Вернувшись в город, я первым делом договорился с Ратьшей Гремиславичем, и мы отправились за моими неудачливыми «сидельцами». Успешно сдав их в канцелярию на руки подвальным, я решил было наведаться домой, но на выходе из здания меня перехватил секретарь князя Телепнева.

— Виталий Родионович… Уделите мне минуту вашего времени, будьте любезны… — Спустившись по лестнице, ротмистр остановился напротив меня.

— Слушаю вас, Вент Мирославич, — положив шляпу и перчатки на широкий подоконник, я обернулся к секретарю князя.

— Его сиятельство просил передать, что ждет вас сегодня в семь у Ладынина. Тамошний управитель о вас уже предупрежден. — Сообщив, что хотел, Толстоватый кивнул и удалился. Интересно только, а с чего это у него в глазах столько зависти-то? Нет, ресторан у Ладынина действительно считается одним из лучших в Хольмграде, но и он не настолько дорог, чтобы ротмистр не мог себе позволить там отобедать. Или… все дело в самом приглашении? A-а, что сейчас голову ломать?

Надев «котелок» и перчатки, я вышел во двор… и тут же был пойман Ратьшей Гремиславичем. Сговорились они, что ли?

— Господин Старицкий, вы пароход этот когда заберете? А то вон конюхи жалуются, что он им своим железным смрадом всех лошадей перепугал, — ухмыляясь в наклеенную бороду, проговорил Ратьша.

— Как-кой пароход? — удивленно выдавил я, но, увидев стоящий у конюшенных ворот свой помятый трофей, хмыкнул.

— А с чего это он вдруг стал моим? — не понял я.

— Так охранители ж все уши прожужжали, что, дескать, его благородие, по ушкуйному обычаю, самобеглую коляску у воров отобрал.

— Ну дела… — Я вздохнул. Становиться владельцем этого металлолома я совсем не планировал. Вот саквояж, что при Бусе был, тот да, оприходовал, с ведома князя, кстати. А о «пароходе», как Ратьша выразился, я и не думал даже. Кстати, а с чего это он его так окрестил? — А за что вы его пароходом-то прозвали, Ратьша?

— Так, а как же сие творение еще величать? Не паровозом же? Оно, поди, и тележки малой за собой не утащит, так что пароход и есть, — пожал плечами штабс-ротмистр.

А я, присмотревшись к этому чуду техники, удивленно икнул. Действительно, пароход. В смысле оно на пару работает… работало, точнее, пыталось работать. Охренеть. Нет, я, конечно, в курсе, что и на «том свете» автодело с паровых машин начиналось, но все-таки мне казалось, что здесь техника ушла в развитии несколько дальше.

— Знаете, Ратьша, я… постараюсь разобраться с этим как можно быстрее. — Справившись с собой, я кивнул собеседнику. — Но не сейчас. Извините, дела.

— Так мы ее хоть с дороги уберем… под навес. — С вопросительной интонацией выдал Ратьша, и я, поспешно кивнув, пулей вылетел за ворота. Вот делать мне нечего, кроме как разбираться с этим утилем?! Меня, между прочим, дома Лада ждет, а я тут буду всякой ерундистикой заниматься? Черта с два!

Извозчик домчал меня до Загородского конца чуть больше чем за четверть часа, тем не менее я успел основательно подмерзнуть, так что в дом вошел, стуча зубами. Кажется, пора переходить на зимнюю форму одежды… Впрочем, мысли об утеплении разом вымыло из головы при появлении в гостиной улыбающейся Лады.

Обняв и поцеловав красавицу, я чуть отстранился и окинул ее взглядом.

— А с чего это ты опять свою «униформу» нацепила, а? Мы же вроде еще утром договорились, что в этом доме больше нет прислуги? — поинтересовался я, а Лада вдруг покраснела. Не девушка, а запрещающий сигнал светофора какой-то, честное слово.

— Я… у меня только два платья… — чуть замявшись под моим пристальным взглядом, все-таки ответила она.

— Понятно… — вздохнул я. Балбес. Сразу должен был догадаться. Ни Лада, ни ее брат особым достатком не отличаются. А хороший костюм стоит, как их месячное жалованье. Ну да ничего. Спасибо Бусу, точнее его саквояжу, с деньгами у нас теперь напряга еще долго не будет. Я провел ладонью по щеке Лады. — Вот что. Иди переодевайся и Лейфу то же самое передай. А я пока договорюсь с Заряной Святославной об экипаже.

— Мы куда-то поедем? — поинтересовалась Лада, не торопясь размыкать объятия.

— Именно. Негоже такой красивой девушке обходиться столь малым гардеробом, — кивнул я.

— Но я не могу принимать такие подарки. Это неприлично… Платья могут дарить только лю… — Не договорив, Лада замолчала и спустя секунду тихонько рассмеялась.

— Вот именно, — улыбнулся я. — Так что быстренько, ноги в руки, и бегом собираться.

— Интересно, а Лейфу ты тоже собираешься костюмы покупать? — вдруг хитро улыбнулась Лада.

— Конечно. Как новик, он должен состоять на довольствии у атамана, — невозмутимо кивнул я. — А атаман у него, между прочим, я. И вообще, почему ты еще здесь?

— Неужели ты уже хочешь от меня избавиться? — привстав на цыпочки, прошептала мне на ухо сероглазка.

— Показал бы я тебе, чего на самом деле хочу, да у нас времени мало, — также шепотом ответил я, прижимая к себе Ладу. И, чмокнув ее в носик, договорил уже нормальным тоном: — К семи я должен быть в ладынинском ресторане, по приглашению князя, а нам нужно до того времени успеть к портному. Ясно?

Кивнув, Лада выскользнула из моих объятий и через миг скрылась в коридоре, а я отправился наверх, чтобы привести себя в порядок и переодеться. А то вон до заката не больше часа осталось, а я все еще в визитке рассекаю. Непорядок, по крайней мере, с точки зрения портного князя Телепнева. И мне совсем не улыбается выслушивать брюзжание старого пройдохи все то время, пока Лада и Лейф будут работать манекенами для его помощников.

Пока ждали Ладу, я успел объяснить Лейфу изменившуюся диспозицию, на что он отреагировал довольно ровно. А вот когда я предложил ему пойти ко мне в новики, по традициям ушкуйников, парень чуть ли не в пляс пустился. Все-таки прав был Грац… Ну и замечательно. Лейф — парень способный, не вечно же ему у плиты торчать.

Кое-как утихомирив своего подчиненного, я наконец вспомнил о саквояже Ловчина. Все документы, которые он пытался с собой увезти, я передал в дело, так что на вид сумка была почти пуста, если не считать небольшого, явно выполненного на заказ, мелкокалиберного барабанника Янса-Лефоше. Я бы и сам был в этом уверен, если бы не нашел в саквояже второго дна, когда осматривал добычу еще там, на тракте. И вот о нем-то я никому ничего не сообщил, так что, когда я заполнял у секретаря документы на трофеи, в них был указан барабанник, сумка и только. Ну а теперь пришла пора подсчитать истинную стоимость добычи. Стыдно? Мне? А когда этот придурок на меня татей натравливал да сам на мой дом напал, в результате чего теперь придется менять половину стенных панелей в холле и коридоре, ему стыдно не было? То-то. И вообще, недаром же в местном законодательстве имеются статьи о трофеях… Вот как раз мой случай. А что в список не внес… уж извините, но и на «том свете» я не встречал идиотов, которые бы декларировали свои сбережения «на черный день». А у меня с этой свистопляской и неопределенностью шансов дожить до такого дня, кажется, поболе, чем у какого-нибудь офис-менеджера… Так, совесть заткнул, можно приступать к подсчетам…

А неплохо Бус наработал! Аж восемьдесят тысяч ассигнациями… и конверт с ключом от личного ящика в Архангельском банке. Неплохо. Совсем неплохо. И я, кажется, даже знаю, как их с толком потратить. Не все, конечно, но половину точно.

Из-за затянувшихся, по вине моей пассии, сборов, мне пришлось оставить Лейфа и Ладу у портного, предварительно переговорив с ним об отправке счета ко мне домой. Предупреждать старого грека о том, чтобы не слушал возможные отговорки клиентов, я не стал. Ушлый портной в таких советах не нуждается, в этом я уже успел убедиться, когда заказывал костюмы для себя… И честно говоря, пока не пожалел о том ни единого раза. Так что и в этот раз я полностью положился на его глаз и чувство стиля.

Управляющий встретил меня в богато отделанном холле ресторана Ладынина, с неожиданно радостной, совсем не формальной улыбкой. Однако. И куда только подевалась присущая всему племени так называемых мэтров чопорность?

— Господин Старицкий, прошу, вас уже ждут. — Управляющий указал рукой на широкую лестницу и первым двинулся по ней наверх.

Нет, я, конечно, предполагал, что глава Особой канцелярии пригласил меня не только ради хорошей компании за ужином и беседы о способах засолки цветов сакуры, но такого я от него не ожидал. В кабинете, оформленном в строгом классическом стиле, за огромным круглым столом расположились четыре человека. Собственно, сам Телепнев, княжич Туровской, незнакомый мне подтянутый моложавый военный с щеточкой ухоженных усов на вытянутом лице, эдакая белокурая бестия в генеральском мундире, и еще один господин, имени которого я не знал, но вот его высоколобое, гладко выбритое лицо и чуть прищуренный взгляд отчего-то показались мне смутно знакомыми. Этот последний, единственный в компании, был одет в цивильное платье, тогда как даже князь Телепнев красовался в жестком от обилия золотого шитья мундире, чего за ним прежде не водилось; он и на доклад государю обычно ездил в цивильном, хоть и донельзя официальном черном костюме. Про обилие наград, всевозможных лент и орденских знаков на четверке можно и вовсе промолчать, тем более что, несмотря на определенный интерес с моей стороны, разбирался я в этих регалиях пока довольно поверхностно…

Стоило двери за спиной закрыться, как у меня тут же заложило уши. Ничего себе глушилка!

— Позвольте вам представить, господа, заштатного сотрудника моего ведомства, Старицкого Виталия Родионовича, — встав с кресла, проговорил князь, одновременно приглашая меня жестом к столу. — Виталий Родионович, прошу, знакомьтесь. Генерал Бйорн Орварович Гдовицкой и секретарь Государева кабинета, тайный советник Эдмунд Станиславич Рейн-Виленский, ну а с Бернгардтом Брячеславичем вы уже знакомы, не так ли?

Раскланявшись с поднявшимися со своих кресел сановниками, мы одновременно сели за стол. И слово снова взял Телепнев.

— Виталий Родионович, я прошу прощения, что не смог предупредить вас заранее о столь представительном собрании. До визита к государю я и сам не мог предполагать такого поворота дел. А по моему возвращении в присутствие выяснилось, что из дома вы уже уехали… и я вновь не смог вас упредить.

— Вам не за что извиняться, ваше сиятельство, — пожал я плечами, — поверьте, я совсем не в обиде. Тем более когда еще мне представится случай поужинать в такой занимательной компании?

— Может статься, что это произойдет значительно раньше, чем вы полагаете, Виталий Родионович, — чуть заметно улыбнувшись, тихим голосом проговорил секретарь. И все же кого он мне напоминает, а? Вот вертится же в голове… Нет, не помню. А штатский продолжил, не сводя с меня взгляда: — Но, может, скажете, чем же мы вас так заинтересовали, а?

— Думаю, вы согласитесь, уважаемый Эдмунд Станиславич, что внимание абсолютно незнакомых людей, да еще и в столь высоких чинах, не может не вызывать ответного интереса? — улыбнулся я.

— Что ж, не могу спорить с этим утверждением. Но мне почему-то кажется, что, говоря о присутствующих, вы имели в виду нечто иное… Не так ли? — Вот докопался секретарь-советник. Бомбиста на него нет… Бомбиста? Близко, но… Черт, да на кого ж он похож-то, а?

— Ну хорошо. Давайте взглянем на ситуацию с моей стороны, — кивнул я и замолчал в ожидании, пока появившаяся в кабинете обслуга расставит перед нами принесенные блюда. Один из половых кинулся с подернутой патиной бутылкой вина к моему бокалу. Пришлось его остановить. Я легонько стукнул ногтем по маленькой рюмке, стоящей правее от винного бокала, и понятливый половой тут же сменил винную бутылку на графин с водкой. Мой жест не остался незамеченным присутствующими, и Телепнев на пару с Туровским присоединились к моему выбору. Правильно, нечего зернистую икру в красной кислятине топить. Дождавшись, пока обслуга удалится, мы опрокинули рюмки, тут же закусив их холодным. Студень, кстати, у Ладынина, просто выше всяких похвал.

— Продолжите, Виталий Родионович? — предложил Рейн-Виленский, едва пригубив бокал с вином.

— Охотно, Эдмунд Станиславич, — кивнул я, мысленно уже начиная проклинать настырного вельможу. — Как, по-вашему, разве может быть неинтересна компания, в которой собрались глава Особой канцелярии, глава Государева сыска, боевой генерал и самый осведомленный человек при Государевом дворе?

— Ну положим, сведения о моей осведомленности несколько преувеличены… — пожевал тонкими губами секретарь, но, увидев понимающие улыбки собеседников, вынужден был сдаться. — Хотя, конечно, имеют под собой некоторые основания… Но как вы догадались, что Бйорн Орварович, именно боевой генерал?

— Помилуйте, ваше превосходительство, разве же это не так? — развел я руками и обратился к молчаливому генералу, все это время сосредоточенно изучавшему свою тарелку. — Бйорн Орварович, я ведь прав?

— Да, — коротко отрубил молчаливый генерал, но после краткой паузы добавил: — Хотя я и не совсем понимаю, как вы догадались.

— Право же, господа, это совсем немудрено, — усмехнулся княжич Туровской и вопросительно глянул на меня. — Вы позволите, Виталий Родионович?

В ответ я только кивнул. Интересно, это у ВБ такое уважение ко мне прорезалось после расследования или его кто-то накрутил как следует? Хотя… он вроде бы и на давешнем представлении особо на меня не наезжал, в отличие от своего подчиненного…

— Бйорн Орварович, я уж промолчу о сияющем у вас на груди ордене, какой вручается лишь на поле боя, все же человеку несведущему в делах военных нашего государства он ни о чем не скажет. Но даже если его не рассматривать… надлежащие умозаключения от того не станут сложнее. Вы молоды, но уже пребываете в изрядных чинах. А ваши усы не полностью прикрывают весьма характерный шрам. Можно было бы, конечно, сослаться на протекцию, но и тогда бы вы вряд ли могли рассчитывать на чин генерала, в лучшем случае быть вам в ваши тридцать с небольшим полковником старого строя… а уж списать шрам от пули на детскую или несчастную травму… — Бернгардт Брячеславич отсалютовал генералу очередной, на этот раз саморучно наполненной рюмкой.

Секретарь и генерал переглянулись и дружно развели руками, повторяя мой недавний жест.

— А я ведь про орден-то и не подумал, — заметил Рейн-Виленский, повернув голову к прячущему за бокалом с соком улыбку Телепневу. А меня как обухом по голове ударило. Нет, ну сходство же просто поразительное! Только фуражку на голову секретарю этому нахлобучить, и будет вылитый Железный Феликс!

От такого открытия я чуть не подавился… но обошлось. Бывают же такие совпадения. Вот интересно, а это местный вариант самого пана Доманского или же альтернативная версия его отца? Нет, судя по имени, верно, скорее всего, последнее… но не факт, да и физиономия его уж очень на лицо именно Феликса Эдмундовича смахивает, хотя портретов его отца я и не припомню, но может там такое сходство, что и перепутать немудрено? А вообще тут та еще петрушка с некоторыми личностями творится. Взять хоть того же Эйнштейна. По моим подсчетам, ему сейчас лет десять-двенадцать должно быть, а в здешней реальности он уже свои теории вовсю разрабатывает… Так что не все так однозначно.

Дальнейший наш разговор, прерываемый лишь очередным появлением обслуги, меняющей изысканные блюда на столе, носил сугубо светский характер, никаких серьезных тем за ужином никто из присутствующих не поднимал. Даже редкие реплики о политике были неопределенны и размыты. В общем, у меня создалось впечатление, что эти господа пришли не о делах поговорить, а на меня посмотреть. Вот только зачем им это нужно? Не сказали… Одни намеки и никакой конкретики. Ну и черт бы с ними со всеми.

Разошлись мы только два часа спустя. На прощание князь Телепнев лишь заметил, что хотел бы встретиться со мной сразу по завершении занятий с охранителями. После чего превосходительства и сиятельства расселись по своим экипажам и укатили в разные стороны, а я отправился ловить извозчика, поскольку по приезде в ресторан отправил экипаж Заряны Святославны обратно к портному, где кучер должен был забрать Ладу и Лейфа и отвезти их домой.

Устроившись в открытой коляске и запахнув медвежью полость, я подал извозчику знак трогаться. Щелкнул в воздухе хлыст, лошадь высекла подковами искры из мостовой, и мне в лицо пахнуло холодом и мелкой снежной взвесью. Первым снегом в этом году. И первым снегом для меня в этом мире. Удивительно сухая осень уступала свои права зиме…

Благодаря отличному теплому наговору и не менее теплому меху в коляске я настолько расслабился, что даже умудрился задремать. Впрочем, ненадолго. Путь пустеющими, по вечернему времени, улицами Хольмграда, освещенными желтым светом затейливых фонарей, мимо ажурных оград частных владений и смутно белеющих стен доходных домов оказался недолог, и вскоре я уже выбирался из коляски у крыльца своего дома, приветливо сияющего ярко освещенными окнами.

Обняв радостно улыбающуюся Ладу, кажется, все еще пребывающую в легком ошеломлении от знакомства с телепневским портным, я и сам не сдержал довольной улыбки. Все же до чего приятно, когда тебя кто-то ждет дома! От этого понимания на душе стало так легко и приятно, что я и не заметил, куда девались недовольство и настороженность, грызущие меня с момента разговора с князем о возможных последствиях предательства Буса Ловчина. Даже встреча с сановниками перестала напрягать меня своей странностью и видимой бессмысленностью. Хорошо-то как.

От ужина я вынужденно уклонился, хотя одуряющие запахи Лейфовой стряпни чуть было не выиграли в споре с набитым у Ладынина желудком. А вот от чая в компании с Лейфом отказываться не стал, тем более что, как мне показалось, наступило самое время выяснить у моего подчиненного, с чего это он так усердствовал, сводя меня со своей сестричкой… Благо время подходит к полуночи, и сама Лада уже отправилась спать… почему-то в свою спальню, правда. Ну да ладно. Денек сегодня выдался тот еще, и мне самому не помешает хорошенько выспаться, что в присутствии сероглазки представляется довольно трудной задачей.

Сколько бы Лейф ни крутил и ни вилял, мне таки удалось выбить из него правду. Оказалось, что по ушкуйным обычаям в доме любого ушкуйника правит старшая женщина… Будь то мать, жена или сестра. То есть в походе эти сорвиголовы наводят ужас на любого противника, а дома сами старательно прикидываются ветошью, чтобы не огрести от хозяйки. Утрирую, конечно, но смысл примерно такой. Понятно, что молодому парню, привыкшему к определенной свободе и вольности за время своего самостоятельного «плавания» по столичным волнам, давление со стороны младшей сестренки, поселившейся под одной с ним крышей, пришлось не по нраву… Но что делать? Обычаи — штука серьезная, спорить с ними, может статься, себе дороже, вот Лейф и терпел. А потом Лада влюбилась, и ушлый сын ушкуйника тут же увидел для себя возможность получить желанную свободу.

— Сам себя перехитрил, Лейфушка, — рассмеялся я, выслушав своего новика.

— Почему это? — не понял парень.

— Ну сам подумай… — Я постучал согнутым указательным пальцем себя по лбу. — Лада перешла в мой дом. Так?

— Так, — широко улыбнулся Лейф. Зря лыбишься, сын ушкуйника, сейчас мы тебя мордой-то об тэйбл и приложим.

— А ты, новик, сейчас к чьему дому принадлежишь? — поинтересовался я, и Лейф резко сбледнул с лица. М-да. Вот что значит правильные книжки! Не зря же я с томиком Хейердалла не расстаюсь. А у него немало интересного об обычаях разных народов написано… Давненько, правда, это было. Но ведь любая традиция тем и хороша, что сотнями лет не меняется.

— Виталий Родионович… а как же я теперь-то? — с абсолютно потерянным видом протянул Лейф.

— Ну что я могу сказать? — пожал я плечами, старательно давя упорно вылезающую на морду улыбку. — Жениться тебе надо, парень. Причем не на дочери ушкуйника, а на какой-нибудь местной красавице. Глядишь, и полегче станет.

— Да рано мне еще жениться, — чуть не взвыл Лейф.

— Ну тогда смотри сам… — развел я руками. — Хотя… нет, есть еще одна возможность, но… не знаю, не знаю…

— Какая? — тут же вцепился в меня клещом новик.

— Постарайся побыстрее выучиться. Вденешь серьгу в ухо, тогда и власти Лады конец настанет.

— Да я… да я… Да вот вам крест, Виталий Родионович! Я ж никаких сил не пожалею. Все, что хотите, сделаю! — истово перекрестился Лейф.

— Ну смотри, братец, ты сам напросился, — ухмыльнулся я. — А раз так, то завтра едем в канцелярию вместе. Буду тебя рукопашному бою учить… да и с Тишилой познакомишься. А сейчас спать.