Глава 30

Когда солнечный диск наполовину закатился за горизонт, и небо быстро стало темнеть, генерал объявил привал. Был зажжён костёр. Степь в этих местах была покрыта густыми зарослями колючки и саксаула, которые являлись прекрасным топливом. Колючка давала жаркое пламя, и главное, что её вокруг было вдоволь.

Одиссей расстелил на земле что-то вроде походной кровати, которую вместе с другим снаряжением получил от астраханских интендантов. Он уже знал какими короткими кажутся весенние ночи. От усталости едва успеваешь сомкнуть ресницы, и кажется ещё толком не успел насладиться сном, как уже разносится зычный голос генерала, объявляющего побудку. Лагерь сразу наполняется суетой, голосами и резкими звуками. Кто-то уже будет тебя, – тормошит за плечо или бесцеремонно дёргает за ногу.

Впрочем, пока ещё можно было наслаждаться покоем под толстой солдатской шинелью. Она служила Одиссею одеялом, хотя и не могла полностью спасти от пронизывающего до костей ночного холода. Получая её на складе, Луков едва не совершил большую глупость, попытавшись сдать обратно. Дело в том, что шинель была трофейная с погонами – простыми матерчатыми погонами цвета хаки. Она была снята с убитого белогвардейского солдата, о чём свидетельствовала крохотная дырочка на груди, как раз, там, где у Одиссея тоже находилось сердце. Несчастный был примерно одного с ним роста, да и комплекцией они должны были быть одинаковой. На подкладке шинели вокруг дырочки осталось бурое пятно. Увидав его Одиссей наотрез отказался облачаться в шинель. Генералу стоило большого труда уговорить его, он даже властно прикрикнул на подчинённого, и грозно сообщил, что приказы начальства не принято обсуждать.

Зато теперь Одиссей с благодарностью думал о том, что если бы не начальник, околеть ему в первую же ночь!

Генерал сидел на бревне шагах в десяти от него. На фоне огня Луков в малейших деталях видел его задумчивую фигуру. Вдруг Луков заметил приближающегося комиссара. Тот был не один, заодно с ним шли солдаты и матросы, которых прикомандировали к экспедиции по приказу самого руководителя обороны Астрахани Кирова. Шайка приближалась к генералу с видом заговорщиков. Не доходя шагов пятнадцати до того места, где сидел начальник, сопровождающие комиссара люди остановились. Сбившись в кучку, они остались ожидать в сторонке, а к генералу решительно направился один лишь их предводитель. Луков сразу догадался, что комиссар затеял очередную смуту. Одиссей нащупал под одеялом двустволку, с которой теперь не расставался.

Подойдя вплотную к погружённому в свои мысли Вильмонту, Лаптев с ходу объявил:

– Так что организованный мною солдатский совет выбрал меня новым командиром.

– А не пошли бы вы ко всем чертям! – подняв глаза на наглого мальчишку и, скользнув недоумённым взглядом по взволнованной фигуре мятежника, устало произнёс Вильмонт. Было видно, что у него нет ни малейшего желания пикироваться с неугомонным интриганом. Только так просто от комиссара было не отделаться!

– Считайте себя низложенным, Ваше Превосходительство! – с издёвкой сообщил Лаптев, и торжествующе оглянулся на свою свиту.

– Красным орлам надоело носить беляцкие погоны и служить генералу. Красный командир должен быть частью народа. Он должен одеваться, как народ, разговаривать, как народ, чтобы быть понятным любому неграмотному солдату. А от вас, Ваше Превосходительство, за версту несёт одеколоном и английским мылом. Вместо того чтобы читать самому и другим революционную прессу, вы на досуге почитываете французский романчик!

Закончив перечислять все накопившиеся к генералу претензии, комиссар сделал широкий жест в сторону своих избирателей:

– Одним словом, братва желает меня!

– Этого мало, любезнейший, – спокойно ответил генерал. – Ваши действия абсолютно неправомочны.

Тогда комиссар заявил, что именно он. а не бывший царский генерал, является законным представителем большевистской власти в экспедиции, и наделён чрезвычайными полномочиями.

– И каковы же ваши полномочия? – насмешливо поинтересовался Вильмонт. – Вы вообще здесь кто?

– Я истинный сын пролетарской революции! Она меня поставила сюда. И вообще, теперь наше время! – сбивчиво и пышно митинговал комиссар. – Мы в семнадцать лет можем водить в бой армии и эскадры. Старые офицеры нам без надобности!

– Неужели?

– Зря смеётесь! Уверяю вас, господин жандарм, что я без всякого содрогания возьмусь за ваши золотые эполеты и сорву их с вас, если не подчинитесь решению Совета – пригрозил комиссар, после чего снова был послан невозмутимым генералом катится вон.

Столь пренебрежительное отношение окончательно вывело комиссара из себя. Обиженный Лаптев вытянул шею, как гусак, намеревающийся зашипеть и ущипнуть. Он раздвинул ноздри, глаза его сделались бешенными, а всё лицо приобрело свирепый вид. Гранит яростно закричал, брызгая слюной, что не видать Красной армии победы до тех пор, пока из всех её штабов и частей не будут вычищены бывшие дворяне и офицеры.

– Мы пришли, чтобы очистить авгиевы конюшни умершего режима! Вы часть бывшей России, так что не мешайтесь у нас под ногами! Вы паразиты на юном теле нашей прекрасной революции! Я знаю, что ты, жандармская гадина, выдашь меня врагу при первой же возможности, как комиссара республики! Тебя господа Деникин и Врангель примут с распростёртыми объятиями, а меня и ребят вздёрнут на первой же осине!

Генерал спокойно выслушал брошенные ему обвинения, после чего ответил:

– Мне будет искренне жаль вашу революцию, если в итоге усилий слишком рьяных комиссаров навроде вас на все более-менее значимые посты будут расставлены вчерашние ремесленники и кухарки. Ещё хуже, если армиями станут руководить торгаши и спекулянты. Такое уже было после февральской революции семнадцатого года, когда исполняющий обязанности военного министра премьер Керенский и товарищ министра бывший террорист Савинков стали раздавать должности всяким проходимцам и площадным горлопанам. У меня сердце обливалось кровью, когда на выборные должности солдаты стали выбирать демагогов и пьяниц, наделённых всеми пороками, которые вышли из кабаков и непотребных заведений, из всех социальных пороков, и вдруг поднялись до командиров рот, полков и даже армий. Как можно поручить хотя бы роту человеку, которому опасно доверить даже артельную кассу шести рядовых?

Неуравновешенный комиссар потерял терпение и снова выхватил свою кривую саблю. Стал размахивать ею над головой сохраняющего удивительное присутствие духа начальника.

– Хватит болтать, жандармская сволочь! Ты старое бельё, которое нужно выбросить на помойку! Ты – «враг народа»!

Наконец после того, как комиссар в очередной раз замахнулся на него своей саблей, у кадрового разведчика закончилось терпение. Генерал вскочил на ноги и в два счёта выбил из рук дебошира саблю. После чего отвесил мятежнику хороший пинок под зад. Так была пресечена попытка переворота, ибо никто из пришедших поддержать претензии Лаптева на власть солдат и матросов не решился вступиться за него.

И каково же было изумление Лукова, когда, проснувшись среди ночи, он случайно стал свидетелем того, как недавние антиподы мирно беседуют в стороне от чужих глаз. Генерал и комиссар разговаривали так, словно и не было между ними вражды, а вся сцена ссоры была специально ими разыграна!

На следующий день отряд продолжил свой путь по дну высохшего озера, название которого Луков прежде часто встречал в географических атласах и потому с особенным любопытством подмечал детали пейзажа, делая по горячим впечатлениям зарисовки в блокноте. Было очень любопытно «погрузиться» в неизведанные глубины песчаного моря.

После полудня путешественники наткнулись на следы недавно прошедшего здесь каравана и двинулись по ним. Через три часа они нагнали остановившийся в небольшом кочевье караван, который состоял из десяти верблюдов, гружённых тюками с разнообразным товаром.

– Совсем трудно стало зарабатывать на пропитание! – пожаловался при встрече экспидиционерам хозяин каравана. Вначале он принял вооружённых всадников за разбойников, и очень обрадовался, когда понял, что ошибся:

– Слава Всевышнему! А то я уж сказал себе: «Всё, Варданчик, сейчас снесут твою бедную голову с плеч». Грустные времена! Где найти надёжный человек для охраны? Кругом один разбойник бегает, каждый хочет тебя по миру пустить! Последний товар пытаются отнять. Чтоб их самих вороны растерзали! Без единого гроша хотят оставить честного негоцианта.

Низкорослый и полный, лет пятидесяти, караванщик по виду был очень энергичным человеком. Так что купец явно хитрил, когда рассказывал незнакомым людям про свою захиревшую торговлишку.

Он как раз собирался ужинать, когда появились русские. Караванщик пригласил новых знакомых опуститься на расстеленный на земле большой ковёр. Хозяин кочевья зарезал для купца своего лучшего барана и заканчивал приготовление плова.

По ковру были разбросаны маленькие тюфяки и подушки. Купец уселся, по-турецки поджав под себя скрещенные ноги. Гости последовали его примеру. Тут же находились двое слуг, которые разносили еду и наливали чай. Слуги подали плов. Проголодавшиеся гости с аппетитом набросились на обильное угощение.

Во время еды Луков заметил, какими голодными глазами слуги наблюдают за тем, как он жуёт. Похоже, хозяин держал своих людей в чёрном теле. Одиссею стало жаль бедняг, и он бы с радостью поделился с ними своей порцией, но это было не в местных обычаях. На Востоке огромное значение придаётся иерархии, и нарушить её, значит сразу пасть в глазах собеседника ниже травы. Купец то сразу определил кто у русских начальство, а кто на второстепенных ролях. Рядовых красноармейцев он к своему столу не пригласил.

Наконец хозяин каравана доел последний кусок мяса. Слуга тут же поднёс ему тазик для омовения рук. Но купец раздражительным жестом велел ему отойти, после чего вытер жирные руки о голенища мягких сапог – ичигов. Комиссар не сдержал пренебрежительной ухмылки при виде такой дикости. Однако Луков чувствовал, что на самом деле караванщик не так примитивен. До их появления в лагере купец читал книгу, водрузив себе на нос очки. Впрочем, как не напрягал Луков зрение, ему не удалось прочитать название на корешке лежащей неподалёку книги, он только разобрал, что оно состояло из латинских букв. Поэтому Одиссей истолковал не слишком культурный жест хозяина, как своего рода кокетство – желание показать гостям, что нынче он живёт по-походному просто. А может караванщик хотел выглядеть в глазах новых знакомых этаким простаком, перед которым можно особо не таится.

После жирной, обильной, щедро приправленной специями трапезы гости набросились на чай, и сразу выпили несколько чашек, чтобы унять жажду. После каждой пиалы, которую опустошал кто-то из гостей, купец делал едва заметный знак слуге с чайником, и ласково повторял:

– Напои и накорми вначале гостя, а потом расспрашивай.

Комиссар уже кряхтел от напряжения, но пил пятую чашку. Он несколько раз порывался начать какой-то разговор, но купец мягко – доброй улыбкой и дружеским жестом предлагал ему вначале как следует насладиться чудесным напитком. Теперь уже превосходство чувствовалось в глубине хитрых глаз азиата, который в душе насмехался над молодым русским. «Негоже мужчине быть нетерпеливым и болтливым, как старая баба» – так обычно говорят на Востоке.

Лукову из вежливости тоже приходилось раз за разом подставлять под чайник пустую чашку. Только генерал всё ещё тянул первую пиалу – медленно, маленькими глотками, стараясь продлить удовольствие, и потому единственный из их троицы выглядел умиротворённым.

Между тем хозяин начал рассказывать о себе. Сам он армянин, но дом его сейчас в Персии. Еще в детстве он потерял родителей – они умерли от холеры, – и мальчик долгие годы добывал себе сухую лепешку и пиалу зеленого чая случайной работой на задворках базара, пока дальний родственник не устроил его в услужении ереванскому ювелиру, от которого мальчик сильно натерпелся. Особенно издевалась над мальчишкой сварливая жена хозяина. Но зато за несколько лет каторжного труда и ежедневных избиений у золотых дел мастера сметливый и выносливый деревенский пастушонок сумел тайком скопить небольшую сумму – достаточную для открытия по соседству с мастерской хозяина своей собственной мелочной торговлишки.

Начинал он с продажи всякой ерундовины, но постепенно год за годом значительно расширил дело, и в канун русской революции уже ворочал миллионами. Объездил с товарами всю Центральную, Малую и Среднюю Азии. Бывал в Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Италии. Добирался по коммерческим делам аж до Каира и Японии. Говорил на фарси, как чистокровный афганец, по-тюркски – как тюрк. Владел несколькими европейскими языками.

В этих местах он торгует уже более двадцати лет. Когда-то у него были лавки в Бухаре, Хиве, Ташкенте, во многих крупных городах Китая, Индии, Афганистана. С торговыми кораблями он ежегодно поднимался вверх по Волге, чтобы принять участие в Нижегородской ярмарке. В Бухаре визирь султана спрашивал его при встрече после долгого отсутствия: «Салам алейкум, Вардан-хан. Что привёз на этот раз – хрусталь, патефонные пластинки или американские винчестеры?». И купец тайком указывал своему привелигерованному клиенту на свою спутницу – француженку или шведку. Визирь был очень сластолюбив и специально заказывал купцу женщин европейского типа для своего гарема…

В самом шикарном отеле Парижа для мсье Аджемяна всегда держали дорогие апартаменты…

Но грянувшая в России революция и самым роковым образом совпавшее с ней банкротство крупного французского банка, в котором армянин держал большую часть своих капиталов, едва не оставила успешного коммерсанта в чём мать родила. Его спасла удивительная сметливость и умение в любых обстоятельствах находить полезных людей и щедрой мздой склонять их к сотрудничеству.

Сидя в своих просторных голубых шароварах, прикрытых слегка пледом, неспешно попивая чай из пиалы, купец рассказывал удивительные вещи: оказывается, даже в разгар междоусобной русской войны ему удавалось вести свою торговлю. В Астрахани у него оставались лабазы с кое-каким товаром. И в отличие от имущества других коммерсантов большевики не реквизировали его и даже позволяли вывозить небольшими партиями. В обмен за такое послабление к нему купец должен был доставлять в осаждённый город медикаменты, оружие и прочие, остро необходимые в военное время предметы. С противоположной стороной конфликта купец тоже сумел договориться. Ему удалось щедро оплатить услуги белого полковника, который пропускал его с караваном через позиции своего полка в Астрахань и обратно…

Время от времени прерываясь, чтобы отхлебнуть из чашки, купец жмурился от удовольствия и хитро поглядывал на гостей своими чуть раскосыми татарскими глазами. Он явно уже смекнул, чем их можно заинтересовать. Оттого и был так откровенен, – надо же было прорекламировать потенциальным заказчикам свои возможности.

– Я большой приверженец нынешнего афганского короля, и с разрешения Его Светлости торгую с приграничными пуштунскими племенами и даже с воюющими с ними с англичанами. Что поделаешь, всем в этом мире нужно оружие в обмен на золото. Все хотят кушать и всем надо кормить свои семьи.

Не раз по его словам торговец оказывался между враждующими сторонами, как между молотом и наковальней. Он видел, как свирепые горцы пытают раненых и уродуют убитых. Воины воинственных племён никогда не оставляли в живых англичан, попавших в их руки – раненых или нет. Полевые госпитали и конвои с больными служили для них особо желанными целями. В ответ британские каратели уничтожали особые резервуары, которые являлись для местного населения единственными источниками воды летом; расстреливали из пушек пуштунские селения. Цивилизованные европейцы без малейших угрызений совести применяли против туземцев отравляющие газы и новые пули «дум-дум», которые даже при лёгком соприкосновении с телом человека, резко меняли траекторию и превращали все его внутренности в кровавый фарш. Много раз купец сам чудом избегал гибели.

– Если бы не крайняя нужда, да разве стал бы я в своём почтенном возрасте рисковать головой на этих опасных дорогах! Только страх перед кредиторами, которые грозятся побить меня камнями, и искреннее желание расплатиться с долгами заставляют меня снова пускаться в путь.

Но похоже купец всё-таки зря прибеднялся – дела его были не так уж плохи. Тем более, что конкурентов у него в этих местах не осталось, и он фактически монополизировал местную торговлю, вывозя соль, пушнину, рубины, специи и много другое, чем ещё были богаты эти земли. Расплачивался же за ценные на мировом рынке товары не звонкой золотой монетой, а спичками, дешёвой мануфактурой, мылом и патронами.

И везде у купца имелись влиятельные покровители. Каждому платёжеспособному клиенту, – будь это высокопоставленный большевистский чиновник, принц крови или простой солдат со скромным жалованьем – делец мог предложить необходимый ему товар. Он был своим человеком и в красном Ташкенте и у короля пограничной с Афганистаном индийской провинции. Он даже возил с собой, как охранную грамоту, фотографию, где был снят вместе с правителем индийского халифата, и с гордостью показал её гостям. Чья-то рука красивым почерком вывела по-английски на карточке: «Любезному другу! Всегда рады вас видеть возле нашей особы».

По словам купца, у него было много друзей и среди солдат Малакандской пограничной крепости и на Памирском посту.

Человек с такими обширными ценными связями являлся для экспедиционеров настоящим даром небес! Странствующий торговец регулярно имел дела со многими влиятельными фигурами от самого Памира до Джайпура, и можно было смело предположить, что он мог проникать в самые труднодоступные горные районы, минуя афганские и английские кордоны.

Особый статус полезного всем маркитанта и нонкомбатанта каждый раз спасал ему жизнь в районах боевых столкновений между приграничными племенами: на Востоке купцов часто грабят, но, как бы не причитал армянин, их редко убивают. Это означало, что, присоединившись под видом охраны к каравану, можно было почти гарантированно достигнуть поставленной цели.

Невоенные лица, состоящие при армиях для их обслуживания и снабжения

Луков видел, как горят глаза у комиссара. Лаптев то и дело бросал многозначительные взгляды на начальника. Генерал же сохранял невозмутимый вид.

Наконец, напившись вдоволь зеленого чаю, генерал вытер платком рот и похвалил чудесный драгоценного напиток, которым хозяин их потчевал. Купец, довольно улыбаясь, пояснил, что это лучший чай, который он много лет закупает в китайском городе Кяхты.

– А хороший ты человек, Вардан, и я бы очень хотел, чтобы дела твои всегда шли в гору, – сказал генерал купцу. Как-то так получилось, что они сразу оказались, что называется «на короткой ноге» и обращались друг к другу на «ты», словно давние друзья.

– Да какое там! – замахал руками купец. – Последний грош пол дня под ковром ищу.

Купец снова стал причитать, что ему не на кого положиться. Что он совершенно беззащитен перед бандой головорезов, которая рыщет поблизости.

– Такие, как они разбойники, не только ограбят, но и горло перережут!

По словам купца, это самая страшная банда, из тех, что ему доводилось видеть в своей жизни.

– Устал я больше, чем обычно. Ночи не сплю, как следует. Один глаз спит, второй начеку. Ведь всё, что на этих верблюдах только для того, чтобы задобрить кредиторов и не оказаться в долговой яме. Если всё это отберут, то и мне жить незачем. Нечем жену и детей будет кормить.

– А сколько этих разбойников было? – с невозмутимым видом поинтересовался генерал.

– Всадников тридцать. Точнее сказать не могу. Я их лишь издали видел. Благодарю бога, что они меня не заметили, мимо проскакали. Охоту на людей они чередуют с охотой на животных. Они гнали сайгака…

– А других отрядов не заметил?

– Других? – переспросил, кряхтя купец, и озабоченно нахмурил лоб. – Сам не видал. Но пастухи бают, что большая банда пришла с Востока. Она разбилась на отряды, которые шныряют повсюду. Их много. Налетят, как шакалы, покрутятся на месте, всматриваясь в разные стороны, словно принюхиваясь, и нова куда-то улетят на своих страшных конях. Не люди, шайтаны!

Генерал кивнул и оглянулся на спутников, давая понять, что речь наверняка идёт об их старых знакомых.

– Мы этих разбойников знаем, от них пощады не жди, никого на своём пути не оставляют в живых, – пояснил генерал караванщику.

– Вай, вай! – застонал торговец. – Беда мне! Как же мне дальше ехать?

Купец выглядел расстроенным и даже растерянным. Перебирая толстыми короткими пальцами янтарные чётки, он горестно рассуждал сам с собой:

– Э-хе-хе, нет, нельзя было ехать… А как не поедешь? У меня семья: тринадцать детей… И всё же надо было от Бухары поворачивать назад и пропади оно всё пропадом, – то, что осталось в Астрахани!

Генерал и комиссар обменялись понимающими взглядами. Одиссей не верил своим глазам, но бывшие непримиримые враги явно сговорились! У Лукова складывалось странное впечатление, что и их странное вчерашнее «братание» после жестокой ссоры, и якобы «случайная» сегодняшняя встреча с купцом, – всё это звенья одной цепи.

«А ведь они знакомы?!» – осенило молодого человека. Он вспомнил как недавно комиссар сболтнул ему про то ли полученную в дар, то ли купленную у какого-то иранского купца в Астрахани карту Гималаев. «Не тот ли это купец? А если тот, то что они замышляют, не считая нужным посвящать меня в свои планы?»

– Да, деньги – большая сила, а заработать их сейчас очень трудно, – задумчиво произнёс генерал. – А знаешь ли ты, Вардан, что положение ташкентцев даже хуже, чем астраханцев, и, что у них нет иного выхода, кроме как втридорога платить золотом любому смелому поставщику, что пробьётся к ним с караваном оружия.

– Неужели? И сколько к примеру ваши ташкентские комиссары дают за патрон? – оживился купец.

Реакция караванщик лишь подтверждала, что он знает, кто на самом деле его гости, он будто не замечал их белогвардейских погон.

– Деньги там есть, – ответил Вильмонт, – я сам слышал от больших московских начальников, что им самолётом недавно переправили крупную сумму. Шестьсот тысяч фунтов золотом.

– Шестьсот тысяч – очень большой капитал, хак! Да, такая информация дорого стоит, – задумчиво поглаживал себя по сальному подбородку купец. – Только зачем мне это знать, если я тут вынужден стоять из-за проклятых разбойников.

– Ну а если бы не разбойники, – пошёл бы на это дело? – быстро поинтересовался комиссар, который вёл себя, как настоящий посредник при заключении сделки.

– Если бы не проклятые бандиты! Ха! Да я бы такой транспорт из соседней Бухары пригнал, что и вашим большевикам хорошо стало бы, и я бы смог, наконец, на покой уйти!

– А не опасно ли тебе в Ташкент ехать с товаром? Ты ведь сам говоришь, что разбойников боишься, а там своих басмачей полным-полно.

– С ярлыком от Джунаид-бека по прозвищу «Чёрный хан» мне в тех местах бояться нечего! – похвалился купец. – О нём говорят, что он оборотень: может в тигра-людоеда оборачиваться. Он большой басмач и мой старый клиент. Я его людей оружием и продуктами снабжал.

Тут купец прикусил губу, сообразив, что сказал лишнее. Но генерал понимающе засмеялся и потрепал его по плечу.

– Грех не торговать с тем, кто щедро платит! А знаешь, Вардан, я бы хотел бы отплатить тебе добром за угощение и взять твой караван под охрану.

– Хоп! – радостно хлопнул себя по жирным ляжкам купец. – У меня такое чувство, что я уже заработал эти шестьсот тысяч!

Купец хитро посмотрел на генерала:

– А ты хитрый! Думаешь я не понимаю, что ты хочешь половину обещанного куша.

Генерал добродушно рассмеялся:

– Зачем мне столько денег, Варданчик! Ты мне лучше француженку или шведку привези, когда я решу осесть где-нибудь в Коканде или в Самарканде и заведу свой небольшой гарем.