Как человек, не привыкший скрывать свои чувства, которому было наплевать, кто перед ним, Стивен начал пронзительно кричать. И не останавливался, пока к нему не подошли люди, охваченные тревогой и смятением, удивленные и пораженные внезапностью случившегося.
Кто-то в благоговейном ужасе воскликнул:
— Он сошел с ума!
Стивен закричал громче. В конце бара уже набирали номер полиции. Но до прибытия полицейских пронзительный баритон (даже для слуха обезумевшего Стивена всхлипывания и крики этого взрослого человека больше походили на ослиный крик) вызвал по телефону скорую помощь.
Санитарам, когда они прибыли, пришлось попотеть, чтобы справиться со Стивеном, который выкрикивал свою историю того, что произошло с ним, не давая сделать себе укол. Стивен отчаянно сражался, боясь, что его усыпят, но двум полицейским удалось схватить его, и санитар сделал ему укол.
После этого единственное, что запомнил он, — что его несут, а потом осторожно кладут на кушетку в машине скорой помощи. Естественно, что ему показалось, что он проснулся всего через мгновение. Раскрыв глаза, он тут же удостоверился, что находится в больничной палате. Стивен решил, что нужно изменить свою историю, чтобы она показалась слушателям более правдоподобной, еще до того, как, осмотревшись, нашел кнопку вызова медсестры, которую тут же нажал: иначе бы снова усыпили, если бы он стал слишком буйным.
Стивен взволнованным голосом рассказал свою историю сначала одной сестре, потом другой, потом студенту-практиканту, потом одному врачу, другому… Наконец, пришел психиатр. И еще, наверное, какие-то слухи дошли и до прессы. И поэтому еще дважды хриплый голос Марка Брема без устали поведал детали невероятного несчастья, которое постигло Стивена Мастерса на далеком Миттенде.
Потом сестра принесла ему газету. Там была помещена колонка с его рассказом, в которой сообщалось, что космическая связь с астронавтами на Миттенде прервалась рано утром, менее чем через двенадцать часов после психического срыва, постигшего Марка Брема.
Читая газету, Стивен не спросил себя: «Что же могло случиться с моими спутниками?» Это даже не пришло ему в голову. Нет, его взгляд быстро бежал вниз по колонке, и неожиданно он нашел то, что искал: на телефонный запрос Ассошиэйтед Пресс в штаб-квартиру Стивена Мастерса-старшего был получен лишь лаконичный комментарий одного из помощников миллиардера: «В данный момент нам нечего сообщить».
… В данный момент!
Эта фраза подразумевала, что, возможно, далее что-то последует, и поэтому Стивен вдруг ощутил психический подъем и облегчение. Всю оставшуюся часть вечера и беспокойной ночи он представлял себе «старую леди» (как он называл свою мать, которая некогда была очень красивой, да и сейчас, очевидно, еще могла вызвать интерес у других мужчин и ревность у мужа), и «старый хрыч» вынужден был выслушивать поток ее неистощимых излияний чувств.
Стивен злорадно подумал: «Уж она-то не позволит ему уснуть…» Он представлял мысленно мать, обезумевшую от страха и дурных предчувствий, настаивавшую, чтобы ни одна, даже самая слабая ниточка, ведущая к спасению ее дорогого сыночка, не осталась не исследованной.
Еще с самого начала, когда он только объявил, что отправляется в эту экспедицию, она стала сама не своя. Если признаться, то именно из-за своей постоянной потребности доставлять мучения то одному, то другому своему родителю он и решился на этот безрассудный шаг и настоял на участии в этом приключении, которое вовсе не интересовало его.
«Она вытащит его оттуда…»
Наконец, Стивен уснул с этой мыслью. Проснулся он, Когда в палату ворвались, запыхавшись, сестра и санитар, чтобы сообщить ему, что его перевезут в отдельную комнату для беседы с двумя психиатрами и… с самим господином Мастерсом.
Стивен не остался лежать, а вскочил с кровати, и под Протестующие крики светловолосой сестры, которая поддерживала его с одной стороны, а с другой ему помогал санитар, он вышел в сверкающий белизной коридор, а затем его провели в большую, ярко освещенную комнату, где находилась одна кровать. Лишь там он подчинился призывам сестры и забрался в постель, где остался лежать. Через несколько минут открылась дверь, и…
«Странно, — подумал Стивен, — он не изменился…»
Там он думал о Мастерсе-старшем, которого в точности, как его помнил Стивен, воспроизвели органы чувств Марка Брема. Это была новая мысль для Стивена…
«О Господи, — удивился он, — эти человеческие тела все выглядят одинаково».
Потрясенный этой мыслью, Стивен более спокойно поведал свою историю. Впервые за последние часы истерии он действительно думал о том, что говорит.
Внезапно он почувствовал интерес к тому, что говорил: рассказ помогал ему высветить в памяти детали, которые первоначально прошли мимо его сознания, и теперь уже чисто подсознательно он ощущал сильное желание сотрудничать с этими людьми. Когда он мысленно оглядывался назад в прошлое — сообщая детали — пришла поразительная мысль.
Совершенно неожиданная, и это удивило его. Внутри него, как он вдруг заметил, поток сознания превратился в ревущую реку. В эти краткие мгновения в его охваченном удивлением мозгу, пребывавшем под властью безумия, вспыхнула эта мысль: «Я действительно наполовину чокнулся».
Никогда прежде у него не было такой мысли.
Столь же быстро, как появилась, так и исчезла эта мысль. Однако теперь он чувствовал себя успокоенным. Примерно с минуту он вежливо отвечал на задаваемые ему вопросы.
На Стивена резко навалилась усталость. Он лежал, расслабляясь, на спине на кровати, потом он перевернулся на бок и с вызовом посмотрел на старшего Мастерса.
— Папа… почему ты привел с собой этих паршивых умников? — с каждым произнесенным словом гнев разгорался все сильнее и сильнее в нем. Он закончил фразу, уже крича: — Дьявольщина, убери отсюда этих крыс!
Миллиардер поднялся на ноги.
Вы закончили, господа — с достоинством поинтересовался он.
Два врача посмотрели друг на друга и кивнули.
— В целом все уже понятно, — сказал один. А другой начал анализировать:
— Явный случай параноидальной галлюцинации. Обратите внимание на появление этой мгновенной враждебности, мнимый перенос сознания. Впрочем, я не считаю, что он опасен.
Стивен рявкнул:
— Явный случай идиотизма! — И обратился к старшему Мастерсу: — Да ты никак собираешься позволить этим пузырям выступить в прессе?!
Его «отец» ответил ровным голосом:
— Они составят отчет. Передать его прессе или нет — это уже я решу.
Стивен успокоился.
— Хоть покажи его сначала старой леди… хорошо?
Мастерс-старший не ответил прямо. Он прошел к двери, открыл ее и шагнул, но остановился на пороге и, не поворачивая головы, сказал:
— Полагаю, что вы, как только сможете, покинете больницу, вернетесь к своей деятельности в качестве официанта в баре. Не стоит питать никаких иллюзий. Ваша история фантастична. Прощайте!
С этими словами он вышел, а следом за ним — и оба врача. Стивен остался лежать на спине на кровати, с презрительной вызывающей усмешкой на лице. Но все-таки… он был поражен. Чем-то в голосе этого старого лунатика. Неужели он и в самом деле так думает?
После этого день тянулся очень медленно. Его перевезли обратно в первую палату, где рядом с его кроватью стоят еще три других, которые занимали три неинтересных (для Стивена) типа. С ним продолжали обращаться небрежно. Что означало, что никаких особых инструкций насчет него не было получено. Его потрясение увеличивалось.
Вот и ночь. И вскоре пора спать. И он все еще был Марком Бремом, пойманным в ловушку его тела…
И один.
Он лежал в темноте, охваченный какими-то дурными предчувствиями, перевернувшись на бок, свернувшись калачиком, словно чтобы защититься от чего-то перед собой.
Так лежал он, чувствуя себя покинутым. Он чувствовал непривычную тяжесть, вдруг навалившуюся на него… Тело Марка Брема было значительно большего веса и постаревшее. Стивен испытывал к нему отвращение, сознавая, что это не его родное.
Но появилась мысль:
«С ним обращаются, как с сумасшедшим. Нужно быть осторожным, а то наденут смирительную рубашку».
Всю оставшуюся часть ночи Стивен провел в составлении хитрых планов — то наяву, то во сне. «Как можно притвориться нормальным, когда ты, Стивен Мастерс, в теле мужчины — бывшего твоего слуги — который старше тебя на четырнадцать лет? Как, как, как? Да уж, попал он в переплет!»
Вот и утро.
Когда Стивен с хмурым видом принялся за завтрак, состоявший из двух яиц, двух тостов с маслом, клубничного джема и кофе без сливок и сахара, в комнату вошел крикливо одетый мужчина с веселым лицом и блестящими глазами, огляделся и направился к Стивену. Стивен никогда раньше не видел его — такова была первая мысль. Но через несколько секунд появилось странное чувство, что он узнает его. Да, это владелец бара «На углу».
Его звали… Да, Джесс Рихтер.
Массивный мужчина медленно прошествовал к его кровати и улыбнулся Стивену.
— Эй, Марк, — сказал он. — Ты попал во все газеты. Теперь у нас такой поток клиентов, что мы не в состоянии управиться, и я всем обещаю, что ты вернешься и будешь наливать, как раньше. Как насчет этого, а? — вкрадчивым голосом продолжил он. — И пока ты будешь в центре внимания, будешь получать двойную ставку.
«Он что, издевается! — Стивен уже не мог сдержать свою ярость. — Чтоб я сдох, но сейчас как всыплю этому козлу!» — Стивен открыл было рот, чтобы дать выход своему гневу, однако потом пришла другая, спокойная мысль:
«Одну минутку!.. — Из памяти всплыли все те хитрые планы, которые он замышлял ночью, и благодаря этому ему удалось сдержаться. — Возможно, этот сукин сын вытащит меня отсюда…» — Ему нужна эта работа в баре «На углу», пока он не оценит ситуацию. И самое главное, «старый хрыч» знает, что именно там он обнаружит его.
— Да, — сказал Стивен.
А что еще лучше он мог сказать?
Рихтер радостно воскликнул:
— Ты, Марк, всегда был странным парнем. Но то, что ты учудил, это действительно класс!
— Да, — усмехнулся Стивен.
— Так держать, — с облегчением продолжил Рихтер. — Не меняй ни слова в своих показаниях, ладно?
— Ладно, — ухмыльнулся Стивен.
Улыбающийся толстяк захихикал и попятился к двери. У порога он замахал рукой.
— Пока, Марк. Вскоре увидимся, парень!
Он торопливо ушел. Теперь уже Стивену стало полегче. Его так и порывало вскочить и врезать кулаком по этой наглой роже…
После этой встречи его настроение заметно упало.
Он хмуро подумал: «Если этот старый дурак не появится… если проглотит всю эту лапшу, что понавешивают эти два умника…» — Стивена убивала мысль, что его отец может ничего и не предпринять: ведь он — Марк Брем, тридцативосьмилетний мужчина, а не двадцатитрехлетний сын Стивен.
После ленча пришла сестра и сообщила ему, что его выписывают и он может уйти в любое время. От чего у него тут же возникло чувство (редкое для него), что дела обстоят не настолько плачевно, как могли бы.
«Я мог бы оказаться там, на Миттенде, пленником дикарей!»
Его хорошее настроение заметно поубавилось, когда в кассе больницы ему выдали счет на тысячу триста семьдесят восемь с половиной долларов. Тщательно порывшись в карманах и бумажнике Брема он обнаружил только две бумажки по одному доллару и восемьдесят три Цента мелочью, и — о, удача! — два замусоленных, помятых чека Пятого национального банка. Не колеблясь, Стивен тут же использовал один из чеков, чтобы оплатить счет. Мысль, что на счету Брема может не оказаться такой суммы, не беспокоила его… пока, во всяком случае.
Стивен спустился по ступенькам, потом вышел на Улицу и пошел по аллее, где остановился, почувствовав холод осеннего дня. И так он постоял несколько секунд в замешательстве, вспомнив, что в детстве, когда он лежал в больнице, здесь не было никаких ступенек. Собственно говоря, тогда его при выпуске вывезли на коляске, посадили с грузовой рампы в автомобиль и с большой помпой доставили домой, и его мать сопровождала его всю эту поездку сзади на своем лимузине.
Теперь же… ничего подобного. Без особой охоты, уже ощущая новый прилив гнева, Стивен шел по улице в направлении все более убогих районов города. Он остановился около телефонной будки, дрожа от холода и не зная, что же ему еще поделать, и, пытаясь совладать с гневом, он поискал в телефонном справочнике адрес бара «На углу».
Октонал стрит, 1643… Где же это, черт побери? Он позвонил в это заведение и объяснил свое затруднение Рихтеру.
— Ну даешь! — с восхищением воскликнул шеф Брема. — Это просто клево: не знать, где работаешь! Ты действительно великолепно играешь свою роль, Марк! Я вышлю тебе кого-нибудь, чтобы он проводил тебя.
Этот «кто-нибудь» оказался младший из двух сыновей Рихтера (которому было семнадцать лет). Он прибыл в дребезжащем фургоне, очевидно, привыкший ездить по всяким поручениям своего отца. Он радостно поклонился Стивену и доставил его в район города, такой же убогий, как и сам бар «На углу», перед входом в который он, с визгом шин и дребезжанием остановился.