А вечером Алексей узнал, что Светлана умерла. Ее убил муж.

Прямо в квартире, на глазах у сына. Потом и сам застрелился, когда все понял.

О случившемся горожан оповестило местное радио, потом телевидение, А уже на следующий день все городские газеты, щеголяя друг перед другом большей осведомленностью, рассказали о драме, разыгравшейся в семье на почве ревности.

Несчастный муж! Современный Отелло! К чему приводит распутство, — пестрели заголовки газет.

— Он разорвал ее голыми руками на части…

— Квартира была похожа на бойню!

— Во всем виновата женщина! — плюнула вслед мертвой одна из газет.

Конечно, в каждой фигурировал и он — Алешка. В его адрес тоже не поскупились на эпитеты. Местный Казанова, распутник и развратник, скрывающийся под маской художника, он и в молодости был таким. Недаром еще в те годы ему предложили покинуть пределы города. Он все же вернулся и принес беду в семью горожан, — читал Алешка не без боли.

Его вызвали к следователю, где он увидел поседевшего в одну ночь сына Светланы.

— Не надо его обливать грязью. Да, случилось горе. Ничего не исправить. Но мать любила этого человека. Я знал. Она поделилась. Мы с нею были друзьями. Я не осуждаю их. Никого, — всхлипнул коротко парнишка и добавил: — Не дергайте его. Ради матери прошу. Она из-за меня не ушла из семьи. Но лучше б решилась. Все-таки жила бы…

Уже от следователя узнал Алексей подробности случившегося. Муж давно ревновал Светлану по поводу и без него. Он следил за нею. Но ни с кем не заставал. Ее выручали подруги, знавшие многое. Они жалели, видя, как невыносима ее жизнь. Он решил проследить за женой. И увидел… Она и раньше говорила о нем, но как о друге юности. Он заставлял себя поверить. Но у друзей юности не остаются на ночь, погасив в квартире свет. К тому же и соседи не смолчали. Стоило спросить, как подозрения подтвердились. Он ждал ее в машине до самого утра. И только хотел вломиться к художнику, Светлана вышла из квартиры…

Он вез ее домой, оскорбляя последними словами. Он втащил жену в квартиру и в секунды вдавил в пол… Он не услышал сына. Когда увидел, что Светлана мертва, стал на колени перед нею и застрелился… Он ничего не сказал сыну, не объяснил и не простился. Парнишка сам отмывал кровь с пола и со стен, когда милиция увезла трупы.

— Я любил ее всегда. Он отнял у меня Светланку. Судьба вернула нас друг другу. И он снова стал на нашем пути. Кто же вор? Кто кому изувечил судьбу и оставил несчастным? Женщину насильно не удержишь, не заставишь любить. Но такое могут понять лишь мужчины, — сказал Алешка следователю уходя.

Его не судил суд. Но горожане… От него, как когда-то в юности, снова отвернулись все. С ним перестали здороваться. Его картины выбрасывали на помойки. Даже оглянуться в его сторону считалось пошло. Соседи обзывали грязно, грозили поджечь двери. И вот тогда он решился… Чтоб не сойти с ума, не наложить на себя руки…

Он вышел за хлебом из подъезда, когда увидел на двери объявление, написанное старческой рукой. Предлагался обмен отдельного дома на благоустроенную квартиру.

Алешка даже забыл, зачем оказался на улице, и тут же помчался по адресу, боясь, чтобы его не опередили.

— Сынок, мы думали про однокомнатную. А у тебя — две. Нам нечем доплачивать, — говорили старики и все не верили, что человек согласен.

Через месяц Алешка перебрался в дом. Окраина города? Захолустье? Тем лучше. Здесь тихо и просто. Сюда не доходит городской галдеж, сплетни и пересуды, зависть и ненависть горожан. Здесь еще цветут сады, одеваясь каждый год в белый свадебный наряд. Они не знали траура. Они всегда радовались жизни. Они, не в пример людям, не умели предавать, отнимать и убивать любимых…