ГЛАВА 38. ПОРУЧЕНИЕ УГРЮМОМУ
Лесник, отпустив Туляка, отправился в комнату Угрюмого. Профессиональный убийца лежал на кровати с сигаретой во рту. Ладони его рук покоились на подушке под головой.
— О чем, Григорий, задумался? — присаживаясь рядом на кровать, спросил Лесник почти равнодушным тоном.
— Вроде бы жизнь у меня неплохая стала, и жратвы разной вдоволь, и крыша есть, и бабки не переводятся в кармане, а все равно чего-то не хватает. А вот чего, не пойму. Может, подскажешь? — спросил он, стряхивая пепел сигареты в пепельницу, стоящую на стуле.
— Может быть, тебе кобылицу для разминки завести? —улыбнувшись, пошутил Лесник.
— Не знаешь ты, дорогой, что меня выбило из колеи. Я тоже не пойму с чего вдруг на меня напала хандра, — не желая дальше развивать шутку Лесника, сказал о наболевшем на душе Угрюмый.
— Ты случайно не заболел?
— Пока бог миловал от всех болезней и напастей. А к чему вдруг ты меня о здоровье спрашиваешь?
— Есть у меня для тебя одна работенка. Не пыльная, но денежная.
— Какая? — подхватываясь с постели и присаживаясь на край кровати, спросил Угрюмый.
— Хочу отправить тебя в гости к Валету.
— Я по нему не очень-то соскучился, но если по делу, то поеду.
— Конечно, по делу.
— Какому?
— Там один какой-то вшивый местный авторитет вздумал мне угрожать, что он сожжет мой дом, тот, что мы недавно купили, если я не приеду к нему и не соглашусь платить ему дань.
Угрюмый, вновь упав спиной на кровать, от удивления вытаращил глаза, а потом расхохотался громко, до слез:
— Тебя, Лесника, какая-то шантрапа вздумала брать на испуг?
— Вот именно.
— Что это за придурок? Ему что, моча в голову ударила?
— Кличка Лука, она тебе ничего не говорит?
— Никогда о нем не слышал, но вижу, что твой Лука хороший наглец. Какое поручение в отношении его ты мне хочешь дать? — с готовностью предложил свои услуги Угрюмый, наконец-то осознав, чего ему до сих пор не хватало! Он соскучился по конфликтным ситуациям, по настоящим дракам. Тепличные условия в доме Лесника его перестали устраивать.
— Я хочу, чтобы ты прямо сейчас с водителем на «жигулях» выехал туда. Остановишься у Валета.
— Чего мне там у него делать?
— Завтра, к моему приезду, в гостиницу, вы с Валетом должны успеть всё разнюхать о Луке, чтобы я знал, что он из себя представляет и с кем мне придётся иметь дело.
— Сейчас день, а приедем мы к ним в город глубокой ночью. У кого мы ночью сможем получить исчерпывающую информацию о Луке.
— Надо, дорогой Гриша, иногда шариками в голове шевелить. Для чего я тебя посылаю к Валету? Ведь он в том городе всю жизнь живёт, безусловно, имеет знакомых среди блатных и голодных. Через них-то вы и получите на Луку нужную информацию.
— Какая необходимость мне сейчас ехать туда, если мы и завтра, все вместе приехав, сразу сможем у Валета получить нужную информацию на Луку?
— Завтра Валет может напиться пьяным, куда-нибудь уехать, умереть, а я, приехав туда, не собираюсь тратить время на его поиски.
— Вот теперь усек, что почем и вопросов нет. Дуру с собой брать?
— Бери, может быть, завтра ещё и пригодится.
— Когда я доберусь до Валета, то тачку отпускать к тебе или оставить себе?
— Оставь себе, вместе с Валетом утром садитесь на хвост Луке и следите, куда он поедет, где будет кантоваться. После десяти, через каждый час звони мне в «Уникум», в кабинет, чтобы я знал, где искать этого преподобного Луку.
— Это мы могём, — беспечно заверил Лесника Угрюмый.
Через пятнадцать минут после этого уяснения инструкций домашний киллер на машине покинул дом хозяина.
Как Лесник и предполагал, Угрюмый, приехав домой к Валету, получил от него исчерпывающую информацию на Луку, поэтому им не пришлось обращаться за дополнительными сведениями ни к кому другому.
С Туляком и его молодчиками Лесник остановился в офисе компании «Уникум». С их приездом здание превратилось в потревоженный улей.
Сидя в кабинете, который ещё недавно занимал Стокоз-младший, Лесник внимательно слушал сообщение Леселидзе, иногда перебивая его рассказ короткими репликами типа: «Вот нахал! Ишь чего захотел...»
Позвонил Угрюмый и сообщил по телефону результаты коллективных наблюдений за Лукой, Лесник приказал ему взять такси и немедленно приехать в «Уникум», оставив Валета и водителя для дальнейшего наблюдения.
Поприветствовав вошедшего в кабинет Угрюмого и поздоровавшись с ним за руку, Лесник попросил:
— Давай рассказывай, что вы с Валетом разнюхали в отношении Луки. Что он из себя представляет и чего стоит?
— Судим за кражу, за хулиганство и по сто восьмой части первой (тяжкие телесные повреждения, не повлекшие за собой смерть). На козырного не тянет, но как блатной смотрится неплохо...
— Трекай дальше!
— Кодла у него подобралась серьезная и уверенно держит город под пятой.
— Вот теперь обстановка для меня прояснилась. Больше мне о нём можешь не говорить. Теперь всё понятно и всё ясно. Скажи мне, Угрюмый, откровенно, ехать ли нам к Луке или пригласим его к себе?
— Ты, Лесник, не дури и своими гнилыми вопросами пацанов дури! — с обидой в голосе возмутился Угрюмый,
— А что тебе в моём предложении не понравилось? — улыбнувшись, прищурил глаза и, почти спрятав их под кустистые брови, поинтересовался он у товарища.
— А давай я тебе посоветую, чтобы ты поехал на прием к Луке, — хохотнул Угрюмый. — Вот хохма будет! Только времени жалко, всё равно ж не поедешь.
— Почему ты так думаешь?
— Где это видано, где это слышано, чтобы такой козырный туз, как ты, ехал на поклон к какому-то блатняге.
— Верно рассуждаешь, а я, между прочим, хотел на старости лет сделать Луке исключение...
— И покрыть себя позором на всю страну? Если ты так поступишь, то я не вынесу такого позора с твоей стороны и застрелюсь. Лучше сейчас же откажись от глупых мыслей.
— Не бойся, я на старости лет ещё не совсем выжил из ума, — заверил Угрюмого Лесник, успокаивая его улыбкой. Неужели я позволю себе опуститься до мужика или какой- нибудь шерсти.
В преступном мире у воров имеется строгая иерархия по мастям. Чем выше масть, тем больше прав у такого вора по отношению к зеку более низкой масти. Всех мастей в преступной среде очень много. В данном романе нет необходимости описывать их подробно, я остановлюсь только на одной масти фраеров, и то вкратце. Она самая многочисленная. Но фраера в своей массе тоже не однородны. Они делятся на козырных, диких, простодушных и железных.
Я упомянул о воровских мастях для того, чтобы читателю стало ясно, почему Угрюмый занял жесткую позицию и не соглашался с решением Лесника ехать к Луке на поклон.
По воровскому закону блатные всегда и везде должны находиться ниже козырных воров, каким был Лесник. К тому же он был признанный вор в законе, медвежатник мирового класса, а поэтому не могло быть и речи, чтобы такой мастистый вор, как Лесник, пошел на приём к блатному.
В реальной жизни заключенные в ИТК, а бывшие зеки на свободе между собой и с фраерами стараются придерживаться указанных правил. Если стороны не находили взаимопонимания, то та сторона, чьи права были попраны другой, начинала требовать удовлетворения. Расплатой провинившегося могли быть извинения, бутылка спиртного, а иногда даже жизнь. Все зависело от того, насколько вор низшей масти обидел, оскорбил вора более мастистого.
Эти конфликты между спорящими разрешались либо самостоятельно в драках, поножовщине, убийствах, либо они обращались к уважаемому авторитету, который решал спор, опираясь на воровской закон. Его решение для обеих сторон считалось обязательным.
— Ты со мной так больше не шути, не забывай, что я тоже уже старик.
— Значит так, сейчас поедешь к Луке и в вежливой форме предложишь ему явиться ко мне на переговоры.
— Вот эта работёнка мне по вкусу. Она греет кровь и будоражит нервы, — потирая ладони, заявил Угрюмый. — А если он не пожелает принять твое приглашение, тогда что мне делать? — озабоченно спросил он, подумав.
— Явишься ко мне и сообщишь результат своей миссии.
— Что будет дальше?
— Тогда вы его притащите ко мне сюда, и я ему культурно напомню: кто есть он и кто я.
— Ты знаешь, Лесник, после твоего покаяния несколько лет тому назад, я тебя как будто потерял. А теперь вижу, что ты не терялся. Ты мне таким больше нравишься, — признался Угрюмый.
Он, как наркоман, ежедневно страдающий без очередной порции наркотика, нуждался в острых ощущениях, опасных для жизни приключениях. По своей природе Угрюмый был похож на кровожадного зверя, которого Леснику только благодаря своему авторитету удалось укротить. Когда же Лесник отпускал его на волю и разрешал «погулять», то Угрюмый, не упуская такой возможности, становился опасным для тех, кто оказывался его противником.
Телефонный звонок прервал их беседу. Звонил Валет, который сообщил Леснику последние результаты своего наблюдения.
— Кончай свою слежку за Лукой и немедленно приезжай ко мне, возьмешь Угрюмого и доставишь его к «своему» Луке, — потребовал Лесник.
Выслушав Валета, Лесник произнес в трубку:
— Он знает, что ему сказать, — а после паузы добавил, — Пусть это тебя не волнует, — и спокойно положив трубку на аппарат, обращаясь к Угрюмому, сказал. — Сейчас подъедет Валет. Он тебя отвезёт в какую-то там шашлычную, где остановилась компания Луки. Там ты с ним и поговоришь.
— Поговорю! — заверил Лесника Угрюмый.
— А пока подождём Валета. Ты свою дуру оставь пока у меня тут, а то ты шибко горячий; Вместо делового толковища сразу начнёшь палить.
— Ты, Лесник, обижаешь меня своим недоверием. Я иногда могу быть сдержанным.
— Не хочешь с дурой расставаться?
— Конечно, нет!
— Так её у тебя при шмоне все равно быки Луки заберут.
— Сыро у них в одном месте, чтобы найти у меня то, что я постараюсь занычить. Не каждому менту по силам такая спецуха, а уж быков Луки проведу как пить дать. Был такой случай, когда я сидел в ШИЗО, у нас менты в камере учинили подробный шмон. Видать, у них была наводка ка- кой-то суки, что в нашей камере есть наркота. Бедные менты всё вверх дном в камере перевернули, а ни хрена не нашли.
— И как же вы их провели?
— На время обыска я пакет с дурью сунул в карман мента. Когда шмон подходил к концу, я дурь у него забрал назад.
— Тогда у тебя возраст был другой, да и ловкость не теперешняя.
— Посмотрим! — не желая хвалиться , дипломатично заявил Угрюмый, — Может быть, мне к Луке поехать на одной из твоих иномарок, а не на «жигулях»?
— Обойдется, а то ещё, не приехав ко мне, загордится важностью своей персоны.
— И то верно, — подумав, согласился с ним Угрюмый.
