Книга: Собор без крестов
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 18

Глава 14

Из-за дождливой погоды Лесник не мог вылететь самолетом домой, а поэтому, не желая выжидать прояснения, он вынужден был выехать поездом. В связи с наличием ценного багажа Лесник попросил Лапу сопровождать его до дома. Дорогой они чертовски измучились, так как условия обслуживания в поезде были отвратительными, а точнее, они практически полностью отсутствовали. Поэтому в дороге им пришлось питаться продуктами, которыми снабдили их супруги Малащенко.
Приехав в Тузово, они с вокзала домой поехали на такси. Зайдя к себе в дом, охватив взглядом свое многочисленное семейство, Лесник с облегчением выдохнул:
— Кажется, приехали.
Он был рад, что отмучился от опостылевших проклятых дорожных забот. Они радостно перецеловались, переобнимались со встречающими.
— Ужинать будем? — не находя места от удовлетворения, что муж наконец-то вернулся домой, энергично поинтересовалась Альбина.
— Конечно будем, — за двоих ответил Лесник. — Проголодались, как черти, но сначала смоем с себя дорожную пыль.
Первым пошел купаться Лапа. Пока он купался, Лесник распаковал картины, скульптуру Будды, выставил их перед родственниками для обозрения, при этом он комментировал, насколько выгодно для себя совершил сделку. По ранее совершенной аналогичной сделке домочадцы считали его спецом в этой части, а поэтому верили ему на слово.
За ужином, который, как подобает у русских в таких случаях, проходил с распитием спиртного, было оживленно, шумно и весело, произносились тосты, вдохновляющие и убаюкивающие душу.
Лесник, услышав в коридоре телефонный звонок, хотел подняться и снять трубку, но Альбина, положив ему ласково руку на плечо, сказала:
— Сиди! Я сама сниму.
Взяв трубку, Альбина выслушала кого-то.
— Нет, еще не приехал, ожидаем прибытия к завтрашнему дню, — решительно солгала Альбина своему собеседнику. — Конечно позвоню, — заверила она говорившего с ней перед тем, как положить трубку.
Всем ясно было, что звонивший интересовался прибытием Лесника, а поэтому Альбина, возвратившись в зал из коридора, не дожидаясь вопроса Лесника по данному факту, поведала:
— Наши местные интересуются тобой.
— Чего я им понадобился?
— А ну их к едреной фене, подождут со своими проблемами до завтра, — отмахнулась сердито Альбина.
— Действительно, отдохнем с дороги, — поддержал Альбину Лапа, видя намерение Лесника начать домогаться у Альбины выяснения истины, чувствуя свою вину в том, что больше, чем на две недели, оторвал Лесника от дома.
Альбина глазами поблагодарила Лапу за поддержку.
— Ладно, отложим визиты гостей до завтра, — махнув рукой, определился Лесник в этой части.
После ужина Лесник стал забавляться с детьми, беседовать с женой, тогда как Борода с Лапой, как обычно, удалились в беседку, на свежий воздух, окунулись в воспоминания, кроме этого, у Лапы были и другие, интересные для Бороды новости, которыми он хотел поделиться, то есть у них было о чем поговорить, чтобы не скучать. Потом они пошли смотреть по «видику» американский боевик, к чему оба имели детскую слабость и влечение. Лишь после просмотра видеофильма они пошли спать.
Безусловно, у Альбины и Лесника были другие планы на вечер, но мы на них не будем останавливаться, так как они для нас, как я думаю, не представляют интереса. Скажу только, что Лесник убедил и помог жене уснуть спокойной и уверенной, что ее любимый принадлежит только ей и свою мужскую силу не потратил на стороне.
Утром, как обычно, проснувшись раньше мужа, нежась в постели, Альбина, разбудив его, завела следующий разговор:
— Ты знаешь, кто вчера звонил?
— Скажешь! — потягиваясь, ответил он.
— Звонил Цыган. Пока ты болтался по стране, он смотался в Одессу и там в валютном магазине купил себе «Волгу».
— Молодец, быстро обернулся, — обрадовался за друга Лесник, оживляясь и полностью отходя ото сна.
— Молодец, да не очень, — насторожила Альбина его своим ответом.
— А чего так?
— То, что на второй день, как он пригнал машину, ее у него украли из гаража. Вот он сейчас и мечется.
— Ну и какие успехи?
— Да никаких! Теперь без конца звонит нам. У него надежда только на тебя.
— Придется попытаться помочь, — задумчиво произнес Лесник.
— Куда от него денешься, — согласилась Альбина с ним, понимая, что за бесконечные услуги Цыгана они не могут и не имеют морального права отказать ему в помощи.
Они оба задумались над разрешением возникшей проблемы. Потом Альбина продолжила свою мысль вслух:
— Ты у меня в последнее время похож на пожарника. Только смотаешься в одно место, потушишь пожар, как сообщают, что произошло возгорание в другом месте, и опять тебе надо выезжать.
— Я сам это заметил, и эта роль мне уже начинает не нравиться.
В это время они услышали телефонный звонок.
— Наверное, опять Цыган звонит, — догадливо предположила Альбина. — Если будет спрашивать тебя, когда приехал, то скажи, что ночью.
Лесник, потянувшись к столику, на котором стоял телефон, поднял трубку. С первых же слов он узнал голос говорившего. Прикрыв рукой трубку, он сообщил Альбине: — Легок на помине.
Выслушав сбивчивое сообщение Цыгана, он, заканчивая разговор с ним, сказал:
— Приходи ко мне к девяти часам, попытаюсь помочь.
К назначенному времени Цыган уже находился в доме Лесника. Он вновь повторил Леснику и Лапе свое ЧП.
Оказывается, злоумышленники отравили его сторожевую собаку, спилили навесной замок на двери гаража и угнали машину. Ни сам Цыган, ни члены его семьи ночью во дворе никакого шума не слышали. Цыган не исключал такой возможности, что его автомобиль злоумышленники вручную выкатили из гаража на улицу и только потом уехали. На «Волгу» он даже не успел получить государственные номера. Теперь у него остались на машину только документы.
Необычно было видеть здорового, взлохмаченного «медведя» в таком подавленном состоянии. Цыган безропотно слушал критику в свой адрес, признавал ошибки, которые он допустил при хранении своей дорогой покупки.
— В милицию заявил о пропаже? — деловито поинтересовался Лапа.
— Я не хотел заявлять, но жена меня не послушалась и заявила, — комкая свою фуражку в руке, ответил он.
— Ну и каков результат, как они раскрутились? — вновь поинтересовался у него Лапа.
— Разослали повсюду свои ориентировки, но пока от них никакого реального результата нет.
— Бока намять, морду намылить они мастаки, а на остальное у них тямы не хватает, — несколько преувеличенно и оскорбительно выразил свое мнение Борода о способностях работников милиции. — Я тебе постараюсь помочь, но каков будет результат, гарантировать не могу. Все будет зависеть от дружка, к которому мы сегодня обратимся. Если повезет, то слава Богу, а если нет, то не обессудь, так как я тоже не всемогущий, — сообщил Лесник Цыгану о своем плане.
— Да я понимаю, что моя тачка накрылась, но если у тебя есть хотя бы один шанс, то его не хотелось бы упускать, — подавленно пробурчал Цыган.
Лесник, как никто другой, изучил Цыгана и понимал, какие тайфуны схватываются в его душе. Если бы сейчас Цыгану показали человека, который допустил по отношению к нему такую подлость, то Цыган его не просто изуродовал бы и убил, но и испепелил.
Лесник позвонил по телефону своему другу Зиновьеву Аркадию Игоревичу по кличке Туляк, к помощи которого он уже обращался, когда была ограблена Альбина. Как читатели первой книги романа знают, результат был положительный.
В кафе вместо Туляка трубку поднял незнакомый Леснику мужчина:
— Мне нужен Аркадий Игоревич, — сообщил Лесник, не представляясь.
— Он болен, — услышал он лаконичный ответ.
— Что с ним случилось?
— Угораздило попасть в аварию.
— Что-нибудь серьезное?
— Переломы костей ног, загорание на несколько месяцев в хирургии ему обеспечено.
Поблагодарив своего собеседника за сообщение, Лесник положил трубку.
— Придется ехать в кафе-бар и там говорить, так как по телефону разговор не получится, — поведал он Цыгану.
Вместе с Цыганом Лесник приехал в заведение Туляка, которое днем было как кафе, а вечером работало как бар. Оставив Цыгана в машине, он один пошел в кафе. Там он нашел Лучкова Павла Григорьевича по кличке Сварной, который временно исполнял обязанности Туляка как в кафе-баре, так и по руководству его кодлой.
По тому, как Сварной перемещался по своим владениям, отдавая команды подчиненным, Лесник понял, что ему временная должность нравится, и он имеет к ней призвание. Делая вид, что занят по работе, Сварной продержал Лесника около своего кабинета минут пять. Возможно, Сварной действительно был занят по работе.
Ведь рабочий день в кафе-баре только начинался. Как бы там ни было, но такое неуважение к своей персоне со стороны Сварного оставило у Лесника неприятный осадок.
Наконец Сварной пригласил Лесника к себе в кабинет. Перед Лесником сидел довольный собой малый, упакованный во все импортное, ухоженный, преуспевающий мужчина лет тридцати пяти приятной наружности.
— Чем обязан вашему визиту? — начал Сварной беседу с ним в официальном тоне.
— Я друг Туляка. Он тебе что-нибудь говорил о Леснике?
— Говорил то же самое, что вы мне сейчас сказали.
— Что именно? — не понял намека Лесник.
— Что Лесник его друг, что вы оказывали нашему «трудовому коллективу» некоторые услуги.
— Теперь усек, — довольно произнес Лесник, надеясь, что в дальнейшем беседа между ними пойдет по более приятному и понятному для обоих руслу.
— У моего друга недавно кто-то дома отравил собаку, спилил замок на двери гаража и угнал зеленую новую «Волгу», на которую он даже не успел получить номера в ГАИ. Ты не слышал такой новости?
— Нет, не слышал, — заверил его Сварной.
Свою кличку он получил потому, что ранее работал на производстве сварщиком.
— Помоги мне вернуть машину хозяину. Магарыч беру на себя, — попросил его Лесник.
— Если представится такая возможность, то обязательно посодействую вам, — так ни разу не обратившись к нему на ты, пообещал ему Сварной.
Покинув бар, Лесник не спеша отправился к своему автомобилю, чтобы поделиться с Цыганом неутешительной новостью. Других связей он среди преступных элементов города не имел, а поэтому больше того, что он сейчас сделал для Цыгана, уже сделать не мог.
Конечно, ему жаль было Цыгана, но, с другой стороны, нельзя быть таким лопухом, чтобы позволять облапошивать себя разным проходимцам. При таком подходе к сохранности автомобиля Цыганом, без страховки, без наличия противоугонного устройства он не мог быть панацеей от всех бед. Докуривая сигарету, он уже намеревался бросить окурок в урну, сесть в машину и уехать. Неожиданно для себя он услышал обращение к себе со стороны незнакомого парня:
— Привет!
— Здравствуй, дорогой, — вяло, без настроения пробурчал в ответ Лесник. — Что-то я тебя не признаю в качестве своего знакомого.
— Я вместе с Туляком и еще одним парнем по твоей протекции ездил в столицу к Душману на практику, — напомнил ему тридцатилетний здоровяк.
— Как тебя кличут? — начиная припоминать вышеуказанный факт, спросил Лесник.
— Боцман! — с готовностью ответил мужчина.
— Так бы сразу и сказал, — добродушно улыбнувшись, пожимая руку собеседнику, пошутил Лесник.
Теперь Лесник вспомнил, что Боцман был среди тех парней, которые помогли «воспитать» гопника, ограбившего Альбину и ездившего к нему домой за драгоценностями жены.
— Каким ветром тебя занесло к нам?
— Хотел увидеть Туляка, а он, оказывается, в больнице.
— Да, не повезло Аркадию Игоревичу. Пьяный таксист здорово помял ему ноги и машину. Если не секрет, то что за болячка привела вас к нему?
— Неделю тому назад вон у того моего кореша, — кивнув головой на сидящего в машине Цыгана, сообщил Лесник, — украли из гаража «Волгу» — Ты со Сварным по этому вопросу болтал?
— Только что от него, ответ неутешительный, если что узнает, то брякнет мне.
— Давай сядем в тачку и умотаем отсюда, есть разговор, но место неподходящее, — оглядываясь по сторонам и не видя знакомых лиц, предложил Боцман, решительно садясь в салон автомобиля.
Заехав в узкую, неприметную улицу, они остановились.
— Так слушайте, ваша тачка на совести нашей братвы. Только мы не знали, что облапошили твоего кореша.
Сварному надо было честно тебе в этом признаться. Почему он пошел на обострение с тобой, не понимаю.
— Где она сейчас находится? — нетерпеливо, оживившись, поинтересовался у него Цыган.
— Своей тачки вам не видать, как своих ушей. Ее Гарик отогнал в Грузию и загнал там одному, известному только ему, клиенту за один миллион четыреста тысяч рубликов.
— Кто такой Гарик? — поинтересовался у Боцмана Лесник.
— Один из наших шустряков, между прочим, неплохой мужик.
— Сварной знал об этой операции? — вновь поставил важный вопрос Лесник, ответ на который для него имел большое значение.
— Конечно! Вся операция проходила под руководством Сварного. В основном и деньги за тачку ему перепали.
— Значит, он мне темнил, когда говорил, что об угоне «Волги» ничего не знает?
— Выходит! — согласился с ним Боцман. — Только я вам ничего не говорил. Был бы Туляк, ваш вопрос с тачкой был бы решен полюбовно. У нас сейчас, как говорится, новое начальство. А новая метла, как известно, поновому метет.
— Относительно тебя — заметано, можешь не беспокоиться, — заверил его Лесник. — Ты знаешь, где живут Сварной и Гарик?
— Ну а как же. Они у нас как-никак авторитеты.
— Покажешь нам!
— Почему не показать, покажу, но прошу чтобы не было над ними самосуда. Попытайтесь договориться с ними по-человечески, — попросил Лесника Боцман.
— Сначала попытаюсь договориться по-человечески, дам им шанс, а если полезут на рога или в бутылку, то тогда уж, извини, придется выступить.
— Ну, если так, то пойдет, — принял условие Лесника Боцман.
Записав адрес интересующих их лиц, высадив Боцмана на той улице, где он пожелал, Лесник с Цыганом вновь вернулись в бар к Сварному. Увидев проходящего мимо него Сварного, Лесник жестко потребовал:
— Есть разговор, пойдем потолкуем. — Когда за Сварным закрылась дверь, Лесник, подойдя к Сварному, прошипел в ярости: — Слушай, паря, ты меня, наверное, спутал с козлом. Со мной шутки шутить — опасно для здоровья.
— Что за тон? Какая муха тебя укусила? — растерявшись, пробурчал Сварной, обескураженный тем, что Лесник узнал правду.
— Тачку моего человека украли твои люди по твоему указанию. Если не хочешь для своей задницы неприятностей, то возвращай нам или машину, или вырученные от ее продажи деньги.
«Ты смотри, как он на меня прет. Значит, считает, что получил верную информацию от своего человека, работающего у нас. Интересно, кто это мог быть? Ну и что с того, что узнал правду. Не отдавать же ему такой куш. Да кто он такой, что диктует мне условия? Мы держим верх не только в городе, но и во всей области, и вдруг приходит какой-то Лесник, пускай даже друг Туляка, и ставит мне свои условия. Дулю ему под нос», — подумав, определился Сварной.
Теперь он решил не играть с Лесником в прятки, а тоже показать зубы посетителю, чтобы тот слишком не зарывался.
— Я сказал, что ни о какой тачке ничего не знаю, и не хами, — твердо заявил Сварной.
— Наверное, тебя в детстве мало били, что ты настырничаешь, — едва сдерживая себя, заметил Лесник.
— Я смотрю на тебя и думаю: какой-то нахал пришел ко мне в кабинет, вызывающе ведет себя, хамит, оскорбляет. Какие, ты думаешь, я должен предпринять меры, чтобы пресечь твое красноречие?
— Ты не ищи на свою задницу приключений, а делай, что сказал я.
По-видимому, Сварной нажал под столом электрическую кнопку, так как неожиданно для Лесника в кабинет ввалились шесть накачанных парней.
— Что случилось, Павел Григорьевич? — спросил Сварного один из них.
— Да вот я говорю этому человеку русским языком, что мы его дружка не обижали, а он не верит, да еще похамски себя ведет.
— Проучить? — с готовностью предложили они ему свои услуги.
— Я его сейчас сам спрошу, — едва улыбнувшись, поведал им Сварной, после чего, обращаясь к Леснику, спросил: — Тебя научить культуре поведения или ты сам теперь поумнел и больше не будешь хамить?
Другой на месте Лесника, конечно, растерялся бы при такой кажущейся неблагоприятной для него ситуации, но Лесник оказался в своей стихии, где он знал, как себя вести и как поступать.
— Я бы хотел, чтобы меня выпроводили, — сообщил Лесник ему свое мнение как можно спокойнее.
— В нашем баре действует такой девиз: «Заявки клиентов выполняются немедленно», — пошутил Сварной.
— Выпроводите его отсюда вперед ногами, чтобы знал, кому хамить.
У Сварного в банде была где-то половина преданных ему сторонников, а поэтому он не боялся Туляка и не очень-то переживал, что своим поступком создаст некоторые «неудобства» его дружку. В крайнем случае он со своими корешами всегда найдет себе применение, если не в банде Туляка, то в другой, конкурирующей с ним группировке, к которой он примкнет и поможет занять лидирующее положение в городе, тем более что из Туляка теперь получится никудышний вояка.
Исполняя указание Сварного, его подручные бросились на Лесника, но остановились как вкопанные, увидев направленный на них ствол пистолета. Выстрелив им под ноги для устрашения, сохраняя самообладание, чем не могли похвастаться его противники, Лесник произнес:
— Кто из вас хочет жить, пускай остается на месте, а кто хочет услужить этому ублюдку, то пускай смело топает ко мне. Желудей в дуре на всех хватит…
Желающих топать вперед не нашлось.
— …Оказывается, я со стеснительными имею дело. Вы теперь поняли, что я не из смешливых, а поэтому топайте отсюда по-хорошему, — потребовал он, обращаясь к парням.
Оставшись вдвоем со Сварным, Лесник поставил ему условие:
— Чтобы выручку за тачку в сумме одного миллиона четырехсот тысяч рублей вечером сегодняшнего дня отвез домой потерпевшему. Если до завтрашнего утра не выполните моего требования, то мне придется взять их силой, но тогда я не буду отвечать за те издержки, которые могут возникнуть при экспроприации.
— Ничего у тебя, дорогой, не выйдет, — не растерявшись и не потеряв голову, убежденно возразил Сварной, рассудив, что Лесник его сейчас убивать не будет. — А если я почувствую, что ты пытаешься создать мне неудобства, то получишь обрат, за последствия которого я тоже отвечать не собираюсь. Таких дур, как у тебя, у нас тоже хватает, и нечего меня пугать.
— Короче, поговорили и хватит, подумай, что я тебе сказал. Я с тобой бакланить не собираюсь. Узнай обо мне у Туляка, кто я такой, хватит ли у тебя пороха, чтобы меряться со мной. А теперь проводи меня, чтобы у нас не произошло никаких недоразумений с твоими парнями.
Когда они шли по коридору, из бара им на пути никто не встретился. По дороге Сварной сказал Леснику:
— Я не пес (человек, который не знает, что имеет дело с вором), имею свою голову на плечах, принимаю такое решение, которое считаю нужным, и ни с кем советоваться, и тем более консультироваться, не собираюсь.
— Тем хуже для тебя, — ответил ему Лесник вместо «до свидания» при расставании.

Глава 15

По дороге домой Лесник рассказал Цыгану о результате своей беседы со Сварным, о жестокости взятой им линии, не упустив напомнить ему, что они имеют дело с шустрыми парнями, которые без хорошей взбучки вряд ли согласятся вернуть ему деньги за машину.
— Будешь им давать бой или нет? — заинтересованно, преданно глядя Леснику в лицо, спросил Цыган.
По-дружески взлохматив Цыгану и без того лохматые волосы, Лесник, улыбнувшись, заметил:
— Ты можешь не переживать. Твой вопрос я утрясу, чего бы мне ни стоило. Тут теперь затронуты мои принципы, и я не успокоюсь, пока не получу удовлетворения.
— Но у него, ты мне говорил, приличная кодла, — напомнил ему Цыган, — а поэтому с ними не так легко будет справиться.
— Ложил я на его кодлу с прибором, — жестко отрезал Лесник, а потом, подумав, пояснил: — Конечно, придется Валета вызывать с подкреплением, да и Лапу просить, чтобы вытребовал сюда своих телохранителей.
Сейчас приедем домой ко мне и надо будет садиться на телефон. Пока они не приедут, будем у тебя дома вдвоем держать оборону.
— Но там Мария с детьми, — напомнил ему Цыган обеспокоенно, понимая, чем может закончиться для них оборона.
— Сейчас приедем ко мне, я останусь звонить по телефону, а ты возьмешь мою тачку, смотаешься к себе и привезешь своих ко мне на время. Пускай переждут заваруху у нас.
Тем временем Сварной, проводив взглядом уехавшего от него Лесника, пригласил к себе в кабинет приближенных.
— Ну как вам, понравился или нет мой клиент?
— Крутой мужик! — заметил один из них. — Что ему надо было от тебя?
— Вы помните, как недавно мы провернули дельце с тачкой, которую сбагрили в Грузию?
— Ну как же нам не помнить, если с нее каждому из нас перепала приличная сумма, — подтвердил Парижанин, правая рука и единомышленник Сварного.
— Так вот, этот господин, — с пренебрежением в голосе сообщил Сварной, — к слову сказать, знакомый нашему Туляку, пришел тянуть мазу за хозяина тачки и требует или ее возврата, или вырученные деньги, которые мы получили от ее продажи. Что бы вы ему на моем месте ответили?
— Он у галки сикалку не видал? — своеобразно ответил Парижанин на поставленный вопрос, недовольный, что в противном случае ему придется отстегнуть назад сто тысяч рублей из полученной доли.
— Я тоже так решил, как сказал ты. Если бы мы угнали у этого крутого мужика, друга Туляка, то можно было бы подумать и возместить ему понесенный ущерб, но если возвращать вещи или возмещать за них деньги знакомым наших знакомых, то тогда нам станет невозможно дальше работать.
— Чего там говорить, твое решение верное. Когда у моего соседа наши парни угнали тачку и тот обратился ко мне за помощью, обещая солидный куш, я тоже за него не подписался, — заметил Парижанин.
— Может быть, твой сосед предложил тебе за помощь куш меньше, чем тот, который был обещан хозяином тачки дружку знакомого Туляка? — выразил свою мысль один из присутствовавших в кабинете парней по кличке Карась, ранее не участвовавший в разговоре.
Его тонкий намек пришелся всем по душе, особенно Сварному, который с удовольствием убедился, что принял верное решение, не пойдя навстречу Леснику, а поэтому заметил:
— И такой сговор между ними не исключен, иначе чего было так, не за себя, а за другого, лезть в бутылку.
Общее мнение собравшихся было единодушным. Деньги потерпевшему не возвращать.
— Это все хорошо, но, други мои, Лесник поставил мне условие, что к вечеру, в крайнем случае к утру, я должен возвратить потерпевшему миллион четыреста тысяч рублей. — Подумав, он не спеша произнес: — Интересно, кто из наших дал ему такую точную информацию?
— Со временем узнаем, а сейчас о сексоте нечего задумываться. Давайте определимся в отношении Лесника. Мужик он нахальный или дурной. Узнать бы, кто и что за ним стоит, — задумчиво произнес Парижанин.
— Может быть, нам надо справиться о нем у Туляка, а потом будем принимать решение? — предложил он Сварному, вопросительно посмотрев ему в глаза.
— А разве ты не знаешь, что скажет Туляк? Тогда без всякого совета тащи свой стольник бабок, да и все остальные, и я в том числе, и отдадим их Леснику. Вот вам совет Туляка. Устраивает?
Почесав затылок, Парижанин произнес:
— Конечно, Туляк станет на сторону своего дружка, чтобы нам насолить, и поступит так, как ты говоришь, — почесав затылок, пробубнил Парижанин. — Тогда решай сам.
— То-то! Тоже нашелся мне советчик. Кто мне такой Туляк, чтобы сейчас указывать мне, как поступать, нам сейчас виднее, чем ему, — рассудил Сварной. — Сегодня вечером поедем домой к хозяину тачки и «дружески» побеседуем с ним. От него узнаем: за сколько он купил Лесника и что он из себя представляет.
— Если с ним хорошо поговорить, то он, может, и сам вспомнит, что по пьянке проиграл в карты свою тачку, а чтобы жена дома не ругала, сказал, что ее у него украли, — вновь пошутил Карась.
— Тем более что я сегодня имею на вечер приглашение к нему домой, — напомнил Сварной, приняв наконец окончательное решение.
В начале двадцать второго часа Цыган услышал звуковой сигнал, подаваемый из подкатившего к его дому легкового автомобиля. Дверка со стороны водителя была открыта, а поэтому в его салоне горел свет. Посмотрев в окно, он увидел в автомобиле одного пассажира, в котором узнал Сварного. Сварной, посчитав, что его из дома должны были увидеть и разглядеть, взяв из автомобиля огромную хозяйственную сумку, подойдя к двери металлических ворот, стал стучать.
Цыган, раздосадованный, что рядом с ним нет Лесника, который вышел в холодный туалет, стоящий отдельно от дома на расстоянии двадцати метров, не посоветовавшись с ним, как поступить в данной ситуации, решил сам встретить гостя. Вооружившись двуствольным охотничьим ружьем, убежденный, что уж один на один он справится с визитером, если тот вздумает выкинуть какой-нибудь «крендель», он решил идти его встречать.
Включив электрический свет во дворе, посетовав, что так еще и не завел себе другой сторожевой собаки, Цыган вышел из дома во двор. Осмотревшись по привычке по сторонам, не заметив ничего подозрительного, он направился к воротам. Сделав по направлению их шагов пять, он услышал сзади себя грубый мужской голос:
— Мужик, не дури, бросай ружье на землю, если не хочешь получить пулю в лоб…
Испуганно повернув голову в сторону говорившего, Цыган увидел около крыльца мужчину с направленным в его спину пистолетом.
— Я повторять не собираюсь: если не бросишь ружье, буду стрелять, — жестко потребовал неожиданный визитер.
Скрепя сердце, с досадой на свою неосмотрительность Цыган опустил ружье к своим ногам.
— Молодец, но не совсем. Теперь отбрось его ногой подальше от себя, — услышал он новую команду неожиданного визитера.
Цыган повиновался. Он понял, что стал жертвой дешевого спектакля, устроенного Сварным, чтобы выманить его из дома на себя, тогда как другой сообщник, пробравшись к нему во двор с огорода, загнал его в западню, чтобы захлопнуть за ним ее дверку.
— Какой ты негостеприимный! — хохотнул мужчина, довольный, что событие складывается по разработанному им плану. — Нехорошо! К тебе гость приехал, дожидается за забором, а ты не хочешь его впускать, а ну давай, быстрее пошевеливайся.
Цыгану ничего не оставалось делать, как подчиниться силе.
Зайдя во двор, Сварной, поставив хозяйственную сумку на землю, сказал Парижанину, облегченно вздохнув:
— Теперь зови сюда остальных парней…
Сидя в туалете при полуприкрытой двери, Лесник увидел промелькнувшую мимо тень человека.
Почувствовав неладное, Лесник, принимая все возможные меры предосторожности, последовал за незваным визитером. Он был свидетелем позора и унижения своего дружка. Лесник давно имел возможность изменить ход игры в свою пользу, но так как спектакль в своем действии еще не дошел до кульминации, еще не появился на сцене главный герой противной стороны, то в действие спектакля он не считал нужным вмешиваться. Когда Лесник увидел, что Сварной, зайдя во двор, поставил свою сумку на землю и полез рукой за пояс, по-видимому, чтобы достать оттуда пистолет, а оно так и было в действительности, тут Лесник решил, что дальше быть зрителем ему противопоказано и опасно. Он метнул нож в правую руку Парижанина, держащую пистолет.
Раненный в руку, по-звериному закричав от боли, тот выронил свой пистолет на землю, которым моментально завладел Цыган, не забыв ударить Парижанина кулаком по голове. Оглушенный, тот упал на землю и перестал кричать.
Направив свой пистолет с глушителем на Сварного, Лесник предупредил его:
— Только коснешься рукой своей дуры, считай себя покойником, — потом, обращаясь к Цыгану, потребовал:
— Забери ее у него, чтобы не соблазняла.
Сварной решительно положил свою правую руку на рукоятку пистолета.
Лесник, выстрелив ему два раза под ноги, сказал:
— Не шути, дорогой, а то я за последствия не отвечаю. Тем более что ухлопаю негодяя, который привалил в гости вооруженный и с кодлой.
Преодолев страх, Цыган, подойдя к задумавшемуся Сварному, вытащил у него из-за пояса пистолет «макаров». Возможно, Сварной уже сожалел о своей секундной растерянности, что спасло ему жизнь, так как Леснику ничего не оставалось в данной ситуации делать, как пристрелить его, но было уже поздно.
Как Лесник и предполагал, хозяйственная сумка оказалась пустой и в ней не было денег, которые он требовал принести. Несмотря на стоны, Цыган связал руки Парижанину. Точно так же он поступил со Сварным.
— В другом месте я бы сжег твою «девятку», но сейчас такого удовольствия позволить себе не могу, — сказал ему Лесник, забрав ключи от машины у Сварного и загнав ее во двор.
Когда Лесник загонял машину Сварного во двор, то зря осторожничал и переживал, никто из сообщников Сварного не попался ему на глаза и не помешал осуществить задуманный маневр.
Позвонив по телефону домой, Лесник сказал Альбине, чтобы она взяла свой медицинский чемодан и приехала оказать медицинскую помощь.
— Случайно не тебе? — услышал он в трубке ее взволнованный голос.
— Да нет, — пренебрежительно ответил он. — Одному козлу из кошачьей стаи.
Домой к Цыгану Альбину доставил на машине Борода, который в дом не стал заходить, так как посчитал целесообразным оставаться в машине и охранять ее.
Обработав рану на руке Парижанина, сделав ему укол от столбняка, Альбина без расспросов, подавляя в себе любопытство, простившись, уехала.
Примерно через час после того, как их покинула Альбина, к ним подъехало первое подкрепление в количестве четырех человек во главе с давнишним корешом, подельником по нескольким уголовным делам Валетом. В присутствии «пленников» друзья стали обниматься, хлопать друг друга ладонями по плечам, спине, как бы делали это перед покупкой лошади, проверяя, выдюжит ли она те хозяйственные трудности, которые ее ожидают в работе.
— Так, первое подкрепление прибыло, — довольно потерев ладони рук, произнес Лесник. — Теперь дождемся людей Лапы и начнем действовать, — облегченно вздохнул он. — Так как договор противником нарушен, то я и не собираюсь соблюдать перемирие до утра и тоже сейчас начну действовать. — Отведя Валета в смежную комнату, он дал ему записку с адресом Гарика и сказал: — Поезжай к нему домой и узнай, сколько бабок он отхватил за тачку Цыгана и кому ее загнал, постарайся узнать адрес, может быть, нам еще удастся ее вернуть. Вас на него хватит троих, пускай Рахол останется со мной.
— Что потом делать с Гариком?
— Привезешь сюда, буду их тут складировать, — пошутил Лесник, улыбнувшись, а потом предложил: — Короче, там сам разберешься на месте, как с ним поступить. Если окажется сговорчивым и ответит на все наши вопросы, то можешь отпустить.
— Ясненько! Только мне не понятно, как поступить с Гариком, если он вдруг не захочет выходить к нам из своей берлоги?
— Не исключено, — согласился с ним Лесник. — Тогда вам придется взять его терем штурмом и сделать капитальный шмон, заберете все бабки и рыжье (золото) нахрапом. Помни: жаловаться не пойдет, так как у самого рыльце в пушку.
— Теперь все понятно, — деловито сообщил Валет, покидая его.
После отъезда группы Валета наконец-то пожаловала пятерка «быков», постоянных телохранителей Лапы во главе с Угрюмым. Поздоровавшись с Лесником, Угрюмый, игнорируя пленников, обращаясь к Цыгану, удивленно пробасил:
— Какой говнюк посмел угнать и забухать твою тачку?
Цыган показал ему на Сварного.
— Что Иван (так участники преступлений называют своих главарей) решил с ним делать?
— Сам у него узнаешь, — неопределенно ответил Цыган.
В это время к ним подошел Лесник и сказал Угрюмому:
— Сейчас поедете к Сварному домой. — Он назвал его домашний адрес. — Возьмете жену с пацаном и отвезете в бункер, но предварительно надо сделать шмон, барахло не берите, а бабки, рыжье, ценные бумаги оставлять нельзя: пока хозяев не будет дома, кто-нибудь умыкнет, а нам отвечай, — улыбнувшись, заметил Лесник. Он стоял спиной к Сварному, а поэтому тот не видел его лица, тогда как Лесник, подмигнув Угрюмому, продолжил: — Можете с его кралей побаловаться.
— А с пацаном? — алчно блеснув глазами, поинтересовался Угрюмый.
— Если будет желание, — цинично разрешил Лесник, продолжая начатую игру.
Прибытие последнего подкрепления к Леснику, вид прожженных уголовников, разбитных ухарей, давно потерявших чувство жалости и сострадания к другим настолько, что им ничего не стоит осуществить те зверства, о которых он только что слышал, заставили задуматься Сварного: «Эти головорезы могут испохабить не только жену и сына, а и самого черта. Вон какие у них водянистые, безумные глаза, а особенно у старшего из прибывших. Ему ухлопать человека — все равно как муху на стекле».
Между прочим, его выводы в отношении Угрюмого, совершавшего убийства по указанию своего пахана, за спиной которого ему и его группе жилось беззаботно и легко, соответствовали действительности.
«Пока не поздно и они не наломали дров, мне надо переходить от нахрапа к капитуляции», — подумал Сварной, поняв, что связался с молодчиками более высокого пошиба, чем был сам. С таким матерым бандитом ему пришлось встретиться впервые.
— Не трогай жену с сыном, я твои условия принимаю, — выдавил из себя Сварной, обращаясь к Леснику.
Последний, подумав некоторое время над его словами, обращаясь к Угрюмому, сказал:
— Отвези его жену с сыном ко мне в бункер, ничего в доме не шурудите, никакого шмона, и сразу сюда ко мне, будет другая работа.
Оставшись вдвоем со Сварным, Лесник пояснил ему:
— Ты обо мне ничего не слышал в городе не потому, что я не могу все воровские группировки подмять под себя, а лишь потому, что мне этого просто не нужно.
Для разрешения разбора с тобой я затребовал десяток крутых парней, если понадобится, то я выставлю их тебе несколько сот. И вот такой червяк, как ты, вздумал вору в законе не только перечить и врать, но и пытаться перекрыть жабры. Такого беспредела я тебе уже не могу простить. О том, что ты к утру принесешь свой должок, я не сомневаюсь. Не зря же ты сумку сюда прихватил. Я думаю, какое тебе наказание назначить, чтобы ты понял, что таких людей, как я, нельзя обижать, так как за это мы требуем высокую плату.
— Слушай, Лесник, прости меня, гордыня попутала, — сдаваясь по всему фронту, заныл Сварной.
Сварной никогда не думал, что опустится до такой степени унижения, но факт остается фактом.
— Если ты не знаешь воровского закона, то я тебе кое-что сообщу. Мы своего брата, если он провинится, никогда не прощаем, а обязательно наказываем, а поэтому чужак и подавно не может надеяться на прощение.
Теперь, после задушевной беседы, я отпускаю вас. Мотай со своим Парижанином к дружкам и собирай бабки. К семи часам я буду вас ждать с долгом. Скажи всем своим, чтобы к десяти часам собрались в баре. Я там выдам им пару ласковых слов. Ни на какие козни против меня не рыпайтесь, так как предупреждаю: номер бесполезный и дорого всем вам будет стоить. К Гарику можете не ходить. Его мои ребята должны и без тебя подоить.
Напоминаю еще раз: обо всем, что у тебя творится в кодле, я в курсе дела, а поэтому какое бы ты действие против меня ни предпринял, я о нем все равно буду осведомлен. Тогда я выступлю в отношении тебя более жестоко.
Он вернул Сварному ключи от автомобиля. Цыган открыл ворота, и «пленники» получили свободу, умчавшись на машине, которая беспечно подмигивала Цыгану своим указателем поворота, перед тем как скрыться с его глаз.
Тем временем Валет, приехав домой к Гарику, узнал от его жены, что муж еще не возвратился с работы домой.
Посмотрев на ручные часы, которые показывали полночь, Валет, усмехнувшись, вернулся к своему автомобилю. Ни о какой работе в данное время не могло быть и речи, другое дело, что Гарик где-то в своих интересах промышлял или гулял в свое удовольствие, но, как бы там ни было, группе Валета надо было ждать Гарика. Сидя в машине, Валет с завистью думал: «У этих кавказцев бабы всему верят, что говорят их мужья.
Наших баб на такой мякине не проведешь…»
Из подъехавшего такси вышел мужчина и поспешил к интересующему Валета дому. Выйдя из машины, Валет зашагал к нему навстречу. Его примеру последовали находившиеся с ним дружки.
— Гарик, это ты? — спросил он прохожего.
— Я! А в чем дело?
— Нас за тобой прислал Сварной, — деловито и вместе с тем миролюбиво поведал Гарику Валет.
— Чего ему надо от меня? — настораживаясь, спросил Гарик.
— Не знаю, съездишь к нему и узнаешь, — заявил Валет.
— Никуда я сейчас не поеду, скажите ему, что для беседы со мной он выбрал неподходящее время. Приеду к нему утром.
— Нам сказали, чтобы мы без тебя не возвращались, — наставив в живот Гарика пистолет, по-прежнему улыбаясь, пошутил Валет.
Оглянувшись по сторонам, Гарик обнаружил, что троица незнакомцев его окружила и делать попытку бежать уже бесполезно.
— Обшманай его! — потребовал Валет у одного из своих подручных.
Третий из них молча надел Гарику наручники.
— Вы что, из ментовки? — несколько даже обрадовавшись, предположил Гарик, больше всего боясь расправы с собой какими-нибудь уголовниками, перед которыми был грешен.
— Все узнаешь в свое время, — ответил ему неопределенно Валет.
В карманах одежды Гарика колюще-режущих предметов не оказалось. Зажатый с боков парнями, сидя на заднем сиденье автомобиля, Гарик видел, что его везут в рощу, где он многократно проводил с друзьями свое свободное время на природе.
В роще незнакомцы в жуткой темноте привязали его к дереву. Видя, что физическое сопротивление бесполезно, он безропотно позволил себя «спеленать».
— Что вам от меня надо? — не вытерпев, возмутился он.
— Смерти, — сообщил ему Валет.
— За что? — пытаясь освободиться от пут, мотаясь телом из стороны в сторону, как маятник, спросил он.
— Ты сам знаешь, а нам оно ни к чему, — отрубил ему Валет, как бы не желая продолжать с ним беседу.
Достав из машины большую целлофановую сумку с изображенной на ней в купальнике улыбающейся девицей с надписью «Сочи», чего Гарик из-за темноты не видел, он из баллончика с инсектицидным препаратом «Перфос-Л», применяемого против насекомых, впрыснул в сумку приличную дозу препарата, после чего накинул ее Гарику на голову, держа края сумки вокруг горла обеими руками.
Отчаянное, бесполезное сопротивление, страх за свою жизнь, безысходность непроизвольно привели к мочеиспусканию.
Валет, посчитав, что нагнал страха на Гарика достаточно, решил прекратить эксперимент и снял с его головы сумку.
Гарик, как загнанный бегун, сделал серию глубоких вдохов и выдохов.
— Скажите же наконец, чего вам от меня надо?
— Ты понял, что мы не из ментовки? — спросил его Валет.
— Да!
— Очень хорошо, — как хирург после удачно проведенной операции, произнес с вдохновением Валет, но вместо того, чтобы справиться о здоровье и назначить лечение, Валет спросил Гарика:
— Еще хочешь подышать в сумке, пока копыта откинешь?
— Говорите же, чего вы от меня хотите, я все сделаю, — взмолился Гарик.
— Ты украденную в городе тачку отогнал в Грузию и там продал?
— Я! — как бы радуясь, что он может оказать им услугу своим признанием, сообщил он.
— За сколько ты ее загнал, кому и где он живет? — задал Валет ему серию вопросов.
— «Волгу» я продал своему далекому родственнику, работающему в адвокатуре, за один миллион четыреста тысяч рублей. У него советских рублей много. Они у нас скоро, наверное, накроются, вот он и попросил меня оказать ему такую услугу.
— Фамилия?
— Кикнадзе Отар Степанович, — с готовностью ответил Гарик.
— Где живет?
— Тбилиси, улица Шота Руставели…
— Ты не брешешь, а то сейчас продолжу эксперимент, — наконец-то с угрозой в голосе спросил его Валет.
— Я себе не враг. Все сказал, как на духу, — заверил его Гарик.
— Сколько ты получил со Сварного за свою услугу?
— Двести тысяч рублей, — как в правоохранительных органах при допросе, коротко и искренне ответил он.
— Ты понимаешь, что совершил преступление, ограбив нашего человека, а поэтому должен вернуть, что «заработал» у Сварного, и откупиться от нас за тот вред, который ты нам причинил? Сколько у тебя сейчас дома бабок?
— Все на книжке, — отводя глаза в сторону от Валета, хотя в кромешной темноте это не вызывалось необходимостью, солгал Гарик.
Ничего не говоря ему, Валет снова стал из металлического баллончика впрыскивать токсичный препарат в сумку.
Видя его приготовления, Гарик, задергавшись в припадке страха, простонал:
— Четыреста тысяч!
— Чего четыреста тысяч? — «непонятливо» переспросил его Валет.
— Лежит у меня дома, — выдавил из себя признание Гарик.
— Вот теперь я вижу, что ты откровенный человек и нас не желаешь обманывать. Сейчас мы поедем к тебе домой, и ты мне их отдашь, тем самым избавишься от греха, который последнее время вселился в твою грешную душу. Только тогда мы будем считать, что ты с нами рассчитался, и мы к тебе не будем иметь никаких претензий.
Ну как, принимаешь мое предложение?
Облегченно вздохнув и поняв, что налетчики не собираются его убивать, Гарик только сказал:
— Поехали.
— В своем доме с женой на своем языке при нас не бакланить, а то вы оба окажетесь под этим колпаком. — Валет потряс сумкой. — Точно такое наказание будет ожидать тебя, если вздумаешь там выступить на нас. Усек?
— Ладно! Понял! — нетерпеливо произнес Гарик, ожидая, когда его начнут развязывать.
— Не дергайся! Не спеши, коза, в лес, все волки твои будут, — одернул его Валет. — Я еще не окончил своего разговора с тобой.
— Что еще надо? — гортанно произнес Гарик, посчитав, что и так исчерпывающе ответил на все его вопросы.
— Поклянись собой и членами своей семьи, что никому не скажешь, что дал нам домашний адрес своего родича в Тбилиси.
Выслушав витиеватую клятву Гарика, Валет выключил свой миниатюрный магнитофон, на который записал показания Гарика. Довольный результатом беседы с ним, он наконец-то соизволил дать указание дружкам:
— Развяжите его, сажайте в машину, сейчас поедем к нему в гости. Приглашаешь нас к себе или нет?
— Приглашаю! — пробурчал тот вяло и без вдохновения, да и откуда оно у него могло появиться в таких условиях?
Изъятие четырехсот тысяч рублей в доме Гарика прошло быстро, без эксцессов, под удивленный взгляд его жены, не понимающей, почему ее муж так легко отдает неизвестным свои деньги, но вмешиваться в его дела и устраивать шум без согласия мужа побоялась.
— Проводи нас на улицу, — простившись с женой Гарика, попросил его Валет.
Расставаясь на улице с ним, Валет поведал:
— Кто мы такие, ты завтра узнаешь от своих корешей. Если, не дай Бог, ты вздумаешь с кем-либо из нас встретиться по-плохому, твоя попытка будет стоить тебе жизни. Усек?
— Усек! — повторил его слово Гарик.
— Так вот, мотай себе на ус и не вздумай перед нами пылить. Мне тебя жаль, что ты, не зная брода, подписался против нас. Зато теперь подобной ошибки со своей стороны никогда не допустишь.
Как Гарику ни было жалко увозимых бандитами своих денег, он радовался, что остался жив. Поэтому, смирившись с их потерей, он перед расставанием с Валетом попросил его:
— Ты уж о моем конфузе никому не говори.
— Я давно о нем забыл. Кроме того, я по природе своей не трепло, — ответил ему Валет, уезжая, оставляя Гарика около его дома с невеселыми мыслями.
К семи часам утра Сварной доставил в дом Цыгана один миллион двести тысяч рублей. Вручая сумку с деньгами Леснику, Сварной пробурчал:
— Теперь, кажется, мы с тобой квиты?
— Почти что, — произнес Лесник условную фразу для своих подручных, которые, набросившись на Сварного, связали его, несмотря на сопротивление.
— Вы чего делаете? Мы так с вами не договаривались, — ошарашенно орал он.
Уже связанному Сварному Лесник заявил:
— У меня с тобой никакого договора не было. Ты только выполнял те условия, которые я поставил перед тобой. Чтобы ты не корчил из себя авторитета, не пылил и не пытался строить против меня козни, я должен тебя, как шахматную фигуру, убрать с доски.
— Каким образом? — показав низкую свою уголовную осведомленность, спросил Сварной.
— Давно проверенным, надежным и не дающим осечки, — хохотнул цинично ему в лицо Лесник.
Желающих опустить Сварного на низ оказалось более чем достаточно, а поэтому право на это было разыграно между ними в карты. К слову сказать, Леснику такое мероприятие не нравилось, но он, являясь авторитетом для этих быков, не имел права осуждать их в скотских желаниях.
Право опустить Сварного в карты выиграл Рахол…
Покидая дом Цыгана, Сварной злобно прошипел:
— Уж этого я вам никогда не забуду…
— Правильно сделаешь, потому что, если себя уважаешь, тебе надо из города уматывать куда глаза глядят, так как «голубому» будет стыдно появляться на глаза своих бывших корешей, — заметил Лесник.
Нарисованная Лесником картина показала Сварному, насколько он беззащитен перед своими противниками.
Лесник, как танк, подавлял его и физически, и психически, и морально. Прожив тридцать пять лет, Сварной уже имел две «ходки» к хозяину, среди бывших зеков неплохо ориентировался, был в авторитете, но с таким волкодавом, каким предстал перед ним Лесник, он встретился впервые. У него непроизвольно пробежали мурашки по телу, когда представил, что, не дай Бог, их пути пересекутся с Лесником вновь и тому придется выносить ему новый приговор. Он даже не мог себе представить, но допускал, что Лесник придумает такое ему наказание, которое даже хищному зверю не придет в голову в состоянии ярости.
К десяти часам утра на трех машинах одиннадцать человек банды Лесника подъехали к бару Туляка, где члены его банды, оповещенные Сварным, уже поджидали их.
Проходя в зал бара по коридору со своими людьми, Лесник жестко бросил поджидавшим его парням:
— Идите за мной.
Когда все расселись, Лесник, поднявшись из-за стола, чтобы его видно было всем, а не из-за уважения к присутствующим, произнес:
— Я нахожусь в дружественных отношениях с Туляком. Часть ваших людей организовал и направил на стажировку в столицу. В вашу мышиную возню в городе не вмешивался, так как она меня не касалась. Как вы знаете, Туляк находится в хирургии в «ракетно-костыльных войсках», и вами верховодил Сварной, который укусил моего товарища. Я вчера пришел к нему потолковать, чтобы возникший конфликт решить полюбовно, но он не прислушался к разуму и решил устроить нам темную со своей кодлой, так называемый стоп с прихватом.
Его с Парижанином с пушками и пчелами мы поймали, а остальные их дружки умотали. За свою тачку мы со Сварного получили шайб (денег) сполна, в том числе и с Гарика, который отогнал ее в Грузию.
Нахождение Сварного на вашем троне нас не устраивает. Он не знал, а если знал, то не уважал наш закон, а поэтому ему уже вами не верховодить, его среди вас нет и больше никогда не будет.
— Кто вы такие, чтобы нами командовать? — петушиным фальцетом на одном дыхании выпалил парнишка лет двадцати.
— На твой вопрос, рябчик, ответит Туляк, если пожелает, а я воздержусь.
— Чего вы, ребята, молчите, почему нами чужаки командуют и что они сделали с нашим Сварным, что его нет среди нас? — вновь ершисто взорвался паренек, по-видимому, обиженный, что Лесник назвал его рябчиком.
— Мы явились сюда не для того, чтобы давать объяснения, а поставить вам условие, чтобы более между моими людьми и вами подобных неприятных конфликтов не было.
— А то что будет? — выжидательно пробасил один гамбал, стоящий ближе всех к Леснику.
— С виновным будет то, что случилось с вашим Сварным.
— А что с ним произошло? — поинтересовался все тот же гамбал.
— Утром мои парни помогли ему глину месить. Он, наверное, из нее саман делает, — металлически блеснув глазами, жестко поведал Лесник.
Его сообщение шокировало всех своей жестокостью, да и смелостью поступка. Чтобы после всего случившегося прийти в хазу противника и сообщить ему, что их вожак унижен и свергнут…
— Если у кого есть претензии в этой части, то я могу их принять и рассмотреть, — обратился Лесник к собравшимся.
Таковых среди присутствовавших не нашлось, даже «рябчик» и тот промолчал. Чего ему ловить и требовать справедливости, если все молчат, ему больше всех надо, что ли?
— А как же теперь мы будем без головы? — после долгой паузы задал Леснику вопрос один парень из зала.
— Туляк пока жив, а поэтому вам о голове беспокоиться не приходится, относительно его заместителя я имел с ним сегодня разговор, и мы сошлись, что кандидатура Боцмана на это место самая подходящая. Валерий Васильевич, подойди ко мне, пускай друзья посмотрят на тебя в новом качестве…
Пока Боцман пробирался к нему через зал, Лесник пояснил собравшимся: —…Он был в столице вместе с Туляком у моего дружка, прошел стажировку, увидел, как живут настоящие воры, петрит по-свойски и, как пес, не будет бросаться на своего человека. Пока Туляк в больнице, я буду помогать ему в работе. Кто попытается его не понять или вальта валять, то того будет ждать участь Сварного. Я думаю, против кандидатуры Боцмана у вас возражений нет?
— Пойдет! Куда денешься… — раздалось несколько голосов, тогда как большинство кандидатуру Боцмана с выдвижением его в замы встретило молчаливым согласием.
— Сейчас вы можете пообщаться с моими людьми, желательно с горячительными напитками, и мы отваливаем. У нас прошедшая ночь была очень беспокойная. Так я говорю, Парижанин?
— Так, шеф! — смущенно подтвердил тот.
Тут же Лесник отдал два «трофейных» пистолета Боцману со словами:
— Вручи их таким парням, которые умеют не только стрелять, но и не терять.
Примерно часа через полтора общения гостей с хозяевами, когда стороны уяснили, кто, что и сколько стоит, Лесник со своими людьми вернулся в дом Цыгана, где уже была его жена Мария Семеновна с детьми, которая готовила обильный обед для них всех.
Вечером Лесник, вручив посланникам Лапы по двадцать «косых» каждому за работу, отпустил домой.
Довольные щедрой платой, улыбающиеся и шумные, они «отвалили» в распоряжение своего хозяина.
— Смотрите у меня, чтобы по дороге не пили, ни с кем не конфликтовали и не выясняли отношения, а прямиком шуруйте к себе.
— Не волнуйся, Виктор Степанович, баловаться я им не позволю, — заверил его Угрюмый.
Его компании было с чего быть довольной: если Лесник один миллион четыреста тысяч рублей отдает Цыгану за тачку, то из оставшейся сотни тысяч рублей сподвижникам Лапы достанется на нос не меньше двадцати кусков.
Валет со своими друзьями поехал ночевать домой к Леснику, который сказал ему, что на часок задержится дома у Цыгана.
Сидя за столом с Цыганом и Марией Семеновной, Лесник, подводя итог проделанной работы, сказал:
— Мы нашли тех, кто украл у вас машину, забрали у них вырученные за нее деньги. Теперь у меня к вам вопрос: думаете ли вы опять покупать себе машину или положите свои деньги на книжку?
— Конечно, лучше положить деньги на книжку, получать с них проценты и не бояться, что их у тебя украдут, как машину, — сердито глядя на мужа, обосновала свое мнение Мария Семеновна.
— Не тарахти, оттого, что ты первая сказала, все равно будет не по-твоему, а так, как решу я, — урезонил ее сердито Цыган.
— А как ты хочешь поступить? — подскочив к нему, задиристо спросила она.
— Хочу ездить на машине — и баста, — отрезал он.
— Ты нахал, тебе не стыдно сидеть на шее Виктора Степановича, думаешь, у него своих дел нет, как искать украденные у тебя машины? — опираясь на непреклонный авторитет Лесника, правда, без его согласия, задавила она мужа своими убийственными доводами.
— Как Виктор Степанович скажет, так и будет, — вынужден был сдаться Цыган, выжидательно посмотрев на Лесника.
Последний, заговорщицки подмигнув Цыгану так, чтобы не заметила его жена, предложил супругам Камалетдиновым свой вариант:
— Мария Семеновна, давайте поступим так. Я направляю Федора Михайловича с четырьмя парнями в Грузию. Они теперь знают, у кого находится ваша «Волга». Ваш супруг там предъявляет свои документы на машину в милицию. Милиция отдает ему машину, сажает злоумышленника, и вы остаетесь при своих интересах.
Так как вы получите свою машину назад, я забираю деньги, которые нам сегодня утром вернули.
— А если с машиной ничего не получится? — осторожничая, поинтересовалась Мария Семеновна, боясь подвоха и обмана.
— Если Федор Михайлович не пригонит свою машину из Грузии, то деньги останутся у вас, то есть в любом случае вы в убытке не будете, а убытки, связанные с поездкой, понесу лично я.
— Страшно к этим азиатам мужа из-за машины посылать, — заметила она.
— С ним четыре человека поедут с таким же риском, какой будет иметь он, но если он рискует из-за машины, то направляемые с ним мои люди вообще никакой корысти не будут иметь, а только из-за уважения к Федору Михайловичу.
— Чего ты с ней мусолишь элементарную истину? Меня это устраивает, и я поеду, — оживляясь, пробасил Цыган, в котором еще не угас азарт преследования и мести преступникам.
Такое пренебрежение к себе Мария Семеновна перенесла спокойно и без обиды, ссориться с мужем при своем благодетеле она посчитала неприличным.
— Что мне делать с этой бедовой головой? — разведя руки, пробурчала она. — Пускай едет, да накажи ему, чтобы по-дурному там свою голову не потерял.
— Прямо дурнее тебя, — огрызнулся ей в ответ Цыган, недовольный, что жена так относится к его умственным способностям.
— Мария Семеновна, можете не беспокоиться. Я перед дорогой их всех дополнительно проинструктирую, где и как себя вести, — заверил ее Лесник, успокаивая.
Когда Лесник садился в машину, обговорив с супругами Камалетдиновыми все интересующие его моменты, то провожавшая его с мужем Мария Семеновна, обращаясь к нему, искренне произнесла:
— И что бы мы, горемыки, без вашей помощи делали?
— Не скромничайте, жили бы так, как живете, — успокоил ее своим ответом Лесник.

Глава 16

Возвратившись к себе домой от Цыгана, Лесник решил поделиться своими планами с Бородой и Лапой.
Паханы, ознакомившись с его идеей, в общих чертах согласились с ней, внеся существенные свои коррективы.
Его предложение ехать в Грузию на своей машине они сразу отклонили. Грузинские гаишники часто будут останавливать автомобиль, так как госномера им будут говорить, что едут люди из другого государства, будут придираться, чтобы «подоить», получить на лапу взятку, да и проблему с бензином тоже не надо сбрасывать со счета. После всестороннего обсуждения данного вопроса было решено ехать в Грузию поездом.
— Вообще обстановка там никудышняя, опасная и напряженная, свергнут с престола Звиад Гамсахурдия, идет гражданская война как между самими грузинами, так и Грузии с Южной Осетией, в горах рыскают разные «волки», вооруженные до зубов в поисках «добычи», понимая, что пришло их золотое время, которое не может так продолжаться до бесконечности. Поэтому в этой ситуации наши люди должны быть все вооружены «дурами», так как опираться придется только на себя. К помощи ментов обращаться не придется. Вам к ним путь противопоказан, да они вряд ли захотят помогать, скорее начнут вредить. Без помощи на месте с операцией трудно будет справиться, а может быть, и невозможно, — подвел итог своего рассуждения Лапа.
— Что ты этим хочешь сказать? — недовольно пробурчал Лесник, видя, что его план начал расползаться по швам.
— Твои парни сами с такой операцией не справятся, — пояснил ему Лапа, — с ними должен поехать я.
— Почему вы, а не я? — резонно возразил Лесник.
— Я соглашаюсь ехать туда по нескольким основаниям. Прежде всего — операция перспективная, и ее надо обязательно осуществить. Оттого, что поедешь ты, никакого толка не прибавится. Туда должен ехать я, — вновь повторился он. — У меня в Тбилиси надежных дружков нет, но есть должник в Хашуре, между прочим — хитрый лис, матерый цеховик Лиселидзе Вахтанг Вартанович. В зоне он был под моим покровительством. И если бы не я, то он там со своим характером давно бы ноги вытянул, а не занимался, как сейчас, своим прежним бизнесом, но теперь уже разрешенным властями.
— За что его упекли к «хозяину»? — поинтересовался Лесник.
— За изготовление в подпольном цехе мужских сорочек и продажу их с помощью своих соучастников через торговую сеть гражданам.
— Видать, слишком много сажали деловых людей, что сорочек совсем не стало. Так я могу к нему поехать, — заметил Лесник.
— Он такой скользкий, что только я смогу склонить его оказать нам помощь в задуманном.
— А если я с вами поеду? — поинтересовался Лесник.
— Нам лишние головы и стволы не нужны, — беря инициативу в свои руки, возразил ему Лапа.
— Остап Харитонович дело говорит, и не надо с ним спорить, — высказал свое мнение Борода.
Леснику ничего другого не оставалось, как согласиться с ними.
— Завтра будем трогаться. Четырех человек, я думаю, будет вполне достаточно. Дашь на дорогу на всякий случай кусков сто, — потребовал у Лесника Лапа.
— Сейчас? — с готовностью поинтересовался у него Лесник.
— Погодим до завтра, — возразил Лапа, считая разговор по делу уже завершенным.
— Зря ты моих мужиков отправил домой. С ними мне спокойнее было бы, — посетовал Лапа, обращаясь к Леснику.
— Я же не думал, что поедете вы, да у них такие морды, что не внушают доверия, и менты на каждом углу будут вас останавливать, думая, что вы сбежали из тюрьмы. А Валет и его ребята выглядят приличнее. Если же придется с кем сцепиться, то спуску никому не дадут, — заверил его тот.
Подумав над его словами, Лапа заявил:
— Возможно, ты и прав. Мы же едем не воевать, а деликатно прокручивать тонкое дело.
Отправляясь отдыхать, Лесник с облегчением подумал: «Если Лапа взял на себя осуществление операции, то мне можно больше о ней не беспокоиться».
На другой день поездом «Москва — Тбилиси» отправились в «турне». Вечером другого дня они прибыли в город Хашури. Недалеко от вокзала в справочном бюро Лапа узнал домашний адрес своего друга Лиселидзе. На такси они поехали к нему домой. Глядя в окно, Лапа обратил внимание, что в городе частные дома в основном двухэтажные и одной формы. Дом Лиселидзе ничем не отличался от своих собратьев.
На стук Валета в ворота дверь в них открыл парень лет двадцати пяти. Окинув незнакомцев настороженным взглядом, он поинтересовался:
— Вам кого надо?
— Лиселидзе Вахтанга Вартановича, — спокойно сообщил ему Лапа.
— По какому вопросу?
— Я его друг, решил проведать и погостить, — пояснил Лапа.
— Его пока дома нет, — задумчиво произнес парень, не понимая, зачем русским мог понадобиться его отец, да еще в такое время, когда русские начинают постепенно бежать из Грузии.
— Ты его сын?
— Да! — ответил парень.
— Я с твоим отцом вместе сидел в тюрьме, где мы делились всем, даже коркой хлеба.
После услышанного на лице парня появилась доброжелательная улыбка. Он пригласил гостей в дом, не зная с матерью чем и как их занять, но, к счастью, скоро приехал и сам Вахтанг Вартанович, и с Якова, так звали сына Лиселидзе, спала с плеч проблема по обслуживанию гостей. Яков видел, как был обрадован его отец встрече с прибывшими, особенно со старшим из них, как по указанию отца сестра и мать стали готовить обильный ужин.
Вахтанг Вартанович был грузным, крупным пятидесятилетним мужчиной с большой залысиной на голове.
Трудно было допустить, что он кавказской национальности, так как цвет кожи у него был белый, но факт остается фактом, а он упрямая вещь.
Когда ужин был готов, Вахтанг Вартанович, подняв бокал с вином, выполняя роль тамады, сказал:
— Остап Харитонович — очень уважаемый мною человек. Мы сидели с ним много лет, охраняемые красными фуражками. У меня гордая натура, а там каждый шакал намеревался плюнуть тебе в лицо и душу, даже мог бы сделать меня «голубым». После такого позора я должен был бы покончить с собой, так как моя гордость уже не давала мне права на жизнь с таким позором. Благодаря ему вы, дети, сейчас видите своего отца. Поднимитесь и поклонитесь ему в пояс…
Яков с сестрой, поднявшись из-за стола, поклонились уважительно Лапе. У большинства грузин почтение к родителям такое же священное, как к хлебу, Родине. У детей Лиселидзе именно такое было почтение к отцу.
— …Я рад, Остап Харитонович, что ты почтил мой скромный дом своим посещением с друзьями. Будь в нем хозяином столько времени, сколько пожелаешь. За нас с тобой, за нашу дружбу я предлагаю свой первый тост.
Каждый бокал выпитого вина сопровождался тостом. Тосты были такой смысловой нагрузки и силы, что не выпить бокала вина было бы преступлением. К полуночи гости и хозяева, кроме женщин, которые практически не сидели за столом, а занимались обслуживанием, а значит, оставались трезвыми, были до такой степени пьяны, что у них уже не было сил контролировать свою волю, поэтому женщины, ухаживая за ними, как за детьми, развели по комнатам и уложили спать.
Утром старший Лиселидзе попытался продолжить вчерашнее «мероприятие», но Лапа, уединившись с ним в гараже, сказал:
— Ты извини меня, Вахтанг Вартанович, но мы приехали к тебе по делу, а поэтому пьянку давай отложим на потом.
— Остап Харитонович, я тебя не знаю, что ли? Ты без дела никогда бы ко мне не приехал, а поэтому давай отдохнем, погуляем, а потом поговорим о деле.
— Время не терпит отлагательства, а поэтому сначала будет дело, — стоял на своем Лапа.
— Ну что ты такой несговорчивый! — воскликнул темпераментный Лиселидзе, разведя руки в стороны.
— Время — деньги, Вахтанг Вартанович, — напомнил ему Лапа.
— Ну ладно, что с тобой сделаешь, говори свое дело, — сдался тот.
Выслушав Лапу, Лиселидзе, опустившись рядом с ним на скамейку, сказал:
— Дело серьезное и опасное.
— Оно не такое опасное, как думается. Тачка наша, на нее у нас есть документы. Сажать Кикнадзе за нее мы не собираемся. Он нам не нужен, мы хотим забрать у него свою тачку и умотать.
— Легко сказать, умотать, а он брякнет легавым, и они захлопнут границу, тогда попробуй умотать на ней к себе.
— Неужели он рискнет заявить в милицию, что хозяин машины забрал свою вещь?
— У нас такой закон: если ворованная машина прошла регистрацию в ГАИ, где этот вопрос обсуждался и обмывался на высшем уровне, то незаконная операция узаконивается и никакой суд не возьмется доказать обратное.
— Если так, то в твоих словах есть резон, — согласился с ним Лапа. — Как же нам тогда быть?
— Думать надо, а на трезвую голову ничего путевого в нее не лезет, — хитро блеснув глазами, неопределенно пробасил Лиселидзе.
— Настаиваешь на выпивке?
— Самую малость, чтобы голова не болела, — признался, улыбнувшись, Лиселидзе.
— Куда от тебя денешься, придется согласиться, — улыбнувшись, сдался Лапа.
— Вот это другой разговор, — бережно обняв Лапу, оживился Лиселидзе.
— Я не спросил у тебя, а надо. Ты поможешь нам в нашем деле?
— Куда от тебя денешься, Остап Харитонович, — улыбнувшись, повторил он ранее сказанный ему ответ.
Завтрак прошел скромнее, чем вчерашний ужин, но все равно пришлось каждому выпить по три фужера сухого вина. После завтрака Лиселидзе, обращаясь к жене, сказал:
— Сходи к Семену Ивановичу и закажи гроб полутораметровый.
— Зачем? — впервые не сдержалась она, задав свой вопрос мужу.
— Не для того, о чем ты подумала, а для маскировки, — успокоил он ее. — Скажи ему, что за гробом к нему приеду я сам и чтобы о нем никому не говорил и держал язык за зубами. Мы с сыном уезжаем, ждите нас домой завтра, а может быть, и сегодня справимся, — подумав, предположил он.
В это время Яков пошел готовить свою машину в дорогу. Вахтанг Вартанович и ему не забыл дать указание:
— На всякий случай не забудь положить в багажник пару канистр с бензином…
Остановив свой взгляд на жене, он попросил:
— Когда сходишь к Семену Ивановичу, то убери подвал от закруток. Он может нам понадобиться.
Жена пробормотала ему на грузинском языке:
— Опять за старое взялся…
— Не говори глупости, женщина, — одернул он ее на русском языке.
Приехав в Тбилиси, Лиселидзе оставил группу Лапы дома у своего племянника, предупредив, чтобы они до их возвращения из дома не выходили, после чего уехал с Яковом.
За день Лиселидзе проверили данные Лапы, убедившись, что Кикнадзе Отар Степанович действительно живет по известному адресу, подтвердилось и место его работы. Они даже узнали, где находится его гараж.
Поехав на работу к Кикнадзе, Лиселидзе исподволь узнал, что Кикнадзе — молодой, преуспевающий адвокат, поклонник слабого пола, заодно негласно познакомились с его личностью.
Кикнадзе был тридцатилетний мужчина, худощавый, среднего роста, темно-русый, со вкусом одевающийся, носящий солнцезащитные очки даже в помещении, что придавало ему солидность и загадочность. Разузнав все, что требовалось о Кикнадзе, Лиселидзе, съездив домой к племяннику, захватил оттуда всех своих новых дружков и возвратился к юридической консультации, в которой работал Кикнадзе, где стали ожидать окончания работы метрах в пятидесяти от его «Волги», которая была уже с грузинскими номерами.
После работы Кикнадзе поехал с одной девицей в ресторан. Оставив его там, они решили больше за ним по городу не мотаться, а проехать к его гаражу и ждать. Была среда, завтра Кикнадзе должен быть на работе, но возвращаться домой он не спешил. Лишь в двенадцатом часу ночи Кикнадзе соизволил подъехать к гаражу, чтобы поставить машину. Выйдя из машины, он направился открывать дверь гаража.
В это время к нему подъехала банда Лапы. Увидев вышедшего из машины Цыгана, направляющегося к нему, Кикнадзе перестал возиться с запором и посмотрел на него.
— Отар Степанович, мне нужна ваша защита, — громко произнес Цыган.
Кикнадзе привык к таким неожиданным визитам в любое время суток и в разной обстановке, а поэтому с доброжелательной улыбкой стал ждать сообщение клиента, чтобы узнать, в чем заключается его просьба.
Подойдя к Кикнадзе, Цыган своим огромным кулаком ударил его по голове, отчего последний потерял сознание. Выключив в обоих автомобилях свет, сообщники Цыгана освободили багажник машины Цыгана от содержимого, перегрузив его в багажник «девятки» Лиселидзе, связав Кикнадзе, затолкали его в багажник. После чего оперативно покинули место нападения, где пробыли от силы всего лишь несколько минут.
Так как люди Лапы плохо ориентировались в городе, то за управление автомобиля Цыгана сел Яков. Под утро они уже были в Хашуре, в доме Лиселидзе. Напуганный и помятый Кикнадзе был помещен в подвал, куда ему были поданы теплые вещи, чтобы он не замерз.
Поев и отдохнув, Лапа решил спуститься в подвал и переговорить с Кикнадзе. В подвале электрическое освещение отсутствовало, но, увидев силуэт спускающегося к нему мужчины, Кикнадзе возбужденно заговорил:
— Немедленно выпустите меня, а то я вас всех посажу.
— Закрой хавальник, говнюк, а то я сейчас твою морду в задницу превращу, — прошипел ему сердито Лапа.
— Отсюда надо выйти, а потом пыркаться, угрожать.
Кикнадзе, услышав такое грубое обращение, присмирел. Получать еще сотрясение головного мозга ему не хотелось, сила была на стороне пришедшего, и с этим надо было считаться.
— Что вы от меня хотите? — подавленно произнес он.
— Вот теперь я вижу, что имею дело не с ишаком, а с рассуждающим человеком, — довольно пробурчал ему Лапа. — Ты знаешь, что купил ворованную «Волгу»?
— Нет, я купил ее в автомагазине.
— Ты, сопляк, можешь забивать баки кому вздумается, но только не мне. Тачку ты купил у Гарика за один «лимон» и четыреста тысяч рублей. Он раскололся нам в этом. Если хочешь, то я могу предъявить документы на свою тачку.
— Мне нечего на них смотреть. Вам надо было их предъявить нашей милиции, — посоветовал он Лапе.
— Чтобы они бесследно исчезли, — язвительно заметил ему Лапа. — Я решил поступить иначе: в багажнике, в котором ты неплохо устроился, вывезти тебя в Россию и там сдать властям, сфотографировав на фоне позорного пейзажа. Ты, сволочуга, корчишь из себя делового человека, черные очки с глаз не снимаешь, а являешься мразью. Ты хуже мента и следователя. Они пашут за свой хлеб, ищут и иногда находят преступников, а ты набиваешь себе мошну на нашем горе, являясь таким же преступником, как и те клиенты, которых ты защищаешь.
— Хватит разводить критику, дайте мне лучше посмотреть ваши документы на машину, — пробормотал адвокат.
— Цыган, спустись к нам, — позвал Лапа.
Пока тот спускался в подвал, Лапа сообщил Кикнадзе:
— Между прочим, хозяин машины.
— Кажется, это он меня вчера оглушил, — предположил Кикнадзе.
— Если любя, так, что голова едва в заднице не очутилась, то он, — согласился с ним Лапа, который, обращаясь к Цыгану, попросил: — Держи ему руки сзади, чтобы не вздумал порвать документы. Я хочу дать ему их прочитать, — пояснил он.
— Я ему порву. Все зубы через задницу выдерну вместе с руками.
Он, сжав руки Кикнадзе за спиной с такой силой, что у того лопатки сошлись вместе, стал держать. Лапа, включив фонарик, дал возможность прочитать Кикнадзе документы на машину.
— Прочитал? — устав освещать ему текст, поинтересовался Лапа.
— Прочитал!
— Так чего молчишь?
— А чего говорить? Вы во всем правы, правда, обошлись со мной при встрече не по-джентльменски.
— Какой ты джентльмен, если настоящий преступник. А с хамами мы поступаем по-хамски, — заметил ему беззлобно Лапа.
— Я вам обещаю забыть о своих деньгах, машине, только не позорьте меня, как вы задумали.
— А что мы будем иметь с этого? — начал торговаться Лапа, чтобы потом постепенно согласиться на условие Кикнадзе, так как сказанная угроза был произнесена только для устрашения Кикнадзе и без всякого реального желания ее осуществить.
— Я и так здорово пострадал, и морально, и материально, и физически, и, кроме того, что обещал, больше обещать ничего не могу.
Делая вид, что думает над его предложением, спустя определенное время, считая, что на обдумывание ему было достаточно, Лапа сказал:
— Так и быть, лжеадвокат, пускай будет по-твоему. Не будем с тобой возиться и отпустим.
— А когда?
— Когда покинем пределы твоей страны.
— Без моего содействия у вас не получится, — убежденно заявил Кикнадзе.
— Это не твоя забота, — возразил ему Лапа.
— Я ваши условия принимаю и не буду возникать против всего этого шухера, но прошу вас, не пылите у себя в отношении меня.
— Боишься, что пригласим журналистов, ознакомим их с твоими фальшивыми документами на тачку, а потом передадим в ваше посольство в Москве, чтобы ты мог объяснить, как преуспевающий адвокат совмещает свою законную и незаконную деятельность. Если не хочешь шума, вези побольше бабок, на которые выкупишь свои документы. Я понимаю, что они тебе уже не нужны, но они компра, которая может скинуть тебя с работы, а место адвоката у вас престижное и калымное.
— Сколько вы за них хотите?
— Один «лимон», или, как у нас в простонародье говорят, один миллион бабок.
— Как я вас смогу найти?
— Через своего родича Гарика. Он поможет выйти на нас.
— Я бы с этим Гариком на одном гектаре на дворе не пошел.
— Ты на него не очень-то пыли. Так получилось, что не скажи он о твоей жестянке, его давно бы уже не было в живых. Неужели ты вот это говно ценишь дороже человеческой жизни? Нехорошо. Тебе должно стать понятно, что мы шутить не любим, перед убийством не останавливаемся, а поэтому чего хотим, всегда добиваемся.
Захочу, будешь передо мной плясать, как цыган, если не пожелаешь пойти навстречу моему желанию, то расстанешься с жизнью, но у меня нет времени на такое зрелище, а поэтому я его не требую. Теперь тебе все понятно, как мы вышли на тебя?
— Да! — затравленно ответил Кикнадзе.
— Тогда сиди и не пыркайся, а мы поехали, — закрывая за собой дверь подвала на замок, на прощание сказал ему Лапа.
На двух машинах компания Лапы покинула Хашури. За рулем «Волги» сидел старый Лиселидзе, а за рулем «девятки» сидел его сын Яков. Отъехав от Хашури на достаточное расстояние, они остановились. Вахтанг Вартанович, достав из салона автомобиля гроб, водрузил его на багажник «Волги», опутав веревкой.
— Теперь нас никакое ГАИ не посмеет остановить, — заверил он убежденно, при этом он сказал сыну, чтобы тот на своем автомобиле отстал от «Волги» примерно на один километр.
Когда они тронулись снова в путь, то Вахтанг Вартанович, обращаясь к Лапе от нечего делать, пояснил:
— У нас сейчас в стране такой бардак творится: там ограбили, там убили, что каждый, уважающий себя мужчина вынужден иметь оружие, чтобы защитить себя, свою семью, но нас с нашим «горем» никто не посмеет остановить, ограбить, обстрелять. Мы — нация верующая и суеверная, а поэтому никто не захочет гневить Бога.
Действительно, попадавшиеся иногда в горах вооруженные гражданские группы людей, двигая автоматами, как жезлами, разрешали им без задержки следовать своим маршрутом.
Горе, посетившее многие семьи в результате братоубийственной борьбы, придавило нацию, а поэтому доставляемый ими гроб для погибшего или умершего ребенка щемяще отзывался в сердцах взрослых и находил молчаливое понимание и сочувствие.
Лиселидзе оказался не только сильным цеховиком, но и тонким психологом, знавшим, на чем можно было сыграть в партии, в которой он решил не проигрывать.
Проехав населенный пункт, имеющий название его фамилии, и выехав на территорию Краснодарского края, Вахтанг Вартанович остановил автомобиль, выйдя из которого с удовольствием стал разминать ноги. Когда к ним подъехал на своей машине Яков, то старший Лиселидзе, обращаясь к Лапе, сказал:
— Через несколько километров будет Адлер. Мы туда с сыном не поедем, так как надо срочно возвращаться домой и определяться с вашим пленником. Теперь ваш путь впереди свободный, только дави на «железку».
— Что я тебе должен за твою услугу? — деловито поинтересовался у него Лапа.
— Эх, пахан, пахан, — обнимая Лапу за плечи, доброжелательно произнес тот, — разве я в такую бяку полез из-за денег или их у меня нет? Я просто отдал тебе свой долг, отчего у меня как-то стало легче на душе.
Отвязав гроб, они положили его в кусты. Яков переставил багажник «Волги» на «девятку». Дружески простившись, каждая компания поехала по своему маршруту.
Злоупотребив отцовским положением, Вахтанг Вартанович завалился спать на заднем сиденье, тогда как Якову надо было не только бодрствовать, но и давить на «железку», следить, чтобы не свалиться в пропасть на крутом повороте. В пути ему помогала коротать время лишь эстрадная музыка, льющаяся из стереомагнитофона.
Приехав домой глубокой ночью, спустившись в подвал, убедившись, что у Кикнадзе имеется с собой пять с половиной тысяч рублей, они эти деньги у него не стали забирать, а, завязав ему глаза, отвезли в ближайший населенный пункт Агара, где, развязав ему руки, но оставив связанными ноги, Яков прошептал Кикнадзе на ухо:
— Пока не уедем, не вздумай развязывать себя, если поспешишь, то придется отнять у тебя жизнь. Понял?
— Понял! — уже укрощенный и выдрессированный, потеряв прежний лоск, со страхом пробормотал тот.
У Кикнадзе уже не было желания мстить обидчикам, так как он понял, что попал в руки какой-то хорошо организованной интернациональной группы преступников, с которой воевать у него не было ни сил, ни возможности, ни власти, ни денег.
Дождавшись, когда затихнет рокот удаляющегося автомобиля, Кикнадзе сорвал со своих глаз повязку, развязал себе ноги, с яростью выбросив ненужный теперь ему вещдок в кювет, поспешил по дороге к освещенным электрическим светом жилым домам, довольный, что так легко отделался, что теперь уже обязательно будет жить. О деньгах, что он потратил на покупку машины, он старался не думать, так как эти мысли навевали ему тоску, обиду и возмущение своими допущенными ошибками, несмотря на ту массу унижений, которые ему пришлось скрепя сердце перенести.
Пережив опасность, он уже не так агрессивно осуждал своего родича Гарика за допущенное предательство.
Возвратившись домой, Цыган отдал деньги Сварного Леснику и наконец-то оформил машину на себя.
Зарегистрировав ее в ГАИ, оборудовал гараж двумя замками сложной конструкции, поставил в машине противоугонное устройство. Теперь он на собственной шкуре почувствовал и понял, как легко можно потерять свою вещь и каких потом требуется адских трудов, чтобы ее вернуть. Тем более если еще раз у него украдут автомобиль, то с аналогичной просьбой о помощи к Леснику будет обращаться неудобно и неприлично.
Лесник по предложению Лапы дал Валету и его дружкам по тридцать «косых». Лесник поинтересовался у Лапы:
— А не мало?
Лапа пренебрежительно сказал:
— Обойдутся! Им фактически и работать не пришлось, а только пили и отдыхали. — После паузы он, смакуя, заявил: — Да! Здорово мы там погуляли. Я тебе скажу, грузины — очень гостеприимный народ, что с ними случилось в последнее время, просто ума не приложу, — с сожалением и недоумением заметил он.
— Как бы там ни было, но операцию вы провернули с блеском. Что будем делать с твоей долей? — заранее зная ответ Лапы, но обязанный задать данный вопрос, спросил Лапу Лесник.
— Мне из этих денег ничего не надо. Отвези их Душману, пускай обменяет на бирже на зелененькие. У меня к этим бабкам никакого уважения, тем более доверия, нет.
— А чего так? — вызывая Лапу на откровенность, улыбнувшись, поинтересовался Лесник.
— Знаешь, Степанович, то, что у нас деньги обесцениваются и пропадают, меня не волнует. Надо будет, мы знаем, где взять. Обидно за свой обманутый народ. Люди гамбалили на производстве, гробили свое здоровье на Севере из-за денег. Накопили десять — двадцать косых. На них владелец мог купить соответственно одну-две машины. После девальвации рубля, случившейся в январе, теперь на двадцать тысяч не любой мотоцикл купишь, от силы один хороший холодильник. Что это? Как такое крохоборство можно считать демократическим подходом к нуждам своего народа? Это бардак и беспредел, который станет еще более выраженным в будущем, а поэтому нам надо себя готовить к очередной «демократической» помощи народу правительства. Разве за такую жизнь мы свою кровь на фронте проливали?
— Мы-то живем о’кей, — заметил, успокаивая его, Лесник, видя, что Лапа разволновался.
— Нас суками посчитали воры за то, что мы пошли защищать свой народ, и мы шли на это из-за него и ради него, а сейчас я не знаю, что надо делать, чтобы и люди стали жить хотя бы как до застойных времен.
— Остап Харитонович, нас политика не касается, и нечего о ней думать и голову ломать.
— Ты знаешь, Виктор, некоторые заумные правоведы придумали такую хитрую теорию, что воров политика не касается, что они занимаются только своими преступлениями. Ты как раз клюнул на эту дешевую приманку.
Все это чепуха на постном масле. Когда в Москве была олимпиада, то по случаю ее в Ростове была сходка воров, я был на этой сходке, где говорили о разных проблемах и приняли решение, что из социалистических стран делегатов не обворовывать, а только из капстран. Разве это не политика? Помню, один знаменитый карманник по кличке Сотник, если мне не изменяет память, задал такой вопрос: «Вот я посчитал, что граблю господина из ФРГ, а он оказался из ГДР. Как быть?» Ему вразумительно объяснили, что пока не выяснит, из какой части Германии немец, его не обижать…
Когда Лапа увидел, что Лесник, слушая его, с сомнением улыбается, он недовольно заметил:
— …Кроме шуток, полный серьез, я на эту тему не любитель шутить, — помолчав, видя, что Лесник не вступает с ним в разговор, сообщил: — Мы у тебя нагостились достаточно, а поэтому сегодня вечером уматываю к себе. Моя старуха, наверное, совсем отвыкла от меня, еще и не пустит домой, — превратился он вновь в беззаботного, беззащитного, ворчливого старика.
Лесник не стал отговаривать Лапу от его намерения, так как надобность у них друг в друге отпала.
Домой Лапу повез на своей машине Цыган. Уезжая, Лапа, подойдя к Леснику, чтобы проститься с ним, строго заметил:
— Последнее время ты здорово раскрутился. Кончай духариться, ложись на дно и тихонько переваривай то, что успел заглотить. Будешь наглеть, можешь подавиться. Я хочу тебя видеть дома, а не у «хозяина», — обняв его, похлопав руками по спине, поведал Лапа: — Я хочу, чтобы ты мне после смерти закрыл глаза, чтобы на том свете у меня за тебя душа не болела.
— Остап Харитонович, вы еще поживете, и нечего о «косой» говорить и ее кликать, — заверил его Лесник.
— Пожить-то еще поживу, но помни, что я тебе сказал, — спокойно согласился с ним Лапа, давно рассчитавший свои силы и возможности, смирившийся с неизбежной старостью и смертью.
— Тогда, может быть, по пять граммов выпьем на дорожку и за здоровье моего учителя?
— Вы, молодые, судите по себе. Как вам идет горилка, так вы думаете, она и другим потребна, а мне ее больше и не надо.
— Ну, тогда уж не обессудь, — разведя руки, заметил Лесник, дождавшись на улице, пока Лапа на автомобиле не скроется за углом.

Глава 17

Лесник знал, что его личность для работников милиции представляет оперативный интерес, а поэтому своему вызову повесткой к начальнику отдела уголовного розыска УВД области майору Чеботареву не удивился.
С Чеботаревым Владимиром Григорьевичем он был давно знаком. Как к немногим работникам правоохранительных органов, Лесник имел к нему симпатию.
В указанное время в повестке, к десяти часам, Лесник, зайдя в кабинет к Чеботареву, поздоровавшись с ним, положил ему на стол повестку. После предложения Чеботарева присел на указанный стул, который стоял рядом со столом начальника.
— Давненько, Виктор Степанович, я не виделся с вами, — задумчиво произнес Чеботарев, начав беседу.
— Четыре года, Владимир Григорьевич, вы меня не беспокоили, — напомнил ему Лесник.
— А теперь, как видишь, пришлось, — как бы сожалея, вздохнув, поведал ему Чеботарев.
— И в чем, если не секрет, выражается ваша нужда во мне?
— От тебя у меня секретов нет, а поэтому поделюсь ими. Двадцатого августа сего года в Москве одним опытным медвежатником был ограблен коммерческий банк на несколько десятков миллионов рублей…
— И все подозрения в этом ограблении сошлись на мне, — закончил мысль Чеботарева Лесник.
— К сожалению, именно так, — согласился с ним Чеботарев. — Поэтому я хотел бы от тебя услышать вразумительное пояснение по этому вопросу без всяких выкрутасов и недомолвок.
— Владимир Григорьевич, как вы заметили, прошло уже полтора месяца с того момента, как был кем-то ограблен злополучный банк. Так неужели за это время у вас не нашлась более подходящая кандидатура, подозреваемая в совершении данного преступления, чем моя?
— Ты не новичок в нашей кухне, а поэтому отлично понимаешь, что так как преступление совершено не у нас в области, то оно меня не касается. К нам поступило отдельное поручение из столицы в отношении тебя. Моих коллег ты очень заинтересовал, и через меня они желают выяснить у тебя ряд вопросов.
— Задавайте свои вопросы, я с удовольствием на них отвечу, — довольный складывающимися уважительными отношениями друг к другу, предложил ему Лесник.
— Где вы были и что делали двадцатого августа текущего года?
— В это время я был с женой в США, где отдыхал на своей вилле.
— Ну, а если серьезно, — принимая его ответ за юмор, попросил Чеботарев.
— Владимир Григорьевич, то, что я вам сейчас сказал, не фуфло, а настоящая быль, а поэтому можете ее смело записывать, как мои правдивые показания.
— Можешь мне доказать то, что сказал?
Достав из внутреннего кармана пиджака два паспорта, Лесник молча положил их перед Чеботаревым, а потом пояснил:
— Я, Владимир Григорьевич, имею российское и американское гражданство, что подтверждают мои паспорта. Кроме моих показаний, данный факт может подтвердить моя жена Гончарова-Шмакова Альбина Илларионовна и Камалетдинов Федор Михайлович, который ездил с нами туда. Даже инспектор ФБР Золтан Кройнер может стать моим свидетелем, что двадцатого августа я был у себя дома на вилле.
— А он как в твои свидетели попал? — обескураженно спросил его Чеботарев, откинувшись на спинку стула и удивленно смотря на собеседника.
— Москва по его запросу прислала ему информацию на меня, из которой он узнал, что я специалист по сейфам, что я полностью отрицаю, но как бы там ни было, но Золтан Кройнер приходил ко мне домой и допрашивал меня по вопросу причастности к ограблению сейфа одной миссис.
— Везучий ты мужик. Кругом тебя подозревают, и нигде ты не причастен к преступлению, — записав его показания, с ехидной улыбкой заметил Чеботарев.
— Не так, Владимир Григорьевич, вы выразились. Я не везучий мужик, а просто не совершаю больше преступлений. А если человек не кушал чеснок, то им от него не будет и пахнуть.
Закончив допрос по отдельному поручению, Чеботарев стал интересоваться у Лесника об известных ему фактах, связанных с ним:
— Может быть, ты так же непричастен к смене лидеров в баре у Зиновьева Аркадия Игоревича?
— Почему же я должен отрицать то, что было в действительности? — возразил ему Лесник.
— Если ты встал на путь исправления, как заявляешь, то какая необходимость вступать в конфликт с бандой Туляка?
— Самая прямая, Владимир Григорьевич. Их интересы пошли вразрез с моими, а поэтому я не имел права уступить им и пойти против своих принципов.
— Они угнали машину у твоего дружка Цыгана, который обратился, по-видимому, к тебе за поддержкой, в которой ты ему отказать не мог, — подсказал ему довольный своей осведомленностью Чеботарев…
Лесник благоразумно промолчал, ни опровергнув, ни подтвердив услышанное.
— …Мне интересно было бы узнать, как вы смогли найти машину Цыгана в Грузии и перегнать назад домой.
— Я туда не ездил за тачкой, а поэтому на ваш вопрос не могу ответить при всем моем желании и уважении к вам, — скромно ответил ему Лесник.
Он видел, что Чеботарев в курсе происшедших в баре Туляка событий, понимая, что за свои действия там может не волноваться, так как они не образуют состава преступления.
Симпатизируя Чеботареву как справедливому и честному человеку, он решил ему несколько приоткрыться.
— Если милиция не может защитить своих сограждан от преступного посягательства, то сограждане сами вынуждены объединяться, чтобы защитить свои интересы.
— В этой части ты — молодец, но все равно грубо сработал и некрасиво, обидел здорово Гарика, опустил Сварного. Если бы мы так работали и нам было бы позволено так работать, ущемляя человеческое достоинство, унижая, избивая, то, безусловно, раскрываемость преступности резко поднялась бы вверх. Поэтому за самоуправство я тебя осуждаю. Скажи спасибо, что ни Гарик, ни Сварной не пожелали на тебя писать заявления, а то ты был бы привлечен к уголовной ответственности. Надо всех воров, скупщиков краденого выводить на чистую воду и судить, наказывать по закону без самоуправства.
— Увольте меня от такой миссии. Действовать по закону — это ваша миссия, и здесь я сдаюсь.
— Я понимаю, что колоть тебя на сотрудничество с нами — бесполезная затея, а поэтому даже не пытаюсь, но меня как начальника уголовного розыска интересует такой вопрос: откуда у простого смертного, каким являешься ты, оказалось столько денег, что купил себе виллу в Америке, ездишь туда, обратно и можешь жить, плюя через губу?
— А если я не пожелаю на ваш вопрос отвечать? — бросил пробный камень Лесник, недовольный, что Чеботарев стал копаться в его белье.
— Тогда мне самому придется копать, выяснять и вынюхивать ответ на свой вопрос. Такова моя работа.
«Он такой! Начнет копать и выкопает то, чего я не хочу. Уж лучше я сам подскажу ему правильный ответ», — подумав, решил Лесник.
— Я вас, Владимир Григорьевич, уважаю и не хочу, чтобы вы из-за меня переутомлялись в работе, а поэтому отвечу на ваш вопрос. Я являюсь одним из совладельцев крупного завода по выработке кислорода. В декларации, которую я заполнял при покупке акций завода, подробно указано, где я взял на это деньги.
Ежегодные дивиденды доходят до сорока процентов. Если имеешь голову на плечах, то можно выгодно пустить вырученные деньги в оборот.
— Ну и как у тебя это претворилось практически?
— Несколько лет тому назад я вполне официально и на законных основаниях договорился и через нотариуса купил у одного коллекционера две картины, которые продал на Западе на аукционе за несколько миллионов долларов. Продажа картин на аукционе не является преступлением, если они принадлежат продавцу. Чтобы не терять огромные суммы в виде налога, я доллары не повез в Россию, а положил в один западный банк, где у меня и по сей день открыт счет.
— А как же ты смог вывезти такие дорогие картины, если закон запрещает их вывозить?
— Сейчас наша граница уже не на замке, как было в застойные времена. Она скорее стала похожа на проходной двор с выломанными в заборе дырами. Конечно, я рисковал, вывозя свои картины за рубеж, их у меня таможенники могли изъять и конфисковать, но, как видите, к моему счастью, ничего такого не произошло.
— А если сейчас привлечь тебя за контрабанду?
— Это исключено, надо доказать, что я вывозил через границу свои картины, что в настоящее время невозможно, так как проверявший меня таможенник подтвердит, что я в тот или иной день через границу выехал без своих картин, что будет документально подтверждено.
— Лихо играетесь вы с законом, дорогие коммерсанты, но и на вас когда-нибудь управа найдется, — заметил Чеботарев.
— А я, может быть, этого и хочу. Чем чужаки будут на нашем богатстве наедать себе шею, так лучше я им перейду дорогу и перехвачу жирный пирог, ибо я его из России все равно не вывезу, а вложу здесь в новое дело.
Я спокойно могу жить в любой капстране, но меня туда не тянет, так как я русский. Я даже умышленно, из принципа, не желаю изучать английский язык, предпочитаю говорить на своем родном языке, общаясь с бизнесменами через переводчика на равных. Я недавно в Москве у одного коллекционера за семьдесят тысяч долларов купил восемь прекрасных вещей. Все они подлинники великих мастеров кисти.
— Хочешь опять вывезти их на Запад и выгодно продать?
— Нет, Владимир Григорьевич, я их купил, чтобы они не уплыли на Запад и остались в России, так как другие пронырливые покупатели могли подобную операцию провернуть. У меня деньги есть, и необходимости в продаже картин нет. Теперь, будучи богатым, я уже не желаю промышлять контрабандой. Я дождусь, когда правительство снимет ограничения на право управления личной собственностью и разрешит ею пользоваться в полном объеме.
Если мы выбрали капиталистический образ жизни, то у нас должен быть и соответствующий закон, а мы, развивая капотношения, пользуемся законом, который регулировал путь к коммунизму. На Западе хозяин имеет право продавать свою вещь кому хочет и где пожелает. Такой закон кругом есть, только не у нас. К слову сказать, коллекционер предлагал министерству культуры свои полотна по цене на пятьдесят процентов дешевле той, что купил их у него я, так он оттуда получил официальный отказ. Вся эта переписка с официальными органами, с нотариальными документами на полотна сейчас у меня дома. Если желаете, то приглашаю вас с супругой прийти ко мне домой и полюбоваться ими.
— Спасибо за приглашение, но я в картинах не разбираюсь и по достоинству оценить их не смогу, а поэтому нечего будет их разглядывать, — отказавшись от приглашения, сообщил Чеботарев.
Оставшись один в кабинете после ухода Гончарова-Шмакова, Чеботарев задумался: «Вот так у нас получилось, что спустя несколько лет после перехода к рыночным отношениям я, бывший советский офицер, вынужден теперь охранять в целостности и сохранности личную собственность вора в законе, медвежатника, бизнесмена Гончарова-Шмакова. Однако нечего в политику лезть, а надо работать. Если показания Лесника найдут подтверждение у тех лиц, на которых он ссылается, то, по-видимому, он к ограблению коммерческого банка не причастен».
Покинув кабинет Чеботарева, сев в машину, Лесник задумался: «Слишком много знает мент о Туляке и его дружках. Знает все, что варится у него на кухне. Такую же осведомленность проявил Чеботарев и по факту ограбления Альбины. Из такой реальности напрашивается вывод, в крайнем случае его можно допустить, что в банде Туляка прижился и пустил корни секретный сотрудник милиции. Если это так, то надо немедленно заострить внимание Туляка на необходимости выявления сексота и выводе его на чистую воду».
Определившись по данному вопросу, не желая затягивать его разрешение на потом, он съездил домой, попросил Альбину, чтобы она приготовила ему сумку с продуктами, которые он передаст в больницу одному хорошему человеку, лежащему на излечении в хирургическом отделении, куда попал после автомобильной катастрофы.
— Стоящий хоть человек? — готовя ему сумку, спросила она.
— Стоящий и нужный! — заверил он ее. Так как Лесник уже раз проведывал Туляка в больнице, то знал, что восьмая палата, где он находился, была забита «космонавтами», у которых конечности находились в гипсе, а ноги — и в гипсе, и на растяжении.
Пройдя в палату, Лесник передал Туляку вместе с передачей листок бумаги, на котором была изложена его озабоченность.
Прочитав послание, Туляк, возвращая его Леснику, поинтересовался:
— Ты уверен?
— Не уверен, но подозрение возникло, и я решил им с тобой поделиться, — задумчиво сообщил ему Лесник.
— Что предложишь мне предпринять?
— Такая мысль у меня появилась сегодня после допроса Чеботаревым, — из уважения к нему он не назвал его легавым, — а поэтому у меня по данному моменту еще не было времени думать и что-то предлагать. У тебя сейчас свободного времени больше, чем у меня, а поэтому твой котелок варит лучше моего, загрузи его и пускай варит. У меня сейчас своих забот полон рот, а поэтому не до тебя. Если что путевое созреет в моей кубышке, то обязательно брякну тебе.
Потом они стали беседовать и по другим вопросам.
— Мне передали, что Цыган уже мотается по городу на своей тачке?
— Пригнали! — подтвердил Лесник.
— Как поездка в Грузию прошла?
— Клево! — беспечно сообщил Лесник.
— Там сейчас неспокойно, — констатировал Туляк. — Проблемы какие-либо возникали у вас?
— Конечно, были, но местные кореши помогли избежать всех неприятностей.
— Везучие вы, кругом у вас друзья, везде есть поддержка, — позавидовал ему Туляк.
— Да и тебе повезло на друзей, которые помогли избавиться от кое-кого, — намекнул ему Лесник в отношении Сварного, который претендовал на место главаря банды и теперь, благодаря ему, конфликт для Туляка разрешен положительно без всяких его усилий.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — грустно улыбнувшись, пошутил, согласившись с ним, Туляк.
Перед расставанием Туляк недовольно заметил:
— Так ты действительно не хочешь мне помочь выявить сексота?
— Аркадий, неужели ты не можешь понять, что каким-то одним способом, подходом, ни тебе, ни мне его не раскрыть? Тебе надо будет определить круг лиц, особо доверенных, и с помощью каждого подозрительного расставить сеть, при этом надо учитывать вкусы проверяемых, кто на что клюет, чтобы заглотить наживку, и проследить, куда он ее выплюнет. Я твоих людей не знаю, а поэтому сам подумай, что в такой ситуации могу подсказать полезного? Ничего!
Хотя фактически Лесник поведал Туляку, что он должен на первом этапе предпринять, однако Туляк не понял его юмора и сказал:
— Конечно! Я тебя понимаю. Постараюсь придумать сам что-нибудь путевое.
Посчитав тему беседы исчерпанной, Лесник, тепло простившись с Туляком, покинул его.
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 18