Книга: Джевдет-бей и сыновья
Назад: Глава 38 ПОСЛЕДНИЙ ВЕЧЕР
Дальше: Глава 40 АНКАРА

Глава 39
ОСЕНЬ

— Цветы, что Джевдет-бей своими рученьками сажал, уморили! — сказала Ниган-ханым, показывая рукой в ту сторону, где когда-то росли цветы, чьи латинские названия покойный муж так старательно запоминал.
Ниган-ханым, Перихан и Нермин сидели в саду за домом, под каштаном, в плетеных креслах. Осман ушел уже час назад, но утренняя свежесть еще держалась, слабое осеннее солнце не могло высушить мокрые от росы листья и траву. Был последний день сентября, с Хейбелиады вернулись две недели назад. И все эти две недели в доме было по-осеннему печально: в самый день переезда неожиданно умер повар Нури.
— Своими ручками… — начала снова Ниган-ханым, но не договорила. На лице у нее появилось всем давно уже привычное несчастное и тоскливое выражение, и она посмотрела на невесток обвиняющим взглядом. Впрочем, взгляд этот обвинял весь мир, всё и вся, за исключением покойного мужа. — И Нури нас покинул — в такое время, когда больше всего нужен! Он, по крайней мере, уважал память Джевдет-бея, поливал цветы.
— Джевдет-бей, кажется, записывал куда-то их названия, — сказала Нермин. — Я сегодня могу съездить в Эминоню и купить.
Сказав это, она холодно и строго посмотрела на Перихан. «Поняла, куда я собираюсь после обеда?» — говорил этот взгляд.
Перихан поспешно отвела глаза. Она никак не могла понять, почему после одной случайной встречи Нермин смотрит на нее с таким вызовом. Месяц назад она видела ее на вокзале Сиркеджи под руку с красивым мужчиной. Думать на эту тему не хотелось, поэтому Перихан стала прислушиваться к тому, что говорит Ниган-ханым. А та, теребя уголки шали, твердила, что таких семян ни за что не найти, а если и найдешь, то лодырь-садовник снова их загубит. Из кухни с подносом в руках вышла горничная. Ниган-ханым подождала, пока она приблизится, и спросила:
— Проснулась?
Она имела в виду Айше, которая четыре дня назад вернулась из Европы.
Эмине-ханым отрицательно покачала головой. Прежде чем поставить поднос на стол, сказала, повернувшись к Перихан:
— Госпожа, девочка плачет!
Мелек было год и три месяца, теперь ее уже называли не «ребенком», а «девочкой». Перихан встала, взяла со стола чашку чая и газету и пошла в дом. Поднимаясь по лестнице, прислушалась к то затихающему, то с новой силой возобновляющемуся плачу дочки и поняла, что та наделала в пеленки. Войдя в комнату, сразу подошла к кроватке. Увидев ее, Мелек на время забыла о своей беде и замолчала, потом снова начала плакать. Перихан поставила чашку на стол, положила рядом газету и вытащила девочку из кроватки, словно маленький тюк. Нащупала мягкое и теплое между ножек, сказала: «Ах ты, маленькая шалунья!» — и положила Мелек на стол, покрытый куском толстой ткани.
Как всегда, меняя пеленки и одежду, Перихан разговаривала вслух. Сняв верхнюю распашонку, сказала: «О, здесь, кажется, все чисто!» — и подумала, что слишком тепло одевает девочку. Правда, стало уже холодать. «Так, по крайней мере, не заболеет!» Мелек что-то пробормотала, словно одобряя мамины слова, и Перихан обрадовалась. Потом ей вспомнился Рефик. Если верить последнему письму, он должен прибыть в Стамбул не позже, чем через неделю, — а вдруг придет новое письмо, в котором он снова напишет, что задержится на месяц? Пытаясь открыть никак не поддающуюся английскую булавку, сказала: «С тех пор, как папа уехал, прошло семь месяцев!» — и испугалась, как громко прозвучал ее голос, потому что на лестнице послышались шаги. Булавка наконец раскрылась. «Может быть, все-таки вправду скоро приедет!» Увидев перепачканные простыни, Перихан сморщила нос, отложила простыни в сторону, взяла Мелек на руки и пошла в ванную. Моя дочку, задумалась о том, как они теперь будут с Рефиком жить. Мелек чихнула, Перихан поняла, что вода слишком холодная, и забеспокоилась. Ей вспомнился отец, врач по профессии. Девочка вдруг начала плакать, а Перихан тем временем размышляла: «Может быть, мне следовало переехать к родителям?» Она много об этом думала, три месяца назад даже окончательно решила уехать, но мать ее отговорила. Мама уверяла, что Рефик сбежал не потому что ему надоела жена, а потому, что устал от Стамбула. «Глупо! — подумала Перихан, но потом засомневалась. — Нет, не глупо…» Ей вспомнились письма, в которых Рефик извинялся и говорил, что виноват во всем сам. Вспомнила она и свой ответ. Словами о том, что и не думает покидать дом, она очень гордилась, и догадывалась, что Рефику они тоже должны были понравиться.
Испугавшись, что дочка простынет, Перихан поспешила вернуться в спальню. Достала из шкафа чистую простыню и распашонку. «Что бы сделала на моем месте другая женщина?» Как всегда, Перихан не ответила на этот вопрос, потому что считала свой случай уникальным. Причина же этой уникальности заключалась в том, что Рефик был ни на кого не похожим человеком. Ни у одной знакомой женщины не было такого мужа, как Рефик. Но тут Мелек снова чихнула, и Перихан захотелось себя наказать. «Я оттого до сих пор живу в этом доме, что гордости у меня нет!» Положила дочку в кроватку, облегченно вздохнула и, решив отделаться от мыслей, уже семь месяцев не дающих ей покоя, села за стол и взялась за газету.
Чай остыл. Газета обрадовано возвещала: «Мир спасен! В Мюнхене достигнуто полное согласие! Да ладье, Гитлер, Чемберлен и Муссолини…» Перихан начала читать — жадно, как всегда, когда ей хотелось понять, что происходит за границами ее собственного мирка. Ни один обитатель дома не следил так пристально за событиями в стране и мире, как она. Статья про Мюнхенский договор была уже почти дочитана, когда в комнату, не постучавшись, вошла Нермин.
— У тебя зеленые нитки есть? — спросила она. — Вот такого цвета, — и протянула Перихан светло-зеленую пуговицу.
Почувствовав прежний неопределенный страх, Перихан встала на ноги и поспешно, словно находиться с Нермин наедине было преступлением, достала свой старый школьный портфель, служивший коробкой для швейных принадлежностей, торопливо порылась в нем и нашла нужные нитки.
— Вот! — одной рукой она протягивала катушку Нермин, а другой закрывала портфель, напоминавший о детстве.
— Спасибо, — сказала Нермин и улыбнулась — она каждый раз улыбалась, когда видела этот портфель. Потом приняла задумчивый вид, говорящий о том, что мысли ее снова вернулись к пуговице и платью, к которому эту пуговицу надлежало пришить, и вышла.
В этот раз улыбка Нермин показалась Перихан вовсе не милой, как обычно, а холодной и презрительной. И еще был в этой улыбке все тот же непонятный вызов. Перихан задумчиво смотрела на закрытую дверь. Ей вспомнился тот день, когда она встретила Нермин с красивым мужчиной. Эта встреча каждый раз вспоминалась ей по-разному. У мужчины, показавшимся Перихан красивым, было загорелое лицо, длинные бакенбарды, ухоженные усы и холеные руки. Что-то в нем внушало ей страх и отвращение. На вокзал Перихан пришла, чтобы проводить маму на пригородный поезд. Нермин со своим спутником выходили из привокзального ресторана. Они увидели друг друга одновременно, и Перихан не успела отвести взгляд. Нермин сначала забеспокоилась, а потом улыбнулась такой вызывающей улыбкой, что Перихан испугалась. Когда между ними оставалось шагов десять, обе вдруг от вернулись и стали смотреть в разные стороны. Мама Перихан, увлеченная рассказом о каких-то своих недавних покупках, ничего не заметила. Вечером, когда они втроем с Османом возвращались на остров, Перихан была так поражена абсолютным спокойствием Нермин, что подумала, уж не видела ли на вокзале ее двойника. Однако через пару недель, обдумывая этот случай, вспомнила, как Нермин однажды гневно сказала ей, что Осман — не более чем бездушная машина, производящая деньги, к тому же у него была любовница. Вспомнив об этом, Перихан не могла удержаться от мысли, что поведение Нермин можно понять. Потом, каждый день сталкиваясь все с тем же вызывающим выражением на лице Нермин, Перихан начала вспоминать о встрече на вокзале по-другому. Улыбка Нермин казалась все более и более смелой и пугающей, пока не превратилась в открытую насмешку над ней, Перихан. «Смотри, я не стесняюсь так поступать, — говорила эта улыбка. — Я свободная женщина, настолько свободная, что тебе не понять. А ты всего боишься и послушно ждешь, когда вернется муж». Перихан поняла, что раздумывает, куда после обеда, надев зеленое платье, поедет Нермин. Чтобы прогнать эти мысли, снова взялась за газету, однако не успела прочитать и двух предложений, как в дверь постучали, и в спальню с улыбкой на лице вошла Айше в голубой шелковой ночной рубашке.
Прикрывая дверь, Айше зевнула. Поцеловала Перихан в обе щеки, снова улыбнулась и подошла к детской кроватке.
— Ах, негодница, как ты, оказывается, громко умеешь кричать!
— Что, разбудила она тебя?
— Нет, я и сама хотела встать пораньше, — сказала Айше, подходя к окну и потягиваясь. — Какой славный сегодня денек!
Она вернулась к кроватке, взяла со столика колокольчик, поднесла его к лицу Мелек и стала им позвякивать, раскачивая из стороны в сторону.
Перихан смотрела на ее белую шею и очертания груди под рубашкой и думала, что из Швейцарии Айше вернулась совершенно другим человеком.
— Эй, посмотри-ка на нее! — засмеялась Айше. — Что, маленькая Мелек, узнала тетю?
Потом она вдруг отложила колокольчик, потянулась, зевнула и стала перебирать пальцами волосы.
— Ты, кажется, не выспалась, — сказала Перихан.
— Поздно легла, в два. Но мы вчера так замечательно провели время!..
Перихан знала, что накануне Айше куда-то отправилась с Фуат-беем, Лейлой-ханым и их сыном Ремзи. Кажется, с ними были и еще какие-то знакомые.
— Куда ходили?
— В Бейоглу, рядом с Туннелем открылся новый ресторан. Замечательное место. Вот и у нас наконец появляются приличные места, куда можно пойти. Мне очень понравилось. Потом все вместе пошли домой к тете Лейле. На обратном пути заглянули в Эмирган, выпили чаю. Интересно, мама знает, в котором часу я вернулась?
— Недавно она спрашивала, проснулась ты или нет, — с заговорщическим видом сказала Перихан.
— Ну, пришла поздно — что тут такого? Разве не она сама четыре месяца назад жаловалась, что я никуда не хожу? — Айше прошлась до окна и обратно. — К тому же он такой милый мальчик!
Перихан не стала спрашивать, о ком это она, только понимающе улыбнулась.
— Ремзи такой милый! — продолжала Айше. — Все время думает, что бы такое сделать, чтобы мне было хорошо. Настоящий джентльмен. Вежливый, щедрый, честный. Ой, а вот и мама. Что это она такая хмурая? Меня, наверное, поджидает. — Открыв окно, крикнула вниз: — Эгей, мама! Я уже проснулась, сейчас спущусь!
Повернувшись к Перихан, Айше немного помолчала, словно пытаясь вспомнить, о чем шла речь.
— Да, ну так вот… Такой милый мальчик. С каким пониманием он отнесся ко мне, когда я приехала в Швейцарию! Я даже рассердилась на себя, что раньше не понимала, какой он человек. И почему я раньше была такой дурочкой? Кажется, у меня изменились взгляды на жизнь. Смеешься? Нет, правда, как попадешь туда, все взгляды меняются! — Глаза Айше возбужденно заблестели. — Там все настолько иначе, настолько лучше, чем у нас! Когда же мы станем такими, думала я, и станем ли? Нет, когда-нибудь мы обязательно станем такими, как они, правда же? Ты тоже непременно должна как-нибудь туда съездить. Поезжайте с Рефиком! — Она вдруг поняла, что этого говорить не следовало, и замолчала.
— Не знаю… — задумчиво протянула Перихан.
— Милая Перихан, что же, тебе так всю жизнь в этой комнате и просидеть? Я уговорю брата. Может быть, вместе поедем! Но учти, там у человека на все меняются взгляды. Там я поняла, что такое жизнь… Кто туда поедет, обязательно вернется другим человеком. Или… Ладно, как бы то ни было… Теперь я не собираюсь все время сидеть дома. Подам документы в университет, но это не главное. Может быть, через год, вот увидишь, я… — Айше улыбнулась и зарумянилась.
Дверь открылась, и вошел Йылмаз, сын повара Нури, с конвертом в руке. Едва увидев этот конверт, Перихан поняла: Рефик опять написал, что задержится на месяц. Йылмаз протянул конверт Айше и проговорил, стараясь не глядеть на ее обнаженную шею:
— Госпожа ждет вас внизу.
— Хорошо-хорошо, уже иду.
Йылмаз, по-прежнему стараясь не глядеть на шею Айше и краснея, спросил:
— Завтрак принести в сад?
— Да поздно уже завтракать, — сказала Айше, закрыла рукой шею и одернула рубашку. — Впрочем, ладно, принеси чего-нибудь. И скажи маме, что я иду. — Когда Йылмаз вышел, она махнула рукой в сторону двери: — Прежде чем входить, следует постучаться!
— А он не постучался? — удивленно спросила Перихан.
— Нет. Какой у него смешной нос, правда? И краснеет тоже смешно. А как похож на отца! Я очень огорчилась, когда узнала о смерти Нури. Жаль, не могла присутствовать на похоронах. Помнишь, как он меня называл? Зернышком… Наверное, потому, что я была маленькая, худенькая и печальная. Хотела бы я еще раз его повидать… Он меня очень любил. Говорят, мгновенно умер, от сердца, да? Брат правильно сделал, что взял в дом его сына. Молодец. Было бы нехорошо, если бы мы отправили работать грузчиком на склад сына человека, который столько лет готовил нам еду Ну и что, что он пока неопытный? Научится потихоньку.
Перихан рассеянно слушала, глядя на конверт в руке Айше. «Снова! Снова он пишет, что задержится!»
Айше заметила, куда смотрит Перихан.
— А, тебе ведь письмо пришло! Это от брата. Ну и заболталась я! Меня же мама ждет.
Вручив Перихан конверт, Айше направилась к двери, но на полпути остановилась, подошла к кроватке, позвенела колокольчиком и, весело улыбаясь, вышла.
Перихан пустым взглядом смотрела то на закрытую дверь, то на зажатое в руке письмо. Потом достала из тумбочки пилочку для ногтей, надрезала край конверта и остановилась. Каждый раз, получая письмо от Рефика, она не торопилась его открыть и думала, что бы ей хотелось прочитать. Вот и сейчас она спросила себя: «Чего я хочу? Чтобы он написал, что возвращается. А что будет, когда он вернется? Будет ходить с Османом в контору!» Ей вдруг вспомнилась улыбка Нермин и ее слова: «Машина, производящая деньги!» Испугавшись своих мыслей, снова спросила себя: «Что мне нужно от Рефика? Каким он должен быть?» На какой-то момент собственные желания показались Перихан ужасно глупыми и неисполнимыми. Думать об этом было страшно, поэтому она быстро вскрыла конверт и прочитала письмо. Рефик писал все то же: задерживается. Однако в большей части письма он рассказывал о своем «проекте». Думая о том, что может выйти из этого проекта, и недоумевая, какую связь муж видит между развитием деревни и семейной жизнью, начала читать сначала.
Назад: Глава 38 ПОСЛЕДНИЙ ВЕЧЕР
Дальше: Глава 40 АНКАРА