20
– Ты спишь?
Лицо Пепы уже проступало из рассветного сумрака. Мардер погладил ее по щеке.
– Да нет. То задремываю, то просыпаюсь, сны дурацкие.
– У меня тоже. Переживаешь за дочь?
– Все время хочется вскочить и бегать кругами, орать, сам не понимаю, как еще удерживаюсь. Только дело в том, что, по сути, я беспомощен. С ней либо все будет хорошо, либо нет – отдаюсь на волю Божью. Это одно из преимуществ религиозного сознания, без которого девяносто процентов жителей этой страны давно бы свернулись в клубочек и померли.
– Интересная точка зрения. Может, стоит прямо сейчас взять у тебя интервью.
– У тебя есть запись моей легендарной речи. Предлагаю обойтись ею. Не я звезда этого шоу. Кроме того, я голый.
Они еще смеялись, когда в дверь бешено заколотили, и послышались пронзительные крики Ариэля. Больше смеха не будет, подумал Мардер, вскакивая с постели и натягивая штаны.
– Что такое, muchacho?
– Корабли идут – очень много, целая армия.
– А где дон Эскелли?
– На крыше, сеньор.
– Спасибо, Ариэль. Возвращайся на свой пост.
Журналистка тоже встала и поспешно одевалась. Мардер накинул рубашку защитного цвета и плечевую кобуру, отыскал бинокль, «стейр» и гуарачи.
– Удачи, querida, – бросил он, покидая комнату. – Может, еще увидимся.
В воздухе на крыше все еще чувствовалась ночная влажность. Небо над восточными хребтами окрасилось в персиковые тона, железно-серое безмятежное море пока было в тени. Скелли стоял рядом с пулеметом, разглядывая морские дали в свой «Цейс».
Мардер тоже приник к биноклю. Примерно в километре от пляжа лежал в дрейфе большой рыболовный траулер, его сопровождал довольно внушительный, футов сорок в длину, катер. На траулере к острову доставили с дюжину надувных лодок – их как раз бойко сгружали с задней платформы, на которую втягивают обычно заполнившиеся тралы. Это были крупные «Зодиаки» с навесными моторами – вероятно, в каждый битком набились вооруженные люди, хотя Мардер различал лишь смутные силуэты, черные сгустки на фоне темных вод.
– Профессионально работают, надо сказать, – заметил он.
– Да. Эль Гордо владеет пристанью для яхт – или контролирует владельцев. Отсюда и лодки. А с дисциплиной у него вообще неплохо. Опаньки, перевернулась лодочка. Ну ничего, такое и у спецназа случается.
С берега донесся стрекот автоматов. В сторону траулера потянулись зеленые трассы, некогда популярные в странах Варшавского договора.
Выругавшись, Скелли схватил мобильник и устроил разнос Дионисио Портере, командиру «Чарли». Лодки пока вне зоны поражения, объяснил он; всем ждать сигнальной ракеты – и ради бога, стрелять только короткими очередями. Закончив разговор, он перекинулся парой слов с Ньянгом, отвечавшим за крупнокалиберный «ДШК». Хмонг тут же рванул затвор, навел пулемет на цель и надавил на спаренные спусковые крючки.
Поднялся такой оглушительный грохот, что Мардер инстинктивно отпрянул. В то же мгновение из дота на поле для гольфа донесся голос другого «ДШК», поливающего шеренги надувных лодок продольным огнем. На глазах Мардера одна из них превратилась в пузырчатую смесь из ошметков резины и красной кашицы, и ему пришлось отвести взгляд. Скелли сжал его руку и указал на двадцатимиллиметровку, установленную рядом на двуноге.
– Пальни по ним зажигательными. Попробуй зацепить мостик траулера, – велел он и продолжил наблюдать в бинокль.
Мардер прильнул к прицелу винтовки и слегка сместился, поймав в перекрестие покачивающийся на воде траулер. Затем все вокруг залил свет, словно вспыхнули прожекторы на съемочной площадке, – это Скелли выстрелил сигнальной ракетой, и пулеметы над пляжем открыли огонь.
Мардер выпустил по мостику три зажигательных снаряда, устроив пожар. Судно развернулось и подставило корму пулеметам. На палубе, похоже, остались одни трупы. К невысокой корме траулера прибило волнами спущенные остатки двух «Зодиаков».
Оставив винтовку, он отступил и обнаружил в каком-то футе от себя объектив «Сони» Пепы Эспиносы.
– Что, будешь брать интервью?
– Нет, я только хотела заснять, как ты топишь вражескую армаду. Очень впечатляет.
– По-моему, о потоплении речи не идет. Калибр мелковат.
– Но лодок они больше посылать не станут. А мне пора вниз, к месту событий.
И она бойко потрусила по лестнице. Мардер надеялся, что Пепа остановится, вернется к нему и поцелует, как вчера, но этого не произошло. Он выглянул в щель между наваленными мешками с песком. Вдоль пляжа тянулся ряд черных лодок, в основном сдувшихся, во многих лежали мертвецы. На пологом берегу скошенными снопами валялись трупы – как на зловещих фотографиях высадки в Нормандии, только в миниатюре.
«ДШК» на крыше умолк. Патронный ящик опустел, пол вокруг был усыпан стреляными гильзами и звеньями лент. Но внизу пулеметы по-прежнему не унимались, как и автоматы группы «Чарли», – и похоже, вели слишком частый огонь, потому что Скелли опять орал в трубку.
Убрав мобильник в карман, он взглянул на Мардера.
– Эти pendejos задумали расстрелять весь островной боезапас за первые пять минут. Чего я и опасался. Слушай, последи за обстановкой – я пока схожу и вправлю им мозги.
И он скрылся с глаз. Хмонг вставил в пулемет новую ленту. Остальные бойцы на крыше нервно хватались за автоматы и посматривали за брустверы, хотя смотреть было не на что. Мардер еще раз глянул в прицел на траулер. Деревянный капитанский мостик весело пылал – с кораблем покончено. Катер отошел и был теперь вне досягаемости пуль. Те, кто высадился на пляже, остались в изоляции и не могли рассчитывать на подкрепление. В конце концов им придется сдаться. Неужели все так просто?
Тут кто-то вскрикнул, и через секунду все стоявшие ближе к насыпи принялись голосить и показывать пальцами. Перейдя на другую сторону крыши, Мардер увидел, что вдоль прибрежной дороги медленно движется что-то большое и черное. Он сбегал за двадцатимиллиметровкой и установил ее у восточного бруствера. Взгляд в прицел показал, что перед ним образчик машины, которую в Мексике называют «наркотанком». Как он слышал, картели строили такие для устрашения конкурентов, но использовали нечасто. Очевидно, сегодня был тот редкий случай, когда одну из этих штуковин решили бросить в бой.
Танк медленно выполнил поворот и покатил по насыпи в сторону дома, набирая скорость. К передней части грузовика крепилось что-то светлое. Телескопические прицелы плохо приспособлены для слежения за подвижными объектами, и Мардер долго не мог навести фокус. Когда машина подошла поближе, ему наконец удалось разглядеть, что это такое – клетка из проволочной сетки, устроенная на стальной пластине, которая защищала грузовик спереди. В клетке находилась Лурдес Альмонес. Ее запястья и лодыжки приковали к сетке, полностью ее обездвижив. Голова девушки располагалась чуть правее центра узкой амбразуры, оставленной для водителя.
Сложный выстрел, подумал Мардер, но все-таки возможный. У него будет единственная попытка, потому что грузовик ехал слишком быстро. Все, что от него требовалось, это вогнать пулю в щель величиной примерно с прорезь для писем в почтовом ящике, не угодив при этом в голову Лурдес или броню; задачу усложняло чувство вины, его собственный ужас и ужас, который читался на заплаканном лице девушки, а также понимание, что случится, если танк пробьет ворота. Лурдес была уже все равно что покойница, и только из-за него. Эти мысли промелькнули в его голове за три секунды, прошедшие между моментом, когда он узнал Лурдес, и мгновением, когда надо было либо жать на спуск, либо прощаться со своим домом, если только не получится навести прицел точно на…
Выстрела Мардер не услышал – почти. Только увидел яркую вспышку, озарившую черноту за оконной щелью, еще увидел, что у Лурдес по-прежнему есть голова, а потом из щели повалил желтый дым, и танк ушел – лениво, словно бегемот, которому вздумалось принять морскую ванну, – с насыпи налево, навстречу валунам у ее подножия, со страшным скрежещущим грохотом врезался в них и завалился набок.
Монстр не успел даже завершить этот последний маневр, а Мардер уже несся вниз по ступеням, и поскольку случившееся видели все присутствующие на крыше, вслед бросилось еще с дюжину человек. Он промчался через дом, крича всем, чтобы бежали за ним; он вытащил пистолет; он кинулся на улицу, миновал брустверы у ворот, вылетел через калитку на дорогу, а оттуда – на насыпь.
Услышав громкий топот за спиной, он быстро оглянулся и увидел… Мардер забыл, как зовут этого парнишку, – бывшего ni-ni, теперь работника стеклодувной мастерской; на нем была баскетбольная майка с эмблемой «Лейкерз» и красная налобная повязка, а в руках – пулемет «ПКМ».
Издали донесся рев двигателей, хлопки выстрелов, и над макушкой Мардера зажужжали пули. Он бросил взгляд в конец насыпи. По дороге на всех парах неслась длинная колонна машин, состоявшая в основном из крупных пикапов; с кузова головного по Мардеру вели огонь. Пригнувшись, он ринулся вперед, спрыгнул с насыпи на камни и заскакал с одного на другой, как козлик, подбираясь к поваленному танку.
Лурдес была на прежнем месте, в сеточном коконе, ее кожа почернела от сажи и пестрела кровавыми брызгами. Мардер просунул руку сквозь сетку и дотянулся до запястья девушки. Пульс есть. Засвистели пули, с визгом отскакивая от борта грузовика и от камней.
Он повернулся к парнишке.
– Как тебя звать, muchacho?
– Хуан Беневиста, дон Рикардо, из группы «Дельта».
– Отлично, Хуан Беневиста. Давай сюда свое оружие, а потом дуй со всех ног к сараю за домом. Возьмешь болторез, найдешь санитаров с носилками и вернешься сюда. Патроны не все расстрелял?
– Вообще еще не стрелял, сеньор, – с явным сожалением признался парень.
– Хорошо. Тогда подожди вон за теми камнями, а как я начну стрелять, лети быстрее ветра!
Мардер установил пулемет в тени под нависшим бортом танка. Когда до головного пикапа осталось футов сто, он открыл огонь, прочерчивая зеленые дорожки-трассы от себя к решетке радиатора, потом к лобовому стеклу, потом к людям, сгрудившимся в кузове. Ветровое стекло разлетелось вдребезги, и пикап резко вильнул влево. Одно из колес сошло с полотна и налетело на камень; пикап перевернулся и еще ярдов тридцать проехал кверху дном, оставляя за собой полосу из крови и изувеченных тел. Следующая за ним машина начала тормозить, но ее уже занесло на луже крови, растекшегося топлива и масла. Мардер полоснул по ней короткой очередью, хотя необходимости уже не было: пикап въехал в перевернутого собрата, и пассажиры разлетелись из кузова, словно куклы. Мардер добил тех немногих, кто сумел встать на ноги.
Остаток ударной группы затормозил метрах в тридцати от танка; поперек дороги бросили джип с грузовиком и под их прикрытием устроили отчаянную пальбу. Тут воспламенилось топливо из подбитых машин, и клубы черного дыма скрыли Мардера от нападающих.
Подтянулись бойцы из дома, человек двадцать, во главе с командиром «Дельты» Луисом Арайсой. Он присел на корточки рядом с Мардером и смотрел в сторону вражеских позиций. О стальной борт над ним лязгнула пуля. Арайса хоть и храбрился изо всех сил, но вздрогнул.
– Как дела, Луис? Началось веселье?
– Мы еще ничего не делали. Сидели в доме, мы ведь резерв. Теперь пора, jefe?
– Пора. Вот что я тебя попрошу сделать. Раздели своих ребят на две группы и расставь по обе стороны насыпи. Проследи, чтобы narcos не подослали никого понизу – от дома и с крыши эта зона не простреливается. Нужно удерживать их как можно дальше от дома. Гранаты у вас есть?
– Да, jefe.
– Слышишь грохот? Это ребята из танка пытаются выбраться наружу – их там может быть человек сорок. Пошли кого-нибудь наверх, пусть закинет парочку гранат через вон ту башенку. Прямо сейчас, пока еще дымит.
Арайса с сомнением посмотрел на черную громадину. Снова засвистели пули, зарикошетили от стальных пластин.
– Я сам, – сказал мексиканец.
Пока Мардер прикрывал его огнем, Арайса вскарабкался по борту наркотанка. Прогремело три глухих взрыва, и грохот из кузова прекратился. А потом, в одно из тех странных мгновений затишья, которые не редкость даже в разгар самых ожесточенных перестрелок, до слуха Мардера донесся тоненький пронзительный плач.
Подоспел Хуан Беневиста, взмокший, но с улыбкой до ушей и болторезом. Вернув ему пулемет, Мардер кинулся к передней части танка и кромсал наручники с сеткой, пока наконец не освободил Лурдес. Когда он извлек ее из кокона, девушка стала ощупывать свое лицо. Увидев кровь, она схватилась за волосы, потом заметила сажу – и завыла от горя. Кто-то тронул Мардера за локоть.
– Пропустите нас, дон Рикардо, мы ее заберем.
Это была Росита Моралес в компании еще одной мексиканки. Он припомнил, что женщины сами вызвались на роль санитарок – и вот теперь явились с самодельными носилками. Бережно уложив на них девушку, они укрыли ее одеялом и поспешили обратно к дому.
Дым стал редеть, и тамплиеры сделали несколько попыток прорваться понизу. Они действовали беспорядочно, несогласованно, их легко было остановить, что показалось Мардеру странным: по его прикидкам, за заслоном поперек дороги находилось несколько сотен человек. По-видимому, Скелли не ошибся: sicarios Плайя-Диаманте не подписывались лезть под пулеметный огонь.
Он достал телефон и клавишей быстрого набора вызвал Бартоломео Ортиса – кузнеца и по совместительству командира группы «Альфа», засевшей на крыше особняка.
– Ортис, как обстановка? Что творится на пляже?
– Думаю, мы их побили, дон Рикардо. Дон Эскелли говорит, некоторые попрятались по кустам. Наши щелкают их, как кроликов.
– Ну что ж, отлично. Слушай, Ортис, по заслону на насыпи нужно хорошенько вдарить. Шарахни по нему из «ДШК», а Рубена посади за двадцатимиллиметровку. Скажи ему, пусть целится по топливным бакам, надо поджечь эти машины.
– У нас осталась всего одна коробка пулеметных патронов, сеньор.
– Да, знаю, но есть шанс, что тогда они от нас отстанут. Мне кажется, они дрогнут, если мы сейчас поднажмем.
Ортис замялся; он явно побаивался подчиняться еще кому-то, кроме Скелли, но и спорить с patrón ему не хотелось. Через несколько минут большой пулемет принялся изрыгать в джип с грузовиком трассирующие пули с толстыми зелеными шлейфами, потом захлопала автомобильная дверца – это проснулась двадцатимиллиметровка. От вражеских машин полетели кусочки, какой-то бандит пустился наутек и был обезглавлен пулей, а затем рванули топливные баки, и люди, укрывавшиеся за автомобилями, бросились бежать. Фелисисты заулюлюкали.
Мардер побрел к дому. Чувствовал он себя дерьмово: в пылу боя не ощущаются бесчисленные синяки и мышечные растяжения, которые потихоньку копятся, пока человек стреляет и сам находится под обстрелом, но теперь они в голос заявили о себе, ибо Мардеру было далеко уже не девятнадцать.
В доме царила атмосфера, какая царит в раздевалках после победы в важном матче – в женских, поскольку среди тех, кто приветствовал Мардера возгласами и объятиями, преобладали именно женщины. Он на все отвечал улыбкой, пробираясь потихоньку к лазарету. По словам Ильды Салинас, медсестры, они отделались довольно легко: шестеро раненых, всего один убитый – паренек по имени Хесус, он работал с металлом. Его лица Мардер не помнил. Он спросил, как там Лурдес.
Сестра с кривой усмешкой поджала губы и отвела взгляд, как обыкновенно поступали местные, когда смущались на виду у важного человека.
– Он ее забрал.
– Кто – он?
– Дон Эскелли. Он привел раненого с пляжа и увидел ее. Они поговорили, а потом он взял ее на руки и вышел.
– Ясно. Ну а как у вас дела, сеньора? Вам чего-то не хватает?
Она резко рассмеялась.
– Всего. Сюда бы врачей, и кого-нибудь, кто прошел не только курсы первой помощи, и морфия, и рентгеновский аппарат, и плазмы побольше. Некоторые из этих людей умрут, если все не закончится и мы не отвезем их в нормальную больницу.
Она глубоко вздохнула и постаралась изобразить профессиональное выражение лица.
– Простите меня, дон Рикардо, мне бы не надо жаловаться, но мы тут не готовы к войнам. Sicarios просто приходят в больницу и завершают начатое, и никто их не может остановить. Вытаскивают людей прямо из коек – свидетелей, конкурентов и так далее, а потом рубят на куски и выбрасывают на дорогу. Вот потому я и пришла к вам.
– Понимаю, – сказал Мардер. – Постараемся такого не допустить. Ну а Лурдес как – сильно пострадала?
– Физически не особенно. Мелкие порезы, царапины, ожоги. Только вот при аварии она получила сотрясение мозга. Нужно отвезти ее в больницу и сделать снимок головы. Он сказал, что сам этим и займется. – Сестра посмотрела куда-то за спину Мардера. – О, а вот и он.
Когда Мардер обернулся, Скелли подошел к нему и, ни слова не говоря, двинул в челюсть.
В десять минут восьмого незнакомая женщина принесла Кармел ужин. Та провела здесь уже шесть часов и чувствовала себя странно – не столько даже из-за того, что оказалась в заточении, а потому, что впервые за долгое время осталась без Интернета больше чем на несколько минут. Она взялась за проектирование, ей то и дело требовалось что-то уточнять, выполнять расчеты – а негде; она постоянно тянулась к смартфону, которого не было, словно завязавший курильщик, ощупывающий карманы. Потерять доступ к информации все равно что остаться без кислорода, подумалось ей; от этого ее мышление притуплялось, и приходилось все делать по памяти, а кто в наши дни пользуется памятью?
Еще у нее заканчивалась бумага. Маленький блокнот (сам по себе анахронизм) заполнился выкладками по Колониа-Фелис – потребление мощности на квадратный метр, пропускная способность труб разного диаметра, подключенных к насосам разных типов, – которые Стата выполняла бы на экране, будь у нее экран. Она попробовала использовать стены, но писать по грубой штукатурке было трудно, а ручку портить не хотелось. Да и нужно ли? Эта мысль снова и снова посещала ее. Может, это первый симптом психического расстройства, как у тех ребят из «Пи» и «Игр разума», – навязчивая тяга к вычислениям?
А может, и оберег от смерти. Раз у нее столько планов, раз она хочет принести пользу стольким людям, то тогда ее, скорее всего, и не убьют. Впрочем, эта мысль ворочалась глубоко-глубоко и почти не всплывала в сознании, напоминая о себе лишь неясной тоской, заставлявшей ее время от времени протяжно вздыхать.
Ужин состоял из свежих, с пылу с жару, тортилий и пряного рубленого мяса, carnitas, которым славились эти края, а также зеленого риса и фасоли, и в придачу ко всему принесли большую жестяную кружку черного кофе. Стата попыталась завязать с женщиной разговор, но та показала на рот, на ухо и покачала головой: глухонемая. В коридоре служанку дожидался охранник – крупный мужчина с безразличным, злобным лицом и сужавшимся к макушке черепом, форма которого только подчеркивалась короткой стрижкой и выбритыми висками – похоже, это был официальный стиль тамплиеров.
Стата съела ужин – прекрасный образец мичоаканской кухни, на которой она выросла, и задумалась о матери, стараясь не раскисать вконец, но все-таки немножко поплакала. Потом воспользовалась ведром, ополоснула лицо и села на кровать. С ней обращались довольно сносно, и это, решила Стата, хороший знак. Раз ее кормят, не донимают, не стали даже толком обыскивать, не отобрали часы и прочие вещи, то рассчитывают отпустить. С этой мыслью остаток вечера она чувствовала себя довольно комфортно. Лампы в комнате не имелось, и когда окончательно стемнело, она отложила ручку с блокнотом, сняла обувь и растянулась на кровати.
Сон пришел быстро, и она крепко спала, пока часа в четыре утра в комнату не ворвались двое мужчин. Они вытащили ее из постели, связали руки за спиной, заклеили рот, сдернули с нее брюки, нашли пистолет, посмеялись, дали по губам, накинули на голову мешок, босой вытолкали в ночную прохладу и швырнули в багажник легковушки. «Ага, – подумала она, – вот теперь у меня неприятности».
Мардер предвидел удар и принял его, даже не пытаясь уклониться или пригнуться. Его сшибло с ног, и он с размаху приложился головой о пол. Ну как, а теперь-то мистер Тень пробудится или нет? Какая-то часть Мардера хотела этого; как же его утомило ожидание! Ему вспомнилась строчка из «Улисса»: она жила так, будто каждый миг – следующий. Его мать частенько цитировала эти слова… а вот и она, в цигейковой шубе, которую всегда надевала зимой, с непременной аккуратной шляпкой. Мама играла в джин-рамми с мистером Тенью – за раскладным карточным столиком посреди Ньюкирк-авеню, перед церковью святого Иеронима. Мардер был счастлив, что все происходило, как об этом рассказывают: ты видишь тех, кто ушел до тебя, и белый свет, и встречает тебя некая фигура, Иисус или еще кто, и так начинается новое великое приключение. Но тут мистер Тень взглянул на него поверх карт и швырнул их на стол, а мать сказала: ну вот и король, мне как раз его не хватало, а потом посмотрела на сына и прибавила: времени-то, времени! Опять ведь опоздаешь, Рики!
Мардер открыл глаза, бормоча: «Опять опоздаю», и увидел над собой лица Пепы Эспиносы и других – целый кружок обеспокоенных смуглых лиц. Итак… похоже, и не в этот раз.
Позже, поднявшись на крышу, Мардер прижимал к челюсти полиэтиленовый пакет с подтаявшим льдом и наблюдал за тем, что происходит на насыпи. Тамплиеры подкормили своих бойцов метом и пустились в яростную атаку, швыряя примитивные гранаты с товексом и беспрерывно паля из автоматов. Фелисистам удалось отбить ее, но был уничтожен один «ПКМ» и убито четверо человек. Мардер сомневался, что они опять сунутся на насыпь, – по крайней мере, без нового броневика. У защитников острова оставалось шесть зажигательных снарядов и половина ленты калибра 12,7. По его приказу бойцы заполняли бочки удобрениями и дизельным топливом. Он прикинул, что если использовать русские гранаты вместо детонаторов, то можно расставить бочки по обе стороны ворот и подорвать их, когда нагрянет новый наркотанк или что-нибудь в этом роде. Ну а потом? Они могут сколько угодно клепать наркотанки, а вот у него нет таких ресурсов, чтобы бесконечно обороняться от них.
Если не считать ноющей челюсти, Мардер словно онемел, чувствовал себя укутанным в невидимую вату. Скелли уехал – сел с Лурдес на катер и испарился вместе с троицей хмонгов. Небо давило на Мардера, словно прутья на тигра в клетке; одному, без Скелли, ему не справиться, и он все всматривался и всматривался в горизонт, втайне надеясь – вот сейчас его друг вернется с ухмылкой на лице и скажет, что это была очередная шутка. Случившееся не укладывалось в голове; такие же ощущения Мардер испытывал, когда ему сообщили о смерти жены.
– Почему? – спросил он. – Не понимаю.
Пепа Эспиноса ответила:
– Потому что он убийца с нестабильной психикой. Знаю, ты был к нему привязан, но так, как он к тебе, нормальные люди друг к другу не относятся. Мне кажется, ты проецировал на него собственные хорошие качества – доброту, ответственность… много чего.
– Пепа, извини, но ты не знаешь, о чем говоришь. Мы с ним друзья с тех пор, когда сам я был лишь чуть старше Лурдес. Я просто не верю, что он взбесился и ушел из-за такой ерунды – ну приврал насчет девчонки, и что с того?
– Угу, а я б не отказалась получать по сотне песо каждый раз, когда слышу такие речи от подруг. Да как он мог?! Я же тебе говорила уже – вы ведь не просто приятели были, дружки армейские. Это был роман. Ты заинтересовался симпатичной девушкой. Он забрал ее себе. Потому что влюбился? Ну конечно, нет – но ожидал этого от тебя и решил показать, кто здесь главный. Ты задумал отстоять эту землю и живущих на ней людей, и он тебе помог. Значит, ему не до фонаря было? Ну конечно, нет – это он хотел, чтобы ты зависел от него, нуждался в нем. И вот ты нарушаешь правила, врешь ему, чтобы помочь девочке с побегом, и что же происходит? Он ведет себя как обманутая истеричка-chingada, вырубает тебя и дает тягу. Как бы говоря: ну посмотрим, как ты теперь без меня. Это старая история, Мардер. Может, самая старая. Господи, да про это даже в «Илиаде» есть.
– В «Илиаде», да? А может, это ты у нас ревнуешь?
– ¡Ay chingate! Да что вообще толку разговаривать с мужчиной, который тебя не слушает? И опять-таки, с брошенными женщинами все точно так же, с той лишь разницей, что без твоего дружка-pendejo тебе и в самом деле не выжить.
– Думаешь?
– Знаю. Ты его не видел на пляже, когда они пошли в атаку, а я видела. Боже, какой потрясающий материал я там засняла. Против наших тридцати шло человек полтораста, и они бы нас просто снесли, не будь там Скелли. А он был везде – лез под пули, носился туда-сюда, подбадривал этих бедных ребятишек, не давал им бросить оружие и разбежаться, командовал пулеметчиками… Он сам по себе армия. А ты?
– А я нет. Скелли уникален, других таких бойцов я не встречал. У меня иной набор навыков. То есть пленка получилась хорошая, так?
– Так, только у нас больше не говорят «пленка», Мардер. Ну и каковы же твои навыки?
– Терпение, выносливость, хитрость и вопиющее безразличие к собственной жизни и смерти. С такими качествами люди выигрывали войны, не сделав ни единого выстрела. Ох, а закат-то сегодня – загляденье.
Устремив взгляд на море, Мардер приобнял Пепу Эспиносу. На одно неловкое мгновение она напряглась, но потом все же расслабилась. Как славно было стоять с ней на крыше дома и наблюдать за гневными метаморфозами неба: ленты облаков одна за другой вспыхивали алым, потом малиновым пламенем, и среди этих огненных тонов все еще проглядывали вкрапления восхитительного бледно-голубого цвета, хотя пламя разгоралось все яростней, а идеально круглый пылающий шар с невероятной быстротой погружался в море, отбрасывая на его металлическую гладь блестящую красную дорожку. Наконец потухла последняя искра, и небосвод налился сочным до вульгарности розовым, словно знаменуя кульминацию некоего космического стриптиза, после чего упала целомудренная завеса сумерек – синий час.
Все это время они молчали. Когда представление закончилось, Мардер сказал:
– Думаю, они попробуют еще раз прорваться под покровом темноты. Тогда я соберу всех в доме, постараюсь как можно больше их перебить при помощи мин и как можно дольше продержаться. Насколько долго, зависит от того, когда мир обратит на нас внимание. А это значит, что тебе нужно уезжать и увозить записи.
– Я могу послать их с сотового.
– Нет, не можешь. Они палили по нашей антенне несколько часов подряд. Местная связь еще работает, но про отправку здоровенных видеофайлов с таким сигналом, боюсь, лучше забыть. Кроме того, ты сама должна быть там – участвовать в ток-шоу и вообще пожинать лавры. «И спасся только я один, чтобы возвестить тебе». Это ключевой момент всего сюжета. Еще на твоем месте я бы остался как есть – рубашка-хаки, волосы грязные и спутанные, бандана. Слегка потрепанная красота. У тебя даже рана имеется.
Она взглянула на заскорузлый бинт у себя на предплечье.
– Осколком камня задело. Ерунда.
– Но это поможет продать твой сюжет и принесет мировую славу: хорошенькая, боевитая, смелая, чумазая и настрадавшаяся журналистка, совсем как наша несчастная страна. Нет, тебе надо уезжать. Но перед этим я хочу попросить тебя об одной услуге, как раз по твоему профилю.
– Проси.
– Мне нужно, чтобы ты засняла кое-что. Сегодня ближе к ночи я планирую встречу с несколькими нашими людьми… часов, скажем, в одиннадцать. К тому времени как раз управлюсь. А ты успеешь подготовить материалы и скинуть их на флешку.
Он обнял ее и удалился, оставив без ответа все ее вопросы.
В библиотеке покойного abogado Гусмана Мардер без труда нашел образцы нужных ему документов и соответствующие разделы мексиканского законодательства, которое хоть сплошь и рядом игнорировалось на практике, сохранило разумную ясность французской философии и тягу к справедливости, порожденную столетиями насилия. Он работал у себя в кабинете; двое бойцов, дежуривших у амбразур, из почтения к patrón удерживались от разговоров. В восемь в дверь постучалась Ампаро и спросила, ждать ли его к ужину. Он распорядился принести еду на подносе, затем велел ей подождать и набросал коротенький список людей. Их всех он желал видеть на кухне сегодня в одиннадцать. Взглянув на бумажку, мексиканка кивнула и покинула комнату.
Эпифания молча внесла поднос. Он съел энчиладу и опустошил почти весь кофейник. Он набирал текст, распечатывал, правил и распечатывал снова. Ему комфортно работалось со словами, это было напоминание о прежней, навсегда оставленной жизни, печальное и радостное одновременно, – такое чувство, словно читаешь старые любовные письма. Он закончил в половине одиннадцатого, подготовил нужное количество экземпляров, на кремовой бумаге прежнего владельца написал от руки еще один документ и спустился на кухню.
Все уже ждали его, большой стол освободили и выскребли дочиста. Мардер сел во главе и попросил сесть всех остальных. На собрание он пригласил четырех командиров, назначенных Скелли, а также Ампаро и горшечницу Роситу Моралес. Пепа Эспиноса тоже присутствовала – прислонилась к большому холодильнику с камерой в руках. Мардер вгляделся в лица сидевших за столом – всех оттенков бронзы, на каждом читается ожидание, может быть, даже трепет, но еще и некое упрямое достоинство, исконная мексиканская серьезность. Они многим обязаны сеньору, говорили их лица, но все же не слепые орудия в его руках; они вступили в бой с sicarios ради самих себя и победили, но задавались вопросом, не ждет ли их теперь поражение, ведь и предки их одерживали победы, однако теряли завоеванное. Они с подозрением поглядывали на разложенные Мардером бумаги. Опыт подсказывал им, что от бумаг хорошего не жди.
Обошлось без дежурных шуток, с которых неизменно начинается любая важная встреча в Америке. Мардер кивнул Пепе, та включила камеру, и он без всяких предисловий объявил:
– На случай моей смерти, вероятность каковой в нынешних обстоятельствах весьма велика, я принял меры, которые помогут спасти это селение. Перед вами, – он продемонстрировал тоненький лист, – документ, передающий право собственности на эту недвижимость – дом, землю, все постройки, – в ведение доверительного фонда согласно мексиканскому законодательству. Управлять данным фондом будут семеро попечителей, эти попечители – вы. Почему вы? Я выбрал четырех командиров, потому что все эти мужчины имеют голову на плечах и пользуются уважением в общине, а также, полагаю, это люди не робкого десятка. Сеньора Моралес здесь потому, что она тоже смелая и уважаемая женщина, а еще потому, что ее гончарня приносит больше дохода, чем любая другая мастерская. Она будет заботиться о деловых интересах общины. Настоятельно рекомендую вам избрать председателем Бартоломео Ортиса, а Ампаро Монтес назначить ответственным секретарем. Все то время, что я живу здесь, Бартоломео проявлял себя прирожденным лидером. Насколько могу судить, это человек исключительной честности. Ампаро, как вам известно, получила образование; она досконально разбирается в системе учета, умеет пользоваться компьютером и Интернетом, и в этом залог вашего дальнейшего процветания. Через несколько дней это место прославится на весь мир, многие люди захотят приобрести изготовленные здесь изделия, и не только из-за их красоты.
Он раздал всем собравшимся по комплекту документов. Читать никто не стал. Все взгляды были обращены на Мардера.
– Это копии сопутствующих бумаг для ознакомления, – продолжал он, – а вот документ, которым непосредственно учреждается фонд. Когда он будет подписан и заверен у нотариуса, остров и все, что на нем имеется, отойдет в доверительное пользование к вашим семьям и потомкам, навсегда. Еще один документ я написал от руки для своего адвоката – это распоряжение перевести в фонд определенные средства, которые помогут вам продержаться до той поры, пока вы своим трудом не добьетесь самоокупаемости. А вот по этому документу остров отходит в общественное пользование, то есть крупного строительства тут не будет никогда. Вот максимум того, что я могу предпринять, чтобы это место не отняли у вас законными средствами. Конечно, вы можете расстаться с ним и по мексиканскому обычаю – уступить силе или утратить из-за междоусобиц и зависти. Но, во всяком случае, у вас будет шанс. Есть вопросы?
– Это ведь ejido, верно? – спросила Ампаро.
Хорошо известное слово вызвало у присутствующих шепотки. Все они знали про древнюю мексиканскую форму общинного землевладения, изрядно опороченную и оклеветанную, но по-прежнему милую сердцам campesinos.
– Да, совершенно верно, – подтвердил Мардер, – и развею ваши сомнения, если они есть: в том маловероятном случае, если я останусь жив, фонд все равно будет учрежден по всей форме. Надеюсь, вы позволите мне прожить здесь остаток дней в качестве гостя, но можете и вышвырнуть на улицу. Решать вам. И да, чуть не забыл: нам придется поручить Пепе Эспиносе, чтобы она доставила эти документы в безопасное место, заверила их и рассказала о нас миру. Возлагаю свои надежды на то, что снятые ею кадры и всеобщая огласка вынудят правительство выполнить свой долг и защитить нас от этих бандитов.
Говоря это, Мардер смотрел в объектив камеры.
Прощаясь, оба нервничали; пылкого, слезного расставания не хотелось никому. Она обняла его и сухо чмокнула в обе щеки, словно он был коллега-chilango, а не любовник.
– Не умирай, Мардер, – сказала она. – Никогда себя не прощу, если тебя убьют.
– Тебя это тоже касается. Как думаешь, доберешься?
– Разумеется. Обогну мыс, переплыву устье, а там уже и огни Плайя-Диаманте покажутся. Тут не то чтобы глушь.
– Я, вообще-то, про хищников в человеческом обличье.
– Ну, женщину на байдарке они цеплять и не подумают. Просто буду улыбаться и говорить на ломаном испанском, с акцентом гринги. Все со мной будет хорошо.
– Обязательно. Ты станешь знаменитой тележурналисткой. Осуществишь заветную мечту.
Она устроилась в байдарке, оттолкнулась от причала и развернула лодку вокруг оси, чтобы Мардер убедился в ее сноровке.
– А нашлось ли в этих хитрых схемах место и для Мардера? Откроется ли нам и его заветная мечта?
– Что ж, я хочу вернуть дочь. Пока что хватит и этого. А потом буду рад любым новостям. – Он помахал ей рукой. – Vaya con Dios, corazón mío, – добавил он и зашагал по причалу прочь.
