Глава двадцать четвертая
Пропавшее состояние

– Ты осознаешь, Нелл, какую важную информацию нам открыл епископ Поттер среди прочих сведений, которыми он сыпал как из рога изобилия?

– Помимо гнусного факта, что на бильярдном столе мистера Вандербильта лежал несчастный отец Хокс?

– Да, помимо. Я думаю, прилагательное «гнусный» в твоих устах относится скорее к тому, что на месте преступления оказался мистер Холмс, а не к ужасному состоянию тела отца Хокса.

Я прикусила язык и посчитала про себя до двадцати, прежде чем ответить. Беседы с Ирен всегда требуют больше самоконтроля с моей стороны, чем общение с кем бы то ни было на этой планете.

– Нехорошо так говорить, – признала я, – но очень обидно, что человек, который мог бы пролить свет на последние недели жизни твоей возможной матери, умер, опередив нас на один шаг.

– Да, обидно, но сам факт очень многообещающий и, должна сказать, крайне зловещий.

– Не люблю, когда ты используешь это слово.

– Какое? «Многообещающий»?

– «Зловещий». Ты же знаешь, что не можешь устоять перед подобными событиями.

Примадонна развалилась на диване; струйка дыма поднималась от маленькой папиросы, вставленной в перламутровый мундштук с золотой змейкой, и обвивала ее высокую прическу, делая Ирен похожей на роковую женщину в стиле Сары Бернар.

– Вини в этом мое театральное детство, – сказала она. – Ты не упомянула самое важное из того, что мы узнали, помимо шокирующих сведений о личности погибшего на бильярдном столе. Бедный мистер Холмс! Сомневаюсь, что ему удалось выяснить, чье искалеченное тело он видел.

– Во время ваших прошлых встреч он был достойным противником.

– Не надо говорить так резко, Нелл. Я понимаю, ты не хочешь, чтобы я забегала вперед. Не важно, кто кого обскачет в этой игре с перевесом в одно очко. На самом деле цель «игры» – остановить преступников, особенно когда речь идет о таком жестоком и запутанном преступлении.

Я сделала глубокий вдох:

– Меня удивило, что отец Хокс предлагал причислить покойную Элизу Гилберт к лику блаженных. На мой взгляд, любой благоразумный князь церкви совершил бы какое угодно количество грехов, лишь бы скрыть эту скандальную идею, не говоря уже о воплощении ее в жизнь.

– Святая Лола – уже само имя крайне противоречиво. Представляю себе пьесу о жизни Монтес. Потрясающая роль, говоря без преувеличений.

– Пьеса о жизни Монтес существует, она сама ее написала и сама сыграла в ней.

– Но там отсутствует последний, самый трогательный акт и нет упоминаний о потомстве, например обо мне. – Ирен так резко вскочила, что у нее потухла папироса. Потом примадонна покачала головой. – Ты совершенно права, Нелл, кто-нибудь из церковников мог прийти в ужас от идеи превратить грешницу мирового масштаба в пример спасения души в последнюю минуту. Но я сомневаюсь, что сегодня церковная власть станет прибегать к таким средневековым способам разрешения споров в вопросах веры, как пытки и убийства.

– Почему бы и нет? Особенно если в дело вовлечена Католическая церковь – не забывай, как сильно Лола ненавидела иезуитов. Должна признаться, что в этом отношении нахожу ее очень благоразумной. Ты помнишь об инквизиции?

– Да, и об охоте на ведьм тоже. Такие гонения были во всех религиях.

Я вздрогнула:

– Это убийство в доме Вандербильтов попахивает Средневековьем.

– Да и религиозным фанатизмом тоже, – наконец призналась подруга, снова усаживаясь. – Могу вменить себе в заслугу, что я указала мистеру Холмсу на сходство с распятием. Однако ключевым во вчерашнем разговоре с епископом Поттером было упоминание о краже драгоценностей Лолы Монтес. Судя по тому немногому, что мы прочли, драгоценностей было много и они стоили целое состояние. Уже в середине сороковых годов в ее багаже был целый сундук, набитый деньгами и дорогими украшениями. Это до того, как король Людвиг осыпал ее новыми подарками. Возникает резонный вопрос: а что с ними стало? Деньги – куда более универсальный мотив, толкающий в наши дни на преступления, чем религиозные противоречия.

– Если ты и впрямь ее дочь, причем единственная, то по закону являешься наследницей всех этих богатств.

– Тут целых два больших «если». Хоть я и не отказалась бы от принадлежащих мне по праву сокровищ, но куда больше меня беспокоит, что драгоценности и религиозные убеждения давно почившей авантюристки привели этим летом к смерти скромного священника, отошедшего от дел.

– Очевидно, он знал нечто такое, что убийцы хотели сохранить в тайне.

– Нет… Боюсь, кто-то пытался выяснить, что ему известно. Полагаю, смерть его стала случайностью, скажем так, неожиданным результатом столь изуверского обращения в силу почтенного возраста. Хотя в любом случае вряд ли мучители даровали бы ему потом свободу.

– Какая разница? Смерть его своей жестокостью потрясает воображение. Я бы хотела вернуться домой и забыть обо всем этом.

– Я тоже, Нелл. – Ирен встала и подошла к окну, выходящему на Бродвей. – Не верится, что в наши дни кто-то мог так безжалостно обойтись со стариком, да и просто с человеком. Однако еще в Париже мы получили неопровержимые доказательства того, что зло процветает на всей планете, причем такое, какое, казалось бы, должно кануть в Лету вместе с варварами. Вот почему я должна рассказать Шерлоку Холмсу обо всем, что мы услышали.

– Я так и знала! Ты хочешь под любым предлогом вмешаться в его расследование.

– Но кто-то вмешался в наше! Я не хочу, чтобы убийство отца Хокса осталось нераскрытым и безнаказанным, а ты?

– Разумеется нет… мне просто не нравится этот господин.

Ирен отошла от окна и подошла ко мне.

– Нелл, ты предана мне до неприличия, но должна простить детективу ту второстепенную роль, которую он сыграл, когда король Богемии преследовал меня два года назад. Ты осталась тогда в Сент-Джонс-Вуде, чтобы «приветствовать» моих преследователей, между тем как мы с Годфри покинули дом в предрассветный час. Ты сама рассказала мне, что говорили мистер Холмс и доктор Уотсон. Ты ведь признала: сыщик явно сожалел, что работает на короля. По твоим сведениям, он отказался принять дорогой подарок и предпочел портрет, который я оставила на память королю Вилли.

– Да, но ты когда-нибудь думала, почему он так поступил, Ирен?

На лице подруги появилось удивление, что случалось редко.

– Разумеется, чтобы выразить свое презрение к своему нанимателю, богемскому монарху. Я ведь оставила портрет вместо той официальной фотографии, где мы с королем позировали вместе и которую Вилли так хотел вернуть. Недостойно было позволить мне надеть королевские регалии и драгоценности, пусть даже в частном порядке, если он не собирался жениться на мне. Я достаточно хорошо знаю мистера Холмса, чтобы понять: он не выносит глупости.

– Но он сам был глупцом в той ситуации! Отказался от перстня с огромным изумрудом ради твоего портрета!

Ирен задумалась на пару секунд, а потом наморщила носик:

– На его месте я поступила бы точно так же. У короля Вильгельма тевтонские вкусы. Кроме того, изумруды часто бывают с дефектами, да и вообще они очень хрупкие. Короче говоря, то кольцо было слишком кричащим для элегантного джентльмена, особенно английского, особенно такого серьезного, как мистер Шерлок Холмс. Я сама предпочитаю сапфиры и рубины, если на то пошло. Может быть, мистер Холмс тоже.

– Ирен, ты ничего не понимаешь.

– Спасибо, Нелл, за твой намек, что я должна хотя бы изображать, что ничего не понимаю. – Она улыбнулась, присела рядом и взяла меня за руку – жест редкий в нашем общении, причем скорее по моей вине, чем по ее. – Моя дорогая, дорогая Нелл. Я знаю, чего ты боишься, и должна сказать: ты была прилежной ученицей в том, что касается женских страхов, но плохо усвоила те свободы, которые доступны нашему полу.

– У женщин нет свобод, – возразила я не задумываясь.

– Именно. Пока они сами их не получат. Я рано поняла, что какая-то добрая фея-крестная – может быть, даже Лола Монтес, кто знает? – даровала мне проклятие и благословение в виде хорошенького личика. Мне прекрасно известно, какой эффект оно производит на людей. В общении с незнакомцами у меня появляется больше свободы, и они оказывают мне различные знаки внимания. Что касается знакомых, то женщины завидуют мне, а мужчины принимают по ошибке за ту, кем я не являюсь. Это чаще становится поводом для слез, чем для улыбок, поскольку я не знаю, кому доверять. Как ты видела в Богемии… Но скажу тебе, если мистер Холмс и относится ко мне по-особому, то не из-за личика или фигуры. Он не из тех поверхностных людей, кто судит по внешности.

– Но он мужчина.

– Он в первую очередь гений дедукции, а потому я с радостью приму его восхищение. Не нужно волноваться, Нелл. – Подруга пожала мне руку в знак доброго увещевания, как это делают гувернантки, и этот жест был мне знаком. – Я не слишком восприимчива к воздыхателям, даже тем, кто ценит мой ум, а не красоту. Тебе не о чем беспокоиться.

– Мне?

– Ты из страха склонна делать поспешные выводы. Это не твоя вина, ты родилась такой и была так воспитана. Но верь мне, Нелл, мир никогда не укусит тебя, а если это и произойдет, то ты всегда можешь укусить его в ответ.

– Правда?

– Конечно. И пару раз ты уже пыталась сделать это. Нужно получать удовольствие, глядя в лицо своим страхам, поскольку только так ты сможешь покорить их.

– То есть никакие мои слова не удержат тебя от того, чтобы рассказать Шерлоку Холмсу об отце Хоксе?

– Нет, и это единственно правильный поступок.

В голосе примадонны звучала твердая уверенность, которая эхом отозвалась в моем сердце, и я не стала больше спорить.