Терранская Одиссея

Орион Страуд, председатель педсовета школы Вест-Марин, прибавил пламя в шахтерской лампе, и темная комнатка озарилась ярким светом. Теперь все четверо членов комиссии могли как следует рассмотреть нового учителя.

– У меня несколько вопросов к нашему соискателю, – обратился Страуд к остальным, – а пока позвольте представить – мистер Барнс из Орегона. Специализация – естественные науки и природные продукты питания. Все верно, мистер Барнс?

Мистер Барнс, невысокий молодой человек в рубашке цвета хаки и рабочих брюках, нервно откашлялся и произнес:

– Да, верно. Я неплохо разбираюсь в химикатах, хорошо знаю флору и фауну лесов, особенно полезную. Грибы там, ягоды…

– Грибы – вещь опасная, в чем мы недавно имели несчастье убедиться. Сейчас стараемся их в пищу не употреблять, – заявила миссис Толман, пожилая дама, которая заседала в комиссии с незапамятных времен, чуть ли не до Катастрофы.

– Я внимательно исследовал окрестные пастбища и леса, – продолжал Барнс, – и обнаружил несколько видов съедобных грибов, которые можно без риска включить в рацион. Если хотите, даже приведу их латинские названия.

Члены педсовета зашушукались. Упоминание латыни явно произвело на них большое впечатление.

– Почему вы уехали из Орегона? – задал прямой вопрос директор школы Джордж Келлер.

Молодой учитель спокойно встретил его взгляд.

– Из-за политики.

– Из-за ваших политических взглядов?

– У меня нет политических взглядов. Мое дело – учить детишек, как готовить чернила, варить мыло, как обрезать хвосты ягнятам, даже если те почти взрослые… А еще у меня есть собственные книги.

Барнс взял из стопки верхнюю книжку, чтобы продемонстрировать отличное состояние обложки и корешка.

– Кстати, – заметил он, – вы в курсе, что в этой части Калифорнии имеются возможности для производства бумаги?

– Про возможности нам известно лишь в общих чертах, – проговорила миссис Толман. – Там вроде бы нужна древесная кора?

По хитрому выражению лица нового учителя Страуд понял: миссис Толман не ошиблась, однако подтверждать ее правоту Барнс не намерен. Пока не получит место, будет хранить свои знания при себе. Позиция, по мнению Страуда, достойная уважения. Только дурак делится информацией даром.

Тем временем одна из книг в стопке чрезвычайно заинтересовала миссис Толман.

– Карл Юнг «Психологические типы», – прочитала она вслух. – Вы и психологией увлекаетесь? Отличная находка для школы – педагог, который умеет отличать съедобные грибы от несъедобных, одновременно цитируя Фрейда и Юнга.

– Какой от этого прок? – досадливо отмахнулся Страуд, уязвленный тем, что Барнс не предупредил его о своих теоретических наклонностях. – Нужно развивать прикладные науки, а не заниматься пустой болтовней. Психологией сыт не будешь.

– Думаю, пора голосовать, – вмешалась мисс Костиган, самая молодая в комиссии. – Лично я целиком и полностью за то, чтобы принять мистера Барнса хотя бы на испытательный срок. Кто-нибудь против?

– Видите ли, мистер Барнс, последнего учителя мы убили, – буднично сообщила миссис Толман, – поэтому пришлось срочно искать замену. Мистер Страуд исколесил побережье вдоль и поперек, прежде чем нашел вас.

– Мы убили его за вранье, – пояснила мисс Костиган. – Работа в школе для него была просто предлогом. На самом деле он явился сюда, чтобы разыскать человека по имени Джек Три. Глубоко уважаемая всеми нами миссис Келлер, супруга директора школы, оказалась близкой подругой мистера Три. Она объяснила ситуацию, и мы приняли соответствующие меры. Разумеется, действовали исключительно в рамках закона, через шефа полиции, мистера Эрла Колвига.

Барнс слушал с непроницаемым видом и лишь сдержанно кивнул.

– Ясно.

– Приговор был вынесен и приведен в исполнение Советом присяжных, – пояснил Орион Страуд, – куда входили я, Кас Стоун, крупнейший арендатор Вест-Марина, миссис Толман и миссис Джун Рауб. Учителя расстреляли. Правда, на курок жали не мы сами, а Эрл. Присяжные назначили его палачом.

– Насколько я вижу, все сделано в рамках закона. – Барнс одарил присутствующих широкой улыбкой. – Полностью разделяю вашу позицию.

Атмосфера в комнате заметно разрядилась. Члены комиссии снова одобрительно зашушукались.

Чиркнула спичка, и помещение наполнил восхитительный аромат сигарет «Золотая марка» от Эндю Гилла. Густой табачный дым приятно щекотал ноздри. У всех моментально поднялось настроение, недоверчивость в глазах сменилась дружелюбием.

Барнс завороженно уставился на сигарету, удивленно моргнул.

– Спустя семь лет у вас сохранился табак? – спросил он осипшим от волнения голосом.

– Табака нет ни у кого, в том числе и у нас, – улыбнулась миссис Толман, наслаждаясь произведенным эффектом, – зато есть табачный эксперт. Эта «Золотая марка», например, изготовлена из сушеных овощей и трав. Разумеется, точный рецепт наш поставщик хранит в тайне.

– А цена? – сглотнул Барнс.

– В бумажках штата Калифорния – сотня долларов за штуку, – пожал плечами Орион Страут. – Если довоенным серебром, то пятачок.

– У меня как раз есть. – Барнс дрожащей рукой порылся в кармане, достал монетку и протянул ее курильщику, Джорджу Келлеру. Директор сидел, блаженно откинувшись на спинку кресла, и покачивал ногой.

– Извини, не продаю, – решительно заявил он, – а хочешь купить – табачный магазин неподалеку, в Поинт-Рейес-Стейшн. Днем Гилл обычно там, если не разъезжает с товаром по округе. У него фургон «Фольксваген» на конной тяге.

– Спасибо, учту. – Барнс бережно спрятал монетку.

– Собираетесь ехать на пароме? – спросил оклендский чиновник. – Если нет, тогда отгоните машину, не загораживайте въезд.

– Конечно. – Стюарт Макконхи сел в автомобиль и стегнул вожжами Эдварда Принца Уэльского. Конь смиренно засеменил обратно на причал, таща за собой «Понтиак» 1975 года без двигателя.

По обеим сторонам пирса плескались синие волны Залива. В поисках добычи голодная чайка то пикировала в воду между свай, то проносилась над удочками рыбаков, добывающих себе ужин. Кое-кто был одет в истрепанную армейскую форму. «Ветераны, – догадался Стюарт, – наверное, и живут тут под пристанью».

Черт, ну почему нельзя позвонить в Сан-Франциско! Как назло подводный кабель вышел из строя, теперь сигнал пойдет по обходным линиям – через Сан-Хосе и потом вдоль полуострова. За одно только соединение сдерут пять долларов серебром, а Стюарт далеко не миллионер, такая роскошь ему не по карману. Придется ждать два часа, теряя драгоценное время. Лишь бы не опоздать!

Причина торопиться у Стюарта была очень веская. Он узнал, что неподалеку от Белмонта откопали невзорвавшуюся советскую ракету. Фермер наткнулся на нее, перепахивая поле, и теперь распродавал по частям, а их в одной системе наведения больше тысячи. Цена – пенни за штуку. Деталей Стюарту нужно было много, но и желающих купить хоть отбавляй. Здесь по принципу «кто первый встал, того и тапки». Если вовремя не добраться до Белмонта, все разберут.

Стюарт продавал компактные электронные ловушки, хотя мастерил их другой человек. Простых механических ловушек, даже самых замысловатых, животные научились избегать, мутировав после Катастрофы. Больше всех изменились кошки, и мистер Гарди построил усовершенствованную «кошеловку», еще хитрее, чем его капканы на собак и крыс. В свое время безобидные домашние питомцы и грызуны теперь стали опасны. Поговаривали, что они нередко убивают и едят детей. Хотя люди не оставались в долгу – охотились и ели. Особенно «повезло» собакам. Фаршированные рисом, они считалась настоящим деликатесом. Местная газетка, выходящая в Беркли раз в неделю, то и дело печатала рецепты супов, рагу и даже пудинга из собаки.

При мысли о собачьем пудинге у Стюарта заурчало в животе. Казалось, он не наедался досыта с тех пор, как упала первая бомба. В последний раз он по-настоящему плотно пообедал в ресторанчике Фредди и там же, кстати, наткнулся на калеку-фокомелуса по прозвищу Харрингтон-Попрыгунчик. Мнящий себя провидцем, Попрыгунчик устроил в ресторанчике целый спектакль из серии «мне было видение». Бедный маленький уродец… Интересно, где он сейчас? Стюарт давным-давно забыл о том случае, а вот гляди-ка, вспомнил!

Теперь, правда, таких пруд пруди. Как и Попрыгунчик, передвигаются они в основной массе на тележках, восседая словно безрукие и безногие боги, центры своих крошечных вселенных. К этому жуткому зрелищу Стюарт никак не мог привыкнуть, хотя в нынешнем мире хватало всякой жути.

С правой стороны показался плот, которым правил безногий ветеран. Рассекая пенящиеся воды Залива, плот держал курс туда, где виднелись обломки затонувшего корабля. Среди груды старых досок торчали удочки. Ветеран явно был из рыбаков и плыл проверить улов. Глядя на плот, Стюарт прикинул шансы добраться на нем до Сан-Франциско. С виду конструкция прочная, а рулевому за переправу вполне хватит пятидесяти центов.

Стюарт решительно выбрался из машины и подошел к краю пирса.

– Эй, – окликнул он рыбака, – греби сюда!

Стюарт достал из кармана монетку и швырнул на деревянный настил. Безногий увидел блеск серебряного кружочка, услышал характерный стук и, развернув плот, быстро заработал веслами. От усилий по его лицу тек пот. Подплыв ближе, ветеран приветливо улыбнулся, приставил к уху ладонь и крикнул:

– Вам рыбки? Простите, не наловил пока, если только к вечеру. А карликовая акула не устроит? Чистенькая, без всякой гадости. Проверено.

С этими словами он продемонстрировал видавший виды счетчик Гейгера, привязанный к поясу бечевкой – наверное, чтобы не бултыхнулся в воду или не умыкнул никто.

– Я не за рыбой. – Стюарт присел на корточки. – Надо доплыть до Сан-Франциско. Плачу четвертак.

– Тогда придется оставить удочки, – помрачнел безногий, – а этого никак нельзя, украдут в момент.

– Тридцать пять центов, – повысил цену Стюарт.

В итоге остановились на сорока. Стюарт стреножил Эдварда, Принца Уэльского, повесил замок, чтобы коня не увели, и вскоре уже качался на плоту, направляясь к Сан-Франциско.

– Чем занимаетесь? – начал беседу ветеран, смерив спутника оценивающим взглядом. – На сборщика налогов вроде не похожи.

– Какие налоги! – отмахнулся Стюарт. – Я торгую капканами.

– Знаешь, приятель, – оживился безногий, – у меня под пристанью жила ручная крыса. Умница, даже на флейте играть умела. Ей-богу, не вру. Я смастерил деревянную флейту, и крыса на ней играла. Носом дудела. Звук получался почти как у азиатской носовой флейты – на таких еще в Индии играют. В общем, жила крыса со мной, жила, пока вчера не задавили. Прямо на моих глазах. Я поздно спохватился. Она перебегала причал, наверное, тряпочку какую углядела, хотела взять… Я и постельку ей сделал, но она все равно мерзнет. Вернее, мерзла, шерстки-то никакой – мутация.

– Встречал я таких, приходилось, – кивнул Стюарт, думая о том, как ловко лысые бурые крысы избегают электронных ловушек мистера Гарди. – Я вообще специалист по грызунам, только крысы – это ерунда по сравнению с полосатыми серо-коричневыми кошками… Понятно, флейту вырезали вы сами. Крысе такое не под силу.

– Ну да, – согласился ветеран, – зато прирожденная артистка. Вы бы слышали, как играла! Каждый вечер народ сматывал удочки и к нам – целая толпа собиралась. Я даже пробовал научить ее дудеть Чакону ре-минор Баха.

– А я как-то изловил полосатого кота и забрал домой. Правда, через месяц он сбежал, – хмыкнул Стюарт. – Так вот, эта зверюга делала всякие заостренные прибамбасы из консервных банок. Сгибала их по-разному. Резали они как бритва. Жуть!

– А что сейчас творится на юге Сан-Франциско? – поинтересовался безногий, налегая на весла. – Сто лет на суше не был, не могу.

Он показал на нижнюю часть туловища и продолжил:

– Так и живу на плоту, а приспичит, или там искупаться, тут в днище лючок есть. Эх, найти бы мертвого фока да забрать его тележку. Их еще фокомобилями называют.

– С самым первым фокомелусом я познакомился до войны. Толковый был парень, мог что угодно починить, – Стюарт прикурил суррогатную сигарету, и ноздри ветерана жадно затрепетали. – А на южной стороне теперь сплошная степь. Разбомбили ведь ту часть по самое некуда, камня на камне не осталось, одни поля. Восстанавливать целая морока: домишки там стояли хлипкие, даже фундамента не сохранилось. Ну, фермеры и заняли территорию: выращивают горох, кукурузу, бобы, а один недавно откопал здоровую советскую ракету. Из-за нее и еду. Мне нужны реле, лампы и все прочее для ловушек. – Немного помолчав, он добавил: – Вам бы наш капканчик точно не помешал.

– Для чего? – удивился инвалид. – Питаюсь я рыбой, почему я должен ненавидеть крыс? Наоборот, они мне нравятся.

– Мне тоже, – признался Стюарт, – но надо мыслить объективно и думать о будущем. Если вовремя не принять меры, то в один прекрасный день крысы просто-напросто захватят Америку. Наш гражданский долг – ловить их и уничтожать, особенно самых смышленых, лидеров.

– Вы, торгаши, чего только не скажете, лишь бы продать, – буркнул калека.

– Зря, я от души говорю.

– За то и не люблю вашего брата, что вы сами верите в свое вранье. Даже через миллион лет эволюции крысы разве что прислуживать нам смогут. Послания там передавать, ну и помогать по мелочам. Но чтобы стать опасными… – ветеран с сомнением покачал головой. – И почем ваши капканы?

– Десять долларов серебром, бумажки не принимаем. Мистер Гарди – человек старой закалки, купюры не признает, – засмеялся Стюарт.

– Давайте я лучше расскажу, как крыса совершила настоящий подвиг, – не сдавался безногий. – Лично был свидетелем…

– Давайте не надо, – оборвал его Стюарт, – я все равно останусь при своем мнении.

Оба замолчали. Стюарт наслаждался видом Залива, калека сосредоточенно греб. Стояла дивная погода. Каждый взмах веслами приближал Стюарта к заветной цели. Он представлял, как накупит деталей и привезет их на Сан-Пабло-авеню в мастерскую мистера Гарди неподалеку от разрушенного западного крыла Калифорнийского университета.

– Что курите? – поинтересовался вдруг калека.

– Это-то? – Стюарт покосился на полуистлевший окурок, который уже собрался затушить и спрятать в металлическую коробочку, где их скопилось порядочно. Том Гранди, местный табачник в Южном Беркли, потом скручивал из них новые сигареты. – Импортные, из округа Марин. Называются «Золотая марка», а делает их… – Он выдержал эффектную паузу. – Впрочем, вы наверняка догадались.

– Конечно, знаменитый Эндрю Гилл, – кивнул ветеран. – Я бы купил у вас одну. Плачу десять центов.

– Они по пятнадцать за штуку. Привозные как никак, их доставляют через Блэк-Пойнт, Сирз-Пойнт и по трассе Лукас-Вэлли. В общем, откуда-то из-под Никасио.

– Мне однажды посчастливилось попробовать «Золотую марку», – мечтательно протянул калека. – У пассажира на пароме выпала из кармана сигаретка, а я ее выловил и высушил.

Повинуясь внезапному порыву, Стюарт протянул ему окурок.

– Благослови вас бог, – смущенно пробормотал калека. Он с удвоенной силой заработал веслами, его губы беззвучно шевелились, глаза сияли.

– У меня есть еще, – заверил его Стюарт.

– У вас есть кое-что посерьезней, мистер. Доброта, вот что у вас есть. В наши дни это большая редкость.

Стюарт кивнул, соглашаясь.

Маленькая дочка Келлеров тряслась на медицинской кушетке. Доктор Стокстилл осматривал худенькое тельце девочки, думая о юмористическом шоу, которое видел по телевизору задолго до войны. В шоу испанский чревовещатель выступал с курицей, и та как раз снесла яйцо.

«Вот мой сынок», – гордо объявляет курица.

«Уверены, синьорина? – спрашивает чревовещатель. – Вдруг это дочь?»

А курица с достоинством отвечает:

«Уж я свое дело знаю!»

«Девочка, безусловно, дочь Бонни Келлер, – размышлял доктор, – но не Джорджа Келлера. Уж я свое дело знаю. Интересно, с кем спала Бонни семь лет назад? Ребенка зачали близко к началу войны, но никак не раньше дня, когда упала первая бомба. Не исключено, что как раз в тот день. Ничего себе картинка: на землю летят бомбы, мир находится на грани уничтожения, и только Бонни в своем репертуаре: торопится слиться в оргазме с кем угодно, хоть с первым встречным… и вот результат».

Девочка улыбнулась, и доктор улыбнулся в ответ. Как ни странно, Эди Келлер казалась совершенно нормальной. На первый взгляд, никаких патологий. Чертовски жаль, что нет рентгеновского аппарата! Жаль, потому как…

– Расскажи мне о братике, – попросил Стокстилл.

– Ну, – тихонько сказала малышка, – я постоянно с ним разговариваю, он иногда отвечает, когда не спит, хотя спит почти всегда.

– А сейчас спит?

Помолчав, девочка шепнула:

– Нет.

Доктор приблизился к кушетке.

– Покажи мне точно, где он?

Эди ткнула пальцем в левую часть живота, в область аппендикса. Болело именно там. Когда девочка пожаловалась на боли, Бонни и Джордж всполошились и отвели ее в больницу. О «братике» они слышали и раньше, но считали его обычной детской выдумкой. Несуществующим другом, который составлял дочке компанию. Стокстилл сам поначалу решил так же, ведь у четы Келлеров сына не было, но малышка воспринимала его как настоящего. Якобы они ровесники и, само собой, родились в одно время.

– Почему само собой? – Доктор приступил к осмотру, предварительно отослав родителей в другую комнату. При них Эди стеснялась и на контакт не шла.

– Потому что мы близнецы, – спокойно объяснила она. – Как иначе он оказался бы внутри меня?

Словно та курица, девочка отвечала уверенно и с достоинством, всем видом показывая: я свое дело знаю.

За семь лет, что минули с начала войны, Стокстилл успел насмотреться на мутантов, наблюдал самые невероятные и причудливые типы человеческих особей, что развивались и множились под относительно голубым, но все-таки затянутым дымкой небом, и поэтому удивить его было трудно. Однако дочка Келлеров с братиком в животе представлялась особым случаем. По словам девочки, Билл Келлер поселился в ее утробе семь лет назад. Наслышанный о подобных прецедентах, доктор верил малышке. Будь у него в распоряжении рентгеновский аппарат, он бы увидел крохотное сморщенное существо размером с крольчонка. В принципе, его контуры прощупывались и так… Вот здесь, слева, уплотнение, напоминающее кисту. Так и есть, плод. Головка в нормальном положении, тело целиком в брюшной полости, все конечности на месте. Когда-нибудь Эди умрет, и патологоанатом при вскрытии обнаружит внутри трупа сморщенного старичка, ее братика, слепого, не исключено, что даже с бородой, но ростом не больше того же крольчонка.

Пока большую часть времени Билл спит, а когда просыпается, разговаривает с сестрой. Любопытно, о чем? Что он вообще может рассказывать?

Этот вопрос Стокстилл и задал девочке.

– Конечно, он толком ничего знает, – пожала она плечами, – зато он думает, а я рассказываю, что творится вокруг, держу его в курсе.

– Чем он интересуется?

– Ну… – поразмыслив, произнесла Эди, – ему нравится слушать про еду.

– Про еду? – удивился доктор.

– Да, сам ведь он не ест, но любит, когда я рассказываю, что кушала, причем по многу раз. Он ведь тоже это ест, через меня, правильно? Чтобы жить, надо кушать.

– Верно, – согласился доктор.

– Он очень любит яблоки и апельсины, а еще – слушать истории. Про разные места, города, особенно далекие, вроде Нью-Йорка. Хочу свозить его туда, пускай поглядит. Вернее, я погляжу, а после передам.

– Похоже, ты здорово о нем заботишься! – Стокстилл был глубоко тронут. Юной пациентке происходящее казалось нормальным, она жила так всегда и другой жизни просто не представляла.

– Иногда я боюсь, что он умрет, – вырвалось вдруг у нее.

– Умрет вряд ли, а вот вырасти может, и в один прекрасный день твое тело просто перестанет его вмещать.

– И тогда у меня родится братик? – Ее темные глазищи уставились на доктора.

– Нет, родиться у твоего братика не получится – он лежит неправильно. Чтобы его достать, придется делать операцию… Правда, тогда он погибнет, потому что способен жить только внутри тебя.

«Как паразит», – мысленно добавил Стокстилл.

– Рано об этом волноваться, – продолжил он вслух. – Вот придет срок – поволнуемся… Если вообще придет.

– А мне нравится иметь братика, – вздохнула Эди. – С ним не так одиноко. Даже когда он спит, я его чувствую. Как будто у меня внутри ребеночек. Правда, я не смогу катать его в коляске, пеленать и все такое прочее, зато нам весело общаться. Например, недавно я рассказывала ему о Милдред.

– Милдред? – задумчиво нахмурился доктор. – А кто это?

– Вы не в курсе? – захихикала над его невежеством девочка. – Милдред – это та самая, которая постоянно возвращается к Филипу и портит ему жизнь. Мы каждый день слушаем по «тарелке».

– А, теперь ясно.

Речь шла о транслируемом со спутника романе Моэма. Читал его Уолт Дэнджерфилд, застрявший на орбите космонавт и по совместительству диджей.

«В голове не укладывается, – размышлял доктор, – что тварь, сидящая в кромешном мраке и сырости, питающаяся кровью малышки, паразитирующая на ней, слушает английскую классику… и таким образом проникает в нашу культуру. Пускай своеобразно, но Билл Келлер присутствует в социуме. Интересно, как он понимает книгу? Что думает о героях, о нас? И думает ли вообще?»

Наклонившись, Стокстилл поцеловал девочку в лоб.

– Все, беги. Я хочу побеседовать с твоими родителями, а ты пока почитай. В приемной есть куча самых настоящих довоенных журналов.

При виде доктора Джордж и Бонни Келлеры нервно поднялись, на их лицах читалась откровенная тревога.

– Заходите. – Стокстилл посторонился, пропуская их в кабинет, а после плотно притворил дверь. Он решил не открывать супругам правду ни про дочь, ни про сына. Некоторые вещи лучше не знать.

Возвратившись на берег, Стюарт Макконхи обнаружил, что некто – скорее всего свора ветеранов, обитавших под пристанью, – убил и съел Эдварда Принца Уэльского. От коня остались лишь скелет, копыта и голова. Одним словом, бесполезная груда костей. Дорогая оказалась поездочка, а главное – бессмысленная. Он опоздал. Фермер уже спустил по дешевке всю электронную начинку советской ракеты.

Конечно, лошадь мистер Гарди даст новую, только Стюарт успел сильно привязаться к Эдварду. И потом, нельзя убивать лошадей ради пропитания, ведь сейчас без них никуда. Когда в результате массовой вырубки лесов закончилась почти вся древесина, благополучно сгорев в двигателях газогенераторных автомобилей и печах стылых подвалов, конный транспорт сделался основным средством передвижения. Кроме того, лошади использовались и для восстановительных работ, будучи единственным источником энергии в отсутствие электричества. Нелепость расправы над Эдвардом привела Стюарта в ярость. Варварство, чистой воды варварство! Боялись этого, боялись и все-таки докатились! Разгул анархии средь бела дня буквально в центре города. Совсем озверели, прямо как азиаты.

Он медленно двинулся по направлению к Сан-Пабло авеню. Заходящее солнце окрасило небо в насыщенный багрово-алый цвет – очередное следствие Катастрофы, которое давно перестали замечать. Вот и Стюарт не обратил на закат ни малейшего внимания. «Может, пора менять специализацию? – угрюмо размышлял он. – Продавая ловушки, на кусок хлеба заработаешь, а на масло уже нет. Плюс никакого карьерного роста. Да и откуда ему взяться в таком бизнесе?»

Утрата коня подействовала на Стюарта удручающе. Рассеянно глядя под ноги, он брел по заросшей травой дорожке мимо лежащих в руинах фабрик. Из логова на пустыре уставилась пара жадно горящих глаз. Не разобрать, что за зверюга. Хотя какая разница? Освежевать бы ее, а мясо потом съесть.

Эти руины, блеклое, словно выцветшее небо… и голодные глаза, следящие за каждым его движением. Зверь явно ждал удобного момента, чтобы атаковать. Стюарт запустил обломком булыжника в причудливую конструкцию логова, сложенную из органического и неорганического материала и кое-где проклеенную непонятной белой субстанцией. Похоже, тварь ухитрилась переработать в клей мусор. Умно, ничего не скажешь. А впрочем, ему-то что?

«Я и сам теперь другой. Котелок соображает куда лучше, чем раньше. Сдавайся, зверюга, я тебе не по зубам… Впрочем, умный – не умный, а толку ноль. Как был мелкой сошкой, так и остался. До Катастрофы, будь она трижды проклята, продавал телевизоры, сейчас – электронные капканы. Ну и в чем разница? Поменял шило на мыло. Да ладно, чего уж там – качусь по наклонной».

«Итак, подведем итог, – опомнился Стюарт. – Весь день насмарку, через два часа стемнеет, и я потопаю спать в подвальную комнатушку, обитую кошачьими шкурками, которую снимаю у мистера Гарди за доллар серебром в месяц. Есть вариант растопить немного жира для лампы и почитать книжку, вернее, часть книжки – целых-то у меня нет. Или можно посидеть с семейством Гарди и послушать вечерний эфир со спутника».

Как раз вчера он отправил Дэнджерфилду заявку через передатчик на побережье Западного Ричмонда и попросил поставить популярную во времена его детства песню под названием «Танцы до упаду». Правда, не факт, что среди многочисленных записей Дэнджерфилда такая найдется, тогда ждать трансляции нет смысла.

Напевая этот мотив, Стюарт чувствовал, как дрожит голос. Песня напомнила о старом мире, безжалостно уничтоженном войной. Старый мир исчез, появился новый, в котором крыса играет на флейте. Нет, уже не играет, погибла, раздавлена в лепешку.

Только «Танцы до упаду» ей нипочем не сыграть, даже через миллионы лет на высшей стадии крысиной эволюции. Эта музыка практически священна, как и прошлое, где нет места мутантам и хитроумному зверью, потому что оно принадлежит настоящим людям.

Размышляя так, Стюарт не заметил, как очутился на Сан-Пауло авеню с ее многочисленными магазинчиками и лавчонками, торгующими всем подряд, начиная от вешалок и заканчивая сеном. Над одной из лавочек виднелась вывеска «Гомеостатические ловушки Гарди». Стюарт поспешил туда.

Услышав хлопанье входной двери, мистер Гарди, трудившийся в дальней части мастерской, поднял взгляд от верстака. В помещении горела белым светом дуговая лампа, повсюду лежали груды электронных деталей, привезенных из разных концов Северной Калифорнии. Большая часть пришла из Ливермора. Там у мистера Гарди были высокопоставленные друзья, которые разрешали ему производить раскопки в запретных зонах.

До войны Дин Гарди работал инженером на крупной радиостанции. Это был худощавый сдержанный человек в годах, одетый в свитер и неизменный галстук, хотя галстуки теперь считались редкостью.

– Мою лошадь съели, – сообщил Стюарт, усаживаясь напротив.

Из-за занавески, отделяющей мастерскую от кухни, показалась Элла Гарди, супруга изобретателя.

– Ты оставил Эдварда без присмотра? – не поверила она.

– Да. Решил, что в центре Окленда безопасно. И потом, пристань патрулировал чиновник, и он должен был…

– Такое случается сплошь и рядом, – устало произнес Дин Гарди. – Проклятые выродки эти ветераны. Их под пристанью сотни обретаются. Взорвать бы всех цианидной бомбой к чертям собачьим. А с машиной что? Там оставил?

– Да, – понуро пробормотал Стюарт, – извините.

– Ладно, забудь. В Оринде полно лошадей. Детали купил?

– Не срослось, все разобрали. Привез только это. – Стюарт вытащил из кармана пригоршню транзисторов. – Фермер их не заметил, ну я и позаимствовал тихонько. Надеюсь, хоть на что-то сгодятся. – Он высыпал транзисторы на верстак. – Небогатый улов, надо признать.

Настроение у него испортилось окончательно.

Элла молча скрылась за занавеской.

– Поужинаешь с нами? – Гарди выключил лампу и снял очки.

– Не знаю, – помотал головой Стюарт, – чувствую себя как-то странно. – Он встал и принялся бродить взад-вперед. – На той стороне Залива я видел нечто невероятное. Раньше слышал, правда, но не верил. Водятся там твари вроде летучих мышей, но не мыши. Очень смахивают на куниц – туловище длинное, башка огромная. Зовутся смотрушками, потому что любят подглядывать в окна.

– Это белки. – Гарди откинулся на спинку стула и ослабил галстук. – Мутировавший вид из парка «Золотые ворота». Я даже подумывал приспособить их под какое-нибудь дело, к примеру, почту передавать… В целом зверушки выносливые – милю спокойно пролетают, или планируют, или чего они там делают, только дикие совсем. Пробовал поймать одну – бесполезное занятие. – Он продемонстрировал глубокий шрам на большом пальце правой руки. – Подарок от смотрушки.

– Мне сказали, что у них вкусное мясо, типа куриного. В Сан-Франциско на каждом углу торгуют жареными смотрушками. Свеженькие, горячие и стоят четвертак.

– Не вздумай пробовать, – предупредил Гарди, – они насквозь токсичные, потому что питаются всякой отравой.

– Не могу жить в городе, хочу уехать куда подальше, – выпалил вдруг Стюарт.

Смело встретив взгляд изобретателя, он продолжал:

– Здесь царит неимоверная жестокость. Нет, я прекрасно понимаю, жестокость царит повсюду, да и заработка в глухомани днем с огнем не сыщешь… Кстати, вы пробовали продавать ловушки сельским жителям?

– Пустая затея, – отмахнулся Гарди. – Добыча для наших капканов обитает исключительно в городах, среди руин. Глупость ты затеял, дружок, большую глупость. Вернись с небес на землю. Глушь стерильна, туда не проникает поток идей. Тишь да гладь. Засядешь там, превратишься в закоренелого фермера, у которого из удовольствий – только послушать передачу по «тарелке».

– А я бы рискнул, – не унимался Стюарт. – Можно взять партию ловушек и попытаться сбыть, скажем, в Напе или Сономе. Если не за деньги, то за вино. В тех краях сплошь виноделы, не отвыкли еще со старых времен.

– Только пить эту бурду невозможно. Почва уже не та, – покачал головой Гарди. – Пойло получается на редкость мерзкое.

– Народ пьет, и ничего. Сам видел, как вино бочками доставляют на газогенераторных грузовиках. Значит, спрос есть.

– На безрыбье и рак рыба, – хмыкнул Гарди. – А знаешь, у кого можно раздобыть настоящее спиртное? – добавил он, хитро прищурившись. – Правда, непонятно, то ли там довоенный запас, то ли качественная подделка.

– В районе Залива – ни у кого, – уверенно отвечал Стюарт.

– Ошибаешься, – возразил Гарди. – Алкоголем приторговывает наш знаменитый Эндрю Гилл. Впрочем, бутылок у него не ахти сколько. Лично я видел единственную литрушку бренди, даже глотнул из нее… – Он облизнул губы. – Тебе бы точно понравилось.

– И почем? – нервно сглотнул Стюарт.

– Лучше не спрашивай.

«Любопытно, какой из себя этот Гилл?» – подумал Стюарт. Ему рисовался образ бородатого гиганта с роскошной шевелюрой и моноклем, который расхаживает в дорогом костюме-тройке, опираясь на трость с серебряным набалдашником.

– Открою еще один секрет, – заговорщицки шепнул Гарди, – помимо всего прочего Гилл продает пикантные постеры с девочками.

– Невероятно, – ахнул Стюарт, пытаясь обуздать разыгравшееся воображение. – В жизни не поверю!

– Святая правда! Самые настоящие довоенные календари с красотками, начиная с пятидесятого года. Цена, конечно, заоблачная. Я слыхал, что за номер «Плейбоя» Гилл выручил ни много ни мало тысячу долларов серебром. – Гарди замолчал, мечтательно глядя в пространство.

– Когда упала первая бомба, я работал продавцом в «Современных телеуслугах» и у нас в мастерской было полно таких календарей. Взрыв все уничтожил… Но только представьте, – воодушевился Стюарт, – человек бродит по руинам и натыкается на целый склад с календарями. И вот он уже миллионер, скупает недвижимость и постепенно прибирает к рукам всю страну!

– Вполне возможно, – согласился Гарди.

– Я о том, что это золотая жила. Сейчас календари с девочками печатают разве что на Востоке, в Токио, но по качеству они не идут ни в какое сравнение с прежними.

– Видал я такие – жуткая похабщина, – брезгливо протянул Гарди. – Искусство фотографии кануло в небытие. Исчезло, растворилось и вряд ли вернется.

– Здесь причина еще и в самих моделях, – добавил Стюарт. – Красотки давно перевелись, остались беззубые дистрофички. Кому охота любоваться девушкой, если она костлявая, в ожогах и без зубов?

– Нормальные девушки должны хоть где-то, да остаться, – рассудил Гарди. – Может, в Швеции, Норвегии, на Соломоновых островах… В общем, бог весть где. Моряки так и рассказывали, а уж они в курсе. США, Европа, Россия и Китай сразу отпадают – там бабахнуло будь здоров.

– А если их разыскать и предложить войти в долю? – с надеждой спросил Стюарт.

– Нет ни пленки, ни реагентов для проявки, – поразмыслив, ответил Гарди. – И камер хороших не сохранилось. Кроме всего, мы не потянем массовое производство. Ну, напечатаем пару экземпляров, а толку?..

– А если удастся найти довоенный тип девушки? Без ожогов, с хорошими зубами. Тогда…

– Хочешь зарабатывать? Я подскажу как. Есть отличная идейка – иголки для швейных машин. Цену устанавливаешь на свое усмотрение.

Возбужденно жестикулируя, Стюарт забегал по комнате.

– Впервые у меня наклевывается крупное дело. Впервые! Надоело торговать. Я устал, хватит! Вначале алюминиевые горшки и сковородки, потом энциклопедии, телевизоры, сейчас – электронные капканы. Нет, капканы – вещь отличная, расходится на ура, только я хочу идти дальше. Не сочтите за оскорбление, но человек должен развиваться. Ты либо растешь, либо деградируешь. Третьего не дано. Война притормозила наше развитие, спустя десять лет я топчусь на том же месте.

Гарди почесал в затылке.

– Ну и какие у тебя планы?

– Можно попробовать вырастить мутированный картофель, чтобы его хватило на всех.

– То бишь один здоровущий клубень?

– Зачем клубень? Отдельный сорт. А в помощники взять толкового агронома вроде Лютера Бурбэнка. Растения ведь мутировали не меньше животных и людей. Надо лишь использовать это с выгодой.

– Гляди, вдруг попадется говорящая фасоль, – улыбнулся Гарди.

– Я вообще-то серьезно, – пробормотал Стюарт.

Их взгляды встретились. Несколько мгновений стояла тишина.

– Я делаю благое дело, – нарушил молчание Гарди. – Ловушки защищают людей от опасных тварей, а твои идеи – сплошное ребячество. Не нарезай ты круги по Сан-Франциско, и конь был бы цел…

– Ужин готов, – объявила Элла Гарди, появляясь из-за занавески. – Идите к столу, пока все горячее. Сегодня будет запеченная голова трески с рисом. Три часа простояла в очереди в рыбном отделе на Восточном побережье.

– Поужинаешь с нами? – снова предложил Гарди, вставая.

При мысли о запеченной рыбе у Стюарта потекли слюни. Не в силах отказаться, он молча кивнул и посеменил за четой Гарди на кухню.

Неожиданно трансляция со спутника прервалась, и Харрингтон-Попрыгунчик, фокомелус из Вест-Марина, принялся развлекать жителей городка, мастерски имитируя Уолта Дэнджерфилда, который плохо себя чувствовал и сегодня с трудом вел эфир. В разгар шоу в зале появилось семейство Келлеров. Фока новые зрители только радовали. Чем больше аудитория, тем лучше. Однако в этот раз вместо радости возникла тревога. Слишком уж пристально на него таращилась дочка Келлеров. И взгляд у нее был какой – то странный… Попрыгунчик резко прервал выступление.

– Чего замолк! Продолжай! – потребовал Кас Стоун.

– Давай еще разок про «Кул-Эйд», – попросила миссис Толман, – ту песенку из рекламы с близняшками.

– «Кул-Эйд», «Кул-Эйд», избавит вас от разных бед, – пропел фок и снова замолчал. – Дамы и господа, думаю, на сегодня хватит.

В зале повисла гробовая тишина.

– Мой братик говорит, что мистер Дэнджерфилд сейчас на связи, – раздался голос девочки.

– Все верно, – захихикал Попрыгунчик.

– Тогда почему он не читает? – спросила Эди. – Опять заболел, или мы поздно пришли?

– Как читал, так и читает. Достал уже, – скривился Эрл Колвиг. – Надоело слушать эту нудятину. Попрыгунчик круче! Такое шоу устроил, молодчина!

– Покажи, как ты двигаешь монетку без помощи рук, – вставила Джун Рауб. – Ребенку точно понравится.

– Фокус с монеткой на бис! – выкрикнул фармацевт. – Трюк высший класс, мы тоже с удовольствием поглядим.

Он вскочил со стула, загородив обзор тем, кто сидел позади.

– Мой братик хочет послушать продолжение романа, – тихо, но твердо произнесла девочка. – Он здесь ради этого.

– Успокойся, – шикнула на нее мать.

«Братик? Что за дурь! У Келлеров сына нет», – подумал Попрыгунчик и громко рассмеялся.

– Значит, братик требует Моэма? – Фок подкатил на тележке прямиком к Эди. – Могу почитать. Изображу и Филипа, и Милдред и всех-всех-всех, включая Дэнджерфилда. Кстати, его приходится изображать частенько. Вот сегодня, например. Поэтому твой братик и решил, что тот в комнате, но на самом деле это был не он, а я. Верно говорю, ребята? – Он повернулся к зрителям. – Ведь это я был?

– Ты, приятель, ты! – поддержал Орион Страуд. – Кто же еще?

Остальные согласно закивали.

– У тебя нет никакого братика, малышка, – паясничал Попрыгунчик. – А если его не существует, как ты узнала, чего он хочет?

Его буквально распирало от смеха.

– Дай мне на него посмотреть и послушать заодно, а я забабахаю пародию.

– Ого! Отличная идея! – захохотал Кас Стоун.

– Мы в предвкушении, – добавил Колвиг.

– Пусть скажет хоть словечко, – кривлялся фок, – уж за мной-то дело не станет. Ну, я жду.

Он непринужденно развалился на тележке.

– Хватит! – Бонни Келлер даже покраснела от злости. – Оставь мою дочь в покое!

– Наклонитесь поближе, – зловеще поманила девочка.

Дурашливо скалясь, фок повиновался.

«Господи боже, Харрингтон! Как ты починил проигрыватель? Объясни, как именно тебе это удалось». Зазвучавший в его подсознании голос казался неотрывно связанным с его собственным «я».

Попрыгунчик взвизгнул от страха.

Перепуганная публика повскакивала с мест.

– Это был Джим Фергюссон, – растерянно пробормотал фок, – мой давно покойный работодатель.

– Убедились? – спокойно поинтересовалась Эди. – Если мало, братик поговорит с вами еще. Билл не против.

«Вместо того чтобы заменить пружину, ты ее… э-э… вылечил», – продолжил голос.

Попрыгунчик развернул тележку и помчался в противоположный конец комнаты, подальше от Келлеров. Тяжело дыша, с бешено колотящимся сердцем, он забился в угол и злобно посмотрел на девочку. Та выдержала взгляд.

– Страшно? – издевательски улыбнулась она. – Сами виноваты, не надо было меня дразнить. Билл рассердился и отомстил.

– В чем дело, старина? – Джордж Келлер приблизился к фоку.

– Ни в чем, – буркнул он, – и вообще, не пора ли послушать Моэма?

Фок протянул механическую руку к приемнику и включил громкость.

«Теперь вы с братцем на пару можете получить что угодно, – думал он. – Стоит только захотеть – и пожалуйста. Сколько ты обретаешься там? Семь лет? Всего? А кажется, что целую вечность. Ты словно существовал всегда и сейчас говорил со мной, весь такой дряхлый, сморщенный. Эдакая опухоль с человеческим лицом и длинной седой бородой, мягкой как пух. Клянусь, я поверил, что это Фергюссон там, внутри девчонки. Еще прикидывал, сможет ли он вылезти».

«Ты здорово его напугал, – обратилась к брату Эди. – Расскажешь как?»

«Я прикинулся человеком, с которым он был знаком и который умер много лет назад», – ответил Билл.

«Вот это да! – восхитилась девочка. – А дальше что? Больше не будешь его пугать?»

«Начнет плохо себя вести, буду».

«Откуда ты знаешь покойника, которым прикинулся?»

«Ну… – замялся Билл, – я ведь тоже мертвец, не забыла?»

Его хихиканье дрожью отозвалось в ее теле.

«Никакой ты не мертвец, – рассердилась Эди. – Ты и я, мы оба живы, поэтому перестань такое говорить. Мне жутко неприятно».

«Прости, я просто пошутил. Эх, жаль я не видел его физиономию… Опиши, как она выглядела?»

«Хуже не придумаешь! Глаза выпучились, как у жабы».

«Почему я не могу родиться нормально? – захныкал он. – Обидно торчать здесь, в темноте. Неужели никак нельзя меня родить? Допустим не сейчас, а попозже…»

«Доктор Стокстилл сказал, что нет».

«Наверняка у меня получится его переубедить. Стоит только захотеть».

«Ты хвастун, – рассердилась Эди, – и ничего не умеешь, кроме как спать, болтать с мертвецами и прикидываться непонятно кем. Тоже мне!»

Билл молчал.

«Станешь вредничать, проглочу отраву и убью тебя, – пригрозила она. – Честное слово».

Опять тишина.

Девочка совсем отчаялась.

«А если тебе и впрямь лучше умереть? – рассуждала она, чтобы хоть немного успокоиться. – А мне, значит, придется носить в животе покойника? Нет, это неправильно и мерзко».

«Не волнуйся, – вдруг сказал Билл. – Я умный, сумею о себе позаботиться. И тебя защищу. Кстати, общаться с мертвыми очень здорово. У меня всегда полным-полно интересных собеседников. Даже во сне слышу, как они бормочут. Да и тут их целая толпа».

«Где тут?» – не поняла Эди.

«У нас под ногами, в земле».

«Фу!»

«Они там, не сомневайся. Все мы там будем. Мама, папа, другие люди. Вот увидишь».

«Ничего не желаю видеть. И вообще, сиди тихо. Не мешай слушать, как мистер Дэнджерфилд читает».

Эндрю Гилл скручивал очередную сигарету, когда на фабрике в сопровождении незнакомца появился Попрыгунчик-Харрингтон, которого табачник не переваривал. Ощущая смутную тревогу, Гилл отложил папиросную бумагу и встал. Сидящие чуть поодаль на скамье работники как ни в чем ни бывало продолжали набивать бумажные палочки табаком.

В одном лишь табачном цеху трудились восемь человек. В цеху по производству бренди – двенадцать. Эндрю Гилл слыл крупнейшим предпринимателем в Вест-Марине. Его товары продавались на территории всей Северной Калифорнии, а сигареты даже далеко за ее пределами, вплоть до Восточного побережья.

– В чем дело? – спросил Гилл, преграждая дорогу фокомобилю.

– П-простите за беспокойство, м-мистер Гилл, – от волнения Попрыгунчик стал заикаться, – вот этот человек хотел встретиться с вами. Он бизнесмен из Окленда. Очень солидный. Верно, Стюарт? – обратился он к спутнику.

Тот выступил вперед, протягивая руку для приветствия.

– Добрый день, я представляю компанию по изготовлению гомеостатических ловушек для мелких хищников «Гарди корпорэйшн», Беркли, штат Калифорния. У нас имеется предложение, которое позволит вам утроить прибыли в шестимесячный срок.

Стараясь не засмеяться, Гилл сдержанно кивнул.

– Понимаю. Все это очень любопытно, мистер… – Он вопросительно глянул на фока.

– М-мистер Стюарт Макконхи. Мы были знакомы до войны, потом долго не виделись. Столкнулись чисто случайно.

– Глава компании, мистер Гарди, уполномочил меня в подробностях описать вам совершенно новое, полностью автоматизированное устройство для производства сигарет. «Гарди корпорэйшн» хорошо известно, что в данный момент сигареты скручивают по старинке. Вручную. – Стюарт мотнул головой в сторону рабочих. – Метод, безусловно, устаревший. Ваша «Золотая марка» славится своим непревзойденным качеством…

– И надеюсь, будет славиться и впредь, – осторожно заметил Гилл.

– Мистер Гилл, поверьте, наше устройство скажется исключительно на количестве, никак не на качестве. Более того…

– Извините, – перебил табачник, – здесь не самое удачное место для переговоров. – Он покосился на Попрыгунчика, который успел подъехать совсем близко и теперь сидел, развесив уши. Заметив направленный на него взгляд, фок покраснел и принялся разворачивать тележку.

– Удаляюсь, – буркнул он, – все равно неинтересно. До свидания.

Выкатился наружу и скрылся за поворотом.

– Наш умелец, – вздохнул Гилл, – устранит любую поломку. Настоящий кудесник этот Попрыгунчик-Харрингтон. И это при том, что безрукий.

Макконхи немного побродил по фабрике, понаблюдал, как скручивают сигареты, и, наконец, произнес:

– Отлично вы все здесь устроили, мистер Гилл. Пользуясь случаем, хочу выразить свое восхищение. Ваша продукция, вне всяких сомнений, первая на внутреннем рынке.

«Семь лет не слыхал ничего подобного! – удивился про себя Гилл. – Думал, что и не услышу никогда. Мир сильно изменился, и не в лучшую сторону, а этот Макконхи остался прежним».

Воспоминания о прошлом, навеянные лестью торгового агента, привели его в отличное расположение духа. Определенно, Стюарт Макконхи замечательный парень.

– Спасибо, – искренне поблагодарил он. – Похоже, прошлое не потеряно безвозвратно. Если сохранились старые нормы и традиции, то мир потихоньку возрождается. – Угостить вас кофе? – предложил табачник. – Заодно расскажете о вашем чудном автоматизированном устройстве.

– Имеете в виду настоящий кофе? – не поверил Стюарт. На секунду из-под непроницаемой улыбчивой маски выглянула неприкрытая алчность.

– Суррогат, но весьма неплохой, не бурда, что продают в так называемых кофейнях. Уверен, вы оцените. – Гилл пошел за чайником.

– Побывать здесь – моя заветная мечта. Добирался неделю, а мечтал с тех самых пор, как впервые попробовал «Золотую марку». Ваша фабрика – это… – сунув руки в карманы, Стюарт кружил по помещению, пытаясь подобрать нужные слова, – это оплот цивилизации в абсолютно диком мире. Здесь не царит хаос, как в городе. Попробуй оставить без присмотра лошадь – собственно, я и попробовал, оставил коня на переправе через Залив, а когда вернулся, обнаружил один скелет. Вот почему люди стремятся сбежать оттуда куда глаза глядят.

– Знакомая история, – посочувствовал Гилл. – Из-за огромного количества бездомных и бродяг жить в городе действительно страшно.

– Я любил того коня, – грустно признался Стюарт.

– Впрочем, и в глубинке животных гибнет предостаточно, – возразил Гилл. – Во время бомбежки были изувечены тысячи овец и коров. Но это ерунда по сравнению с человеческими жертвами в крупных городах. После Катастрофы вам наверняка довелось насмотреться на людские страдания.

– А как иначе, – пожал плечами Макконхи. – Даже сейчас в дрожь бросает при виде мутантов вроде Харрингтона, хотя он стал таким задолго до сами понимаете чего. Мы вместе работали в «Современных телеуслугах», и там считали, что Попрыгунчика сгубила наркота. Если конкретней, то талидомид.

– Какие ловушки вы делаете? – сменил тему Гилл.

– Гомеостатические, или автономные. В отличие от пассивных, они самостоятельно обнаруживают объект – крысу, собаку, кошку, – преследуют его в канализационных трубах системы водоснабжения Беркли и Окленда, убивают, потом находят новую цель и так далее, пока батарейка не сядет. Ну или пока какая-нибудь хитроумная тварь ее не испортит. Среди хищников попадаются уникальные экземпляры, способные вывести из строя даже самый совершенный капкан. К счастью, таких немного.

– Впечатляет.

– Что касается нашего предложения…

– Дружище, – перебил табачник, – вы мне очень симпатичны, но есть одна проблема. Мне не на что приобрести вашу машину. Кроме того, я одиночка, делить бизнес с партнером не намерен, а посему не тратьте зря время, – закончил он с улыбкой.

– Постойте! – заволновался Стюарт. – Должен ведь быть другой выход. Допустим, мы предоставим наше изобретение в обмен на энное число сигарет сорта «Золотая марка». То есть в течение энного количества недель вы поставляете энное количество пачек, – говорил он с возрастающим энтузиазмом. – Возможно, «Гарди корпорэйшн» станет единственным официальным дистрибьютором вашей табачной продукции, откроет филиалы по всей Калифорнии. Что скажете?

– Весьма и весьма любопытно. Тем более, что сам я ничего в продажах не смыслю. О филиалах подумываю давно. Сложно торговать, когда фабрика так далеко от населенных пунктов. В свое время я даже переезжать собирался, однако потом бросил эту затею. Города погрязли в воровстве и вандализме, неохота туда возвращаться. Мой дом здесь.

Он умолчал о Бонни Келлер – подлинной причине своего затворничества в Вест-Марине. Они расстались семь лет назад, но с каждым годом он тосковал все сильнее и в глубине души надеялся ее вернуть. Бонни успела сменить множество любовников, всегда быстро разочаровывалась, а сейчас воспитывала его ребенка. Гилл нисколько не сомневался, что именно он отец Эди Келлер.

– Раз вы явились из большого мира, может, просветите бедного крестьянина о последних событиях? – повернулся он к Стюарту. – Что новенького творится? Я уже перестал включать радио, хотя сигнал со спутника прекрасный. Этот диджей утомил своей музыкой и болтовней, а уж его бесконечные чтения…

Оба расхохотались.

– Ладно, постараюсь удовлетворить ваше любопытство. – Стюарт отхлебнул кофе. – Где-то в Детройте собирают автомобиль. Кузов из фанеры, зато керосиновый двигатель.

– А керосин они где планируют брать? – ухмыльнулся Гилл. – И вообще, прежде чем собирать такие автомобили, неплохо бы запустить как минимум парочку нефтеперерабатывающих заводов, и дороги отремонтировать не помешает.

– Совсем забыл! Правительство планирует в нынешнем году открыть Сороковой маршрут через Скалистые горы. Впервые после войны.

– Прекрасная новость! Если бы не вы, сроду не узнал бы!

– А телефонная компания…

– Один момент, приятель. Как насчет капнуть бренди в кофеек? – Гилл поднялся из-за стола. – Бьюсь об заклад, вы давненько такого не пробовали.

– Угадали, – пробормотал Стюарт, завороженно глядя на квадратную бутылку.

– Пятизвездочный бренди Гилла из долины Сонома. Сам готовлю. – Он плеснул скромную порцию напитка Стюарту в чашку.

– У меня для вас тоже кое-что приготовлено. – Макконхи достал из кармана нечто плоское и сложенное, аккуратно распрямил и протянул хозяину конверт.

«Почтовая служба Нью-Йорка», – значилось на штемпеле.

– Пришло моему боссу аж с Восточного побережья, – пояснил Стюарт. – Общее время в пути всего четыре недели. Спасибо правительству Шайенны, военным, они организовали. Письма доставляются поочередно на дирижаблях, грузовиках и телегах. Только под конец курьером.

– Святые угодники! – воскликнул Гилл и налил себе бренди.

Билл Келлер ощутил рядом с собой присутствие какого-то существа – то ли слизняка, то ли улитки – и немедленно проник в него. Расчет не оправдался. Тварь оказалась слепой и глухой. Соответственно, Билл тоже ослеп и оглох, сохранив лишь способность перемещаться. В панике он принялся звать сестру.

– Что ты натворила?! Выпусти меня. Хочу обратно!

«Она нарочно это сделала, нарочно, – твердил он про себя и настойчиво полз вперед. – Только бы отыскать ее».

Надо выбираться отсюда, точнее, выкарабкиваться, но разве выкарабкаешься без конечностей? А если и повезет, то куда деваться потом?

Несмотря на все рассуждения и доводы, Билл Келлер продолжал ползти вверх.

«Как называются эти яркие огоньки в небе? – вспоминал он, не прекращая своего занятия. – Они еще светят по ночам… Смогу я увидеть их без глаз? Нет, вряд ли».

Он карабкался, соскальзывал вниз и начинал заново, по максимуму используя единственный доступный сейчас рефлекс.

Высоко в небе спутник мчал по орбите неподвижно сидящего Уолта Дэнджерфилда. Обхватив голову руками, космонавт полностью отдался жгучей боли, которая терзала его изо дня в день. «Сколько мне суждено торчать здесь? Когда я, наконец, умру?» – спрашивал он себя.

Ответа не было.

Эди Келлер с трепетом наблюдала за ползущим по земле червяком. Как-никак в нем теперь братик.

Внутри девочки сохранилась тоненькая нить, связывающая ее с Биллом. «Бум-бум-бум», – чуть слышно раздавалось в желудке. Братик слал примитивный сигнал, понятный лишь ему самому.

– Прочь из меня, червячок, прочь. Убирайся, – захихикала она. Интересно, что думает червяк о незваном госте? Удивился наверняка не меньше, чем Билл.

«Послежу-ка за ним, – решила малышка, наблюдая за передвижением червя. – Вдруг заблудится?»

– Билл, – Эди наклонилась совсем близко, – ты такой забавный. Длинный и красненький, представляешь?

Ой, надо было пересадить его в человеческое тело! И почему она сразу не догадалась! В мальчика какого-нибудь. Тогда у нее появился бы настоящий братик и партнер по играм.

Так, какие есть кандидатуры? Одноклассники? Взрослые? Мистер Барнс, новый учитель? Или…

Ну конечно! Попрыгунчик-Харрингтон. Билла он страшно боится.

Она нагнулась и посадила червяка на ладонь.

– Билл, у меня отличная идея! Слушай внимательно. – Она прижала руку к уплотнению в животе. – Возвращайся обратно, в таком виде ты мне не нравишься.

– Ненавижу тебя, – надрывался он, – никогда не прощу! Лишила меня зрения и слуха, еще и ползать заставила.

– Ну извини. – Девочка принялась раскачиваться на пятках, не выпуская из рук ненужного уже червяка. – Лучше скажи, как тебе идея? Мне идти к Попрыгунчику? Если получится, у тебя будут уши и глаза, все по-настоящему.

– Мне страшно.

– А я хочу, – Эди не переставала раскачиваться. – Соглашайся, а? Ради ушей и прочего.

Билл молчал, временно отстранившись от мира живых.

«Опять болтает с мертвяками, – рассердилась девочка. – На что они ему сдались? Трухлявые зануды. Ни поиграть с ними, ничего! Разве что посоветоваться… Только пустое это занятие. Я хозяйка, мне и решать!»

В пижаме и тапочках она побежала по тропинке туда, где стоял дом Попрыгунчика-Харрингтона.

– Если действительно этого хочешь, лучше поспеши, – предупредил Билл. – Он в курсе. Мертвые говорят, мы в большой опасности. Подберись поближе, а я притворюсь покойником и напугаю его. Он их жутко боится. Это как много-много злых пап с ремнем…

– Тихо, я думаю.

В темноте она сбилась с пути. Тяжело дыша, пыталась сориентироваться по тусклому свету месяца.

Налево и с холма вниз. Только бы не упасть. У него чуткий слух – сразу проснется.

Осторожно ступая скользкими подошвами, Эди подкрадывалась к намеченной цели.

– Давай напугаем его до полусмерти? – Билл никак не мог угомониться. – Когда будем на месте, я выпущу в эфир настоящего покойника. Тебе это вряд ли придется по вкусу… Неприятно, когда мертвый человек внутри, но пару минут потерпишь. Зато с фоком побеседуют напрямую и…

– Замолчи! – жалобно попросила Эди.

До ярко освещенного домика Попрыгунчика оставалось всего ничего.

– Не шуми, ради бога.

– Погоди, я не объяснил суть. Когда…

Вдруг все стихло. Опухоль в боку исчезла. Братик тоже.

– Билл? – с надеждой промолвила она.

Перед ней возникла странная сущность с длинными, волочащимися по земле волосами. Это нечто взмыло в воздух и оказалось на уровне лица девочки. Она успела рассмотреть круглую, как бейсбольный мяч, голову с крошечными пустыми глазками и зияющим ртом. Собственно, рассматривать больше было нечего. В ночи парила одна голова без туловища. Испустив жуткий крик и тряся седыми патлами, чудовище полетело вверх, в неизведанное доселе пространство.

– Билл, – захныкала девочка, – Попрыгунчик вытащил тебя наружу и заставляет уйти. Не надо, вернись.

Она плакала, понимая, что ждет напрасно. Вне ее тела он погибнет, как предупреждал доктор Стокстилл. А виноват Попрыгунчик, это он обрек Билла на верную смерть.

«Я ведь просила, не шуми. Ты не послушался, и вот результат».

Эди задрала голову. В чернильном небе мелькнули неясные очертания шарика, за которым волочилось что-то вроде длинного хвоста. А может, ей вообще показалось…

Она осталась одна.

«Как жить дальше? Все кончилось…» Зажмурившись, девочка, спотыкаясь, шла обратно домой, в постель. Живот слегка побаливал, как после операции.

«Почему, ну почему ты не захотел сидеть тихо! Тогда бы он нас не услышал. Говорила же я, говорила!»

Паря в атмосфере, Билл Келлер толком ничего не видел и не слышал, зато чувствовал деревья, животных, а еще – странное давление. Неведомая сила влекла его вверх, но он помнил заготовленную пародию и произнес ее вслух. На холодном воздухе голос получался писклявым.

«Это дело поправимое. Дубль два!»

– За свои грехи ты заплатил страшную цену, – повторил он, на сей раз как следует. Отголоски слов приятной музыкой зазвучали в ушах.

Наконец, давление исчезло. Билл взмыл в облака, а после камнем упал вниз. В опасной близости до земли выровнялся и вновь полетел к звездам. Ныряя и кувыркаясь в воздухе, он очутился прямо над хибарой фока.

– Такова воля божья, – пропищал он. – Я со всей ответственностью заявляю, что пора прекратить испытания ядерной бомбы. Надо срочно написать президенту Кеннеди.

«Кто такой президент Кеннеди? Человек, наверное».

Билл вглядывался в сумеречные дубы, надеясь обнаружить таинственного Кеннеди, но видел лишь зверей и букашек. Бесшумно взмахивая пестро-коричневыми крыльями, из рощи появилась большая птица со страшным клювом и глазами-плошками. Билл испуганно завопил, когда птица взяла курс прямо на него.

При виде добычи из страшного клюва вырвался леденящий кровь крик.

– Вы все немедленно пишите письма протеста! – верещал Билл, рассекая холодный ночной воздух.

Немигающие глаза птицы не оставляли его ни на секунду.

Последовала стремительная атака, лязгнул страшный клюв, и Билл Келлер, слепой и глухой, попал внутрь совы. Да, недолго он наслаждался ушами и глазами…

Громко ухая, сова кружила над кронами дубов.

– Слышишь меня? – позвал Билл.

Может, слышит, а может, и нет. Обычная глупая птица, чего от нее требовать. Каково будет жить здесь? Приспособится ли он? Пока непривычно. Из соседей – дохлые мыши и какая-то неугомонная тварь, которая помирать не желает, и елозит, и елозит. Сове хоть бы хны – как летала, так и летает…

– Ниже, – приказал он сове, глазами-плошками различая кроны дубов и чуть ли не каждый листик – настолько хорошим было зрение. Среди миллионов неподвижных и несъедобных объектов шевельнулся один подвижный и съедобный. Ничего не подозревая, он полз своим путем и вскоре выбрался из-под спасительного свода деревьев.

Всего через секунду он пал жертвой страшного клюва. Сова полетела дальше.

«Господи, неужели ей мало? Так будет продолжаться всю ночь, по кругу. Из радостей только купание под дождем и глубокий, затяжной сон».

– Фергюссон запрещает подчиненным употреблять алкоголь. Это противоречит его религиозным убеждениям, – произнес вдруг Билл. – Попрыгунчик, а откуда свет? От бога? Значит, Библия не врет?

Сова громко заухала.

Тысячи мертвых жаждали его внимания. Билл слушал, повторял и выбирал самое интересное.

– Эй ты, маленький уродец, оставайся здесь. Мы сейчас ниже уровня земли, поэтому бомба нас не заденет. Люди наверху погибнут. Расчисть-ка ты пока место. Для них.

Испуганно забив крыльями, сова устремилась ввысь в надежде избавиться от неприятного соседа, а тот как ни в чем не бывало продолжал выбирать и слушать.

– Давай вниз, – снова велел он.

В поле зрения опять возникла хибара Попрыгунчика. Сова сделала круг и вернулась, хотя явно не по своей воле.

– Теперь ближе! Воот, – протянул Билл, когда дистанция между птицей и постройкой сократилась. – Стой, где стоишь, тупое ничтожество.

Неимоверным усилием птице все же удалось отрыгнуть неприятного попутчика. Он полетел вниз, стараясь поймать воздушные струи, пока не воткнулся в чернозем.

Избавленная от его присутствия сова ликующе поспешила прочь.

– Да будет человеческое сострадание свидетелем происходящему. – Лежа в заросшей травой канавке, Билл цитировал проповедь, на которой довелось побывать Попрыгунчику с отцом. – Мы сами сотворили это и теперь пожинаем плоды своего греха.

Лишившись совиных глаз, он практически ослеп. Мир погрузился во мрак. В непроглядной тьме угадывались лишь смутные очертания деревьев.

На фоне ночного неба вырисовывался силуэт домишки фока.

Совсем рядом!

– Пусти меня, пусти! – Он кубарем катался по траве, взметая сухие листья.

Заслышав его, какой-то зверек испуганно метнулся в сторону.

– Пусти меня обратно, – причитал Билл, – иначе я погибну. Эди, ну где же ты?

Фокомелус единственный, кто есть поблизости. Не теряя времени, Билл покатился к домику.

Рано утром доктор Стокстилл заглянул в жилище Попрыгунчика, чтобы через передатчик попробовать связаться с тяжело больным Уолтом Дэнждерфилдом. Как ни странно, в окнах горел свет, передатчик вовсю гудел. Совершенно сбитый с толку, доктор постучал в дверь.

На пороге появился фок и настороженно уставился на визитера.

– Хочу попытаться еще раз. – Несмотря на всю тщетность предыдущих попыток, доктор не сдавался. – Не против?

– Конечно нет, сэр.

– Дэнджерфилд не умер?

– Нет, сэр, иначе я бы знал. – Попрыгунчик откатился с порога, пропуская гостя. – Должно быть, как всегда на орбите.

– Все нормально? – нахмурился Стокстилл. – Похоже, ты за ночь ни разу не прилег.

– Так и есть, – кивнул фок, – овладевал разными навыками. – Он сделал круг на тележке. – Непростое это дело.

Попрыгунчик кружил по комнате, напрочь позабыв о докторе. На очередном вираже тележка врезалась в стол.

– Извините, я нечаянно.

– Ты сегодня какой-то другой, – заметил доктор.

– Я Билл Келлер, Попрыгунчик вон там. – Фок ткнул механическим протезом в угол, где валялся сморщенный шарик, по виду и диаметру напоминающий пончик, только с зияющей дырой рта посередине. Поднимая шарик, Стокстилл уловил в нем сходство с человеческим лицом.

– До вчерашнего дня это был я, – объяснил фок, – но мне удалось застать Харрингтона врасплох и переселиться. Он, конечно, сопротивлялся, но страх лишил его сил, поэтому я выиграл. Делал имитацию за имитацией. Та, что проповедь, его добила.

Стокстилл молча разглядывал сморщенное существо.

– Умеете обращаться с передатчиком, доктор? Я пытаюсь понять, и никак. Зато научился включать и выключать свет. С самой ночи развлекаюсь.

– Я ведь говорил, что он не выживет, – произнес, наконец, Стокстилл.

– Он протянул без тела целый час, – хвастливо сообщил фок. – Нет, вру. На десять минут его приютила сова. Это считается?

– Извините, мне надо работать. Дэнждерфилд совсем плохой.

– Да-да. Хотите, я его возьму? – Попрыгунчик раскрыл ладонь, чтобы доктор положил гомункулуса. – Внутри у совы мне вообще не понравилось, а вот смотреть через ее глаза – очень.

– У сов прекрасное зрение, редко кому выпадает шанс взглянуть на мир ее глазами, – задумчиво протянул Стокстилл, подвигая передатчик поближе. – Уже решил, чем займешься теперь?

– В первую очередь приспособлюсь к новому телу. Тяжеловато оно. Я ведь привык парить… Зато протезы – это вещь! Хочешь, трогай ими, хочешь – бери. – Он с гордостью продемонстрировал пару навыков. – А сейчас надо разыскать Эди и сказать, что со мной все в порядке.

– Уолт Дэнджерфилд, – заговорил доктор в микрофон, – это Стокстилл, врач из Вест-Марина. Слышите меня? Ответьте!

Не дождавшись ответа, он повторил попытку.

– Ну, я пойду поищу Эди? – робко спросил фок.

– Да, конечно. – Стокстилл провел ладонью по лбу и как можно мягче произнес: – Веди себя осторожней, не факт, что сможешь еще раз переселиться…

– Поверьте, я больше не хочу переселяться. Меня и так все устраивает. Впервые принадлежу сам себе, – закончил фок с улыбкой.

– Уолт Дэнджерфилд, – доктор опять надавил на кнопку микрофона. – Слышите меня?

Тишина. Неужели все напрасно? Стоит ли тогда продолжать?

Фок носился по комнате, словно огромный, попавший в ловушку жук.

– А я могу теперь пойти в школу?

– Да, – буркнул Стокстилл.

– В принципе, я и так много чего знаю, потому что сидел с Эди на занятиях. Мистер Барнс – замечательный учитель. Хочу к нему в класс. Интересно, что скажет мама?

– Мама? – Стокстилл не сразу понял, что речь идет о Бонни Келлер. Действительно, любопытно взглянуть на ее реакцию. Настал час расплаты за многочисленные любовные похождения.

Он включил микрофон и снова обратился к Дэнджерфилду.

– Я бы хотел поговорить с твоей дочкой после занятий, – Барнс повернулся к Бонни. – По-моему, она обо всем знает.

– Откуда? – Бонни взволнованно села и принялась застегивать пуговки на блузке, параллельно думая, что Барнс не идет ни в какое с равнение с Эндрю Гиллом. Тот всегда занимался с ней любовью без утайки, специально выбирал места, где в любой момент кто-то мог пройти мимо. И всякий раз секс был раскованный, почти на грани, без соплей и сюсюканья…

А не послать ли их всех – Барнса, Джорджа и придурковатую доченьку – к черту, а самой вернуться к Эндрю? Начать официально жить с ним, вопреки законам общества. Какое-никакое, а развлечение.

– Если трахаться больше не будем, пошли в Форрестер-Холл. Хочу послушать вечерний эфир.

– С удовольствием, – отозвался Барнс, – а по пути поищем съедобные грибы.

– Это шутка? – скривилась Бонни.

– Нет, я серьезно.

– Откуда ты вообще такой взялся, мальчик? Неужели ты переехал сюда из Орегона только ради того, чтобы учить противных сопляков и бродить по лесам?

– Меня вполне устраивает, – пожал плечами Барнс. – Сроду так хорошо не жил, а главное – тебя встретил.

Бонни угрюмо встала с земли, сунула руки в карманы плаща и быстро зашагала по тропинке. Барнс семенил следом, пытаясь не отставать.

– Я намерен остаться в Вест-Марине. Здесь заканчивается мой путь. Что касается безобразного поведения твоей дочки… – нахохлился он.

– Нормальное у нее было поведение, – огрызнулась Бонни. – Просто у тебя совесть нечиста, вот и мерещится. Пошли скорее, иначе пропустим, как Дэнджерфилд философствует.

– Гляди, лисичка! – Барнс наклонился сорвать гриб. – Редкая вкуснятина. Значит, где-то есть еще. Надо проверить. Если повезет, вечером приготовлю вам с Джорджем рагу.

Вздохнув, Бонни закурила «Золотую марку» производства Эндрю Гилла и медленно побрела по дороге, мимо высоких дубов и заросших травой дюн.