Глава 5
18 июля 1936 года самые консервативные силы испанской армии подняли мятеж против демократически избранных органов власти. Их поддержали карлисты, многочисленный слой общества, выступающий за построение монархического государства на основе моральных и социальных учений католической церкви. Они стали создавать свои вооружённые формирования – терсиос. В них активно вступали добровольцы – рекетес. Зачастую – целыми семьями: от шестидесятилетних дедов до пятнадцатилетних юношей. Рекетес стали носить на груди, слева, нашивку с изображением сердца Исуса Христа, вокруг которого их матери, сёстры или жёны вышивали короткое обращение к Богу с просьбой о защите и покровительстве. Символами рекетес стали Бургундский крест и чёрный орёл. Каждый терсио имел своё знамя.
К мятежникам также присоединились вооружённые группы фалангистов – испанских фашистов. Часть гражданской гвардии (служба общественной безопасности) активно выступила на стороне повстанцев. Гитлер направил двадцать тысяч своих элитных "добровольцев", сформированные в Легион Кондор. Муссолини прислал Добровольческий Корпус из семидесятичетырёх тысяч прекрасно вооружённых и подготовленных человек. Марокканский султан приказал восьмидесяти тясячам своих подданых влиться в части генерала Франко. Кроме этого, в Испанию, поддержать восставших, прибыли: отряд ирландских и английских фашистов, французские националисты, русские добровольцы из числа офицеров-белогвардейцев. Современная боевая техника из Германии в большом количестве поступала генералу Франко через территорию Португалии. Небо Испании контролировали немецкие, итальянские и франкистские эскадрильи.
Но настоящие добровольцы сражались на стороне республиканцев. Это были граждане многих стран мира, которые не получив никакой поддержки своих правительств, а в некоторых случаях даже нарушив законы, запрещающие оказывать помощь Республике, прибыли в Испанию.
Советский Союз неофициально начал поставки военной техники и отправку лётчиков, танкистов, советников.
Генерал Франсиско Франко располагал армией с чёткой структурой: корпуса, батальоны, отдельные части, эскадрильи и т. д, где царила жёсткая военная дисциплина. Республиканская армия состояла в основном из интернациональных бригад небольшой численности, вооружённых формирований коммунистов, анархистов, социалистов, объединённых марксистов и профсоюзов, не признававших единого командования и сражающиеся в этой гражданской войне за свои узкопартийные цели.
После военного переворота, совершенного Франко, вся территория находящаяся под контролем республиканцев погрузилась в революционный хаос, и повсюду стали возникать новый организмы власти, которые стали бороться между собой. Произошли первые массовые убийства в Мадриде и Барселоне, где неконтролируемая толпа заполонила улицы и стала расправляться со священниками, политиками-консерваторами, землевладельцами, буржуазией.
В то же самое время в зонах, оккупированных франкистами, был установлен режим террора, чтобы подавить у врага какое-либо желание к сопротивлению. В Наварре, Майорке, Ла Риохе были проведены массовые казни профсоюзных лидеров, интеллигентов левой ориентации, военных, оставшихся верных присяге и не поддержавших мятеж.
Вскоре две враждующие стороны поняли, что не обладают необходимыми силами, чтобы одержать быструю победу в этой развязавшейся гражданской войне. 5 августа колонна националистов под командой подполковника Хуана Ягуе вышла из Севильи на Мадрид. Плохо организованные республиканские войска не могли дать должного отпора и отступали. За неделю войска Ягуе прошли с боями 300 километров. Для того, чтобы повернуть на Мадрид, националисты должны были захватить город Бадахос. За обладанием им завязались кровопролитная битва. 15 августа Бадахос пал. Все жители города, подозреваемые в связях с "левыми" были казнены на площади, где устраивались корриды.
Республиканцы, опасаясь, что Мадрид тоже попадёт в руки франкистов, решили перевезти всех заключённых их столичных тюрем в Валенсию. Но для непосредственных исполнителей этот приказ правительства стал призывом к уничтожению тысяч людей, находившихся в застенках. 7 ноября первая партия заключенных была расстреляна в Паракуельос де Харама.
В ноябре, ценой огромных потерь, республиканцам всё же удалось отстоять Мадрид.
В сентябре, на севере Испании, войска Франко захватили города Ирун и Сан-Себастьян.
Ранним утром 13 февраля 1937 года сухогруз "Колывань" Одесского морского пароходства вошёл в порт Барселоны. Не мешкая ни минуты, он был поставлен под разгрузку у одного из свободных причалов. Команда быстро открыла крышки трюмов, и огромный кран стал поднимать из чрева парохода советские танки Т-26. Боевые машины медленно проплывали в воздухе, покачиваясь на толстых тросах и опускались на берег. Вокруг них собралась огромная толпа зевак. Мальчишки карабкались на танки, залезали под гусеницы…
– Странно всё как-то, – высказал своё сомнение вслух Быков Мальцеву, стоящему рядом на капитанском мостике, – порт не оцепили. Толпа посторонних. Среди них конечно и агенты противника, которые всё записывают, а может даже и фотографируют. Полная безответственность, одним словом! Давай спустимся на палубу.
На одной из трюмных крышек стоял командир танкистов, которого все его подчинённые звали Васильевич, но никто за всё время пути не обратился к нему по званию, и руководил разгрузкой.
– Васильевич, ты меня прости, что я не в своё дело встреваю, – вежливо произнёс Быков.
– Что случилось, Иван Терентьевич? – с недовольным видом спросил командир танкистов, отрываясь от наблюдения за тем, как грузчики стропили боевую машину.
– Смотри, уже пять танков стоят на берегу. День хороший, солнечный. А вдруг налетит авиация противника и нанесёт бомбовый удар по причалам и по берегу? А я же ни одной зенитки в порту не видел, – обяснил Быков свою тревогу.
– Ты прав, Терентьевич! Я как-то в суматохе выгрузки и не подумал об этом, – признался командир танкистов и, сняв дурацкую гражданскую фуражку, почесал наголо бритую голову.
– Все наши военные на пароходе одеты в гражданскую одежду, но за версту же видно, кто они на самом деле, – вдруг подумал Мальцев.
– Михаил, ко мне! Срочно! Давай быстрее! – закричал громко Васильевич.
Откуда появился один из двух переводчиков танкистов, которого звали ласково Мишой. Молодой мужчина лет тридцати, но уже с кругленьким и заметным животиком. Александр как-то раньше несколько раз пытался заговорить с ним, но тот отвечал односложно и нехотя…
– Михаил, переведи испанскому офицеру, чтобы показал дорогу нашим ребятам в город. Танки срочно из порта убирать надо. Не дай бог, бомбить начанут, – приказал командир танкистов.
– Есть! – бодро ответил Миша и ловко спустился на берег по трапу.
Там он пошептался с нашими танкистами, а потом что-то сказал офицеру республиканской армии, отвечающему за выгрузку советских танков. Через несколько минут танкисты быстро забрались в свои Т-26 и начали запускать дигатели. Вскоре, грохоча гусеницами по булыжной мостовой и выпуская клубы сизого дыма, танки поползли в город.
К вечеру выгрузка была закончена. На судне осталась команда и Быков с Мальцевым. Иван Терентьевич сильно нервничал. Он взад и вперёд быстро ходил по палубе и курил. Начало смеркаться. Прохладный солнечный февральский день закончился. Подул ветер. Сильный. Холодный и сырой.
– Никому мы наверное здесь не нужны! – в сердцах сказал Быков, – а ведь приказали мне в Москве ждать на судне, когда за нами придут. А сколько времени ждать? Ну ладно, может ещё одну ночь придётся здесь скоротать…
– К Вам пришли, – обратился к Быкову вахтенный матрос.
– Ну пусть поднимаются на борт!
На палубе показался молодой человек лет двадцати пяти.
– Товарищи Хуан и Алекс? – спросил он внимательно смотря на них.
– Да! – коротко ответил Быков и прошептал Мальцеву: – Чего застыл как истукан? Переводи!
– Хорхе Родригес! – представился гость, протягивая для приветствия руку, – простите за опоздание, но мне только час назад сказали, что я должен вас встретить. Собирайтесь.
Александр перевёл.
– Скажи, что мы давно уже его ждём! С утра уже собрались! – пробурчал Быков.
На берег они спустились когда уже было совсем темно. Их ждал легковой автомобиль с водителем.
– Садитесь, пожалуйста! – пригласил Родригес.
Все уместились на заднем сиденье. Автобомиль урча мотором и, подпрыгивая на неровностях мостовой, помчался по тёмным улицам Барселоны.
Родригес, сразу же принялся о чём-то рассказывать. К своему ужасу и стыду, Мальцев его не понимал. Его охватила паника. Александр напряжённо вслушивался, но никак не мог уловить смысла о чём говорит Хорхе. Мальцева, также, смущал странный акцент Родригеса и обилие незнакомых слов.
– О чём это он всё заливается? Ты мне переводить будешь? Или истуканом так и сидеть будешь? – прошипел на ухо Александру Быков, толкнув его под бок локтём, – а может ты, переводчик хренов, ничего не понимаешь?
– Товарищ Хорхе, Вы могли бы говорить чуточку медленнее?! – попросил Мальцев.
– Ой, простите меня! – спохватился тот, – вы наверное меня не понимаете. Я же мешаю наш каталанский язык с классическим кастельянским.
Он стал говорить медленно и очень чётко произносиь все звуки. Теперь Мальцев с облегчением вздохнул: он всё понимал. Монолог был о преступном отношении партии анархистов к гражданской войне.
– Понимаете, товарищи, мы, коммунисты, на период гражданской войны временно оставили идею социального переустройства нашего общества. Ведь самая главная задача сейчас – это победить фашизм. Анархисты же продожают будоражить общество своими нелепыми утопическими проектами, вместо того, чтобы воевать как следует.
Монолог неожиданно прервался. Они приехали. На стене старинного дома тускло мерцал фонарь. Родригес открыл ключом высокую дверь, и все вошли внутрь. В нос ударило запахом сырости и несвежего белья. Хорхе долго шарил рукой по стене в поисках выключателя.
– Да где же он? Где же? Ага вот!
Под высоким потолком зажглась слабая электрическая лампочка и тускло осветила комнату. Вдоль стен четыре кровати. Две из них заправлены. Посередине – квадратный стол.
– Вот, товарищи, располагайтесь. Отдыхайте после дороги! – любезно предложил Родригес и неожиданно осёкся:
– А столовая то уже закрыта! Где же мне вас покормить?
– Александр, переведи ему, что у нас есть еда. Спасибо ему за встречу. Пусть тоже отдыхает.
Мальцев перевёл.
– Очень хорошо! Тогда отдыхайте. Завтра утром я за вами приду. Спокойной ночи! Да, чуть не забыл. Во дворике, налево, туалет и умывальник.
– Хорошо хоть так встретили, – снова недовольно пробурчал Быков, кладя свой чемодан на стол. Он явно был не в настроении.
Мальцев тем временем с интересом рассматривал плакаты, которыми были обклеены стены комнаты. На одном– трое мужчин в касках. Негр, азиат и европеец и внизу надпись:
"Представители всех народов мира, воюют в интернациональных бригадах на стороне Испании".
На другом плакате автор изобразил лежащие на столе краюху хлеба, горсть патронов в полосе яркого света, исходящего от электрической лампочки. "Добровольцы, берегите патроны, еду и энергию!" – гласила фраза сбоку, написанная яркой красной краской.
"Резервист, вступай добровольцем в армию!" призывал другой плакат с изображением голубых силуэтов мужчины и женщины".
– Сашок, давай сначала устроимся! Потом будешь рассматривать!
– Давайте, Иван Терентьевич! – согласился он.
– Ни стульев, ни шкафов… Ничего нет! Ну ладно не беда, самое главное, что мы располагаем столом. У меня есть неприкосновенный запас, но сейчас пришло время его съесть, – вслух размышлял Быков, доставая из чемодана банку мясных консервов, буханку белого хлеба, луковицу…
– Я руки помою, – предупредил Александр и вышел.
То, что Родригес назвал двориком, оказалось крошечной комнатой без крыши. Слева, при ярком свете луны, он увидел две деревянные грубо сколоченные двери. Александр открыл одну. Это был туалет сделанный в толстенной стене старинного здания. За другой дверью находилось крошечное помещение с ржавой трубой, торчащей из стены. Мальцев с трудом нашёл вентиль крана и со скрипом открыл его. С удовольствием вымыл руки и умылся.
– Ты где так долго ходишь? Давай доставай кружку, миску, вилку! – встретил его Быков.
– А у меня нет ничего.
– Как нет? – поразился Иван Терентьевич, – ну ты, Александр и даёшь! Студент ты! Чистый студент! Тебе надо было в военное училище поступать. Тогда бы и человеком стал! Объясни мне, как ты, военнослужащий, не имеешь ни ложки, ни миски, ни кружки? Это же почти преступление! Запомни раз и навсегда, Мальцев, с завтрашнего дня ты добывешь себе эти самые необходимые солдату вещи и до самой демобилизации имешь их! С завтрашнего дня я начну делать из тебя солдата Красной Армии. Неважно, что мы находимся на территории Испании! Я твой командир…
От возмущения лицо Быкова стало багрового цвета. Александра тоже бросило в жар, давно его никто так не отчитывал.
– Есть, товарищ комполка! – ответил он виновато.
– Ладно, присаживайся на кровать. У меня две миски есть. Одну я тебе на сегодня дам. Давай выпьем по сто граммов. Сегодня, прощаясь, капитан "Колывани" меня угостил коньяком, – примирительно предложил Быков.
Он плеснул в кружку жёлтой жидкости и протянул её Мальцеву.
– Я, предпочитаю водочку, – признался Иван Терентьевич, – вина и коньяки – это не для меня.
Поужинав, они разделись и легли в узкие кровати, застеленные свежим, но очень влажным бельём.
Мальцев уснул мгновенно. Ему снился родной Ленинград. Он, уже профессор, читает лекцию по истории гражданской войны в Испании. А потом за окном послышался удар грома. За ним другой.
– Мальцев, подъём! Быстро на улицу! – разбудил его громкий крик Быкова.
Александр вскочил из кровати. Найдя выключатель, принялся им щёлкать. Свет не включался.
– Да, вырубили электричесво! Одевайся в темноте! Быстро! – кричал Быков.
– Там же дождь начинается. Зачем на улицу? – спросонья пробормотал Мальцев.
– Да какой к чертям собачим, дождь?! Это же артобстрел! На улицу!
Они выбежали. Между домами, в полной темноте, метались люди.
– Давай факелы жги! – орал кто-то.
– Прекратить зажигать огонь! – вопил другой.
Плакали дети.
– Бум-м-м! – раздалось где-то совсем рядом и задрожала земля. Затем послышался шум обваливающейся стены.
– Самолёты! Бомбят! Самолёты! – послышался отчаянный женский крик.
– Да нет, это не самолёты! Это корабельная артиллерия! – уверенно сказал Быков Александру.
– Бум-м-м! – и в соседнем квартале зазвенели разбивающиеся стёкла.
– Бум-м-м! – откуда сверху на Мальцева посыпались мелкие камешки и пыль.
– Не поддавайтесь панике, товарищи! – призывал невидимый мужчина.
– В убежище всех людей надо отправлять! В убежище! Интересно у них есть они? – шептал Быков.
Неожиданно обстрел прекратился, но люди не расходились. Все стояли на улице, прижимаясь друг к другу. Прошло минут сорок.
– Всё, думаю, что сегодня больше не будут стрелять. Это гражданское население пугали, – объяснил Быков на ухо Александру. – Пойдём спать!
– Как же можно спать в таких случаях? – возмутился про себя Александр, молча шагая в дом, где их поселил Родригес.
Быков молча разделся и через пять минут стал громко храпеть. Мальцев лежал с открытыми глазами. Он неожиданно вспомнил свой сегодняшний сон.
– Я читал лекцию по истории гражданской войны в Испании. Это же идея! У меня после года пребывания здесь будет уникальный материал для написания кандидатской и даже докторской диссертации! А каталанский язык?! Да это же тоже тема для диссертаций! Надо мне активно заняться его изучением. Всё таки мне повезло, что я попал в Испанию! Подумаешь один год! Он же пролетит и не заметишь! – с этой мыслью он и заснул.
– Товарищи! Товарищи! Как вы? – разбудил их Родригес.
– Мы, нормально. Только ночью с корабля обстреливали город. – ответил Быков, не поднимаясь с кровати.
– Да, правильно с корабля. Это был итальянский линкор "Евгений Савойский". А вы откуда знаете? – удивился Хорхе.
– Я, уважаемый товарищ Родригес, с 1918 года служу в Красной Армии и отличаю корабельную артиллерию от всего остального. Переведи ему, Студент! – с лёгким раздражением сказал Быков, глядя на часы.
Мальцев перевёл.
– Да, вы отдыхайте. Ведь только три часа утра. А в восемь тридцать я жду вас в нашей столовой. Её очень легко найти: выйдете из дома, повернёте налево и через три квартала увидите её.
Они вышли в восемь часов, повернули налево и пошли по узкой булыжной улице без тротуаров. Кругом были люди. Старики, женщины все были вооружены и куда-то спешили. Мальцев крутил головой, пытаясь рассмотреть какие-нибудь достопримечательности, но кроме высоких стен старинных домов с осыпавшейся штукатуркой ничего не видел. Столовую нашли сразу по вывеске висевшей у входа в подвал. Родригеса ещё не было. По одному и целыми группами вооружённые люди в военной форме и гражданской одежде спускались в подвал. Родригеса не было. Быков свернул самокрутку и закурил. Наконец появился Хорхе:
– Вы уже здесь? – удивился он, хотя на часах было уже девять, – пойдёмте.
В столовой стояли длинные лавки и столы. Свободных мест уже почти не было. Родригес вручил Быкову и Мальцеву по серому картонному квадратику:
– Это талоны на завтрак. Подходите к раздаче.
Через несколько минут они втроём пили горячий кофе с поджаренными кусочками хлеба. В столовой стояла тишина. Мальцев крутил головой, стараясь увидеть что-то интересное, но за исключением нескольких плакатов, призывающих разгромить фашизм, криво наклеенных на стены так ничего и не увидел.
– Ну как, товарищи, подкрепились? – участливо спросил Хорхе и получив утвердительный ответ, предложил:
– Пойдёмте к нам, в штаб-квартиру компартии. Вас там уже ждут.
Улицы были заполнены людьми. Ни смеха, ни улыбок. Чувствовалась какая-то напряжённость. Прошагав кварталов одиннадцать, подошли к двухэтажному дому. У входа развивался большой красный флаг с серпом и молотом. Под ним стоял часовой, совсем молодой солдат в новой коричневой форме с винтовкой и в каске. Он неумело отдал честь Родригесу. Они поднялись на второй этаж. Здесь стоял громкий шум от звонящих телефонов, громких приказов и трескотни десятков пишущих машинок.
– Подождите, пожалуйста, здесь! – произнёс Хорхе и постучал в дверь, – разрешите?
– Да! Входите!
Быков и Мальцов вошли в большую светлую комнату. Среди клубов табачного дыма за большим квадратным столом, застеленным красной скатертью сидели три человека в военной форме. Увидев вошедших, они, как по команде, встали.
– Товарищи, внимание, к нам прибыла помощь из Советского Союза! – почти торжественно произнёс невысокий худой человек с длинными бакенбардами.
Все вышли из-за стола и стали жать руки Быкову и Мальцеву представляясь: – Баутиста, Рамон Сальвия, Педро Мерино. Присаживайтесь, товарищи! – пригласил Педро Мерино, высокий совершенно седой мужчина. – Хорхе, распорядись, чтобы нашим гостям принесли кофе.
– Есть! – ответил Родригес и вышел из комнаты.
Александр быстро осмотрел помещение, в котором они находились. В углу– красное знамя с серпом и молотом. На стене портрет Ленина и огромный плакат: на фоне завода красная звезда с серпом и молотом. Сбоку– солдат в будённовке с винтовкой в руках и слова "19 лет Советскому Союзу и борьбе за свободу и мир на земле". Ему всё это стало казаться каким-то сюрриалистическим сном.
– Как добрались, товарищи? Есть ли какие-нибудь вопросы по жилью, где вас поселили? – спросил Педро Мерино.
Мальцев, оторвавшись от мыслей, стал переводить.
– Вы, товарищ Хуан, прибыли как раз вовремя. Мы начинаем создавать Народную армию, ядром которой станут испанские коммунисты и все нам сочувствующие. Народная армия, разумеется не только вольётся в Республиканскую армию, но в будущем станет её самой боеспособной силой. В этом Вы нам и поможете. Уже формируется первая смешанная бригада, где Вы, товарищ Хуан, займёте должность военного советника. По существу первого заместителя командира, – обратился лично к Быкову Мерино.
– Прошу прощения, а что такое смешанная бригада? – спросил Быков.
– Смешанная бригада состоит из четырёх пехотных батальонов, моторизованного эскадрона, пулемётной роты, сапёрной роты, четырёх артиллерийских батарей орудий калибра 75 мм, а также медсанчасти, службы связи и других тыловых подразделений, – объяснил Мерино.
Вошёл Родригес с подносом, на котором стояли фаянсовые чашки с ароматным кофе. Рядом с ними, в корзиночке, лежала горка круглого печенья.
– Угощайтесь, пожалуйста! – предложил сухощавый, коротко стриженный мужчина, больше похожий на юношу, по фамилии Баутиста.
Все взяли по чашеке и с наслаждением стали пить кофе маленькими глотками. Только Быков, почти залпом, влил в себя содержимое и теперь грустными глазами наблюдал за присутсвующими в комнате людьми.
– Хорхе, тебе поручается шефство над нашими товарищами из Москвы. Будешь заниматься теперь только ими! – приказал Мерино.
– Есть! – ответил Родригес, поднимаясь со стула.
– Первым делом отведи товарищей на склад. Пусть они получат форму. Затем, все остальные виды довольствия. В следующие дни покажи им Барселону. Я надеюсь, что ты хорошо знаешь город?
– Да, конечно, – почему-то смущаясь ответил Родригес.
Мерино встал из-за стола. Его примеру последовали Баутиста и Сальвия. Они крепко пожали руки Быкову и Мальцеву.
– Не понял, Александр, это всё на сегодня? – растерянно спросил Иван Терентьевич уже в коридоре.
– Нет. Сейчас нам форму выдадут и ещё что-то, – объяснил Мальцев.
– Да…Да… – разочарованно покрутил головой Быков, – а потом город будем смотреть! Мы на экскурсию сюда приехали или помогать им бить фашистов?
В глубоком подвальном помещении со старинными круглыми сводами стояла длинная очередь мужчин разных возрастов в гражданской одежде. Между ними метались несколько парней в военной форме. Они спрашивали размеры шинели, обуви, головных уборов. Все разговаривали одновременно. Кто-то чем-то восторгался. Кто-то огорчался. От этого в подвале стоял громкий однотонный гул. Увидев Родригеса, к нему сразу же подлетел юноша с тонкими усами в растёгнутом нараспашку кителе.
– Здравствуйте, товарищ Хорхе! – поприветсвовал он его.
– Здравствуй, – ответил Родригес и, наклонившись к самому уху юноши, принялся что-то шептать ему, показывая пальцем на Быкова и Мальцева.
– Сделаем всё, как Вы просите, товарищ Хорхе! – пообещал парень и сразу же подбежал к Александру.
– Здравствуйте, товарищи! Проходите сюда за стойку. Там увидете лавку. Присаживайтесь, а я сейчас, – сказал он и, внимательно осмотрев Быкова и Мальцева, куда убежал.
Вернулся он минут через десять с другим парнем, почти мальчишкой. В руках у них были кипы военной формы.
– Вот примеривайте! – предложил он.
Быков сразу же нашёл себе соответствующий размер коричневого кителя с накладными нагрудными и боковыми карманами и кавалерийские брюки типа галифе. Иван Терентьевич, немедля, облачился в новую форму. Она сидела на нём, как влитая.
– Прекрасно! – восхитился парень, – сейчас я Вам подберу сапоги.
Через минуту Быков надевал длинные коричневые сапоги со шнурками.
– Прекрасно, товарищ! – одобрил парень, – подойдите к зеркалу, вот здесь, на стене, и посмотрите. Просто великолепно!
Иван Тереньевич осмотрел себя в зеркале с ног до головы и почему-то горько прошептал Александру:
– Вот уж никогда не думал, что придёться носить форму чужого государства!
С Мальцевым было гораздо сложнее. Его широкие плечи с трудом влезали в китель 56 размера, а с тонкой талии падали брюки 48 размера. 46 – также был великоват.
– Ничего страшного, Александр, бери! Дома всё тебе подгоним как требуется! – приказал Быков.
Также им выдали фуражки с широкими полями и большими матерчатыми звёздами. Потом парень принёс им значки на петлицы:
– Только эти. Других, к сожалению, нет. – Извинился он, вручая им маленькие алюминивые крылышки с красной эмалевой звёздочкой посередине.
Затем Хорхе повёл их куда-то наверх. Здесь в длинной комнате, заставленной столами сидели человек десять мужчин и женщин. К ним стояли длинющие очереди. Здесь их сфотографоровали для удостоверений личности. А затем Быкову выдали двести пятьдесят песет, а Мальцеву – двести.
– А это зачем? – неудомевал Иван Терентьевич, рассматривая денежные купюры.
– Что он спрашивает? Ему кажется этого мало? – забеспокоился Родригес, обращаясь к Мальцеву.
– Да нет, товарищ Хорхе, Хуан спрашивает зачем нам деньги? – покраснев ответил Александр.
– Как зачем? Вы же военнослужащие республиканской армии с должностными окладами. Объясните своему товарищу!
Мальцев перевёл.
– Если так надо, то мы принимаем деньги! – согласился Быков.
В другом помещении, где на стене красовался выцветший плакат "Больше конкретных дел и меньше пустых слов", им выдали талоны на питание на целую неделю.
– Теперь разрешите с вами попрощаться. Отдыхайте, занимайтесь формой. Не забудьте пообедать и поужинать. Завтра утром встречаемся в столовой, – объявил Родригес, пожимая Быкову и Мальцеву на прощание руки.
На обед давали разваренную кукурузную кашу – поленту, хлеб и по кусочку сыра.
– Мамалыга! – сделал заключение Иван Терентьевич, выскребая ложкой дно алюминивой тарелки.
– Давай заниматься теперь формой! – приказал Быков, едва они вошли к себе в комнату.
– А может чуть позже, Иван Те…
– Никаких позже! Прямо сейчас! – грубо оборвал Мальцева Быков. – Ты, Александр, надеюсь, нитку с иголкой в руках держать умеешь?
– Нет, – тихо признался юноша.
– Как это так? Отец был командиром Красной Армии. Всю гражданскую войну прошёл! Мать портниха! А сын – тунеядец! Да, Студент, ту-не-ядец! Элементарных вещей делать не умеешь! Давай я тебе покажу, а ты учись. Потом будешь мне экзамен сдавать.
Иван Терентьевич разложил брюки на кровати. Распорол их своим острым ножичком и быстро наметал.
– Меряй, Студент! Ну как теперь?
– Да вроде бы хорошо, – сказал Александр.
– Если хорошо, то смотри теперь, как надо шить. Запоминай! Учись! В жизни тебе очень пригодится.
Через час Мальцев смотрел на себя в зеркало. Высокий широплечий юноша. Нос тонкий с горбинкой. Волосы тёмные, коротко стриженные. Слегка оттопыренне уши. Густые изогнутые, как у девушки брови. Тёмные глаза. Форма испанской республиканской армии на нём смотрелась красиво. Даже Быков кашлянул от удовлетворения.
– Видел бы меня сейчас Егор Ивушкин! – почему-то подумал Александр.
На следующий день завтрак повторился: кофе и поджаренный хлеб. Быков встал из-за стола и было видно, что он был голоден. На улице у входа в столовую их ждал Родригес. Поздоровавшись и для формальности спросив, как им спалось, он предложил:
– Давайте совершим ознакомительную экскурсию по нашей красивой Барселоне.
– Да, конечно! – с энтузиазмом согласился Александр.
Иван Терентьевич промолчал.
Да, Барселона был очень красивым и светлым городом, но только до войны. Сейчас же улицы казались серыми и неуютными от обилия вооружённых, с серьёзным лицами, людей. Многие магазины стояли с заколоченными деревянными щитами витринами. Дома поражали своей заброшенностью с облупившимися, давно не красившимися фасадами.
Они сели в трамвай. Он был забит людьми. Трамвай был деревянный и старый, сильно скрипел, дрожал и угрожающе кренился на поворотах.
– Похож на наш ленинградский трамвай, на котором мы ездили с мамой к Николаю, – неожидано вспомнил Александр и начал рассматривать стены вагона, сплошь покрытые надписями. В основном это были анархистские лозунги, выцарапанные гвоздём или ножом. "Анархия или смерть!" и буква "А" в кругу. "Смерть попам и капиталистам" и снова буква "А" в кругу. В бок Мальцева больно упирался край корзины, которую держала женщина лет сорока, одетая во всё чёрное. Корзина была покрыта чистой белой тряпкой, и оттуда явственно исходил вкусный аромат копчёного мяса.
– Товарищ Хорхе, а где можно купить продуктов? – спросил Мальцев, когда они вышли из трамвая.
– Вы знаете, товарищи, после начала гражданской войны мы испытываем серьёзные проблемы с продуктами питания. Почти все магазины закрыты, и еду можно купить только на "чёрном" рынке. Там продаётся всё, но по высоким ценам. Происки врагов Республики! – честно объяснил им Родригес.
Они шли по улицам, смешавшись с толпой. Людей было много и Мальцев поймал себя на мысли, что они с Быковым ничем не отличаются от остальных. Только быть может новенькой формой и скрипучими портупеями с сильным запахом кожи. Смотреть было нечего. Очевидно, что до войны Барселона являлась одним из красивейших городов Европы, но сейчас… Александр видел только вереницы мулов, запряжённых в телеги с двумя высокими колёсами и колонны грузовиков, тянущихся по улицами среди серых домов. Люди с озабоченными усталыми лицами. Почти все – вооружены.
Они прошли мимо гостиницы "Колон", где на фасаде висели огромные портреты Ленина и Сталина. Какой-то старик окунал кисть в ведёрко с клеем и, тщательно размазав его по стене, крепил плакат с изображением мускулистого мужчина с молотом в руках и кричащей надписью "Хочу работать!".
Национальный Музей Каталонии был временно закрыт.
– Не повезло! – вздохнул Родригес, – ну ничего, придём на следущей неделе.
Каса дель Баро де Куасура (Музей музыки) в этот день был выходной.
Им удалось быстро пройти по Ботаническом саду Барселоны, который привёл в восторг Мальцева и оставил абсолютно равнодушным Быкова.
Александр, совершенно случайно, заметил вдалеке необычную высокую ажурную башню.
– Хорхе, а что это за сооружение? – спросил он.
– Это недостроенная церковь "Саграда Фамилия". Без всякого сомнения это самое великое творение нашего талантливейшего каталанского архитектора Антони Гауди, – объяснил с гордостью Родригес, но сразу же добавил:
– Уверен, что после нашей победы, мы закончим строительство этого чуда современной архитектуры, но это уже будет не церковь. С религией надо поступить также, как вы сделали в Советском Союзе.
При этих словах Быков, почему-то, начал кашлять.
– Великий Гауди сорок три года своей жизни посвятил созданию этого сооружения, в котором гармонично смешиваются готический и авангардный стили архитектуры. Да, хочу добавить, что сам маэстро похоронен в этой церкви.
Быков и Мальцев поужинали в столовой. На предъявленные талонны им выдали по чашке чая, хлеб и персиковое повидло.
– Саша, завтра надо идти на "чёрный" рынок, о котором тебе рассказывал наш любимый товарищ Родригес. Я очень хочу есть! – признался Иван Терентьевич, укладываясь спать.
Следующий день у них был совершенно свободен, поэтому сразу же после завтрака, Быков и Мальцев отправились на поиски "чёрного" рынка. Слоохотливый продавец газет, дедушка лет восьмидесяти подробно объяснил, куда надо идти.
– Вы только, уважаемые, поторапливайтесь! После десяти утра там уже никого не будет! – посоветывал он на прощание.
В огромном дворе-колодце ходили группки людей и что-то предлагали. Другие что-то спрашивали. Товара не было видно. Мальцев с отчаянием стал крутить головой, стараясь понять в чём же здесь дело.
– Вы, господа, что ищите? – обратился к ним мужичок в засаленном пиджаке, надетом поверх толстого свитера.
Быков, как всегда, молча улыбался, а Александр робко ответил:
– Вы знаете, мы это… еды хотим купить. Вот мне и моему дяде посоветовали сюда придти, а…
– Вы наверное из Мадрида?! – утвердительно спросил мужичок, – я по акценту сраза понял, что вы приезжие. Так вам чего надо?
– Колбаски, сыра, хлеба… Ну и вина конечно. – Сказал Мальцев.
– У вас какие деньги есть? – их незнакомец.
– Как какие? – не понял вопроса Александр, – песеты, конечно.
– Вы что там в своём Мадриде не знаете, что существуют респуликанские песеты, франкистские песеты, песеты фирмы "Телефоника", песеты металлургических объединённых предприятий, – объяснил им, ехидно улыбаясь, мужичок.
Мальцев достал из карманы деньги и показал.
– Это республиканские! Знайте, что у нас, в Барселоне, лучше всех ценятся песеты "Телефоники". Ну и ваши, тоже неплохо. Пойдёмте со мной, – пригласил их мужичок.
Минуты через три они, втроём, спустились в подвал одного из домов. Здесь стоял такой аромат, что Быков даже застонал от восторга. Под потолком висели целые свинные копчённые ноги, а также окорока, обшитые холщёвой материей и связки колбас. На полках лежали маленькие, средние и большие головки различных сыров. Возле одной из стен, прямо на полу, стояли бесконечные ряды больших пузатых бутылей красного и белого вина.
– Саша, спроси у мужика, чем окорок в тряпке от копчёного отличается, – прошептал на ухо Мальцеву Иван Терентьевич.
– Это вяленый окорок. В помещении с постоянной температурой и влажностью висел четыре года, – объяснил Александр, выслушав ответ хозяина подпольного магазина.
– Саша, давай возьмём! И кусочек копчёного тоже! И спроси сколько такая бутылочка вина стоит, – Иван Терентьевич ткнул пальцем в большие бутыли.
Вскоре хозяин им завернул в толстую коричневую бумагу окорока. Саша ещё попросил горсть оливок в маринаде из небольших кадок, стоящих в другом углу подвала. К ним добавились два каравая хлеба и бутыль красного вина. За всё это Быков отдал большую часть недавно полученного оклада. Из всех покупок Ивана Терентьевича поразила цена вина. Оно стоило всего пять песет! В два раза дешевле, чем хлеб! Хозяин аккуратно сложил всё в мешок и протянул его Александру.
– Чтобы никто не видел! – объяснил он, считая деньги, полученные им от Быкова.
Во дворе, где располагался стихийный "чёрный рынок" уже никого не было. Только у самого выхода стояла бедно одетая худенькая девушка и продавала посуду. Увидев её бледное истощённое лицо, Мальцев остановился и купил для себя у девушки алюминивые миску, две ложки, две вилки, кружку и даже фляжку.
Дома, Иван Терентьевич сразу же принялся накрывать на стол. Он ловко нарезал окорока, хлеб, разложив их на чистой газете. В миску выложил маринованые оливки и мастерски откупорил бутыль вина.
– Саша, хватит тебе руки мыть! Давай садись за стол! – нетерпеливо приказал он.
Вино было кисловатым и терпким, но с оливками и вяленым окороком, которые Мальцев ел впервые в своей жизни, оно ему показалось очень вкусным.
– И как люди эту гадость едят?! – поморщился Быков проглатывая оливку.
– А мне они понравились! Очень необычный вкус! Даже и сравнить не с чем, – высказался Мальцев.
Ивану Терентьевичу хватило этого трёхлитрового бутыля вина ровно на два дня. После чего он приказал:
– А ну, Студент, смотайся за винцом!
Теперь каждый день, после завтрака в столовой, Быков и Мальцев отправлялись в штаб-квартиру испанской компартии. Здесь их всегда очень радушно принимали. Угощали кофе, иногда даже с бутербродами. Затем Александра просили перевести какой-нибудь документ или номер газеты "Правда", оказией доставленный из Москвы. Иногда были вопросы и к Быкову: нарисовать схему укрепрайона или высказать своё мнение по тактике наступления бригадой. Мальцев добросовестно переводил. Когда же приближалось время обеда, Ивану Терентьевичу и Александру крепко жали руки, благодаря за оказанную помощь, и желали им хорошего отдыха до следующего дня. После чего советский военный советник и его переводчик направлялись в столовую. Здесь они съедали всё, что им предлагали и напралялись к себе, где и начинался настоящий обед.
– К такому окороку сейчас бы водочки! А лучше бы хорошего самогончика! Когда я на Кубани служил, так там мне приходилось такой ядрёный первач пить! Горло продерало! А это что? Компот кислый! – жаловался Иван Терентьевич, пропуская одну кружку вина за другой.
Александр выпивал граммов сто, хорошо закусывал и садился за чтение. Каждый день на улицах он находил порванные книги, зачастую без обложек и половины страниц. Но это его не смущало, ведь многие из них были на каталанском языке, и Мальцев хотел его быстро выучить. Иван Терентьевич, в гордом одиночестве, пропускал ещё три– четыре кружки вина и затем укладывался спать.
16 марта Александр и Быков, позавтракав, поднялись из столовой на улицу и хотели было направиться в штаб-квартиру компартии. Как вдруг со стороны порта послышался вой серен. Они остановились. Быков, задрав голову, стал смотреть в чистое и солнечное небо.
– Бу-м-м-м-! Бу-м-м-м! – под ногами у Мальцева задрожала земля. Верхний этаж здания, расположенного в следующем квартале стал на глазах разваливаться и сыпаться на землю, поднимая тучи пыли.
– Бу-м-м-м! – раздалось сзади.
В спину Александра что-то больно ударило. От страха и неожиданности он упал на тротуар, инстинктивно закрыв голову руками.
– Бум-м-м-м! – раздалось совсем рядом. Мальцеву показалось, что земля под сейчас расколется, и он куда-то провалится.
В паху у Александра стало горячо-горячо, точно же так, когда он первый раз прыгнул с парашютной вышки.
– Обоссался! – догадался он, – да и хрен с ним! Живым бы остаться!
– Вставай, Мальцев! За мной! – громко закричал Быков и, схватив его за руку, поднял с земли и потащил за собой в подвал столовой.
Здесь в углах, прижавшись к стенам, сидели несколько женщин и два старых ополченца. У всех от ужаса были серые лица. Мальцев осмотрел себя. Впереди на брюках явственно виднелось большое мокрое пятно. Его сразу же увидел и Иван Терентьевич.
– Сынок, да ты не переживай! В первый раз со всеми это происходит. Бывает и хуже! Ты не стесняйся! – шептал он Александру на ухо, гладя его по спине.
– Бум-м-м! – донеслось с улицы.
– Сволочи! Гады! – вдруг заорал по-русски Быков, подскакивая со скамьи и грозя своим огромным кулачищем кому-то вверх, – мирное население бомбите! Детей да стариков убиваете! Нет, сволочи, нас не запугаешь!
С этого дня жилые кварталы Барселоны стали систематически подвергаться массированным бомбардировкам немецкой, итальянской и франкистской авиации. Особенно страдали районы Грасия, Побла Ноу, Побле Сек, Сан Андреу. Барселонский порт был почти полностью разрушен. Жители каталанской столицы стали оборудовать бомбоубежища.
Заканчивался март. Быков, как всегда после обеда, сидел за столом и молча потягивал вино. Напротив него удобно расположился Александр и читал книгу. В дверь кто-то тихонько постучал.
– Кто бы это мог быть? – подумал Мальцев и ответил:
– Открыто, входите!
Через мгновение в комнате стоял офицер республиканской армии в тщательно отутюженной форме. Невысокого роста, тёмные густые волосы, загорелое лицо, чуточку курносый… Своими глазами василькового цвета он презрительно посмотрел на Быкова и произнёс… по-русски:
– Тебя, Быков, в Испанию зачем послали? Вином упиваться?
Александр, ничего не понимая, уставился в Ивана Терентьевича. Того как будто-бы подменили. Увидев гостя, он подскочил из-за стола и дрожащими руками пытался застегнуть пуговицы своего кителя. Губы у Быкова стали мелко-мелко трястись. Лицо побледнело.
– Здрав-в-вия жел-лаю, тов-ва-рищ Нек-кр-красов! – наконец удалось прошептать ему.
– Меня, здесь, зовут товарищ Серхио! – представился офицер и обратился к Александру:
– А Вы кто такой? Почему не встали?
– Переводчик Мальцев!
– Ты чем сейчас занимаешься, Мальцев?
– Изучаю каталанский язык, товарищ Серхио!
– Молодец! Хвалю! Выйди, Мальцев, во двор! Подыши свежим воздухом! – приказал Серхио.
– Есть! – ответил Александр и вышел в крошечный дворик. Туда выходило большой окно их комнаты, поэтому он услышал весь разговор просходящий в комнате.
– Ты, что Быков, под трибунал захотел? Ты чего, крыса, здесь вино жрёшь вместо того, чтобы выполнять задание по оказанию помощи испанским вооружённым силам Республики!
– Никак нет, товарищ Некрасов! – испуганным голосом, заикаясь, стал оправдываться Иван Терентьевич, – мы до обеда в штабе находимся, а потом время свободное… Вот и решил стаканчик пропустить…
– Кто же это такой этот товарищ Серхио, если такой смельчак, как Быков, герой гражданской войны от страха готов в штаны наложить? – подумал Александр, невольно слушая этот разговор.
– Приведи себя впорядок! Быстро! Ты мне нужен! – приказал Серхио Ивану Терентьевичу.
– Зачем? – жалобно спросил Быков.
– Расстреляю!
– За что?
– За пьянство и преступную халатность к своим обязанностям. Я должен был это сделать ещё тогда, в восемнадцатом году, на Кубани. Помнишь?
– Так точно, тов-то-товарищ Некрасов!
– Раз помнишь, выходи на улицу. Там у входа в дом стоит легковой автомобиль с водителем. Садись и жди меня. Я хочу два слова сказать твоему переводчику.
– Есть, товарищ Серхио! – ответил Быков и вышел из комнаты.
– Мальцев, ко мне! – услышал Александр.
– Так, слушай меня, юноша. С сегодняшнего вечера начинаешь заниматься испаским языком с Быковым. Он должен иметь базовые знания. Быкову я прикажу, чтобы он был твоим прилежным учеником. Также, я запрещаю ему употреблять любые спиртные напитки. Ты будешь за этим следить. При следующем моём появлении у вас, здесь, мне доложишь.
– Я не буду следить за Иваном Терентьевичем! – возмутился Александр.
– Что-о-о-?! Ты, мальчишка вообще кто такой? Ты – простой пе-ре-вод-чик НКВД! Я же принадлежу к старшему комсоставу НКВД! Все мои приказания для тебя являются за-ко-ном! – некромко, тщательно выговаривая каждое слово, сказал Некрасов и потом посмотрел на Мальцева. Глаза его недавно имевшие васильковый цвет, стали вдруг белыми, без зрачков, как у человека с помутившимся рассудком.
Александра охватил страх. Он не мог оторвать своего взгляда от этих безумных, наполненных ненавистью и злобой глаз.
– Я тебя, щенок, по стене размажу! Ты меня понял?
– Так то-то-точно! – Мальцев тоже стал заикаться как и Быков.
– А ещё помни, что ты сотрудник НКВД! В штабе не просто сиди и мух считай, а слушай кто о чём говорит. Как оценивают помощь Советского Союза? Как отзываются о нашей внешней политике? Что планируют? Устанавливай тесные контакты с нужными людьми из штаба, имеющими доступ к полезной информации! В следующий раз я тебе, переводчик, объясню всё подробно. Сейчас же мне некогда.
И Некрасов исчез так же неожиданно, как и появился.
Алесандр не помнил сколько прошло времени. Он сидел на стуле в какой-то прострации, смотря в книгу, но не видя при этом ни одного слова.
– Саша! Саша! Что с тобой? Очнись! – толкал его в плечо Быков, – что случилось?
– Ничего! – пробормотал Мальцев, – который уже час, Иван Терентьевич?
– Уже семь часов.
– Ого, – подумал Александр, – прошло почти три часа! Мне же показалось, что одна минута.
– Саша, тебе, что нездоровится?
– Да нет, уже всё в порядке. А кто он такой этот товарищ Серхио или Некрасов?
– Кто такой? – переспросил Быков и прошептал:
– Мальчик с пальчик!
– Как Вы сказали? – не расслышал Александр.
– Сотрудник центрального аппарата НКВД, находящийся в Испании, чтобы приглядывать за советскими военными советниками и специалистами, – объяснил Быков и посоветовал:
– С ним, Александр, будь очень и очень осторожен.
После визита Некрасова Быков забыл о вине. Каждый вечер он занимался с Мальцевым, стараясь выучить хотя бы несколько слов в день.
В начале марта смешанная бригада была размещена в казармах имени Ворошилова в городском районе Сарриа. Сюда же переселились Быков и Мальцев. Теперь у Ивана Терентьевича было очень много работы, о которой он мечтал в эти месяцы вынужденного безделья. Он проводил занятия с командирами батальонов, начальником штаба бригады, лично следил за обучением добровольцев. Повсюду за ним следовал Мальцев. Ему, как и Быкову, выдали пистолет АСТРА 400, модели 1921 года, калибра 9 мм, который он стал носил в брезентовой кобуре. До отправки бригады на фронт оставалось меньше месяца. И Иван Терентьевич, хотел, чтобы она она было подготовлена как можно лучше.
Рано утром 3 мая бригада была поднята по тревоге. Перед бойцами выступил один из видных деятелей Испанской компартии Антонио Михе:
– Сегодня ночью, анархисты со своими приспешниками из Объединённой марксистской рабочей партией начали против нас, коммунистов, военные действия. На улицах Барселоны уже льётся кровь наших с вами товарищей. Предатели будут жестоко наказаны! Призываю всех вас сохранять спокойствие и четко выполнять приказы вышестоящих командиров!
Под руководством Быкова на улицах, прилегающих к казармам, солдаты бригады начали спешно возводить баррикады из мешков набитых песком. Со всех сторон слышались сюда доносились звуки боя.
– Это похлеще, чем у нас в гражданскую войну, – вздохнул Иван Трентьевич, когда остался один на один с Мальцевым, – да и Объединённая марксистская рабочая партия – это тоже ведь коммунисты! Коммунисты восстали против коммунистов во время гражданской войны. Я не знаю, кто здесь прав, но думаю, что закончится всё это очень плохо для Республики!
Уличные бои длились пять дней и ночей, оставив сотни убитых и тысячи раненых. Затем наступило перемирие и противоборствующие стороны снова стали думать об отражении наступлений армий Франко. Ведь ситуация на Северном фронте была угрожающей. В апреле самолёты немецкого Легиона Кондор разбомбили город Герника в Стране Басков, а ещё через три дня он был захвачен франкистами.
В конце мая смешанная бригада, получив, благодаря неутомимому Быкову, хорошую военную подготовку, была отправлена на фронт. В начале июня она приняла участие в наступлении на Уэска, с целью отвлечения сил противника от Северного фронта, где ситуация республиканских войск была очень тяжёлой.
В Ворошиловских казармах была размещена другая смешанная бригада, состоящая из добровольцев от семнадцати до пятидесяти лет, являющихся членами компартии или поддерживающими её политику. Её комплектование ещё только начиналось, и Быкову, вместе с офицерами, предстояла непростая работа создать за короткий срок боевое формирование.
Один раз в две недели в "гости" к Ивану Терентьевичу и Александру обязательно наведывался товарищ Серхио.
– Ну как вёл себя Иван Терентьевич? – задавал он традиционный вопрос Мальцеву, когда они находились вдвоём.
– Хорошо. – Односложно отвечал Александр.
– Пил?
– Нет, – опустив глаза, отвечал Мальцев, – ну в воскресенье, только после обеда, стаканчик вина. И всё!
– Ну стаканчик вина – это можно! Это же не запой, а для расслабления души, так сказать! – соглашался товарищ Серхио и продолжал:
– А в штабе, что интересного слышал или видел?
Мальцев рассказывал, что произошло интересного в штабе бригады, об отношениях между командирами, о моральном духе бойцов.
Товарищ Серхио слушал внимательно, не перебивая, а потом задавал вопросы и давал Александру какие-нибудь конкретные поручения. И горе было если Мальцев их не выполнял или делал не так, как ему объяснил Некрасов. Товарищ Серхио смотрел тогда на него своими страшными глазами так, что Александру делалось плохо. Мальцев понял, что надо выполнять всё, что приказывает этот человек. Только так он сможет избежать всех проблем, сейчас, и в будущем. Когда Некрасов был доволен работой Александра, он его очень хвалил, говоря при этом:
– Ты очень умный и старательный молодой человек! Я уверен, что тебя ждёт блестящее будущее!
На севере Испании, где территория находилась под контролем республиканцев, ситуация продолжала осложнялась. 19 июля войска Франко захватили столицу Страны Басков город Бильбао. 26 августа националисты, развивая своё успешное наступление, вошли в город Сантандер. 21 октября франкисты после тяжёлых боёв захватили города Хихон и Авилес. С их падением, Северный фронт перестал существовать. Правительство Страны Басков переехало в Барселону.
К этому времени новая смешанная бригада в Ворошиловских казармах закончила свою полную комплектацию и подготовку, и была полностью готова к отправке на фронт. Из штаба компартии Испании поступило распоряжение о том, чтобы с ней постоянно находился советский военный советник товарищ Хуан (Быков). Узнав об этом от Некрасова, Иван Терентьевич обрадованно сообщил новость Мальцеву:
– Саша, нас отправляют на фронт с бригадой! Хватит сидеть в казармах! Будем воевать! Да и ты со своим другом не расстанешься! Вместе будете!
Александр воспринял эту новость без особого энтузиазма. Но подумав, решил, что это ещё одна возможность глубже узнать историю и культуру Испании.
– После возвращения домой, у меня будет столько материалов, что я свободно могу не только написать кандидатскую с докторской диссертацией, но ещё и десяток книг. Это реальный шанс, в будущем, стать и академиком! Да и Быков прав, с Пабло Мачадо мы не расстанемся.
С Пабло Мачадо, помощником начальника штаба бригады Мальцев сошёлся так быстро, что он сам этому удивлялся. Это был его, по настоящему, первый в жизни друг. Двадцатилетний Пабло Мачадо был родом из маленькой деревеньки, находящейся неподалёку от города Оренсе в провинции Галисия. Почти одного роста с Александром, он имел такие же тёмные волосы, серые глаза, но сутулые узкие плечи портили его фигуру. Родители Пабло умерли, когда ему ещё не было и десяти лет, и мальчика взяла на воспитывание его родная бездетная и одинокая тётка Исабель. Тётушка имела два гектара земли, один она сдавала в аренду, а другой обрабатывала сама. Пабло очень любил свою тётю и всегда ей помогал. Вернувшись из школы, он вместе с ней пропалывал грядки, поливал, собирал урожай овощей. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, мальчик стал просто ненавидеть эту монотонную тяжёлую работу. Он хотел жить по другому. Тётушка Исабель его поддерживала в этом. Окончив школу, он поступил в Университет Барселоны на юридический факультет.
– Мой племянник будет адвокатом! – с гордостью сообщила всем знакомым и соседям Исабель.
Учился Пабло хорошо и закончил первый курс. Его тётя каждый месяц посылала ему из своих сбережений деньги для того, чтобы её любимый племянник ни в чём не нуждался. На втором курсе Пабло примкнул сначала к анархистам, а затем стал убеждённым сторонником коммунистических идей. Он бросил учёбу и полностью отдался партийной работе. Тётя по-прежнему высылала ему деньги, уверенная, что её племянник с успехом "грызёт" науки.
– Вот закончится война, и я продолжу учиться, но факультет хочу поменять. Мне бы больше подошёл исторический, – делился Мачадо мыслями по поводу своего будущего с Алекасндром.
Они виделись несколько раз в день. После ужина, зачастую, засиживались до поздней ночи. У Пабло была толстенная тетрадь в чёрном клеёнчатом переплёте, куда он записывал свои мысли и основные события, которые с ним происходили. А ещё Мачадо писал стихи. Они были романтическими и чувственными.
– Алекс, – говорил он иногда утром Мальцеву, – сегодня ночью меня снова разбудил чей-то голос. Он мне читал стихи. Я встал и быстро их записал. Послушай это:
Я хочу умереть, когда будет заходить солнце,
в открытом море и с лицом смотрящим в небо,
в последнее мгновение этой агонии, увидев
мою душу, рвущуюся, как птица, в небо.
Мне уже никогда не услышать,
оставаясь с небом и морем наедине
ни голосов, ни тихих молитв,
скрывающихся в величественном рёве волн.
– Как тебе, Алекс? Ответь мне честно!
– Красиво! По-испански звучит очень красиво, похоже на грустную мелодию, – признавался Мальцев.
В свою очередь, Александр часто рассказывал своему другу о Советском Союзе, о Ленинграде, об институте, где он учился.
– Здорово! – восхищался Пабло, – побывать на родине Ленина – это моя самая большая мечта в жизни.
– Закончится война и приезжай, Паблито! В чём дело? Думаю, что у тебя будет возможность поступить в какое-нибудь наше высшее учебное заведение.
– Да?! – восхищённо замирал Мачадо, – здорово! Но для этого надо знать русский язык. Надо будет начинать его учить. Ты мне поможешь?
– Конечно!
15 декабря началось массированное наступление республиканской армии на Теруэль. Поступил приказ: смешанную бригаду под командованием подполковника Овьедо, располагающуюся в Ворошиловских казармах направить на это участок фронта. Но возникла задержка с транспортом, а через неделю Теруэль был уже взят. Смешанная бригада так и осталась в резерве.
Франко решил развить свой наступательный успех. 9 марта 1938 года франкистская группировка под командованием генерала Ягуэ вошла в Каталанию после взятия города Лериды. 15 апреля Национальная армия достигла средиземноморских пляжей. Республиканская зона была таким образом разделена на две части. Цетральную, вокруг Мадрида и Восточную, часть Каталонии с Барселоной.
Несмотря на эти события, командование продолжала держать бригаду подполковника Овьеда в казармах. Барселону бомбили. Жертвы среди мирных граждан исчислялись уже тысячами. Многие жилые кварталы были разрушены до тла. Одним днём, Мальцев отправился в город в штаб компартии по личному приказанию Быкова. Почему отправили именно его, Александр не знал. Но эта небольшая вылазка из казарм его радовала. На улицах женщины и старики разбирали завалы из разрушенных во время бомбёжек домов. Кругом царила неразбериха. Чёрные флаги анархистов с надписями "Победа или смерть" соседствовали с портретами Ленина и лозунгами компартии. По развалинам бродили подозрительные типы в поисках чего-нибудь ценного. Тощие голодные собаки дрались из-за старой давно уже обглоданной кости.
– Сеньор, Вам не нужны часы? – вдруг услышал он чей-то старческий голос.
На углу стояла невысокая с морщинистым лицом и печальными глазами старушка, одетая в старое поношенное пальто. Мальцев хотел сказать нет, но увидев эту несчастную женщину, произнёс:
– Покажите, пожалуйста!
Старушка достала из кармана пальто карманные серебряные часы с массивной цепью и открыла крышку. Послышалась музыка.
– Сколько? – спросил Мальцев.
– А у Вас есть еда, сеньор? – спросила старушка.
– Нет, к сожалению.
– Тогда я бы хотела двести песет. – Произнесла она.
– Двести песет – это же огромная сумма, – подумал Александр, но вид этой несчастной старушки рвал ему сердце, – давайте! Я покупаю!
Он протянул ей деньги, а она вручила ему часы.
– Я вам продала память о моём покойном муже, – горько призналась старушка.
Глубокой ночью 25 июля несколько армейских корпусов республиканской армии неожиданно для противника форсировали реку Эбро и буквально смели франкистские части. Несколько дней наступление развивалось очень успешно, а затем стало выдыхаться. В начале августа немецкая и франкистская авиация уничтожила все переправы республиканской армии через Эбро. Наступающие стали испытывать серьёзные проблемы со снабжением продовольствием и боеприпасами. 6 августа части национальной армии перешли в контрнаступление. Республиканские дивизии стояли насмерть. В начале октября бригаду подполковника Овьедо, наконец-то, отправили в долину реки Эбро. Это был один из последних резервов Испанской Республики.
Две ночи бригада переправлялась через реку Эбро на утлых лодках, в которые могли поместиться не больше пяти человек. Артиллерию переправили на плотах, утопив при этом одно 75 мм орудие Шнейдер.
10 октября бригада подполконика Овьедо стала окапываться на высотах Кавальянс. Строились блиндажи, укреплённые огневые точки. Копались окопы в полный профиль и ходы сообщения. Связисты день и ночь сновали со свими катушками с телефонными кабелями.
14 октября в расположении бригады неожиданно появился товарищ Серхио. Сначала он побывал в штабе, где имел долгую беседу с подполковником Овьедо. К вечеру Серхио зашёл в блиндаж, где находились Быков и Мальцев.
– Вы уже знаете новость о том, что республиканское правительство отказалось от помощи интернациональных бригад. Их сейчас снимают с фронта, разоружают, и каждый, самостоятельно, как может, выбирается из Испании. Советский Союз по просьбе правительства Республики Испания также начинает отзывать всех военных советников, техников и переводчиков. Дело это не простое и может затянуться надолго. Предупреждаю вас, что в случае попадания в плен к франкистам, вам приказано застрелиться, – сухим тоном сообщил Некрасов, едва поздоровавшись.
От этих слов у Мальцева по телу пробежал озноб. Заметив его реакцию, товарищ Серхио добавил:
– Да, да, товарищ переводчик, именно покончить с собой! Или ты хочешь попасть плен к фалангистам или, того хуже, к русским белогвардейцам, воюющим в рядах армии Франко.
– Когда же нас будут эвакуировать? – тихим голосом спросил Александр.
– После завершения битвы за долину реки Эбро. К сожалению, не думаю, что она станет успешной для республиканских войск. Дай Бог, чтобы я ошибся, – ответил Некрасов.
Затем он долго беседовал с Быковым, в то время как Мальцев находился снаружи. Потом пришла очередь Александра.
– Слушай меня и запоминай. Если ты не хочешь попасть в плен и закончить свою юную жизнь выстрелом из пистолета в рот, то подумай об отходных путях заранее. Для того, чтобы застрелиться много ума не надо, а вот обмануть судьбу и выжить, не став при этои предателем – это высшее мастерство! Понял меня?
– Угу, – грустно ответил Мальцев.
– Ничего ты ещё не понял. Слушай, Александр, готовься к запасному варианту уже сейчас. Я сегодня был в штабе и заметил невероятное физическое сходство между тобой и Пабло Мачадо. Ты мне всё время говорил, что вы близкие друзья, – Некрасов сделал паузу.
– Какое там физическое сходство, товарищ Серхио. Мачадо ниже меня на несколько сантиметров. Сутулый, узкоплечий. Волосы зачёсывает на бок, а у меня "ёжик". Усы он стал недавно отращивать, – сделал критическое замечание Мальцев.
– Юноша, ты что, полный идиот? Естественно, что вы никогда не станете братьями-близнецами. Но ты должен уже сейчас стараться быть похожим на него. Кроме того, ты должен знать всё о его детстве, юности, родных, друзьях, болезнях. Когда наступит благоприятный момент, ты похищаешь у Мачадо все его документы, вплоть до семейных фотографий. Вклеешь в его удостоверение личности свою фотографию и ты уже – Пабло Мачадо! Да, семейные фотографии, конечно надо внимательно изучить и "подработать". Те, на которых ты совсем не похож на Мачадо – уничтожить, а остальные потереть немного пальцем или водичкой полить. Превратившись в Мачадо, у тебя появляется реальный шанс покинуть со всеми остальными территорию Испании. Уже сейчас идут переговоры между республиканском правительством и Францией об открытии её границы для свободного перехода беженцами. Так стань беженцем Пабло Мачадо! Я, конечно, не хочу, чтобы это случилось! Даю тебе этот запасной вариант. Понял?
– Так точно! – без особого энтузиазма ответил Мальцев.
На следующий день товарищ Серхио исчез из расположения бригады так же незаметно, как и появился.
На рассвете 30 октября Мальцев проснулся от сильного гула над головой. Земляные стены и крыша блиндажа вибрировали. Гул усиливался.
– Саша, наружу! – закричал Быков, вскакивая с пустых ящиков для патронов, на которых он устроил себе ложе.
Мальцев ринулся в траншею. Подняв лицо к небу, он не увидел восходящего солнца, а только силуэты сотен самолётов. Быков, приложив к глазам бинокль, тихо произнёс:
– Немецкие бомбардировшики. Вижу "Хейнкели 111", несколько "Дорньер ДО -17. А это что… Да это же пикирующие бомбардировшики "Юнкерс-87 СТУКА" Сколько же их… Один, два, три, пять…
Раздался жуткий вой. Буквально над их головами пронеслась тень самолёта, а за ней…
– Бум-м– м-м! Бум-м-м-м!
Задрожала земля. Шквал горячего воздуха швырнул Александра на дно траншеи. Он сразу же закрыл уши ладонями, чтобы не слышать этого леденящего кровь воя.
– Бум-м-м! Бум-м-м!
На спину Мальцева стала падать земля, засыпав его почти с головой. В паху у него стало горячо.
– Боже, прости меня, что я не верю в тебя! Прости меня, Господи! Я не знаю молитв! Но я прошу тебя, Господи, помоги мне остаться живым! – шептал трясущимися от ужаса губами Александр.
– Бум! Бум! Бум! – уже слышалось вдалеке.
Кто-то стал тащить его за ноги из земляного завала.
– Больно! Больно! Ноги оторвёшь! – кричал Мальцев изо всех сил.
Он с трудом открыл глаза, которые резало от попавшей в них земли и песка. Перед ним стоял на коленях Быков и почему-то очень тихо кричал ему:
– Жив, сынок! Жив! Глаза не три! Не три глаза! Ты меня слышишь, Сашок?
– Да, только очень тихо! – еле ворочая языком ответил Мальцев.
– Это тебя немножечко контузило! Не страшно – пройдёт! Давай вставай, сынок.
Быков поднял юношу. Вокруг висел сизый дым, и ничего не было видно. Мальцеву казалось, что стояла мёртвая тишина. Иван Терентьевич приложил к глазам свой бинокль.
– Наступают! Да ты смотри, все в тюрбанах! А рожи, рожи чёрные! Марокканцы! Марокканцы наступают! Чёрт возьми, почему никто не стреляет? Неужели нет живых?! За мной, Мальцев! – приказал Быков.
Александр бежал за Быковым по бесконечной траншее, спотыкаясь об оторванные человеческие головы, ноги и руки. Ноги почему-то вязли в грязи.
– Неужели дождь ночью прошёл? – подумал Александр и посмотрел вниз. Под ногами стояли лужи крови.
– Быстрее! Быстрее, сынок! – торопил его Быков.
Они прибежали на позицию, где находилась батарея пушек Шнейдер. Здесь было сплошное месиво из человеческих тел и металла.
– Мальцев, ко мне! Одно орудие уцелело! Давай ищи снаряды и тащи мне! Да, давай, сынок, давай! Не медли.
Александр стал метаться из стороны в сторону. Искорёженные пушки, кровь, тела…
– Ага, вот ящик со снарядами! – Мальцев став перед ним на колени, с трудом его открыл, – пустой, гад! А этот?
Он открыл другой.
– Есть! – обрадовался он и попытался унести сразу два снаряда, но они были скользкие и падали у него из рук. Тогда Александр крепко схватил один и побежал к Быкову.
– Молодец, сынок! Давай ещё! – обрадовался Иван Терентьевич.
– Есть! Ответил Мальцев и ринулся назад.
– Бум! – услышал он одинокий орудийный выстрел за своей спиной.
Он носил снаряды, выбиваясь из сил, и подавал Быкову. И над высотами слышался выстрел:
– Бум! Затем другой, – бум!
Приближаются! Сейчас бы пулемёт! Где бы взять пулемёт? – кричал Иван Терентьевич.
И как-бы отвечая на его просьбу, с левого фланга по марокканским цепям стал бить пулемёт. Потом другой. Третий, но уже справого фланга. Затем послышались редкие винтовочные выстрелы, которые переросли в череду залпов.
– Сашок, держи винтовку, давай бей по марокканцам! – закричал Быков, протягивая Александру Маузер.
Мальцев удобно устроился, почти как в тире ОСОАВИАХИМа и выстрелил в высокого в серой форме и тюрбане, который был совсем рядом. Марокканец упал, как подкошенный. Ещё выстрел. Ещё один упал. По наступающим били уже несколько десятков пулемётов. Марокканцы, не выдержав такого огня, стали медленно отходить.
Через два часа атака возобновилась. Бригада Овьедо стояла насмерть. Вечером был получен приказ об отступлении. Быков был подавлен. Он даже перестал разговаривать.
Бригада отошла в Мора ла Нуева.
– Да, прав был Некрасов, это начало конца! – вслух высказался Быков, как-то после обеда, свое мнение Александру.
Сражение за Мора ля Нуева начались шестого ноября с жестокого артеллерийского обстрела республиканских позиций. От разрыва снарядов, свиста осколков и дрожащей под ногами земли, у Мальцева опять случилось непроизвольное мочеиспускание. Но он уже этого даже не стыдился. Он думал только об одном: эвакуации.
В ночь на восьмое ноября республиканские части, оборонявшие Мора ля Нуева, стали спешно форсировать реку, отступая на Барселону. Битва за долину реки Эбро была проиграна.
Остатки бригады подполковника Овьедо были вновь размещены в Ворошиловских казармах каталанской столицы. Настроение у всех было очень гнетущее. Было понятно, что гражданскую войну выиграл генерал Франко. Барселону продолжали бомбить вражеская авиация. Порт был превращён в руины.
– Не осталось ни одного целого причала, – рассказывал Быков Александру, – где будет швартоваться судно, которое придёт за нами?
– А когда оно придёт? – с нетерпением спрашивал Мальцев.
– Уже три недели обещают, что через несколько дней. Ну сам видишь, что проходят эти несколько дней и никакого судна нет. Мы, Сашок, с тобой люди военные и должны выполнять приказы. Приказали ждать – значит надо ждать!
– Иван Терентевич, а где сейчас Некрасов? Что-то он давно не появлялся, – поинтересовался Александр.
– Как где? На Лубянке уже чай с сахаром вприкуску наверное попивает. – В сердцах ответил Быков.
У Мальцева было много свободного времени, и он целые дни проводил в штабе у Пабло.
– Алекс, у меня к тебе просьба, – сказал как-то очень грустно его друг.
– Говори, Паблито, что случилось?
– Алекс, мне уже которую ночь снится что я погибну…
– Да прекращай ты глупости говорить, – грубо оборвал его Александр, – ты же атеист, коммунист.
– Нет, друг, это очень серьёзно. Я всегда чувствую, что со мной произойдёт. Религия и мои политические убеждения здесь никакой роли не играют, – объяснил очень спокойно Мачадо. – Ты мне скажи, выполнишь мою просьбу или нет?.
– Конечно, Пабло. – Заверил Александр.
– В моём вещевом мешке ты найдёшь письмо в подписанном конверте. Это моё последне письмо тёте Исабель. В нём я признаюсь ей во всем и прощу прощения. Напиши ей как я погиб, вложи в этот же конверт и отправь…
– Пабло, ты что с ума сошёл?! – возмущённо закричал Мальцев.
– Также отправь тёте все фотографии, особенно военные, – спокойно продолжал объяснять Мачадо, – тетрадь, пожалуйста, забери себе. Только ты можешь понять смысл моих стихов и мысли, которые записывал я в дневнике. Обещай мне, Алекс.
– Обещаю тебе, Пабло! Но я уверен, что этого не понадобится, – уверенно произнёс Александр.
– Как знать? – уклончиво ответил его друг.
Двадцатого декабря во время очередного налёта на Барселону франкистской и итальянской авиации, бомбовый удар пришёлся по Ворошиловским казармам. В это время Быков и Мальцев находились в городе. Не успели они появиться на территории казарм, как их вызвал к себе подполковник Овьедо.
– Товарищи, я прошу Вас о помощи. Это не приказ, а именно призыв к солидарности и помощи. Я, конечно, понимаю, что вы ждёте транспорт для эвакуации из страны.
– Говорите, товарищ подполковник! – перебил Овьедо Быков.
– Во время налёта у нас погибли десять человек и пятнадцать раненых. Есть тяжёлые. Среди них и помощник начальника штаба бригады Пабло Мачадо.
Услышав это, у Александра защемило сердце.
– Чем мы можем помочь, товарищ подполковник? – спросил Быков.
– Я знаю, что Алекс умеет водить машину. У нас не осталось ни одного водителя. Надо перевести раненых в Гирону в местный госпиталь. Здесь никого нельзя оставлять, потому что националисты уже находятся на подступах к Барселоне. Наша бригада уже сегодня должна занять оборону в южной зоне города.
– А где эта Гирона? – поинтересовался Быков.
– Восемьдесят километров к северу от Барселоны. Два часа туда. Полчаса займёт выгрузка и размещение раненых и два часа назад. Получаетя около пяти часов, – объяснил комбригады.
– Давай, Мальцев! Надо людям помочь! Не волнуйся если судно прийдёт, мы без тебя не отчалим! Будем ждать сколько нужно! – приказал Быков, – да и вещевой мешок не забудь взять. Он должен быть с тобой и документы!
– Есть! – ответил Мальцев.
Александр быстро сбегал в комнату схватил свой вещевой мешок, сунул туда миску, ложку, нож, спички, флягу, фотографии и все документы. Через несколько минут он стоял во дворе у крытого брезентом грузовика марки "Маратон", которые с середины двадцатых годов производил испанский филиал Дженерал Моторс.
На носилках подносили раненых и бережно укладывали их на матрасы, постеленные в кузове.
– Алекс, – услышал тихий голос Мадьцев. Это был его лучший друг Пабло Мачадо, которого только что принесли два санитара.
Бледное лицо. Синие губы. Он больше не смог произнести ни одного слова, а только молча показал глазами на свой вещевой мешок, лежащий на одеяле, которым был укрыт раненый.
– Держись, дружище! Всё будет хорошо! Сейчас поедем в Гирону, в госпиталь! – подбодрил Александр Пабло и погладив его по голове, забрал вещмешок.
Дорога была хорошая, но сзади в кузове находились тяжелораненые, поэтому Мальцев ехал со скоростью двадцать пять километров в час.
– К вечеру не успею вернуться в Барселону, – понял он, – но что поделаешь. Приеду завтра. Раненых бы довести благополучно. Через три с половиной часа он въехал на территорию небольшого госпиталя, устроенного в здании средней школы. Сидевший рядом санитар, быстро вылез из кабины:
– Алекс, ты отдохни! Попей водички, а мы сейчас выгрузим раненых и поедешь назад.
– Хорошо! – согласился Мальцев и, взяв свой вещевой мешок и мешок Мачадо, пошёл искать колонку.
– Бум! Бум! Бум! – задрожала всё вокруг. На том месте, где минуту назад стоял грузовик с ранеными сияла огромная воронка. Теперь бомбы сыпались на здание госпиталя. Крики, проклятия всё смешалось. Несколько франкистских самолётов, упражнясь в меткости, безнаказанно сбрасывали бомбы на госпиталь, на крыше которого был нарисован огромный красный крест.
– Где же их зенитки? Почему они молчат? – почти плача кричал Мальцев, укрывшись в сточной канаве далеко от госпиталя.
Минут через пятнадцать самолёты ушли. Александр попытался приблизиться к зданию госпиталя, но это было невозможно. Всё горело. Откуда-то доносились слабые крики людей. Вокруг не было ни одной живой души. Послышались завывания пожарных сирен.
– Всё, мне здесь делать нечего! – сказал вслух Мальцев и неожиданно для самого себя разрыдался.
Он вернулся в Барселону только ночью следующего дня. Ворошиловсие казармы были пусты. Бригада Овьедо обороняла южные подступы к Барселоне, а Быкова не было.
– Где же ты, Иван Терентьевич? – спрашивал в отчаянии самого себя Мальцев, бродя по пустым казармам. В ответ слышался вой зимнего ветра влетавшего в разбитые стёкла.
Только на следующее утро, в порту, Мальцеву удалось узнать, что вчера, в полдень, какое-то советское судно часа два стояло на рейде. Нашлись свидетели, которые утвержали, что на нескольких шлюпках туда доставили большую группу людей.
– Ах, Быков, Быков! Бросил меня! Не дождался! – в отчаянии кричал Мальцев, глотая слёзы.
Он остался один в чужой стране.
– Так, надо успокоиться и делать то, что мне рекомендовал Некрасов, – решил Александр.
Он вернулся в пустые казармы. Первым делом он сжёг письмо Мачадо своей тётушке Исабель:
– Прости, меня Пабло! Но я хочу жить! Очень хочу! – прошептал он, наблюдая за тем, как пламя пожирает толстые листы бумаги.
Затем в огонь последовали фотографии Мачадо военных лет и юности. Мальцев достал военное удостоверение личности Пабло.
– Очень хорошо, – прошептал он, увидя в графе должность "солдат", – у командира могут быть какие-нибудь последствия, в случае плена или беженства. А с простого солдата что можно взять?
Мальцев очень аккуратно содрал фотографию своего друга и вклеил свою. Получилось неплохо.
– А действительно, Некрасов был прав, отдалённое сходство имеется, – убедился Александр внимательно рассматривая фотографию в удостоверении, – только надо будет чуть волосы ещё отрастить, да и усы свои привести в порядок. Правильно я сделал, что сразу же последовал совету Некрасова и не стал больше стричься, а пытался волосы зачёсывать как Пабло. Да и ходить стал, как Мачадо, несколько сутулясь. Теперь дело за тетрадью. Да, здесь работы очень много. Надо будет вырвать все листы, написанные Пабло и переписать их только уже своим почерком. Для этого понадобится время. Но у меня его достаточно. Надо только добыть винтовку, ведь простой солдат должен иметь только её, а не пистолет. И самое главное – это еда.
Бродя по казармам Мальцев нашёл брошенную винтовку системы Маузер, много патронов и даже две гранаты.
– Дезертир, наверное какой-то бросил.
На "чёрном" рынке купить продавалось очень мало продуктов питания. За четыреста восемьдесят песет, которые он имел, Александру удалось приобрести две булки хлеба, три банки рыбных консервов, плитку шоколада и целое ведро апельсин. Зато свой пистолет АСТРА 400 он очень удачно сменял на половину свежей курицы и полведра картофеля.
Оборудовав в казармах одну комнату для жилья, Мальцев принялся переписывать тетрадь Мачадо, а также внимательно изучать письма тётушки Исабель, которых была целая пачка. Его никто не беспокоил. Электрического света не было, скромную еду он готовил только днём на костре во дворе, а затем запирался в комнате и писал, писал… Иногда вдруг останавливался и с горечью произносил:
– Эх, Быков, Быков! Бросил ты меня!
Мальцев не знал, что вечером того дня, после того, как авиация противника стёрла с лица земли госпиталь республиканцев в Гироне, подполковнику Овьедо позвонил военный комендант города и рассказал о трагедии. Также он в красках рассказал о прямом попадании бомбы в грузовик с ранеными бойцами его бригады. Овьедо в свою очередь передал эту новость, как смог, Быкову. Иван Терентьевич уже знал много слов и понял сразу, что произошло. Он схватился за голову и в первый раз за много месяцев напился. А на следующий день, совершенно неожиданно, ему позвонили из штаба компартии Испании и сообщили, что через час в порт Барселоны зайдёт советское сухогрузное судно. Так Быков покинул Испанию один, твёрдо уверенный в гибели своего переводчика Мальцева Александра.
20 января Мальцев пешком покинул Барселону, направляясь на север в Гирону. Здесь он присоединился к колонне беженцев, следующих к Перенеям к границе с Францией.
26 января Барселона практически без сопротивления была оставлена республиканскими войсками.
