20
Света прибавлялось с каждым шагом на восток. Они возвращались к Лете, выбрав этот вариант без обсуждения. От холода спасались в серых походных одеялах. Небо серое, пасмурное, цвета одеял, настроение под стать. По лицам их потекли слезы. Они обнялись, утешая друг друга, и обнаружили вдруг, что любовь брата и сестры быстро перетекает в совершенно иное чувство. Поцелуи их становились все жарче, тела склеились воедино, горящие руки массировали плоть… Неимоверным усилием они расцепились, замерли, тяжко дыша, пожирая друг друга глазами. Данн воздел руки к небу и взвыл:
— О, Маара!
Маара стояла, раскачиваясь, стуча зубами и причитая:
— Данн, Данн, Данн…
Затем оба замолчали, отвернулись в разные стороны, приходя в себя. Двинулись дальше, держась в шаге друг от друга, думая, что именно этого и добивались от них двое из Центра, именно это они поощряли.
— Маара, почему братьям и сестрам нельзя… Нельзя любить друг друга?
— Потому что рождаются больные и уроды. Слишком часто. В музее целая комната этому посвящена, все объясняется подробно.
Ее голос прерывался от волнения и скорби, по его лицу катились крупные слезы. Так ковыляли они, спотыкаясь и всхлипывая. Потом Данн принялся проклинать свою судьбу, переходя к выражениям все более сочным и крепким, к нему присоединилась и Маара, они зашагали быстрее и увереннее, подпитываемые гневом, сотрясая воздух самой гнусной бранью, на которую были способны, как будто соревнуясь, пока наконец не завидели перед собою силуэты города Альб. До них донеслось протяжное печальное пение. Скоро смогли и слова разобрать.
Лед придет,
Лед уйдет.
Мы уйдем
Под лед.
Они подошли к дому Донны, постучались. Узнали, что Лета покинула этот дом примерно с час назад.
Донна смотрела мимо них на танцующих и поющих альбов в развевающихся на ветру одеждах. Маара и Данн смотрели туда же, им толпа казалась сборищем призраков из страшной сказки.
— Куда она пошла?
— Вас искать. Так она сказала. А кого еще — понятия не имею. Но здесь Лете все чужое. Она повидала мир, а мы живем так, как будто, кроме нас, никого на свете и не было никогда.
— Значит, ты тоже здесь чужая?
— Нет, не совсем так. Но они не принимают тех, кто здесь родился и покинул их. Таких, как я. Они считают таких предателями. На редкость ограниченные люди: они думают только о том, что их прапраправнуки когда-нибудь вернутся в Йеррап. Когда уйдет лед. А поговаривают, что лед-то вроде тронулся.
Лед уйдет,
И мы уйдем,
Вернемся в наш
Зеленый дом.
Альбы пели и танцевали.
— Говорят, что это поют уже пятнадцать тысяч лет. Да кто его знает… Говорят, что первые беженцы учили этой песне своих детишек, что ее пели, просыпаясь утром и отходя ко сну вечером, что когда-то ее распевали детишки как считалочку по всему Ифрику, даже там, где понятия не имели, что такое лед.
Свершен завет,
Исполнен обет,
Озарит рассвет
Наш след.
— Вот дурни, — беззлобно проронила Донна. — Мне без Леты скучновато будет. Хотя она ушла отчасти также и для того, чтобы мне легче было. — Голос белокожей женщины звучал так печально, что Маара обняла ее. — Вы хорошие ребята, — сказала Донна. — Я иногда думаю, что с ума тут сойду от этого постоянного воя. Не знаю, тронулся ли лед, но эти точно тронутые. Вы поторопитесь, я беспокоюсь за Лету. Одна ведь… Пошла по дороге к северу от Центра. Кстати, правда, что место это нерадостное?
— Не только нерадостное, но и разваливающееся в труху.
— Когда-то ведь краса и гордость Северных земель…. Там все учились.
— И ты тоже?
— Я — нет. Мои деды-бабки еще успели. Образованные были. Только к чему тут образование… Славные времена миновали. Центр когда-то правил севером, говорят, неплохо правил. И теперь так считается, что Центр правит, но на деле-то как бы от имени Центра. Короче, Центр теперь стал старым псом беззубым.
Они распрощались, Маара с Данном снова двинулись на запад.
— Если там у вас найдется местечко — мигом прибегу! — крикнула им вдогонку Донна.
Когда вдали показалась каменная стена, они свернули на север, огибая Центр, держась от него подальше. Шли медленно, еле волоча ноги, как будто устали. Как будто даже заболели. Маара хотела обнять брата, подбодрить его, как часто делала раньше, но после недавней сцены опасалась. Данн остановился. Остановилась и Маара. Он, не поднимая глаз, взял сестру за руку. Она ощутила его силу и подумала, что скоро все войдет в норму, все будет хорошо. Скоро… Но пока что Маара готова была рухнуть на землю… Прилечь бы, отдохнуть. Но где? Везде лужи, ямы, грязь да болото.
— Знаешь, Маара, мне этих двух старых олухов, Феликса и Фелиссу, жаль. Долгие годы они жили мечтой о маленьком принце и маленькой принцессе. А кого получили? Нас! Х-ха! Тоже, царственная пара… — Данн попытался улыбнуться своей шутке, но улыбка получилась какая-то страдальческая.
— Что ж… Они спали и видели сон. Мы их разбудили.
Они стояли очень близко друг к другу, оба мерзли, дрожали под своими одеялами. С севера дул холодный ветер. Ветер с ледяных гор.
— А как насчет нашей мечты, а, Маара? Ведь севернее некуда. Мы сейчас на северном краю Северных земель. Ветер, топь, птицы жрут лягушек, лягушки квакают. Значит, мечта исполнилась?
— Нет, не исполнилась.
— Вот и мне так кажется.
Маара отважилась обхватить ладонью запястье брата, теплое и тугое, и он крикнул:
— А тут еще это… Я теперь совсем один. Сирота…
Маара чувствовала себя такой же обездоленной, но руку не убрала.
— Как думаешь, за нами не пошлют погоню? — спросил после паузы Данн.
— Нет. Мы слишком их разочаровали. Знаешь, мне кажется, что они скоро умрут. От разочарования. Им незачем больше жить, нет цели.
— Почему я тогда так трясусь? Чего-то боюсь. — Он принялся беспокойно оглядываться, но никого вокруг не заметил.
— Я тоже отчаянно трушу. Это потому что здесь спрятаться негде.
— Разве что притвориться крысами плавучими.
Данн снова пытался шутить, развеселить сестру и себя самого, но, когда глаза их встретились, оба увидели там только печаль.
— Пошли, — вздохнула Маара. — Даулис велел двигаться. И Лету надо догнать.
Они медленно пошли дальше, все время вглядываясь вперед в надежде увидеть Лету, и оборачиваясь, высматривая погоню. Данн в шутку заметил, что даже если они когда-нибудь окажутся в полной безопасности, то по привычке будут оглядываться. В небе быстро неслись на запад облака, как бы подгоняя путников. Гора сначала не изменялась, но потом все-таки принялась расти и вскоре заняла полнеба. Дошли до знака, на котором красовалась надпись: «Белая птица». Большие белые птицы и вправду в немалом количестве летали, по-хозяйски расхаживали, стояли вокруг, с любопытством поглядывая на Маару и Данна. Крики их звучали предупреждением об опасности. К зданию постоялого двора брат с сестрой подошли уже в сумерки. Едва они успели постучать, как дверь отворилась, появившийся мужчина впустил их и сразу увел вглубь, в задние помещения.
— Лучше, чтобы вас никто не заметил. Ищет вас один тут… — Маара и Данн слушали, как будто ничего другого и не ожидали услышать. — Очень он мне не понравился, — продолжал хозяин постоялого двора. — Он, видите ли, в форме пограничника. Но я сразу понял, что, коль попадется этот тип на глаза настоящим пограничникам, они мигом ему глотку перервут, даже форму с него не сняв.
— Шрам на лице?
— Да, еще какой…
— Знаем мы его.
— Он сказал, что якобы ищет сбежавших рабов. — И хозяин — Маара и Данн уже поняли, что он им друг, — внимательно вгляделся в глаза каждого.
— За нами никаких преступлений, — сказал Данн.
— Тогда я не задаю никаких вопросов. — Это означало: «Не буду заставлять вас врать».
— Но Чарад выставил награду за наши головы.
— Ну, Чарад далеко.
— Да, но не так далеко, если нас доволокут до Билмы. А этот тип наверняка с подручными.
— Граница, положим, тоже неблизко. — Хозяин прищурился, наморщил лоб, размышляя и продолжая рассказывать: — Он тут уже неделю пасется, и я его уже не раз отшивал.
— А почему он все время сюда возвращается?
Хозяин усмехнулся с весьма гордым видом.
— Так здесь ведь, кроме меня, никто не держит постоялых дворов на многие мили и за Центр на восток, и к западу, и к югу. Здесь дороги сходятся. Все ко мне за новостями приходят, сами новости приносят. Куда ж ему еще деться. Ну, я его на юг посылал, он уткнулся в воду, вернулся. Дорога на запад ведет к морю, там вы друзей найдете. Я ему наврал, что по той дороге настоящие пограничники патрулируют. Нет их там, к сожалению, не то я б его туда и отправил. Засылал в топи, сказал, что вы можете там прятаться. Думал, может, утонет. Такого не жалко, у меня глаз наметан, я вижу, без кого на свете лучше станет. Нет, не потонул, собака. Знает, что вверх в гору ведет тропа, но я его напугал, что там лавины часто сходят, мол, последняя лавина снесла хижину. Вроде поверил. Дело в том, что Лета, подруга ваша, там, наверху. Я хотел ее здесь оставить, но вот, видишь ли, приспичило ей на снег полюбоваться. Уж я ее убеждал, что она столько всего перевидела, что можно бы и подождать. Нет, ушла. А она ведь не особо к путешествиям приспособлена… — Он замолчал, и Маара закончила его мысль:
— Не то, что мы.
— Точно, — кивнул хозяин. — Даулис сказал, какие вы ребята лихие. Вижу, не ошибся он. Но все ж берегитесь. И на старуху бывает проруха.
Он вышел и скоро вернулся с двумя толстыми плащами, много теплее, чем их одеяла, и с мешком провианта.
— Я и спички положил, только костров лучше не жгите. Воду можете растопить на свече, свеча там, в мешке. Луна через несколько минут взойдет.
Они двинулись прочь и услышали напутствие хозяина:
— Слишком быстро не возвращайтесь, дайте ему смыться. Думаю, он уже тут все пятки пооббивал, долго не вытянет. До хижины три часа ходу.
— Сдается мне, что эта тропа вверх — единственная дорога, по которой Кулик еще не лазил.
— Да. И наш новый друг это понимает.
Данн оживился, близость опасности подбодрила его. Кроме того, приятно было отделаться наконец от надоевших болот, не слышать несмолкаемых лягушечьих хоров. Шагали по щебню, переступали через булыжники, обходили валуны разных размеров, иные из которых напоминали готовых наброситься на них людей или животных. Показавшаяся луна выбила вспышки из кристаллов, вкрапленных в скалы. Внизу собирался туман, клубился, густел, поднимался выше. На белое море тумана ложились их тени, как длинные пальцы, указывающие на восток. Холодало, но новые плащи были на диво теплыми и удобными. Дошли до хижины, которая оказалась довольно-таки большим домом. Сразу за этим домом начиналась снежная шапка великана. Оба понеслись вперед, хрустя ледяной корочкой, покрывшей траву, добежали, набросились на невиданную диковину, боязливо трогали снег пальцами, потом, осмелев, хватали в пригоршни, пробовали на вкус… Наконец подошли к двери, постучались. Да, внутри оказалась Лета, одна, испуганная и замерзшая. Они закрыли дверь, обнялись, принялись ее утешать, успокаивать. Лета, конечно, обрадовалась их появлению, рассказала, что хотела только посмотреть на снег, потрогать его и сразу вернуться, но тут стемнело…
— Я так и не научилась оценивать ни опасности, ни расстояния, не то, что вы…
В доме оказалось не намного теплее, чем снаружи. Внутри сохранился огарок напольной свечи, на ней растопили снег, затем все трое сжались на полу под плащами — Лете хозяин выделил такой же — и поужинали. Брат с сестрой рассказали о своих приключениях, из которых Данн попытался сочинить увеселительную историю; он старался все больше и больше, пока не встретился с укоризненным взглядом Маары. Тут он помолчал и со вздохом заключил:
— Сказать по правде, будь мы с Маарой другими, может, у них и получилось бы. Ведь Центру все еще верят.
— Все, кроме тех, кто знает правду.
— То есть почти все.
— Да, да, — согласилась Лета. — Мы в Билме слышали о Центре и всему верили.
— И о том, что братья и сестры сочетались браком?
Лета рассмеялась:
— Если хочешь знать, не так уж мало братьев и сестер встречались тайком в доме мамы Далиды.
Они улеглись на полу, тесно прижавшись друг к другу и закутавшись в плащи, не думая ни о чем, кроме тепла и уюта.
— Надо спать по очереди, — пробормотал Данн.
— Конечно, — согласилась Маара.
И все трое заснули. Проснулись все же от холода, несмотря на плащи. Открыли дверь, полюбовались туманом, поднявшимся чуть ли не до самого их жилища. Подошли к краю обрыва, когда-то бывшего морским берегом, об него разбивались волны Срединного моря. Вглядевшись вдаль, можно было различить белую полосу льдов, край громадного ледяного одеяла, закрывшего весь Йеррап. Постояли, посмотрели, тихо вернулись в дом и закрыли за собой дверь, устрашенные величием и могуществом врага, которого впервые увидели так близко, — льда.
Спускаться сквозь туман не отважились, ибо тропа полностью утонула в белом водяном дыму. Огонь разжечь тоже не осмелились. Данн подумал-подумал и решительно задрал рубаху.
— Они уже совсем близко. Просятся наружу. — Он указал на шрам и выпуклости монет.
Лета вынула мешок с травами, растерла место разреза, и скоро пять золотых кружочков покинули свое секретное хранилище.
— Ты уверен, что не поспешил? — спросила Маара.
— Скоро встретимся с Даулисом.
— Не слишком ли ты уверен? — нахмурилась Лета.
— Он ведь ищет нас.
Лета обработала раны, уверяя Данна, что скоро он забудет, что устроил под кожей походную сокровищницу. Они укрылись потеплее и продолжали болтать, иногда поглядывая, не рассеялся ли туман, и не видя в молочной мгле никаких просветов. Монеты возлежали на тряпице, приковывая взгляды теплым блеском благородного непачкающегося металла.
— Какой бы еще металл столько пролежал во мне, сам бы не испортился и меня не испортил? Не отравил, не покалечил. Знаешь, Маара?
— Серебро, — ответила Лета. — Но оно дешевле.
— Золото всегда было на особом положении, — закивала Маара. — Я в Центре видела… — Она осеклась. — Слишком уж часто приходилось ей это говорить, а еще чаще — вспоминать. Данн и Лета враз улыбнулись. — Знаете, я бы в этом музее на всю жизнь осталась. Там так много можно узнать об этих людях, об их достижениях. И все это уничтожил лед.
Лета сразу поинтересовалась, что она видела там по лекарскому искусству, по травам и иным лекарственным веществам. Маара принялась вспоминать и рассказывать, и они углубилась в беседу, а Данн задремал. Вечером он вскочил и заявил, что шрам почти зажил.
— А что с монетами делать? — спросил он сразу вслед за этим.
— Может, положить вместе с остальными деньгами? — спросила Лета. — У меня почти все деньги целы.
— Нет-нет. В мешок — ни в коем случае. Мешок на виду, его легко украсть, вырвать… У каждого должно что-то быть при себе, мало ли потеряемся. У Маары один золотой и мелочь. Я опять себя как в башне почувствовал. Там я боялся, что зарежут, как только узнают, какой я богач.
— Засунь в карман для ножа, — посоветовала Маара.
— Ну-у, — протянул Данн, — туда-то любой вор в первую голову глянет.
— Данн, хватит пустых споров, — поморщилась Маара.
— Даулис скоро найдет нас. Обязательно, — уверенно сказала Лета. — Страшно без него. Когда я жила у Донны, эти альбы собирались толпой возле ее дома и орали: «Здесь не место шлюхам из Билмы! Вон!» А ведь они не знали, что я и вправду шлюха. Для них любая взрослая незамужняя женщина шлюха.
Данн и Маара утешали ее, успокаивали, но, когда Лета сказала, что не может побороть страх, переглянулись.
— Знаешь, Лета, мы ведь тоже чувствуем себя не в своей тарелке. И туман не рассеивается. — Туман и вправду висел недвижно.
— Этой ночью надо сторожить, — сказала Маара.
Лета вызвалась дежурить свою смену, но с непривычки заснула. Маара и Данн сели по обе стороны от двери с ножами наготове, затихли, прислушиваясь к ночным шумам. Потрескивал постоянно ползущий снег, свистел ветер в щелях, скрипела кровля. Они вышли проверить, как ведет себя туман. Ветер привел его в движение, белые клочья переползали с места на место, оживляя ландшафт. Казалось, валуны принялись раскачиваться и вслед за туманом тоже переползать с места на место. Несколько раз обоим показалось, что они заметили в слабом лунном свете мужской силуэт.
— Дай-ка мне твою змейку, — прошептал Данн.
— Данн, нам ни к чему тут труп. На нас сразу подумают.
— Потому я и прошу змейку. Царапина — яд — смерть… решат, что замерз. И никакой раны.
Приняв браслет, Данн тут же выпустил отравленное лезвие и бесшумно заскользил вниз по склону. Маара последовала за ним с ножом в руке. На нее накатило облако тумана, прошло мимо — и она потеряла Данна из виду. Ни брата, ни Кулика.
Всю жизнь их преследовал этот Кулик. Но сейчас Маара ощущала не страх перед этим врагом, а желание от него наконец навсегда отделаться. Здесь и сейчас. Уничтожить. Убить. И больше не оглядываться в страхе. Но пока что она не видела ни Кулика, ни брата. Маара ускорила шаг и почти сразу услышала натужное хриплое дыхание и шарканье подошв о скальную поверхность тропы. В туманном полумраке она разглядела два силуэта. Данн и Кулик схватились насмерть, каждый из них сознавал, что в живых может остаться лишь один. Кулик перехватил руку Данна со стиснутой в ней змейкой, отжал ее вверх, высоко над головами обоих. Данн вцепился в запястье правой руки Кулика, глубоко вонзив в нее ногти. Кулик вырвал правую руку, вооруженную ножом, и замахнулся на Данна.
— Кулик! — зарычала Маара.
Кулик тут же выпустил руку Данна и рванулся прочь, понимая, что против двоих ему не выстоять. Не желая упускать ненавистного противника, стремясь покончить с ним навсегда, Маара с силой швырнула в него нож. Нож ударил Кулика в плечо, отскочил и зазвякал по камням. Забыв о соотношении сил, их враг, разъяренный расцарапанным в кровь запястьем и неопасной, но болезненной раной на плече, развернулся и бросился на Маару. Снова перед ней оскал его безобразной пасти, опять буравят ее полные ненависти глаза. Но между нею и ножом Кулика внезапно оказался Данн, и змейка метнулась навстречу угрозе, сверкнула в лунном свете, как раз когда ветер взметнул клок тумана, скрыв загрохотавшую по камням упавшую тушу врага.
— Попал! — крикнул Данн.
— В него или в его штаны?
— Хм… В него… кажется.
— Пошли отсюда.
Они разбудили Лету, быстро собрались и покинули горный домик. Перевалило за полночь. Они медленно, нащупывая дорогу, продвигались по тропе, боясь оступиться, сбиться с пути, свалиться в пропасть.
Когда они спустились к «Белой птице», солнце уже поднялось, туман рассеялся. Они постучались в заднюю дверь, вернули плащи. Хозяин похвалил их за честность и добавил, что у Даулиса иных друзей и быть не может. Затем сказал, что видел вечером кого-то, взбирающегося в гору, однако туман помешал рассмотреть получше. Брат с сестрой переглянулись, и Данн рассказал, что случилось на склоне. Сказал, что отравленный клинок лишь слегка задел тело, но скорее всего этого хватило. И добавил, что не жалеет о смерти этого человека.
Хозяину услышанное явно не понравилось, но он сразу же заявил, что ничего не слышал, ничего не знает и никому их, разумеется, не выдаст.
— А как с трупом… Там, на горе?
— Если он труп, то о нем позаботятся снежные орлы. К вечеру от него останутся голые кости.
Втроем они отправились по западной дороге и вскоре увидели идущего им навстречу Даулиса. Лета замерла. Взглянув на ее лицо, Маара и Данн невольно взялись за руки, взгляды их встретились, но тут же снова разошлись, и они повернулись к обнимающимся Лете и Даулису.
Теперь уже вчетвером пустились они в путь, оставляя позади болота. Дорога поднималась по пологому склону, навстречу свежему ветру. Они заночевали у знакомых Даулиса, вчетвером в одной комнате, а вот следующую ночь пришлось провести под открытом небом… Даулис предложил им потерпеть до завтра.
В середине следующего дня они взошли на очередной холм и замерли. Перед ними простиралась голубая гладь, смыкавшаяся где-то очень далеко с голубизной неба. По небу бежали мелкие белые облака, под ними, как будто их осколки, перекатывались белые полоски. Ветер нес в лица мелкую морось, губы ощутили вкус соли. Даулис смотрел на своих спутников, улыбался. Выждав немного, промолвил:
— Западное море. Мы видим его каждый день.
Они свернули к югу, оставив море справа, потому что предстоял подъем к длинному дому из красного кирпича, окруженному верандами и столбами. Две большие собаки выбежали встречать Даулиса, дружелюбно облизали руки его спутникам, как бы сообщая, что бояться их не следует. Сытые ласковые собаки — новая деталь, невиданная ранее за все время путешествия. Значит, о голоде можно забыть.
На веранде дома двое, и Данн, ринувшись вперед с криком «Кайра!», перепрыгнул через ступеньки и замер, глядя на свежую симпатичную особу, улыбающуюся ему из шезлонга. Маара услышала капризное женское:
— Да, Данн, подзадержался ты где-то… — И увидела, что Данн рухнул на колени возле полулежащей подруги, осыпая поцелуями ее руки, затем щеки и наконец заключил ее в объятия.
Маара перевела взгляд на высокую мужскую фигуру в тени, позади Кайры. «Я же знаю его…» — забрезжило в сознании. Шабис! Впервые без военной формы. Он улыбался Мааре, казалось, чего-то ждал от нее. Она шагнула к нему, остановилась. Мааре показалось, что сердце взорвалось, а дыхание остановилось. Шабис подошел к ней, взял ее руки в свои, поцеловал их и произнес очень тихо, чтобы слышала только она:
— На этот раз, Маара, прошу тебя, обрати внимание на то, что я тебя люблю. — Она засмеялась, а Шабис, все еще держа ее за руки, продолжил чуть громче: — Не было за все это время ни минуты, когда бы я не думал о тебе. Днем и ночью…
«Рассказывай сказки…» — подхватила было Маара подсунутую ей здравым смыслом мысль, но инстинкты рассуждали иначе, и она ощутила себя в объятиях сильных рук, о которых мечтала, уткнулась лицом в его грудь, ощутила макушкой его дыхание, его губы… Почувствовала себя дома.
— Вот у нас и здесь община. Как в Хелопсе, — сказала Кайра.
— А я как же? — спросила Лета, и Даулис тут же встрепенулся.
— Конечно, конечно, Лета, ты с нами.
— Даулис, может быть, ты наконец познакомишь меня с Летой? — Кайра протянула Лете руку, и все уставились на две встретившиеся в воздухе ладони: холеную коричневую, всю в перстеньках и колечках, и белую, натруженную и покрасневшую.
— Мы, конечно, подружимся, Лета?
— Надеюсь…
Кайра звонко рассмеялась:
— Со мной легко ладить, если со мной не спорить.
Данн нахмурился:
— Кайра, я не собираюсь больше потакать твоим капризам.
Та, удивленная его реакцией, надула губки.
— Ну, Данн, ты прямо как маленький. Не дуйся, иди сюда, сядь рядом. — Он подошел, сел, но не вплотную, и хмуриться не перестал. — Ну, Данн, Данн… — мурлыкала Кайра, и он понемногу отошел, заулыбался, прильнул к ней.
И вот уже накрыт стол в большой комнате, под окнами которой шумит Западное море, задавая ритм застольной беседе. Из окна виден также родник, вливающий свою воду в необъятный неумолчный водоем, попутно оживляющий ручьи и лужицы крохотных прудов. На столе простая, здоровая, но изобильная и разнообразная снедь. Дом велик, просторен, в отличном состоянии: покойный дядюшка Даулиса следил за своим имуществом до самой смерти. Дом, правда, после его кончины заняли посторонние люди, но по прибытии Шабиса освободили чужое владение без споров, полюбовно. Полны кладовые. На полях маис и хлеб, ячмень и хлопок, подсолнухи, дыни, тыквы… Есть и виноград, есть и старая оливковая роща — на столе кувшин оливкового масла. В загонах козы, мелкие родичи громадных молочных животных юга. Заведут они и птицу, чтобы всегда были яйца к столу, обязательно купят пару лошадей…
Купят… Чтобы покупать, нужны деньги. Маара вытащила из-под платья пояс с последним золотым, выложила монету на стол. Данн добавил еще пять. Лета положила на стол мешок.
— Мой выкуп — от нас с Далидой.
Шабис извинился, что прибыл налегке, и выложил горсть мелочи. Взнос Даулиса — вся ферма. Все глянули на Кайру, обвешанную кольцами, серьгами, браслетами. Она взялась было за браслет, но Шабис остановил ее:
— Не надо. Будешь нашей ходячей казной. Если придется туго, всегда знаем, на каком деревце имеются сочные плоды.
Кайра улыбнулась и потупила взгляд.
Зашла речь о защите имущества и жизни. Данн сверкнул ножом, Даулис предъявил нож и кинжал, Шабис похвастался генеральской саблей и малогабаритным ручным пулебросом, который, правда, не действовал, но жутким видом своим исправно пугал легковерную публику. Маара достала нож и сняла с руки браслет-змейку, положила на стол. Восхищенные взгляды устремились к ювелирной отделке смертоносного браслета.
— Никогда больше этого не надену, в руки не возьму. — Маара зажмурилась. — Не могу больше видеть всех этих ножей, кинжалов, копий…
Шабис покачал головой:
— Маара, дорогая, ты отрываешься от реальности.
Тяжко вздохнув, Маара снова нацепила браслет на руку.
— И откуда нам сейчас грозит опасность? — спросил Данн.
— Пока что, возможно, и ниоткуда. Но Центр умирает, власть правительства Тундры тоже ослабевает. Некоторые из тех, кто уже узнал, что от Центра осталось лишь название, обнаглели. — И Даулис провел всех в большую кладовую, забитую всевозможным оружием, начиная от ножей и кончая луками и пулебросами, очень похожими на виденные Маарой в музее Центра.
— Все украдено в Центре, — пояснил Даулис.
Маара сказала, что она жаждет вернуться туда, где осталось так много нераскрытых тайн.
— Но, Маара, твои крестьянские навыки нужны здесь, на полях, — напомнил ей Шабис.
— К тому же вам обоим лучше пока держаться подальше от Центра, — добавил Даулис.
— Но каждый день там что-то исчезает. Разрушается, разворовывается. Я должна туда вернуться, как только представится возможность.
— Так или иначе, каждый из нас должен иметь при себе оружие. Всегда найдутся охочие до чужого имущества, да и просто сумасшедшие, готовые убить, чтобы показать свою силу.
Маара и Данн переглянулись. Оба разом подумали о Кулике, о том, что они его мертвым не видели. Для Маары Кулик вообще представлял персонификацию любой опасности. Привиделся вдруг голый череп среди горных валунов. Череп этот внезапно повернулся к ней и жутко клацнул зубами. Она тряхнула головой, отгоняя жуткое видение.
— Надо вахту установить, — пробормотала Маара, приходя в себя.
— Да-да, — присоединился к ней Данн. — Так спокойнее.
— Но у нас собаки, — напомнил Даулис. — Они этому обучены.
Заговорили о том, что приключилось с каждым.
Шабис, видя, что трое его коллег-генералов сговорились его уничтожить, не стал дожидаться развязки и сбежал на север. О злоключениях Маары он слышал в общих чертах от Даулиса, поэтому с интересом выслушал ее рассказ и выразил желание узнать все подробнее, наедине.
— Я хочу знать о тебе все, до малейших подробностей. Ты не представляешь, сколько я всего передумал, когда тебя украли хенны.
Даулис не стал ничего рассказывать, отговорившись тем, что все и так всё о нем знают. Данн поведал Шабису и Кайре о том, что случилось с ним.
Пришел черед Кайры. Она встретилась с Шабисом в Каназе и прибыла вместе с ним на ферму. Кайра не отличалась красноречием, но взгляд ее ясно говорил то, о чем умалчивал рот. Она то и дело поглядывала на Шабиса, и Маара поняла, что не Данн предмет мыслей этой капризной и избалованной особы, а бывший генерал. Маара почувствовала укол в сердце. Она видела, что Шабис смотрит на нее, улыбается ей, читает ее мысли и хочет утешить, внушить ей уверенность. Чуткая Лета тоже улыбалась подруге, как бы призывая не беспокоиться. «Все в порядке, Маара!» — говорил ее взгляд.
Маара действительно успокоилась, но все-таки остался горький осадок: «От этой Кайры всего можно ожидать…» Маара покосилась на брата: уловил ли он эту игру взглядов? Да, и Данн тоже задумчиво посмотрел на Кайру, а затем перевел взгляд на Шабиса.
Наступил вечер, глубокий вечер, опустилась на землю ночь, а они все никак не могли наговориться.
— Мы еще пообщаемся — завтра, послезавтра, и весь месяц, и год, — но сейчас время укладываться, — подвел черту Шабис.
Кайра подхватила Данна под руку и потащила к двери.
— Мы как старые женатики, — подмигнула Кайра всем, но все-таки выделила Шабиса.
Скромно удалились Даулис и Лета. Маара и Шабис остались вдвоем.
— А теперь я должен рассказать тебе о людях Хелопса. — Он сказал это тоном официальным, холодным, как будто сидел в своем генеральском кабинете и разговаривал с посетительницей.
Информация Шабиса проистекала от шпионов и путешественников. Согласно этим данным горожане напали на восточные предместья, но получили отпор от рабов. Затем рабы восстали и перебили хадронов. Община организовала поход на восток, где жили махонди. Но там шла война, и многие погибли. Иным все же удалось добраться до побережья, включая главу общины, Юбу, и женщину по имени Орфна, которая теперь живет с Мериксом. У них родился ребенок.
Маара душой чувствовала себя с ними, с теми махонди, она плакала, жалея убитых, радовалась за Орфну и страшно ревновала Мерикса — одновременно радуясь за него. Второй раз за день она ощутила настолько сильный укол ревности, что бросилась на диван и зарыдала. Шабис оставил свою официальную позу, подсел рядом, принялся утешать. Маара бросилась к нему в объятия, понемногу успокаиваясь. Наконец они удалились в комнату, которая отныне должна была стать их спальней.
***
Страда миновала, урожай убран, животные в загонах, их только кормить да доить. Маара обучила этому Лету, они прекрасно справлялись вдвоем. Дом на холме над морем казался Мааре счастливым завершением сказки из древней книги: «И они зажили счастливо и спокойно». Но в сердце Маары не было покоя.
Однажды ночью, лежа в объятиях Шабиса и вслушиваясь в шум моря, в жалобные крики морских птиц, она услышала, что Кайра кричит на Данна.
Маара встала, вышла в комнату, в которой они так часто собирались все вместе, и увидела входящего с другой стороны Данна, побелевшего от злости. Не глядя на Маару, он рухнул спиной на подушки, подсунул руки под голову и уставился в потолок. Маара села рядом, взяла брата за руку.
— Не любит она меня, — вяло пробормотал Данн, потом сжал руку сестры и с жаром выпалил: — Маара, почему мы не можем быть вместе! Нужна мне эта… А у тебя Шабис. — И он выдернул руку.
— Да, нам трудно любить других.
— Что-то я у вас с Шабисом никаких трудностей не заметил.
Маара снова сидела рядом со своим маленьким братиком, таким знакомым и родным. Она понимала, что, хотя и любит Шабиса, но никогда не сможет любить его так, как Данна.
— Кто это установил, чьи это дурацкие законы?
— Законы природы, Данн. Я тебе уже говорила. Я узнала об этом в Центре.
— В Центре, в Центре… Мало ли что ты там наузнавала. А если плюнуть на детей да на потомство?
Маара помолчала, отдавшись мыслям о счастливом сожительстве с Данном, но ее мечты тут же стерли холодные, произнесенные как будто кем-то другим слова:
— Ты бы убил меня, Данн. Ты неудержим и неуправляем.
— Откуда у тебя такие мысли?
— Не знаю откуда, но знаю, что это так.
Он погладил ее по лицу.
— Я так люблю тебя, Маара.
— И я тебя, Данн.
— Думаешь, я и вправду такой… свирепый?
— Да, Данн. И я тоже. Жизнь сделала нас такими. И если мы не поладим — словами не ограничимся. И оплеухами тоже.
— Ты уверена, Маара?
— Да ни в чем я вообще не уверена!
Он гладил ее волосы, потом принялся ими играть. Она гладила его голову, его плечи. Обняла Данна за плечи, принялась убаюкивать, и он заснул у нее на руках.
Посидев так некоторое время, Маара увидела свет. Из спальни вышел Шабис с лампой в руке. Он поставил лампу подальше, в угол, и сел напротив Маары, понимающе покачав головой: «Все в порядке».
В свете лампы комната казалась незнакомой, шум моря отдавался в ней как будто глуше. Данн дышал спокойно и ровно, и Шабис распахнул уставшей подруге объятия. Маара осторожно опустила брата на подушки, прижалась к Шабису.
— Что поделаешь… — философски заметил тот. Вскоре они тоже заснули, сначала Маара, затем и Шабис.
Данн проснулся от холода. Огляделся сначала быстро и хищно, ища врагов, потом хмуро уставился на спящую парочку. Маара ежилась от задувавшего в окно ветра. Данн поднял одеяло, укрыл Маару. Подумал, натянул одеяло и на Шабиса. Еще раз глянул на них и вышел, но в спальню свою не вернулся, а направился к морю вместе с обеими собаками.
На следующее утро Данн сообщил, что с него хватит этого безделья и что он желает глянуть на Скальные Ворота, через которые Западное море вливается в Срединное, а потом добраться до снежных гор и убедиться, на самом ли деле они тают. И еще навестить Центр, прихватить там чего-нибудь полезного.
Все в один голос высказались против, потому что предстояли работы в поле и по хозяйству. Затем Лета предложила сходить за Донной, если обстоятельства позволят. Даулис согласился, что такое путешествие вполне безопасно, особенно если передвигаться по ночам и держаться подальше от Центра. Все видели, что Данн едва удержался от того, чтобы пригласить Маару сопровождать его.
— Новая община, — хихикнула Кайра. — Пять махонди и двое альбов.
— Тебе понравится Донна, — заверил ее Даулис.
— Я тоже так думаю. Ведь с Летой-то мы ладим.
— Ладим, ладим, — смеясь, подтвердила Лета.
— Скоро махонди вообще не останется на свете, — спокойно и уверенно заявила Маара. — Я в Центре это узнала. Племена и народы умирают так же, как и отдельные люди.
— Как скоро? — спросила Кайра.
— Ну… Не бойся, через сотни лет.
— А почему не через тысячи?
«Тысячами» Маару постоянно дразнили, потому что это слово от нее слышали так же часто, как и «Центр».
— Ну, так чего ждать? Встал да пошел, — кипятился Данн. — Мы постоянно откладываем все на завтра, на следующий месяц, на следующий сезон. Так совсем в крестьянина превратишься. Я ведь солдат, в конце-то концов.
Даулис улыбнулся Данну и мягко, чуть ли не уговаривая — все шутили, что если Шабиса представить себе отцом-командиром Данна, то Даулис — его добрый дядя, — обратился к «племяннику»:
— Не удивлюсь, если очень скоро нам пригодятся твои солдатские навыки, генерал Данн.
— К большому сожалению, — согласно кивнул Шабис.
— Но, знаете, защита фермы — совсем не то же самое, что защита страны, — не хотел соглашаться Данн.
— Видишь ли, Данн, если ты польешь эту землю потом, то поймешь, что за нее и кровь стоит пролить, — вмешалась Маара, стараясь, чтобы голос ее звучал мягко, примирительно.
В отличие от остальных жителей фермы сестра понимала причину беспокойства Данна. Двое. Двое преследовали его всю жизнь. Один плохой, другой хороший. Оба плохие. Иногда сливались в единое целое. Но всегда с ними связана для него угроза. Здесь двое, Даулис и Шабис, и оба хорошие, и Данн впервые не опасается. Злейшая угроза уничтожена, заклятый враг убит, его сожрали горные орлы… Хотелось в это верить, и чаще всего он в это верил. Данн в безопасности — и может позволить себе покапризничать. Маара чувствовала себя в роли мудрого родителя, который знает причины поведения ребенка, знает, чего от него ожидать, и в то же время понимает, что не следует раскрывать ребенку все секреты его собственного поведения. Тогда он скорее забудет свои дурные впечатления и переживания.
— А как же я, если Данн уйдет? — надула губы Кайра.
— Вот и отдохнешь от моего «гнусного поведения». Твое собственное выражение.
— Тебе нельзя надолго отлучаться, на ферме много работы, а рабов у нас нет, здесь тебе не Хелопс.
Данн и Маара запротестовали в один голос:
— Но, Кайра, мы тоже были рабами!
— Ты и сама бывшая рабыня, Кайра!
— Что? Чушь какая! — Она разразилась протестами. Услужливая память подсказывала Кайре, что ей служили рабы в Хелопсе, — что тоже не было неправдой, но молчала о том, что и сама она была рабыней. — Почему же мы тогда так хорошо жили? И всем управляли?
— Вы и в самом деле всем управляли? — спросил Шабис.
— «Мы»… — фыркнула Маара. — Юба! Хотя вообще-то верно, почти всем. И все-таки мы оставались рабами. А хадроны… они превращались в животных. Я не хочу, чтобы с нами произошло то же самое!
— Да, это точно, — протянул Данн, почесав затылок. — Уж лучше рабом быть, чем превратиться в одну из этих тупых свиней.
— Не понимаю, почему нельзя иметь рабов, — пожала плечами Кайра. — С ними ведь можно хорошо обращаться.
— Нет уж, лучше не надо.
— Тогда тебе самому немало пахать придется, милый мой! — припечатала Кайра.
***
Еще эпизод, еще одна маленькая сценка из жизни наших героев-путешественников.
Неделя, как отшумели штормы и бури, море спокойно, в безоблачном небе сияет солнце. Впервые за несколько дней выдался часок досуга, выпала возможность собраться на веранде, побездельничать, расправить уставшие конечности. Дремлют собаки, убравшись в тень, подальше от палящего солнца. Да и ночами они не часто беспокоят обитателей дома лаем, не заставляют вскакивать и вглядываться во тьму, выискивая силуэты воров или опасных тварей, желающих полакомиться мелкими молочными животными.
На горячем кирпиче столба греются две крохотные ярко-зеленые ящерки, синеглавые, желтоглазенькие.
— Утиньки, какая прелесть! — засюсюкала Кайра. Маара и Данн, не сговариваясь, переглянулись и усмехнулись. Кайра это заметила и моментально надулась:
— Ну, что еще я не так сказала?
— Да нет, ничего. Просто мы вспомнили о больших ящерицах. И кстати, о ящерах. Сколько еще можно… хвосты тут околачивать? Сидим тут, перемываем то, что за день сделали, что завтра будем делать… Надоела эта мышиная возня. Надо дальше вперед заглядывать.
— Совершенно верно, — тут же согласился Шабис. — Давно пора поговорить о планах на следующие годы. Распределить обязанности.
— На меня можете не рассчитывать, — сразу отреагировала Кайра. — Я, кажется, забеременела.
— Спасибо, хоть сейчас узнал, — проворчал Данн. — Прими поздравления, дражайшая.
— Я хотела подождать, убедиться. Ну, Данн, чего ты… Ух, какой обидчивый.
— Вы знаете, я, кажется, тоже… — неуверенно протянула Маара.
— Ну, ты-то хоть с Шабисом поделилась или тоже забыла? — покосился на сестру Данн.
— А вот я почему-то не беременная, — засмеялась Лета. — Но я ведь шлюха, а шлюхи обычно не очень-то беременеют.
Как и всегда, когда она напоминала о своем прошлом, все бросились ее упрекать.
— Лета, прекрати!
— Лета, кроме тебя, об этом никто ни разу не заикнулся…
— Лета, сколько можно!
И Даулис:
— Лета… Прошу тебя…
— Я вот что скажу, тебе, дорогая, — с простодушной искренностью, за которую ее, не в последнюю очередь, любили, обратилась к Лете Кайра. — Уж я-то мимо мужиков не проскакивала, пожалуй, не меньше твоего перебрала. А все равно себя шлюхой не называю. Да и не считаю.
— Мы, кажется, не прошлое поминать собирались, а будущее обсуждать! — воскликнул Данн.
— Правильно, Данн, — тут же согласился Шабис. — Давай, может, ты и начнешь? Изложи свои соображения.
Данн задумался, перевел взгляд на сестру:
— Маара, скажи мне искренне, чистую правду, признайся: проснувшись утром, думаешь ты, сколько в этот день надо прошагать, шаг за шагом, нога к ноге, вместе со мной, еще чуток по Ифрику? Даже если твоя вторая мысль о Шабисе. Думаешь?
Маара улыбнулась, глаза ее наполнились слезами:
— Да… Да… Да, но…
— Спасибо. Только это я и хотел услышать. И всё.
Назад: 19
На главную: Предисловие
