ДОПРОС БЕЗ ПРИСТРАСТИЯ
Прораб вошел а кабинет внешне спокойным. Сел напротив Аркадия. Закурил. Удивленно смотрел на следователя.
— Ведь мы с вами говорили на участке. Обо всем. Я рассказал вам все, что вас интересовало. Ответил на все вопросы. Что еще нужно?
— Хочу продолжить разговор. Кое-какие неясности выяснить, — решил Яровой усыпить внимание, успокоить прораба.
Но тот уже нервничал. Видимо, ревизия сказалась. Яровой заметил мешки под глазами человека. Видимо, не досыпал. Значит, результаты были неважными для прораба…
— Вы давно работаете в Адо-Тымово? — спросил следователь.
— Давно.
— Сразу после окончания учебного заведения?
— Да.
— А до этого где жили?
— В Москве.
— Предъявите паспорт, — попросил Яровой. Прораб достал паспорт. Новый!..
— Недавно получили!
— Да.
— Обмен? Время подошло? — спросил следователь.
— Нет. Старый свой паспорт потерял, — заерзал прораб.
— Где же?
— На участке. Выронил где-то.
— Вот как? И много было неприятностей?
— Да нет. Ведь не хотел.
—Да. Одно непонятно. Паспорт потерял, а обложку — нет? Обложка-то старая. Это как вы объясните? — спросил следователь.
— Это обложка от паспорта жены. Себе не успел купить, — не моргнул глазом прораб.
— Жена ваша где работает?
— В яслях.
— Кем?
— Воспитательницей.
— Так, так. А зачем же ей нужно было паспорт с собой на работу брать?
— Это уж ее дело.
— Она, что ж, детям давала играться им?
— Не знаю, — растерялся прораб. Но быстро взял себя в руки. — Жене уже и лет немало. Как и мне. Паспорту уже девять лет. Скоро менять. Не мудрено, что обложка потерлась.
— Да дело не в обложке.
— А в чем?
— Вы говорите, что паспорт свой вы потеряли? Так?
— Да.
— Когда? Где? При каких обстоятельствах? — достал Яровой протокол допроса. Прораб побледнел.
— Потерял я его зимой. Точно не помню. Вернее, не сразу хватился. Где-то на участках. Выронил. В снег. На работе.
— А зачем вы брали паспорт на работу?
— Погранзона. Сами понимаете.
— Да, но вам документы совсем ни к чему. На делянах документы у вас не проверяют. Вас знают пограничники. Сами говорите, что работаете давно. Зачем же паспорт потребовался? — спрашивал следователь.
— Иногда проверки бывают.
— Знаю, среди поселенцев. Но у вас-то не проверяли ни пограничники, ни милиция.
— А что вам до моего паспорта? — не выдержал прораб.
— Если бы мне не было до него никакого дела, я не вызывал бы вас на пустые разговоры.
— Вы его нашли? — привстал прораб.
— Нашел. Но не паспорт. А того, кто им воспользовался.
— Кто?
— Об этом потом. Скажите, вы утверждаете, что паспорт вы потеряли?
— Да.
— А сами никому не, давали его на время?
— Нет.
— А если он попал в руки к преступнику? Что вы на это скажете?
— Откуда же я знаю, мог и он найти. И любой другой. Находка штампа на лбу не оставляет. Кто нашел, тот и хозяин.
— Да, но я говорю о преступнике.
— Что поделать? Я ведь не сунул ему в руки паспорт. Обронил.
— Так. Предположим, что вы обронили, а он нашел. Бывает. Но дело не в этом. Скажите, ваш бригадир выезжал с Сахалина в период с двенадцатого марта?
— Нет.
— Он все время был на участке?
— Да. Есть табели. Можете проверить.
— Проверял. Даже выход леса имеется.
— Тогда о чем спрашиваете? — удивился прораб.
— А вы ездили на материк?
— Вы же смотрели документы!
— Да. Смотрел. И ваши. Но скажите, каким образом вы, находясь на участке, сумели выезжать на материк?
— Я?! — прораб онемел.
— Вот смотрите, корешок билета на самолет до Хабаровска. Вот копия квитанции по оплате места в гостинице. А вот и корешок от авиабилета до Москвы. Продолжать? — посмотрел Яровой на прораба.
— А я тут при чем? У меня в это время не было на руках паспорта. И то, что я был на участке, вам может любой подтвердить.
— Так. Значит, сами никому не давали паспорта, случайно обронили? И сами, и все ваши люди находились на рабочих местах? Вы это утверждаете?
— Несомненно.
— Подпишитесь под вашими показаниями, — подвинул Яровой протокол допроса.
Прораб внимательно прочел записанные дословно показания и подписал.
— Так, а теперь продолжим, — сказал Яровой. Прораб напрягся. — Как я здесь вижу, паспорт вы получили десять дней назад?
— Да.
— А когда обратились в милицию?
— Сразу, как обнаружил потерю.
— А точнее.
— Зимой.
— Конкретней.
— Не помню.
— Когда обратились в милицию с заявлением?
— Сразу.
— Месяц? Дата?
— Не помню.
— Что ж, установим, — Яровой тут же заказал по телефону паспортный стол Ногликского отделения милиции. Заметил, что прораб заметно забеспокоился. Ерзал на стуле. Шли минуты. Допрос продолжался. — Сколько времени прошло со дня подачи заявления в милицию до дня получения паспорта?
— Сейчас узнаете.
— Ладно. Узнаю. Ответьте, вы искали пропавший паспорт? Спрашивали о нем лесорубов?
— Это все равно, что иголку в снегу искать. Бесполезно. А если кто, нашел, разве сознается.
— Вы ставили в известность руководство?
— Это же не партбилет. К чему отчитываться? Кому хочется сознаваться в таком?
— А когда ездили в Ноглики за паспортом, что говорили?
— Взял пару отгулов. Их у меня хватает. Переработок много.
— Значит, обнаружив исчезновение паспорта, вы на следующий день обратились в милицию? — переспросил следователь.
— Да! — крикнул прораб, теряя контроль над собой.
В это время зазвонил телефон. Яровой поднял трубку.
— Паспортный стол? Говорит следователь Яровой. Я хочу узнать, когда, какого числа и в каком месяце обратился к вам с заявлением о потере паспорта и выдаче нового прораб Адо-Тымовского леспромхоза?..
— Тридцатого марта?! Какого числа потерял? Двадцать девятого!..
Прораб вытирал платком вспотевший лоб.
— Так что ж? О чем мы теперь будем говорить? Значит, двенадцатого марта паспорт был у вас на руках? Ваш паспорт? Старый? Тот, который вы потеряли после поездки на материк?
— Я не ездил!
— Как же не ездил? Если ваш паспорт был у вас на руках, кто же мог им воспользоваться, кроме вас? Если вы сами, но тогда откуда рабочие дни в табеле, премия, проверка делян? Надо выяснить.
— Я не ездил.
— А кому вы давали паспорт?
— Я не сразу заявил о потере.
— А когда вы потеряли паспорт?
— Зимой.
— Точнее? — потребовал следователь.
— В феврале.
— Почему не сказали сразу?
— Забыл. Теперь вспомнил.
— Вы утверждаете, что в феврале? А какого числа?
— В конце февраля.
— Еще точнее?
— Числа двадцатого.
— Подпишите протокол показаний.
Прораб вытер вспотевшие ладони. Подписал.
— А теперь вспомним, что двадцать восьмого февраля погранзастава проверяла документы всех жителей, Адо-Тымово. И имею в виду— свободных. В их списках значился номер и серия вашего старого паспорта. И отметки об утрате и потере там не стояло. Не мне вам говорить, как реагируют пограничники на потерю документов. Что вы мне на это скажете? — спросил Яровой.
— Значит, в начале марта потерял, — упал голос прораба.
— Какого числа?
— Третьего или четвертого.
— Подпишите показания.
Руки прораба дрожали.
— Теперь вот сюда посмотрите. Шестого марта вы получили подписное издание. На почте. И извещение заполняли сами. Вот, по паспорту. Выдано вам два тома Жюля Верна.
Прораб закурил.
— Не понимаю, что вам дался мой паспорт? Это я из-за него напереживался.
— Не сомневаюсь. Но если бы меня это не интересовало, мы не сидели бы здесь с вами.
— Мне эта потеря…
— Потеря? Вы настаиваете?
— Да! Настаиваю!
— Тогда продолжим. Так как же, находясь на участке, вы побывали на материке?
— Ну, дал я ему паспорт! Свой! Дал! Другого выхода не было! Любой бы на моем месте дал! Четыре года! Ну что из того, что поселенец? Ведь человек! Захотел к бабе! Навестить! Деньги есть! Сам заработал! Не украл. Переработок — тьма! Выработка громадная! Леспромхоз на таких держится, как он! Не думал я, что на материк поедет. Думал, что здесь! На Сахалине! Какая-нибудь есть! Эх, Сенька! Сбрехал, сволочь!
— А зачем ему на Сахалине паспорт? Если ехать никуда не собирался? Паспорт нужен для выезда! Вы не первый день на свете живете и прекрасно знаете, что, если бы его уличили, нашли в это время в другом поселке или городе Сахалина, то вернули бы к вам. Вот и все. Погранзастава — не милиция и тем более не прокуратура. Вы решали бы, отдавать ли Сеньку под суд или нет. А раз отпустили, да еще с паспортом, какой уж суд. Так что о том, что он собирался выехать на материк, вы знали не хуже, чем я. И не только могли предположить, но и были в этом уверены.
— Он мне об этом не говорил. А потом, ну, что тут такого? Ну, съездил и вернулся! Никуда не делся. У женщины побывал. Но ведь и он человек! Столько лет работает! Без отпусков и выходных! За двоих один вкалывает! Да он, если хотите знать, давно по зачетам должен быть на свободе! Еще два года назад! Это мы его держим! Вам же на благо! Он по выработкам, показателям, давно бы свой паспорт иметь должен и жить, где ему захочется. Да нам люди нужны! Вот и держим, не указывая переработок. Вам и нам на руку! Нам выработка, вам — меньше забот. Он у нас под присмотром. Под надзором. Условия — сами видели. Не до преступлений. А выйди? Что будет? Никто не знает. Так мы вам только доброе делаем, — горячился прораб.
— Вот видите, сами говорите— выйдет— не известно, что будет! А паспорт дали свой! Как же доверили?
— Так, а что делать? Посочувствовал.
— А почему же из сочувствия его настоящую выработку не указываете? Чтоб законные, заработанные зачеты шли бригадиру?
— А работать кто будет? И так людей не хватаете, — нахмурился прораб.
— Не в этом дело. Не в этом. В премиях, какие вы получаете благодаря поселенцам. Вот и получается: вам — премия, им — паспорт. Так ведь? От этого никуда не денешься. Все на взаимности. Услуга за услугу. И в данном случае! Не вы дали, а он потребовал. Либо паспорт! Либо…
Прораб опустил голову. Заговорил спокойно.
— Считайте, как хотите. Но я не в своих, не в личных интересах действовал. Не в свой карман. Вы говорите — премия? Да ведь ее прежде всего получают лесорубы! Рабочие! Не будь ее, давно бы разбежались. Так при чем тут я?! Без меня леспромхоз обойдется, а без рабочих — нет! А лишите их премии на пару месяцев! Никого не останется.
— Значит, вы отдали паспорт в интересах леспромхоза?
— Конечно!
— Ну, а если бы Сенька не вернулся? Вы знаете, что вам бы пришлось отвечать? Ведь все дни его отсутствия в табеле стояли рабочими днями. Значит, вы знали и поощряли его отъезд в то время, когда он — поселенец. То есть, еще не отбыл наказание за преступление.
— Он давно отработал. А значит, отбыл. Если говорить начистоту.
— Тогда зачем вы скрывали фактическую выработку целой бригады? Лишая заработанных зачетов многих. Не только бригадира. Явная неувязка получается. С одной стороны, вы доверяете свои документы, значит, ручаетесь честью и своим именем за этого человека. Поселенца. Осужденного за преступление. С другой стороны, вы намеренно лишаете этого человека его зачетов, мешая тем самым выйти на свободу гораздо раньше. Говорите, что не уверены, кем он станет на воле. И в то же время делаете ему уступку — отпускаете, сами, самовольно. Нарушая закон. Не согласовывая. Идете на сделку, пахнущую преступлением. И прикрываетесь интересами коллектива рабочих, целого предприятия, говорите от их имени и интересов. А какое они имеют отношение к этой сделке?
— Я говорю вам так, как думаю. Так и поступал. Как мне подсказывала совесть.
— Ладно. О совести не будем. Продолжим далее. Расскажите, как на самом деле произошел ваш разговор с бригадиром о паспорте и об отлучке? — спросил следователь.
— Он говорил, что у него есть женщина.
— Где? — спросил Яровой.
— В Южно-Сахалинске.
— Откуда же у него здесь женщина? Ведь он раньше жил на, материке. И никаких связей, или знакомств на острове у него не было. Он не был с женщинами. И знал только кентов. Он был на Колыме, потом на Камчатке, потом у вас — в Адо-Тымово. За время этапирования он не мог не только завести накоротке интрижку, но даже познакомиться не мог.
— Значит, это одна из прежних, материковских, сюда переехала. Поближе к нему, — лепетал прораб.
— И это не так. Он никогда и ни с кем не переписывался. Доподлинно установлено.
— Кенты могли написать.
— Да не нужны ему женщины! Давно не нужны! Десять лет назад… Он и по сей день импотент. Если бы он мог иметь женщину, то завел бы ее здесь, среди поселенок. Что ему брезговать! Сам-то не лучше. Поняли вы наконец, что не в них дело?
— Понял, — вздохнул прораб.
— Рассказывайте. Я слушаю.
— И все же он мне сказал, что хочет навестить бабу. Она, дескать, в Южно-Сахалинске живет. Объяснил, что после поселения хочет у нас остаться, но прежде ее нужно уговорить. Чтоб семьей, как все путевые люди жить. Говорил, что баба она покладистая, послушная. Соскучился, мол, по ней. И разжалобил меня. Ну, позволил я ему навестить ее. А он и говорит, мол, без ксив мне отсюда хода нет. Я тоже спросил, а зачем тебе в Южном документы? Ведь билет на поезд продают без паспорта. В Южном ты у бабы своей жить будешь, в квартире. Не в гостинице. А бабе зачем твой паспорт? А он и говорит мне, мол, у нее квартира— в общежитии. А туда— только с паспортом. Без документов не пускают. Я сказал, что своего паспорта не дам. А у других — его дело. Но он мне сказал— зачем втягивать в это третьего? Ты мне все равно дни ставить будешь рабочими. А паспорт у другого! Тот с тобой должен будет обговорить. А чуть поругаемся — он тебя выдаст и меня. Зачем "лишний человек, лишний язык? Давай вдвоем. Я отказал, он стал антажировать выработкой. Попрекать кубометрами, какие я срезал у них. Сказал, что из-за меня он тут лишнее тянет. Напомнил кое-что.
— Что? — спросил Яровой.
— Когда-то, срезая с их показателей сверхплановые кубометры, я пообещал компенсировать их потом. Но не удалось. Завелся должок. Он рос. Вот и напомнил мне о нем Сенька. Обещал пожаловаться в область. Ну я и согласился. Дал ему паспорт.
— Подпишите показания, — потребовал следователь.
Прораб весь сник. Понурился, показания — как приговор самому себе подписал. И тут же отодвинул протокол допроса.
— Продолжайте.
— Он уехал.
— Когда вы дали ему паспорт?
— Десятого марта.
— Когда он уехал?
— Вечером. Одиннадцатого марта.
— Когда обещал вернуться?
— Через две недели.
— Когда вернулся?
— Двадцать седьмого марта.
— Сколько он заплатил вам за паспорт? — спросил Яровой.
— Как?! Как вы можете? Я же не продал! Я лишь на время! Я не давал вам повода…
— Он вам его вернул? — не смутился Аркадий.
— Да, отдал.
— Что сказал, возвращая?
— Спасибо.
— А еще?
— Ничего больше.
— Почему решили паспорт обменять?
— На всякий случай.
— Сенька посоветовал?
— Нет. Сам решил.
— Причина?
— Я ж говорю, на всякий случай. Вдруг что натворил он во время отсутствия.
— Что он вам сказал по возвращении о поездке своей, о женщине?
— Ничего не говорил.
— А вы спрашивали?
— Да. Спросил, нужна ли будет ему квартира? Хлопотать ли мне перед начальством? Он сказал — не надо. Я понял, что сорвалось.
— Как он объяснил опоздание свое?
— Сказал, что отработает.
— Какие вы заметили перемены в бригадире по его возвращении? — спросил Яровой.
— Никаких. Каким был, таким и остался. Без перемен.
— И неудача с женщиной, не сказалась на нем?
— Во всяком случае, я этих перемен в нем не заметил. Держался он по-прежнему.
— Так, ну а теперь перейдем к часам. Да, к часам. Помните, вы мне показали на деляне свои часы? Точно такие же, как у бригадира. С. теми же приметами. С буквой «С». Расскажите, зачем вам понадобилась подделка эта? Кто вас просил о ней? — продолжил Яровой.
— Со стрелками подделки не было. Марка часов — одна в магазин завозилась. А вот о трещине и букве — бригада попросила. Я и сделал.
— Чем они объяснили просьбу?
— Чтоб от вас скорее избавиться. Сказали, что вы им работать мешаете.
— Когда вы впервые заметили эти часы у бригадира?
— Когда у вас их увидел. К ним мы не присматриваемся. Другое интересует.
— Как он объяснил вам свою букву «С»?
— Сказал, что пометил их своим именем — Сенька.
— А зачем остальные свои часы подделали?
— Тоже, чтобы от вас отвязаться.
— Подпишите показания, — подвинул Яровой протокол. Прораб безразлично подписал.
— Об отлучке бригадира, кроме вас и членов бригады, кто еще знал? — спросил следователь.
— Никто.
— А милиция?
— Что милиция?
— Они же приезжали на деляну с проверкой?
— Приезжали.
— Как вы объяснили им отсутствие бригадира?
— Сказал, что он перешел на другой участок. А бригада к переезду готовится. А от участка до участка несколько километров. Кто пойдет из- за одного человека? Да еще по тайге, пешком? Никто не решится.
— Вот как. Произвольно решили вы подменить собою и милицию, и прокуратуру, и начальство. Многовато взяли на себя.
— Да я и сейчас уверен, что ничего плохого не случилось. Ну, съездил, пусть не к бабе, ну, покутил. Вот и все. Что ж тут такого? Ничего страшного не произошло. Съездил и вернулся.
— Это вы так считаете. Но посмотрите с другой стороны. Женщина, которой нет! Значит, отпала необходимость в паспорте. Задержка на три дня, кроме обговоренного. И она осталась необъясненной. Подделка примет часов — ваших часов и часов других. Наконец, и мое появление — следователя, разве ни о чем не говорит вам?
— Но ведь и следствие, случается, ошибается.
— Скажите, вы все еще уверены, что ваш бригадир летал в Ереван лишь для того, чтобы там покутить? Разве не мог он это сделать здесь, на Сахалине? Или здесь ресторанов нет? Он не остался для этой цели в Хабаровске — тоже ресторанов не хватило? И даже сервис московских ресторанов ему не пришелся по вкусу!
— В Ереван! — прораб остался с отвисшей до неприличия челюстью.
— Именно в Ереван! Вот корешки билетов. Да и я сам — не из Южно-Сахалинска, а именно из Еревана, что не раз вам повторял. И интересует меня именное период его, Сеньки, отсутствия на деляне! А вы мне об интересах рабочих. Так при чем это все? Неужели вы не поняли до сих пор, что под прикрытием вашего паспорта, имени, могло быть совершено преступление? Неужели вы не допускали такой мысли и спокойно помогали человеку, который уже дважды был судим и отбывал немалые сроки? Вы помогали ему. Часами, которые собственноручно подделали под те, какие могли быть вещественным доказательством. Рабочими днями, какие сами проставили в табеле, тем самым став соучастником в фальсификации алиби…
— Так я же не хотел ничего плохого. Он же, если б не я, давно бы на свободе был!
— На свободе, говорите?! А вы подумали, что, став свободным, он сотню раз взвесил бы — пойти на преступление или нет? Ведь прежние судимости, свобода передвижения, опасение снова попасть под суд— могли лишь остановить от рискованного шага. Под прикрытием же положения поселенца, соблазнившись легкостью фальсификации алиби, он мог совершить преступление, а вы — помогавшие ему, как непосредственный руководитель, вынуждены были укрывать Сеньку, выгораживать его. Он и это высчитал. А все потому, что со своею совестью залезли в долг. К поселенцам. И, прикрываясь интересами рабочих, прежде всего заботились о получении собственной премии. Но не хотите сознаться в этом. Вот и остались в двойном долгу. И прежде всего, перед самим собой. Что же касается бригадира, зачетов и его затянувшегося по вашей вине освобождения, что вы ставите себе в заслугу, — мол, возможного преступника удержал, так и здесь имеются люди, которые без вашей помощи прекрасно справляются со своей работой. И не только следят, а и помогают поселенцам стать на свободе нормальными людьми. Не залезая к ним в долг. Ни морального, ни материального порядка.
— Но ведь сама обстановка такова, что нужно думать обо всех, — сник прораб.
— Обстановку создают сами люди. Так было во все времена. Впрочем, мы отвлеклись от главного, давайте продолжим наш основной разговор, — предложил Яровой и спросил: — Вам бригадир рассказывал о своем прошлом?
— Нет. Никогда.
— А о той женщине? Что вам известно, кроме сказанного?
— Ничего. Он сказал, что имеется баба. И он хочет к ней съездить.
— Вы адрес ее не брали?
— Зачем? — удивился прораб.
— На всякий случай. Вдруг сбежать решит.
— Я верил, что он вернется. Он никогда не обманывал меня—. А в чем еще доверяли? — спросил Яро — ой. Остальное — по работе. Это к личному отношения не имеет сроках, р выработке не подводил никогда. А это — немало. Я его, как работягу, ценил. Золотым фондом своим считал. Знал, что: нужно будет — Сенька и ночью станет работать. Другого не знал за? ним. Не думалось. И, честно говоря, не верится.
……… Когда допрос закончился, Яровой вернул прорабу его паспорт.
—Можете идти.
—Как? Я свободен? — изумился, не поверив в услышанное прораб. И кинулся к двери торопливо, словно боясь, что Яровой может передумать.
— Погодите! — нагнал его голос Ярового, когда прораб уже ступил в коридор. Он остановился. — Вернитесь. Закройте дверь.
Прораб вздохнул. Подошел к столу.
—Вы не подписали протокол допроса. И еще, распишитесь в том, что вы предупреждены о неразглашении известных вам данных предварительного следствия.
Прораб торопливо подписал.
— А теперь идите, — Яровой отошел к окну и не видел, как пятился к двери прораб. Как тихо прикрыл ее за собой.
Стоял вечер. Тихий, ласковый весенний вечер. Допрос прораба длился долго. И Аркадий только теперь почувствовал, как он устал. Надо отдохнуть. Но еще нужно позвонить в областную милицию, возможно там его уже ждут какие-либо сведения из Хабаровска или Еревана. Хотя из Еревана рановато. А вот из Хабаровска — как знать?
Сведения еще не поступили…
