Почему мы, люди, так сильно отличаемся друг от друга?

Мои мысли на эту тему вытекают из гениальной идеи Чарльза Дарвина о половом отборе.

Дарвину не давало покоя многообразие украшений, созданных природой. (77) Это и малиновые «воротники», и синие пенисы, и качающиеся груди, и танцевальные пируэты, и мелодичные трели, и в особенности – громоздкие, неудобные перья павлиньих хвостов. Он чувствовал, что все это украшательство, кажущееся лишним и чрезмерным, подрывает его теорию, согласно которой каждое свойство, данное природой, имеет свою цель. «Стоит мне посмотреть на перья павлиньего хвоста, как меня начинает тошнить». (78)

Однако со временем Дарвин пришел к заключению, что все эти крикливые декорации преследуют одну и ту же цель – добиться расположения потенциального партнера. Согласно его умозаключениям, особи с наиболее яркими атрибутами привлекали больше партнеров, причем из числа наиболее завидных экземпляров. В результате эти щеголи оставляли гораздо больше потомства, передавая ему по наследству свои, на первый взгляд, бессмысленные броские черты. Этот процесс Дарвин назвал половым отбором.

Психолог Джеффри Миллер в своей весьма оригинальной книге «Мозг в поисках партнера» развивает дарвиновскую теорию полового отбора. Он утверждает, что в результате эволюции люди также научились приобретать весьма экстравагантные черты, которые помогают им произвести впечатление на потенциальных партнеров.

По мнению Миллера, человеческий интеллект, лингвистические способности, музыкальные таланты, способность создавать произведения литературы и изобразительного искусства, любовь к спорту, любопытство, способность решать сложные математические задачи, наши моральные ценности и религиозное рвение, участие в благотворительности, политические убеждения, чувство юмора, тяга к сплетням и творчеству, даже мужество, упрямство, настойчивость, доброта – все это слишком сложно и затратно для организма, чтобы считать, будто все эти качества природа подарила нам лишь ради выживания. (79) Если бы все эти свойства были нужны нашим далеким предкам для жизни, их обрели бы и шимпанзе. Однако этого не случилось.

Таким образом, заключает Миллер, все эти чудесные умения эволюция дала человеку лишь для того, чтобы повысить его шансы на достижение успеха в брачных играх. Мы – лишь «машины для ухаживания», утверждает он. (80) Те из наших предков, кто обладал умением поэтично говорить, искусно рисовать, ловко плясать или произносить пламенные речи на нравственные темы, считались более привлекательными партнерами. Подобные талантливые личности производили на свет больше потомков. Таким образом, постепенно все эти способности оказались встроенными в наш генетический код. А чтобы выделиться на фоне окружающих, наши предки специализировались в той или иной области и, таким образом, способствовали появлению того бесчисленного разнообразия человеческих типов, которое мы наблюдаем сегодня.

Миллер признает, что элементарные формы таких умений были полезны для выживания на покрытых травой равнинах древнего африканского континента: ведь у всех этих талантов существует множество применений. Однако он уверен, что данные способности со временем принимали все более сложные формы, поскольку нравились противоположному полу, представители которого были склонны выбирать партнеров, обладающих способностями в музыке, сочинительстве и иных подобных сферах. «Ум развивался при свете луны», – заключает он. (81)

Я согласна с теорией Миллера. Для примера рассмотрим эволюцию языка. Нашим предкам требовалось лишь несколько тысяч слов и простейшие грамматические конструкции, чтобы сказать: «Лев идет!» или «Подай орехи!» Однако цветистая поэтическая речь, музыкальные способности и прочие сложные человеческие таланты, по-видимому, развивались по мере того, как мужчины и женщины поколение за поколением демонстрировали себя с лучшей стороны в качестве потенциальных партнеров.

Однако почему древние люди вдруг начали предпочитать ухажеров, обладающих подобными необычными талантами? Для этого в человеческом мозге должен был развиться определенный механизм, способный заставить тех, кто делал выбор на брачном рынке, благосклонно воспринимать стихи, мелодичные напевы и прочие яркие способности, которые демонстрировали ухажеры.

Дарвин кое-что писал о том, как, по его мнению, различные существа реагируют на подобные демонстрации и почему они делают выбор в пользу определенного партнера. По его мнению, процесс выбора был связан с действующими критериями красоты. Самки всех видов, писал он, питают слабость к внешней привлекательности. Тем не менее он не мог понять, как именно в мозге животных функционирует механизм аттракции, признавая: «Сложно отыскать прямые доказательства их способности оценить красоту». (82)

Перед Миллером стояла та же дилемма. Ведь наряду с изменением поведения поклонников эволюционный процесс должен был соответствующим образом изменить процесс функционирования мозга у тех, кто делает выбор, обеспечив их способностью видеть различия между сигналами, посылаемыми разными ухажерами, и отдавать предпочтения некоторым из них, останавливая свой выбор на том или ином поклоннике.

Так, Миллер предположил, что наряду с эволюцией умственных и физических способностей человека происходило развитие «ментальных функций», «техник сексуального выбора», которые позволяли разбираться в ухищрениях ухажеров и формировать определенные предпочтения. Именно так наши предки развили в себе вкус к лингвистическим талантам, картинам, нарисованным на песке, харизматическому ораторскому искусству, моральной твердости и многим другим впечатляющим способностям, присущим человеку, наряду со способностью проводить различия, запоминать и оценивать все эти уловки в ходе ухаживания.

Тем не менее Миллер не выдвинул конкретных предположений, что именно заставляет объект ухаживаний предпочесть одни проявления талантов другим. Он лишь заметил, что мозг обладает неким «прибором для измерения уровня удовольствия» и что, вполне вероятно, в этом процессе задействованы эндорфины – природное обезболивающее, вырабатываемое мозгом.

Я полагаю, что «прибором для измерения удовольствий» служит механизм стимулирования романтической страсти, который регулируется цепочками распределения дофамина через хвостатое ядро и другие зоны мозга, отвечающие за получение вознаграждения. По мере того как древние мужчины и женщины придирчиво присматривались к потенциальным партнерам, древний механизм животной привлекательности постепенно переключался на романтическую страсть, свойственную человеку. Именно он помогал выбрать наиболее желаемый объект страсти и изобретательно ухаживать за ним, посвящая ему всю свою любовную энергию и время ради получения самой высокой награды – размножения.

Где, когда и почему наши предки впервые ощутили необходимость в утонченном владении языком и обладании прочими бесчисленными и необычными талантами ради завоевания партнера? Ведь шимпанзе до сих пор благополучно заводят любовников, не нуждаясь для этого в стихах и бренчании на гитаре. Что подтолкнуло эволюцию разнообразных человеческих способностей и создание в мозге специальных механизмов, которые заставляют нас терять голову от одного и отвергать другого? Иными словами, чему мы обязаны возникновением любви?

По словам английского поэта и драматурга XVII в. Драйдена, все началось еще в те времена, «когда в диком лесу жил благородный дикарь».